Из слов песни. 9 страница

31. Владыка сказал: «День грядущий украсим цветами ра­дуги. Мост Космический в Беспредельность человечеству

О Звенящем Кедре

дан. Не толкайтесь на ступенях. Шагайте бодро, соизмеряя все в себе на 3-х великих принципах: Любви, Красоте и Дей­ствии. Так сказал я, и пришествие мое не за горами.»

32. Утверждаю: совершаемое вами должно звучать мали­новым звоном. Даже малая трещина в малом колоколе дает дисгармонию. Знаю, что вы стремитесь к лучшему и радуюсь каждому новому яркому шагу.

33. Владыка сказал: «Время Шамбалы наступило. Из точки на карте мы станем страной. Из страны станем планетой. Из планеты — миром во всем мире. Готовьтесь, воины мои, раз­вернуть Знамя Шамболы повсеместно!

Пришлось текст привести почти целиком, хотя поначалу хотелось ограничиться лишь некоторыми пунктами. Но все такое важное и впечатляющее, что рука не позволила остано­виться. Я всегда благоговела перед этими строчками. И как видите, в них нам напрямую говорят, что поможет пихтовое, кедровое и мятное масло. Кто даст пихтовое — не знаю... возможно тот, кто рожден под знаком этого дерева... А вот под «мятным маслом», скорее всего зашифрован определен­ный процесс наподобие массажа. Слово «мята» привносит смысловые понятия от следующих действий и выражений: разминать, комкать, жать, тискать в разных направлениях, давить и отпускать поочередно, месить, жевать и разжевы­вать, мять, размягчать. Под «мятой с маслом» любой процесс предусматривает осторожное, бережное отношение к пере­рабатываемому сырью, без грубой динамики... с учетом очень вежливого нежного отношения. Все должно происхо­дить плавно и незаметно, мягко и неназойливо. Без какого бы то ни было навязывания. Процесс размягчения должен идти как бы сам по себе, в силу своих самодвижущихся регулято­ров. Допускается чуть-чуть «помешивать воблою в бокале», как сказал бы Владимир Высоцкий, и не более того...

А вот под «Общиной» идут учения о Социализме и Комму­низме. Но это совсем не то, что в искаженном виде подсунули нам философы сталинского пошива, где все подбили под ми­ровоззрение своего властолюбивого владыки. То, что было, — историей было отвергнуто. Богом — тоже. И уж под общину никак не походит, малиновым звоном не назовешь. А вот сей­час нас приглашают подтвердить «санкционирование Звени­города». Как мы, уважаемый читатель, подтвердим? «Санкци­онирование» — это объемный, крупномасштабный правовой процесс определенных мер воздействия, выражающихся, в данном случае, в звуковом проявлении. Звени, звони — то же самое, что и оповещай, просвещай, информируй, разносись

Ключи к тайнам жизни

по всей округе, заявляй о себе, будоражь сердца и умы, при­зывай к подъему и пробуждению. И сама терминология слова «санкция» уже говорит о юридических правах на такое воздей­ствие и вмешательство. Санкция — строжайшее постановле­ние, имеющее юридическую силу и повеление. Вот так-то вот.

Кто все это передал там, высоко в горах Алтая группе В.Парамонова — трудно гадать. Передавал ли это уполномо­ченный от Рая... или от Олимпа, а может быть кто-то... от еще более высокого центра — нам сейчас не узнать. Поэтому скажем просто — от «Парсека Светлых Сил»... Я думаю, со­мневающихся не найдется... И так все очевидно.

Но переброс через отрезок времени темных сил — время очень трудное. Кругом сплошная несправедливость, в струк­турах власти — куда ни сунься — везде коррупция, взятки, вымогательства, народ с жутко низким интеллектом. Все продается и все покупается. Как аппарат власти — так сплошное «измерение в темных силах». Раньше было «в ло­шадиных», и это касалось только мощности двигателей, а те­перь вот добавляется к нашим речевым оборотам новый термин — «измерение в темных силах». Если раньше, напри­мер, можно было спросить: сколько лошадиных сил у этого двигателя, то теперь можно спросить, к примеру, о Минис­терстве Юстиции: каково их измерение в темных силах? А что творится в российских школах? Большая часть учителей без взяток и учить не желает. Вы думаете, я лгу. Тогда по­спрашивайте об этом родителей, чьи дети учатся в школах. А в высших учебных заведениях? Разве не так? Каждый житель любого города отлично осведомлен, какую взятку надо дать за то или другое высшее учебное заведение, чтобы туда при­няли учиться. И из этого не делается никаких секретов. К этому так привыкли, что считается нормальным явлением...

