Глава седьмая. Обрывки страшных снов вперемежку со счастливой явью

Влюбленные встречались ежедневно. Козетта приходила в сопровожденииФошлевана. "Где это видано, - ворчала девица Жильнорман, - чтобы нареченнаясама являлась в дом жениха и сама напрашивалась на ухаживание?" Но обычайэтот, вызванный медленным выздоровлением Мариуса, укоренился еще и потому,что кресла в доме на улице Сестер страстей господних были гораздо удобнеедля бесед с глазу на глаз, чем соломенные стулья на улице Вооруженногочеловека. Мариус и Фошлеван виделись, но не разговаривали. Казалось, такбыло между ними условлено. Каждая девушка нуждается в провожатом. Козетта немогла бы приходить без Фошлевана. Для Мариуса присутствие Фошлевана былонеобходимым условием свиданий с Козеттой. И он мирился с ним. Рассуждая обулучшении жизни всего человечества и затрагивая в разговоре, слегка и вобщих чертах, политические вопросы, им случалось перекинуться несколькимисловами, помимо обычных "да" и "нет". Однажды по поводу народногообразования, которое Мариус мыслил бесплатным и обязательным, широкораспространенным, щедро предоставленным всем, как воздух и солнце, словом,доступным для всего народа, они сошлись во мнениях и почти разговорились.Мариус заметил при этом, что Фошлеван выражает свои мысли хорошо и дажевысоким слогом. Однако чего-то ему не хватало. В чем-то Фошлеван стоял нижесветского человека, а в чем-то выше. В глубине души Мариус обращался с немыми вопросами к Фошлевану, которыйбыл к нему достаточно благожелателен, но холоден. Порою он сомневался, неизменяет ли ему память. В его воспоминаниях образовался провал, темноепятно, пропасть, вырытая четырехмесячной агонией. Много кануло тудабезвозвратно. Доходило до того, что он спрашивал себя, действительно ли онвидел Фошлевана, такого серьезного и спокойного человека, на баррикаде. Это была, впрочем, не единственная загадка, которую видения прошлого,появляясь и исчезая, оставили в его памяти. Он не был избавлен от технавязчивых воспоминаний, которые принуждают нас, даже среди счастья иблагополучия, с тоской оглядываться назад. Тот, кто никогда не обращаетвзора к исчезнувшим картинам минувшего, неспособен ни мыслить, ни любить. Повременам Мариус закрывал лицо руками, и смутные тревожные призраки былогопрорезали сумеречный туман, окутавший его мозг. Он снова видел, как падаетмертвым Мабеф, он слышал, как распевает Гаврош под градом картечи, он ощущална губах смертный холод лба Эпонины. Анжольрас, Курфейрак, Жан Прувер,Комбефер, Боссюэ, Грантер, все его друзья вставали перед ним, как живые, азатем исчезали. Только ли сон все эти дорогие его сердцу существа,страдающие, мужественные, трогательные или трагические? Или они существовалив действительности? Прошлое заволокло дымом мятежа. Тяжкие потрясениявызывают тяжелые сны. Он спрашивал себя, проверял себя; голова его кружиласьот сознания, что эти жизни угасли бесследно. Где же они? Правда ли, что всеэто умерло? Обвал все увлек за собой в черную тьму, кроме него одного. Все,казалось, исчезло, словно за театральным занавесом. Порою над жизньюопускаются подобные завесы. И бог переходит к следующему акту. Да и сам он, Мариус, остался ли прежним? Он, бедняк, стал богатым; он,одинокий, обрел семью; он, отчаявшийся во всем, женится на Козетте. Емуказалось, что он прошел через могилу, опустился туда осужденным, а вышел насвет оправданным. Другие остались там, в глубине могилы. В иные минуты тенипрошлого, возвращаясь и оживая, обступали его и омрачали его дух; тогда ондумал о Козетте и снова успокаивался; только это великое счастье и моглоизгладить следы катастрофы. Фошлеван занимал какое-то место в ряду этих погибших. Мариус не решалсяверить, что Фошлеван с баррикады был тем же Фошлеваном из плоти и крови,который так степенно сидел рядом с Козеттой. Тот был, вероятно, одним изкошмарных образов, возникавших и таявших в часы бреда. Помимо всего, оба онибыли необщительны по природе; поэтому Мариус не мог прямо задать Фошлеванутакой вопрос. Ему и в голову это не приходило. Мы уже отмечали эту черту егохарактера. Два человека, связанные общей тайной, которые, как бы по молчаливомусогласию, не перемолвятся о ней ни словом, далеко не такая редкость, какможет показаться. Только однажды Мариус решился сделать попытку. Он навел разговор наулицу Шанврери и, повернувшись к Фошлевану, спросил: - Ведь вы хорошо знаете эту улицу? - Какую? - Улицу Шанврери. - Понятия не имею, - отвечал Фошлеван самым естественным тоном. Ответ, который относился, собственно, к названию улицы, а не к самойулице, показался Мариусу более убедительным, чем был на самом деле. "Положительно мне это приснилось, - подумал он. - У меня былагаллюцинация. Это просто кто-нибудь похожий на него. Фошлевана там не было."