Глава 11. «Что такое?», — спросил я с беспокойством

«Что такое?», — спросил я с беспокойством.
«Маленькая неприятность, — отвечал он,
подавая мне бумагу. — Прочитай, что я сейчас
получил». Я стал её читать: это был
секретный приказ ко всем отдельным начальникам
арестовать меня, где бы ни попался…
А.С. Пушкин, «Капитанская дочка».
«ГАРРИ ПОТТЕР — ЛОЖЬ КАК СПОСОБ БЫТИЯ?
Мы продолжаем следить за делами школы чародейства и волшебства Хогвартс, — писала специальный корреспондент «Пророка» Рита Скитер. — И, разумеется, мы никак не можем обойти вниманием одиозную фигуру Мальчика-Который-Когда-то-Выжил — нарушителя спокойствия и бунтаря, расшатывающего устои школы.
Прежде всего стоить упомянуть о похвальнейшей инициативе Министерства, решившего внести свой благородный вклад в дело образования наших детей. Долорес Джейн Амбридж, старший заместитель министра, собственноручно отправилась в Хогвартс, чтобы стать преподавателем Защиты от Тёмных Сил — следует отметить, что Альбус Дамблдор, бывший верховный чародей Визенгамота, так и не сумел подыскать подходящего человека на эту должность. Впрочем, и в прошлые годы в школе Хогвартс имела место быть текучка кадров, что наводит на мысли о некомпетентности существующего руководства школы в подборе служащих — взять хотя бы вопиющее происшествие с оборотнем, целый год преподававшим нашим детям ЗОТС. Не есть ли это гнуснейшее надругательство над нашими лучшими чувствами — тёмное существо преподаёт Защиту от самого себя! Так что Министерство магии, будучи решительно настроено на недопущение впредь подобных инцидентов, взяло дело в свои руки.
Долорес Джейн Амбридж — чрезвычайно приятная в общении, любезная дама, как неьзя лучше подходящая на роль педагога. «Я всего лишь хочу, чтобы в школе был порядок, и дети получили возможность спокойно учиться, — поясняет она. — Право же, на моём месте так поступил бы каждый». Что ж, поаплодируем мужеству этой бесстрашной женщины, схлестнувшейся в схватке с непокорством и вольнодумием, старательно насаженными среди учеников Хогвартса!
В первый же день учёбы Гарри Поттер открыто отказался подчиниться своему преподавателю, в грубой форме заявив, что не желает учиться по разработанной Министерством программе, считая её непродуманной и необоснованной. И, разумеется, он снова говорил о том, что Тот-Кого-Нельзя-называть якобы вернулся — чтобы хоть как-то обосновать свой бунт, бессмысленный и беспощадный.
Результатом первого занятия по ЗОТС у пятого курса факультета Слизерин, к которому принадлежит Гарри Поттер, стало четырёхдневное взыскание, целью которого было втолковать Поттеру необходимость отказаться от привычки изрекать ложь на каждом углу — пусть даже она приносит ничем не заслуженную дешёвую славу и внушает тем, кто поверил этим россказням, некоторое подобие трепета. Казалось бы, так легко понять и принять, что время, когда необходимо обращать внимание на мальчика-Который-Выжил прошло, и необходимо увидеть просто Гарри Поттера — к сожалению, далеко не идеального человека. Но не так всё просто.
Внушающее ужас привидение факультета Слизерин, Кровавый барон, близко дружит с Мальчиком-Со-Шрамом. Не так давно у них состоялась занимательная беседа о лжи, где упомянутому мальчику внушалось, что лгать другим людям достойно, ибо все они не имеют никакого значения. Честного гражданина Магического мира Британии тревожат эти слова! Не пора ли прочесть несколько подобающих случаю экзорцизмов, изгоняя зарвавшихся духов в царство мёртвых, коему они и принадлежат?
«Поттер всё время несёт какую-то ерунду про Сами-Знаете-Кого, — говорит Драко Малфой, красивый и умный юноша, одноклассник Гарри Поттера. — Он так любит всеобщее внимание, что готов ради этого нарушать любые правила, ломать школьные помещения и наносить вред ученикам. Но Дамблдор, разумеется, всегда покрывает его. Это покровительство не доведёт Поттера до добра. Посмотреть хотя бы, как он срывает уроки, чувствуя полную безнаказанность! А это его возмутительное поведение в Большом зале, когда он целовался с кошмарными близнецами Уизли, не обращая никакого внимания на то, что он в публичном месте!»
Трудно судить, насколько действия Поттера продиктованы его собственной волей, но несомненно, что он чрезвычайно внушаем и легко подчиняется призрачным авторитетам, диктующим ему неверные цели и неверные средства. Вне также всякого сомнения, что тяжёлое детство пагубно повлияло на психику Поттера. Британскому обществу, с рождения Поттера принимавшему в его судьбе горячее участие, остаётся лишь надеяться, что постоянная подрывающая устои мирной жизни всё же перестанет быть образом жизни Гарри Поттера, и влияние достойных людей — таких, как Долорес Амбридж — сделает его образцовым гражданином Магического мира».
Гарри с трудом сдержал улыбку. Амбридж и Малфой — чУдные авторитеты. Нашли на кого ссылаться, конечно же. Теперь как минимум полшколы задумается, не правду ли, случаем, говорит Поттер, коль скоро Амбридж пытается его заткнуть. И пассаж о «вольнодумии» был явно неудачен; любой, умеющий строить простейшие логические цепочки, в состоянии дойти до того, что Министерство собирается решать за учеников Хогвартса, что им и как думать. Иными словами, Фадж усиленно накликивает на свою голову крупные дурнопахнущие неприятности. Да и Рита Скитер хороша; в стремлении сказать побольше гадостей за один раз не думает, что пишет.
Настроение у Гарри было не то чтобы отличное, но вполне терпимое. Шрам на руке успел затянуться, став белой полоской, выделявшейся на смуглой коже. Воскресное утро началось совсем не так плохо, как могло бы.