А что творится в структурах общественного транспорта? Я сама не раз была этому свидетелем: на несколько часов сни­мается общественный транспорт... и вместо рейсовых авто­бусов, по их маршрутам начинают сновать те же самые авто­бусы, только с частной инициативой... И есть у тебя проезд­ной билет или нет: все равно плати. И платят, потому как дру­гого транспорта не будет несколько часов... Куда ни кинь, а Библия права: в последнее время пойдет грабить даже хро­мой. И нельзя обвинить Космос в том, что на земле по его ви­не, время от времени, случались глобальные катастрофы в виде потопов. Это было необходимо, хотя бы потому, чтобы спасти, уцелевшую от разложения, праведную часть обще­ства. Дабы не погибла потом и она.

О Звенящем Кедре

В пункте 26, из только что приведенного послания в горах Алтая, есть такие строки: «...Всегда ли вы помните о нас? Всегда ли ваши мысли выручают нас?..» Как сильно это сказа­но! Но уверена, их смысл дойдет только до единиц. Все дело в том, что люди не знают о Законе Волеизъявления. С каждо­го человека считывается информация по его желаниям и уст­ремлениям, и не какая-то показная... в виде дани небу и бо­гу... для успокоения собственной совести... а истинная. В эту информацию входит все: и ваше отношение к развалу СССР, и ваше отношение к суверенитету зависимых от вас народов, ваше отношение к войнам на стороне и к войнам внутри стра­ны. Снимая с нас информацию, нас обязательно спросят: хо­тим ли мы забрать собственное население из окружных, от­соединившихся республик, желаем ли мы потесниться и при­нять их, поделиться жильем и землей. Каждого из нас спро­сят: желаем ли мы отказаться от взяток и власти, если тако­вое имеется в действительности. Нас спросят обо всем.

А бить себя в грудь и говорить: я с небом и богом, и в то же время рассуждать с позиций темных сил и быть далеким от того, что хочет небо и бог — то же самое, что и вредить небу. Не надо говорить и объясняться в любви к высшим силам, если не хотите понять того, чего они хотят. Человек с боль­шой совестью — не кричит о своей любви к небу и не разгла­гольствует о духовности. У него это внутри — само по себе. И напоказ — не работает.

Сейчас стало модным рассуждать о том, как повысить ду­ховность в обществе. Сразу видно, что говорящие не имеют никакого представления о том, что такое духовность, духов­ный человек и дух. У нас дух стал ассоциироваться почему-то с интеллектом. А ведь дух по Библии, субстанция совершенно независимая от человека: он может войти, а может — выйти. К тому же и дух бывает разный. Тот, который — святой, облада­ет каким-то даром, способностями; его интеллект высок, он благороден и честен. Тот, который — темный, напротив — по­хотлив, лукав, жесток, корыстен. А еще — святой дух не входит в порочное, бесчестное тело, а только в тела очень праведных людей. Кто это позволит его портить и компрометировать? Какому еще невеже позволят обтяпывать свои темные делиш­ки с помощью святого духа. Да святой дух у такого и не удер­жится, рванет так, что только его и видели. А вот тот человек, с которым соединятся его устремления, объединятся помыс­лы и желания, этот становится высокодуховным... со всеми признаками привнесенного улучшения. Гармония — великая вещь, ее резонанс только улучшает сотрудничество.

Ключи к тайнам жизни

Дух — это другая субстанция человека, и этой духовной субстанцией ведают другие измерения планеты, от которых мы не имеем права ничего требовать. И потому выдвигать лозунг «повысим духовность» — просто смешно. Дух — это зоны, совсем маленькие крошечные разумные человечки, которые могут жить в ауре нашей головы. О них было доста­точно сказано раньше. А вот лозунг «повысим интеллект», можно было бы и выдвинуть. Это было бы много скромнее... и не стараться прокатиться на дармовых клячах... за счет чу­жого, не своего, пусть даже и святого духа... Там виднее, к кому его послать...

