Глава первая. Злая шалость ветра

С 1823 года, пока монфермейльская харчевня приходила в упадок ипогружалась мало-помалу не столько в пучину разорения, сколько в помойнуюяму мелких долгов, супруги Тенардье обзавелись еще двумя детьми, двумямальчиками. Всего их теперь было пятеро: две девочки и три мальчика. Этобыло много. Тетка Тенардье отделалась от двух последних, совсем еще младенцев, сособым удовольствием. Отделалась - подходящее слово. В этой женщине осталась лишь частицачеловеческой природы. Подобный феномен, впрочем, встречается не так редко.Как жена маршала де ла Мот-Гуданкур, Тенардье была матерью только длядочерей. Ее материнского чувства хватало лишь на них. С мальчиков женачиналась ее ненависть к человеческому роду. По отношению к сыновьям еезлоба достигала предела, ее сердце вставало перед ними зловещей крутизной.Как мы уже видели, она питала отвращение к старшему и ненависть к обоиммладшим. Почему? Потому. Самый страшный повод и самый неоспоримый ответ -"потому". "Мне не нужна такая куча пискунов", - говорила мамаша. Объясним, каким образом супругам Тенардье удалось избавиться от двухмладших детей и даже извлечь из этого пользу. Маньон - о ней речь шла выше - была та самая девица, которой удалосьпредоставить попечению добряка Жильнормана своих двух детей. Она жила нанабережной Целестинцев, на углу старинной улицы Малая Кабарга, котораясделала все возможное, чтобы доброй славой перебить исходивший от нее дурнойзапах. Все помнят сильную эпидемию крупа, опустошившую тридцать пять летназад прибрежные кварталы Парижа; наука широко воспользовалась ею, чтобыпроверить полезность вдувания квасцов, столь целесообразно замененноготеперь наружным смазыванием йодом. Во время этой эпидемии Маньон потеряла водин день - одного утром, другого вечером - своих двух мальчиков, еще совсеммалюток. То был удар. Дети были очень дороги своей матери; они представлялисобой восемьдесят франков ежемесячного дохода. Эти восемьдесят франковаккуратно выплачивались от имени "г-на Жильнормана его управляющим г-номБаржем, отставным судебным приставом, проживавшим на улице Сицилийскогокороля. Со смертью детей на доходе надо было поставить крест. Маньон искалавыхода из положения. В том темном братстве зла, членом которого онасостояла, все знают обо всем, взаимно хранят тайны и помогают друг другу.Маньон нужно было найти двух детей. У Тенардье они оказались, - того жепола, того же возраста. Выгодное дело для одной, выгодное помещение капиталадля другой. Маленькие Тенардье стали маленькими Маньон. Маньон покинуланабережную Целестинцев и переехала на улицу Клошперс. В Париже, при переездес одной улицы на другую, тождественность личности самой себе исчезает. Гражданская власть, не будучи ни о чем извещена, не возражала, и подмендетей был произведен легче легкого. Но Тенардье потребовал за своих детей,отданных на подержание, десять франков в месяц, которые Маньон обещалаплатить и даже выплачивала. Само собой разумеется, г-н Жильнорман продолжалвыполнять свои обязательства. Каждые полгода он навещал малышей. Он незаметил никакой перемены. "Как они похожи на вас, сударь!" - твердила емуМаньон. Тенардье, для которого перевоплощения были делом привычным,воспользовался этим случаем, чтобы стать Жондретом. Обе его дочери и Гаврошедва успели заметить, что у них два маленьких братца. На известной ступенинищеты человеком овладевает равнодушие призрака, и он смотрит на живыесущества, как на выходцев с того света. Самые близкие люди часто оказываютсяформами мрака, едва различимыми на туманном фоне жизни, и легко сливаются сневидимым. Вечером того дня, когда тетка Тенардье доставила Маньон двух своихмалюток, с нескрываемым желанием отказаться от них навсегда, она испыталаили притворилась, что испытывает угрызения совести. Она сказала мужу: "Новедь это значит покинуть своих детей!" Тенардье, самоуверенный ибесстрастный, излечил эту недомогающую совесть словами: "Жан-Жак Руссоделал еще почище!" От угрызений совести мать перешла к беспокойству. "А чтоесли полиция возьмется за нас? Скажи, Тенардье: то, что мы сделали, эторазрешается?" Тенардье ответил: "Все разрешается. Никто ни черта не узнает.А кроме того, кому охота интересоваться ребятами, у которых нет ни гроша?" Маньон была модницей в преступном мире. Она любила наряжаться. У нее наквартире, обставленной убого, но с претензиями на роскошь, проживала опытнаяворовка - офранцузившаяся англичанка. Эта англичанка, ставшая парижанкой ипользовавшаяся доверием благодаря обширным связям, имела близкое отношение ккраже медалей библиотеки и бриллиантов м-ль Марс и впоследствии сталазнаменитостью в судейских летописях. Ее называли "мамзель Мисс". Двум детям, попавшим к Маньон, не на что было жаловаться. Препорученныеей восемьюдесятью франками, они были ухожены, как все, что приносит выгоду,недурно одеты, неплохо накормлены, они находились почти на положении"барчуков"; им было лучше с подставной матерью, чем с настоящей. Маньонразыгрывала "даму" и не говорила на арго в их присутствии. Так прошло несколько лет. Тетка Тенардье увидела в этом хорошеепредзнаменование. Как-то раз она даже сказала Маньон, вручавшей ейежемесячную мзду в десять франков: "Хорошо, если б отец дал им образование". И вдруг эти дети, до сих пор опекаемые даже своей злой судьбой, былигрубо брошены в жизнь и принуждены начинать ее самостоятельно. Арест целой шайки злодеев, что имело место в притоне Жондрета, инеизбежно следующие за этим обыски и тюремное заключение - настоящеебедствие для этих отвратительных противообщественных тайных сил, гнездящихсяпод узаконенной общественной формацией; событие подобного рода влечет засобой всяческие крушения в этом темном мире. Катастрофа с Тенардье вызвалакатастрофу с Маньон. Однажды, вскоре после того как Маньон передала Эпонине запискуотносительно улицы Плюме, полиция произвела облаву на улице Клошперс; Маньонбыла схвачена, мамзель Мисс также, и все подозрительное население домапопало в расставленные сети. Оба мальчика играли на заднем дворе и не виделиполицейского налета. Когда им захотелось вернуться домой, дверь оказаласьзапертой, а дом пустым. Башмачник, державший мастерскую напротив, позвал ихи сунул им бумажку, оставленную для них "матерью". На бумажке был адрес:"Г-н Барж, управляющий, улица Сицилийского короля, N 8". "Вы больше здесь неживете, - сказал им башмачник. - Идите туда. Это совсем близко. Первая улицаналево. Спрашивайте дорогу по этой бумажке". Дети двинулись в путь; старший вел младшего, держа в руке бумажку,которая должна была указывать им дорогу. Было холодно, плохо сгибавшиесяокоченевшие пальчики едва удерживали бумажку. На повороте улицы Клошперспорыв ветра вырвал ее, а так как время близилось к ночи, ребенок не мог еенайти. Они пустились блуждать по улицам наугад.