* * *

Зато воскресный день, увы, не стал таким уж радужным. Всю неделю Гарри возвращался после того, как все ложились спать, и благополучно избегал встреч с милыми одноклассничками иначе, как на уроках. Всю субботу он потратил на разгребание домашних заданий; сначала в библиотеке, потом сидя на собственной кровати. В конце концов он отключился в обнимку с книгой, и, надо сказать, редко его сон бывал таким спокойным и безмятежным.
Но не стоило забывать, что Малфой не спустит происшествие в поезде на тормозах. В конце концов, если до сих пор ничего плохого не произошло (ну, если не считать Амбридж), это значило только одно — то, что случится, будет очень плохо.
Итак, воскресенье. Библиотека закрыта, близнецы даже не появлялись на завтраке, явно занятые по уши каким-то новым экспериментом. Едва ли не впервые в жизни перед Гарри встала мучительнейшая проблема: чем заняться?
Он пристроил подбородок на сложенные на столе руки и задумался ещё крепче, благо Зал был достаточно пустынным, чтобы никто не мог ему помешать. Пойти погулять к озеру? С утра жуткий дождь...
— Поттер, — голос Боуда застиг его врасплох; Гарри резко вскинулся, автоматически смыкая пальцы на палочке. — Эй, полегче!
Боуд шарахнулся от Гарри, как от прокажённого. «И правда, что я такой нервный? Нежнее, Гарри, нежнее, пока в Сейнт-Мунго не забрали». Гарри выдохнул и убрал руку с палочки, что заметно приободрило Боуда.
— Тренировки Слизеринской команды по квиддичу начинаются со следующей недели. В восемь вечера в понедельник на квиддичном поле должны быть все, — с прохладцей сообщил Боуд. Гарри честно попытался вспомнить, кем играет староста шестого курса Слизерина, но так в этом и не преуспел. Давно ведь дело было, ещё на третьем курсе.
— Ага, я буду, — кивнул Гарри. — Что-нибудь ещё?
— К счастью, нет, — выплюнул Боуд, развернулся и удалился, чеканя шаг.
Безо всякой эмпатии Гарри мог сказать, что Боуд был злее Пушка, у которого из-под носа выдернули чужую конечность, предназначенную им себе на обед; правда, здесь дело было в менее приземленной причине, чем еда — Боуд не любил испытывать страх, особенно перед теми, кто младше, ниже по положению, нечистой крови... бла-бла-бла. «Но всё же не я его боюсь, а он меня. Это значит, что-то не так в его мироустройстве...» Гарри устало потёр виски.