А что касается интеллекта, то его повышать непременно нужно. Это уже собственный показатель качества, не привне­сенный и не взятый со стороны. И он добывается, как ни странно, любовью к труду. Прививается легко, если родители вовремя научат своего ребенка трудиться. Если вы его научи­те строить и созидать, выращивать и создавать, он никогда не станет уничтожать и разрушать, убивать и грабить. У каж­дого ребенка приходит время, когда его тянет к труду, стано­вится постылой учеба, не переносимыми школьные распо­рядки дня... вот тогда и надо ему дать возможность трудить­ся. Пусть это будет по два, по три часа в день, неважно, но подросток приобретет инстинкт к труду, проснется природ­ная тяга создавать и радоваться плодам своего труда.

При развитии этого чувства и качества параллельно раз­виваются все другие достоинства. К трудолюбию всегда спе­шат присоединиться благородные черты характера. Все вна­чале нанизывается на этот остов. И в государстве должны быть созданы такие предприятия, где подростки могли бы трудиться. Занять их посильным трудом — первоочередная задача государственного значения. Такие предприятия мог­ли бы освобождаться от налогов. Общество от такого бы но­вовведения только выиграло. Трудолюбивый человек всегда интеллектуален. У россиян это качество потеряно процентов на 80... Если не больше. Даже у интеллигенции, казалось бы, это самая просвещенная часть общества, увы, интеллекта — кот наплакал. Мало у кого наблюдается потребность рабо­тать, все больше по необходимости... нужда заставляет. Это потому, что в детстве не был разбужен инстинкт к труду, и ос­тальное... не прикладывается тоже. Да и куда ни посмот­ришь, везде у нас «тяп» да «ляп».

В пункте 22, этого же небесного послания, говорится: «Ве­ликая или Большая совесть означает величайшую восприим­чивость сердца, а значит — это состояние космическое. От-

О Звенящем Кедре

ражение этого — задача наипрекраснейшая». Намекнули — в точку. Вот чего у нас у всех не хватает, за исключением лишь каких-то единиц. Судя по тому, как мы относимся друг к другу, к престарелым людям, к детям, к своим подъездам и дворам, к общественному имуществу и транспорту, к про­блемам социальным и политическим, у нас мало у кого есть совесть. Да, мы даже создать хорошие законы не можем, только по той причине, что она у нас отсутствует.

Ну посудите сами, разве это нормально, что ни один, чест­но платящий налоги, предприниматель не может создать своего дела. Все разоряются по вине непомерно высокого налогообложения. Зато процветает подпольный мафиозный бизнес, умудряющийся обойти налоговую систему. Всем же остальным наши же собственные законы наступили на гор­ло. И от того вокруг сплошное разоренье, у людей нет денег, нет работы, нечем кормить себя и своих детей.

Так вот, была ли совесть у тех людей, которые разрабаты­вали налоговый кодекс? Это то же самое, как если бы вы вы­гребли у пчел весь мед без остатка и оставили бы бедных умирать с голоду в лютую зиму. Совестливый хозяин бы это­го не сделал, а поделился бы по-честному... и не подменил бы им на прожитье сладкий сироп из сахара вместо честно заработанного меда...

Много нам линий придется выпрямлять. Ох, и много! Да с кривыми душами много ли выпрямишь... Тут другие нужны... совестливые... А вопиющие несправедливости у нас на каж­дом шагу. И все по вине тех, кто издает указы и законы. Это потому, что они никогда не оговариваются с народом. А надо так, чтобы законы получали путевку в жизнь через тех людей, к которым они применяются, и при всенародном обсужде­нии, и при всенародном голосовании.

Хочу привести некоторые доказательства прямо-таки во­пиющего и бессовестного отношения к людям, переселяю­щимся на свою родину, в Россию, из окружных республик, бывших некогда в составе Союза. Я сама недавно, год назад, переселялась и на собственной шкуре знаю, что это такое. У меня много знакомых, которые проделали такой же самый путь и некоторые до сих пор еще не могут прийти в себя от тех потрясений, которые им пришлось перенести.

Надо сказать, что у военных-то как раз, в сравнении с обычными переселенцами, сложилось все как нельзя лучше. При их переселении была дана зеленая улица, а добрые международные организации Европы и Америки снабдили их самих и их семьи необходимым количеством долларов,

Ключи к тайнам жизни

вполне достаточным для покупки жилья и обустройства. И главное, что никого не забыли и не обошли. А вот обычные переселенцы, которые по всем моральным правам имеют законное право так же вернуться в Россию, подверглись сплошным издевательствам.

Их встретили в штыки. Да еще в какие! Против них восста­ло все и вся. По всем инстанциям ходили негласные запреты на прописку, на задержку оформления пенсий, на растамож-ку машин, на получение статуса переселенца. Всего не пере­чтешь. И за что? За то, что человек вопреки желаниям рос­сийских властей захотел вернуться на свою родину. А причин для этого у переселенцев много.

Во-первых, ни для кого не секрет, что во вновь образовав­шихся молодых странах началось жуткое гонение по отноше­нию ко всему русскоязычному населению. На тех работах, где можно было сократить — сокращали, где можно было просто уволить — увольняли. Люди стали страдать из-за не­знания языка. Например, в Прибалтике в очень короткое время сменили в всех организациях всю документацию на русском языке. Везде и всюду в ход пошел язык только ко­ренной национальности. Я видела муки людей даже в сбер­кассах, ибо там, чтобы оплатить коммунальные услуги тре­бовалось оформлять платежки на родном языке коренного народа. Более того, во всех организациях со всеми русско­язычными стали грубо разговаривать. Сама по себе помню: куда ни обратишься — натыкаешься на ненавистный взгляд или окрик. Я, всю жизнь плавая по морям, так и не выучила эстонский язык. На судах — команды сплошь русские, прак­тики никакой. А потом, после отсоединения Эстонии, я во­очию, на собственной шкуре испытала: что такое не знать язык того народа, где ты живешь.

Во-вторых, в тяжелое положение попали семьи с детьми, которым предстоит учиться, которые учатся или должны продолжить обучение в высших учебных заведениях. Сред­ние школы на русском языке стали сокращаться, высшие — тем более. Можно было бы первоклашек и отдать в эстон­ские классы... да тоже — свои трудности. Родители эстон­ского не знают, в случае чего, проверить домашнее задание или помочь с задачкой уже не смогут. А с русским языком перспектив учиться дальше — нет.

В-третьих, после отсоединения республик усложнились переезды через две границы, и люди, вполне естественно, захотели переехать к своим родным, близким и знакомым. И на это имеют все права. В конце-то концов, в эти республи-

О Звенящем Кедре

ки когда-то эти люди ехали, по большей части, не по собст­венной инициативе: туда посылали после окончания учебных заведений, туда направляли служить в армию, туда просто посылали работать... и в большом количестве. А теперь вот, обратно... принимать никого не желают. Как же так, свое родное население... и побоку... Но факт остается фактом: по чьему-то негласному повелению гражданскому населению повсеместно чинились всякие препятствия...

Были, правда, и горящие точки, такие, как Чечня и Кавказ, людям оттуда, скрепя сердце, все же вынуждены были да­вать послабление на переселение, но к переселенцам из других республик было иное отношение. Нас почему-то счи­тали симулянтами и врагами народа. Кому-то упорно не хо­телось признать развал Союза, и потому крепло мнение: чем меньше переселятся, тем лучше для рубежей России. А лю­ди продолжали мучиться и страдать. В Эстонии были люди, которые для своего будущего переселения приобрели ма­ленькие домики в России... и уже хотели переезжать. Но тут же поползли слухи, что их дома поджигают и палят. Я не мог­ла этому поверить и посчитала пропагандой. Однако через некоторое время, в Таллинне, я застала одну мою знакомую семью всю в слезах: им некуда было ехать, их дом спалили. Так я столкнулась с очевидным фактом, слухи по Таллинну имели подтверждение. Могли ли это быть чистые случайнос­ти? Жалобы неслись со всех сторон...

Позднее в России я, действительно, встречала таких лю­дей, даже среди местных жителей, которые сами по себе, по своему собственному убеждению, противились возвраще­нию на родину своих земляков. И самое страшное, что их бы­ло много. Понять переселенцев не хватало ни совести, ни интеллекта. Всегда возникал протест в виде вопроса: «Зачем тогда туда ехали? Так вам и надо! Пусть подыхают там!»

Лично я переселялась, как и все, на общих основаниях. Дочь с трехлетним ребенком на какое-то время решила еще остаться в Таллинне. И я решилась одна. Мне все больше и больше становились мучительными взгляды эстонцев, в ко­торых все больше и больше просачивалась вражда и откро­венная ненависть. Но с отъездом пришлось задержаться на три месяца. Собираясь выехать, я сняла все свои пенсион­ные деньги со сберегательной книжки и поехала по делам в Российское посольство. Но по дороге, в трамвае, в большой давке у меня вытащили из сумки и все деньги, и все докумен­ты. Денег на переправку и перевозку вещей не осталось, а я их хотела отправить заблаговременно. Среди моего неболь-

Ключи к тайнам жизни

шого домашнего скарба было тем не менее много книг, без которых мне невозможно было дальше ни работать, ни жить, ни писать. Украденными оказались также паспорт, пенсион­ное удостоверение и другие мелкие бумаги, однако, весьма необходимые при переезде. Хорошо еще, что я не успела ни­где сняться с учета. Это мне потом помогло в дальнейшем.

Трое суток я рыдала без перерыва. Потом успокоилась и пошла по инстанциям восстанавливать документы. За месяц я успела восстановить все нужные бумаги и даже временный паспорт. И в этот день, когда я получила временную бумажку, заменяющую мне главный мой документ, вечером на кварти­ру к нам пожаловал весьма крепкий и упитанный молодой че­ловек, хорошо одетый, и даже, как потом выяснилось, он при­ехал на модной иномарке. Парень растерялся, в квартире, помимо меня, было еще несколько человек, он достал из кар­мана мой паспорт и пенсионное удостоверение и сказал, что это все его рабочие нашли на свалке. Мы все уставились на документы, они как будто свалились с неба, но при этом об­ратили внимание и на руки держащего. Они тряслись в ка­ком-то жутком ритме, на лице парня появился и страх. Он, ви­димо, хотел потребовать вознаграждение, но не рискнул это сделать, быстро раскланялся и ушел. У меня на руках остался паспорт и пенсионное удостоверение: они были чистые, без помарок, и, конечно же, ни на какой свалке они не валялись...

Я обрадовалась возвратившимся документам. Потом по­зднее, выехав из Эстонии, я поняла, что если бы они не на­шлись, то я бы уже никогда не смогла никому и нигде дока­зать, что я — есть я. Я могла бы на это потратить весь оста­ток жизни и ничего не добиться, и ничего не восстановить. Временные документы, вместо утерянных, вызвали бы еще большее отторжение при оформлении прописки, пенсии и оформлении статуса переселенца. А без документов в Тал­линне остались очень многие люди... В полиции мне потом сказали, что ежедневно в общественном транспорте фикси­руется до 10-15 краж. И это только в транспорте.

Но денег на переправку вещей у меня уже не было. А в Пи­тере мне предложил прописаться и дать жилье один парень, наш партиец, давний почитатель моих книг и хозяин четы­рехкомнатной квартиры Женя Ильин: в квартире он был про­писан один. При том совершенно бескорыстно и без каких бы то ни было денег, во что потом никак не могли и не хотели поверить ни в милиции, ни в домоуправлении.

В Таллинне меня проинформировали друзья и даже при­несли на дом отпечатанные положения о переселенцах, в ко-

О Звенящем Кедре ' 337

их было хорошо и подробно рассказано о том, какую помощь они могут получить при переезде. И я, по своей наивности, решила обратиться во все надлежащие инстанции миграци­онных служб. У меня с собой всегда находились все и поста­новления, и все положения по миграции, но, увы, это только смешило чиновников. Они смеялись мне в лицо и говорили: вот тот, кто это писал, сочинял и распоряжался, — тот пусть и помогает. Выходит, что все постановления по миграции бы­ли фикцией, только лишь для наблюдателей международных служб. Мне говорили, вот если бы Вы были связаны с арми­ей, хоть как-то, то мы могли бы Вам помочь, и то — не мы, а заграница, а если Вы — гражданские, то как приехали, так и уезжайте. Мы, мол, вас не просили сюда приезжать, и не обязаны вас финансировать.

Но выход нашелся. Друзья дома предложили мне пере­править к родственникам в Питер их «Вольву». Машина, три­надцатилетней давности, по их словам — еще неплохо бега­ла. Она была вместительная, и я согласилась. Ее в течение одного дня оформили на меня, с тем расчетом, что в Питере после растаможки, я переоформлю ее на одного из их род­ственников. Я обрадовалась и на определенное время стала владелицей старенькой иномарки. И в городе она вроде бы еще хорошо бегала. Хозяева машины были друзьями моей дочери и зятя, и эта машина частенько простаивала у нас пе­ред домом. На ее ход вроде бы никто не жаловался. Но ког­да мы выехали на Питер, в машину как будто вселился бес.

Был ноябрь месяц и было уже довольно холодно. Сразу же при выезде из Таллинна в машине отключилось отопление, но это была еще не беда, самое страшное было впереди: где-то продырявился бак с водой, а где — нам с водителем не удалось докопаться и до самого Питера. Выехали мы уже под вечер, раньше не отпустили разные дела, а впотьмах разве найдешь неисправность, тем более что осенью так ра­но темнеет и ночи более темные. Через каждые два, три ки­лометра по всей трассе нам постоянно приходилось заново наполнять бак с водой. Воду мы брали прямо в канавах, в придорожных кафе и магазинах. Наполняли пластмассовые бутылки из-под пепси-колы, другой тары у нас не было, не захватили, и ехали дальше свои отмеренные два, три кило­метра.

Водитель пробовал найти или устранить неполадки, но куда там — все безуспешно. Во-первых, темно, а во-вторых, машина почему-то теряла воду только при движении. Стои­ло остановиться, как из-под машины не просачивалось ни

Ключи к тайнам жизни

одной капли. Чем дальше мы отъезжали, тем холоднее ста­новилось. Вблизи эстонской границы было уже совсем хо­лодно и вдоль дорог темнели замерзшие лужи, а после рус­ской — так и вовсе везде лежал снег. Мы набирали и клянчи­ли воду, где только можно. По дороге мы стали волноваться за пропуск на границе, вдруг нас там задержат, углядев не­поладки. Там придираются ко всему, к чему только можно прицепиться. Но по этой части все прошло благополучно. Я же говорю, что машина куда-то девала воду только при дви­жении и на трассе.

Но подъезжая к пункту эстонской границы, мы были вынуж­дены остановиться, впереди нас стояло около десятка ма­шин; все ждали, когда закончится какой-то там перерыв и нас впустят на пограничный пункт. В это время к нам подошли два детины и стали требовать налог за проезд дороги на иномар­ках. Мы смекнули в чем дело и стали отказываться, мотиви­руя тем, что все положенное заплатим в официальных ин­станциях. В ответ нам стали угрожать и попросили отойти с ними в близлежащий парк поговорить. От чего мы тоже отка-зались.\Цело принимало плохой оборот. Но неожиданно отку­да-то вынырнули два полицейских и не спеша пошли по тро­туару в нашу сторону. Вымогатели тут же испарились. Мы вы­шли из машины и остановили стражей порядка. Через не­сколько секунд они уже мчались за бандитами. Конца этой истории узнать не удалось, впереди открыли шлагбаум и мы поехали навстречу пограничной и таможенной службе.

Но и там нас ждали неприятности. Вконец изнервничав­шийся водитель, а он и был тем самым родственником моих друзей, которому предназначалась машина, впопыхах сунул какую-то там квитанцию за какой-то там налог в бумажник с деньгами и мы в течение 9-ти часов курсировали между эс­тонской и русской границей в поисках этого листка бумаги. Всяких пунктов было так много, а бумаг и всяких оформле­ний требовалось еще больше, что водитель совсем запутал­ся и забыл куда он положил эту злополучную квитанцию. И мы все ездили между пунктами контроля в надежде, что где-то отыщется наш листок. Нашу квитанцию усиленно искали все, притом сразу на двух границах, не только одни мы. И как ни странно, но «Вольва» вела себя послушно, ни одной капли воды за все это время из ее бака не пролилось, хотя мы и без конца сновали туда-сюда между двумя пунктами границы. Этот мост через реку Нарву у меня уже начинал вызывать приступ тошноты. Лишь через девять часов квитанцию слу­чайно обнаружил в кошельке с деньгами сам водитель, и то

О Звенящем Кедре 339

лишь после того, как ринулся во второй раз оплачивать ка­кие-то там налоги или услуги. Уже не помню.

Но как только нас впустила русская граница на свою тер­риторию и мы поехали по трассе, «Вольва» опять зачихала, закашляла и через каждые два — три километра снова стала просить воды. И только при въезде в Питер, где уже было по колено снега, машина опять исправилась, стала работать как часы и даже появилось отопление. Я стала рассуждать: в чем дело? В шутку сказала хозяину машины, что все дело, наверное, в названии. Мол, в слове «Вольво» есть корень «вол», на что мой спутник загадочно улыбнулся и сказал, что он тоже родился под знаком Быка. «Ну и помучили же Вы ме­ня вместе с машиной», — только и могла я ответить...

Однако впереди предстояли самые большие трудности, о которых я и не подозревала. Для того, чтобы эту машину оформить на настоящего владельца, мне необходимо было ее растаможить, а для этого вначале нужно было оформить прописку и получить в органах миграции статус переселен­ца. И только потом на этой машине можно было ездить, да­рить ее или продавать.

Прописывалась я долго. И хотя, казалось бы, были все ус­ловия: и хватало метров жилищной площади, и согласен был хозяин квартиры, но уперлись в домоуправлении и в пас­портном столе. Ни в какую и ни при каких обстоятельствах... С Женей Ильиным мы побегали по всем инстанциям. Все бы­ло тщетно. И никогда бы мне не прописаться, если бы ко мне не пришли наши партийцы, которые мне сказали: «Валенти­на Павловна, мы слышали о Ваших трудностях с пропиской. Разрешите нам вмешаться!»

Но разрешать я не хотела... я хотела без ходатайства пар­тии... на общих основаниях... как все. Мне хотелось весь этот путь пройти самой, посмотреть с какими трудностями стал­киваются переселенцы. Потому что стонов и слез от них слы­шалось много. Были даже такие, которые, не вынеся этих мук, кончали самоубийством. Но дальнейшие наши хлопоты с пропиской так и ни к чему не привели. Тогда помимо моей воли вмешалась партия, написали от себя ходатайство... по­том кое-кто куда-то сходил... с кое-кем поговорил... и меня прописали... А так бы — ни за что в жизни...

После получения прописки я пошла в миграционный от­дел: ведь для того, чтобы растаможить машину, нужен был статус переселенца. Иначе на таможне нужно было платить 40 процентов от оцененной стоимости машины. Я, конечно, попробовала сделать все возможное, чтобы растаможить ее

Ключи к тайнам жизни

раньше, и чувствовала, что в комитете по миграции дело за­тянется надолго. На таможне я вручила все документы по ма­шине (они все были в порядке), машине было без нескольких месяцев 13 лет, показала, что я уже как 5 лет на пенсии, предъявила и питерскую прописку, полученную уже к тому времени. Я обошла там всех начальников и даже была на приеме в главном управлении таможни в кабинете Морозо­ва. Я писала длинные прошения и ссылалась на то, что я, как пенсионерка с 5-ти летним стажем, просто не могу иметь столько денег, чтобы заплатить за растаможку машины. К за­явлению были приложены и копии всех необходимых доку­ментов. Ответ был: нет. Только после предъявления статуса переселенца... Это было зимой 1997 года.

И тогда я пошла в миграционный отдел по делам пересе­ленцев. В коридоре множество народа, запись на прием — за две недели. У всех одинаковые проблемы. И должна ска­зать, что туда можно записаться на прием и оформление до­кументов только после предъявления документов о пропис­ке. В противном случае вас никто не примет. Когда прошли мои положенные две недели очереди, я попала в кабинет к одной очень строгой женщине. Она просмотрела все мои бу­маги, просмотрела мой густой перечень причин, по которым я выехала из Эстонии и... сочла их недостаточными, чтобы признать меня вынужденным переселенцем. Я так и ахнула. А ведь я там указала помимо всех других обоснований, что я еще и руководитель и организатор партии «Северная Звез­да», и что партия существует в России и во многих россий­ских городах, и ее движение ширится, что партия с полити­ческой программой и т.д. Писала, что в Эстонии на мою об­щественную деятельность был наложен запрет, что мне отка­зывалось в проведении встреч с читателями моей книги, что я не могу избирать и быть избранной, что я не знаю эстон­ского языка, что я желаю вернуться на свою родину и т.д. И я не лгала, все было действительно так.