* * *

Солнце грело ярко-рыжую чешую дракона, пристроившегося на берегу озера. Налетавшийся досыта над Запретным лесом Гарри дремал, полуприкрыв глаза; драконий слух доносил до него разговоры за сотню метров, но, право слово, они были слишком бестолковы, чтобы Гарри стал уделять им особое внимание.
— Это он?
— Ну да, ты же была на Турнире...
— Какой огромный...
— Он ещё вырастет, кстати. До ста футов.
— Мамочки!
— Зачем он это делает? Почему ему не запретят? Вдруг он кого-нибудь покалечит?
— МакГонагалл же не запрещают...
— Анимагов контролировать вообще трудно...
— При чём тут МакГонагалл?! Она кошка, а этот... он...
— Дракон он, дракон, что ты обычных слов выговорить не можешь?
— Слово обычное, а дракон нет! Это же Поттер!
— Слушай, хватит ныть, а? Если он тебя съест, его посадят в Азкабан.
— Но мне-то будет уже всё равно!..
— Он меня нервирует. Что б ему не свалить от озера?
— Может, он хочет подраться с гигантским кальмаром?
— Зачем бы ему?
— Ну... не знаю... а зачем он выдумывает про Того-Сама-Знаешь-Кого?
— А ты уверена, что он выдумывает?
— Ты что?! Это же все знают...
— Он же опасный псих!
— Он же маньяк!
— Он убил Тома из «Дырявого котла»!
— А если это был не он?
— А кто?..
Гарри не без труда узнал голоса гриффиндорских пятикурсниц; идентифицировать среди них он смог только Гермиону, которая бросала раздражённые реплики без тени страха. Некоторые из этих реплик можно было даже озаглавить «В защиту Гарри Поттера», чем Гарри был немало озадачен. Хотя у Гермионы, в отличие от многих прочих, в голове не опилки, и она могла понять или хотя бы предположить, что нелюдимый мальчик, спасший её от тролля на первом курсе, вряд ли отправился бы летней ночью пить огневиски и убивать ни в чём не повинных людей.
— Гарри?
А вот этот голос, тоже знакомый, уже куда как ближе. Прямо у самого уха. Гарри заинтересованно приоткрыл один глаз.
Рон?
— Ты же сейчас говорить не можешь, да? — отчего-то смущённо продолжал рыжий, заворожённо смотря в глаз Гарри — глаз размером с треть Рона. — Может, это... превратишься в человека?
Гарри усиленно попытался изобразить на расслабленной драконьей морде вопросительное выражение, и, похоже, ему удалось, поскольку Рон понял его без слов.
— Ну… это… может, погуляем? Тебе же вроде как нечего делать? — Рон отчего-то процвёл густым румянцем. — Поболтаем…
Гарри открыл второй глаз и недоверчиво уставился на Рона.
— То есть, я хотел сказать, я же извинился тогда, в поезде… ты же на меня не сердишься?..
Гарри окончательно утерял нить Роновой логики и, чтобы поспособствовать более осмысленной беседе, превратился в человека.
Ох. От резкой смены сразу всех способов ощущения мира Гарри слегка замутило — так долго, как сегодня он ещё никогда не оставался драконом; он пошатнулся, и Рон придержал его за плечи.
— Ты в порядке?
— В полном, — Гарри дёрнул плечами, высвобождаясь и сделал глубокий вдох, справляясь с дурнотой.
— А… это хорошо, — Рон порывисто спрятал руки за спину, опомнился, выдернул их оттуда и оставил свободно висеть по бокам, явно не зная, куда их деть. — Ну… так что?
— Ну… — Гарри несколько секунд размышлял. — Можно и погулять.
Все обиды, которые Рон когда-либо ему наносил, Гарри давным-давно не то что простил — забыл. Смерть Седрика одним махом перебила всё плохое, что когда-либо случалось с Гарри, придавила чашку весов к земле; и на самом деле не имело никакого значения, пойдёт Гарри гулять с Роном по территории Хогвартса или нет, абсолютно никакого — но Рон, кажется, так не думал.
— Здорово! — рыжий просиял.
Как мало, оказывается, людям для счастья надо.
На опушке Запретного леса уже опали все листья — осень в этом году началась рано; Гарри рассеянно брёл, вороша носками кроссовок красно-жёлтые, гриффиндорских цветов, охапки листвы. Рон рядом держался очень близко, дюймах в двух-трёх, но старательно избегал касаться Гарри — словно боялся обжечься.
Какой-то необязательный разговор о квиддиче завял сам собой, и несколько минут они провели в молчании. Рон бледнел, краснел, с непонятной решимостью вдыхал и выдыхал; Гарри с любопытством естествоиспытателя задавался вопросом — решится или не решится спросить, что хочет? И Рон решился.
— Слушай, Гарри… ты… тылюбишьФредаиДжорджа? — выпалил он на одном дыхании.
— Люблю, — не стал отпираться от очевидного Гарри. — Их нельзя не любить. А что?
— П-просто… я…
— Что просто ты?
— Я… — Рон смутился, залившись краской уже целиком, от линии волос до шеи, и споткнулся о коварный корень дерева. — Ой!
Рон с высоты своего внушительного роста грохнулся на землю, и Гарри во мгновение ока оказался рядом на коленях.
— Как ты?
— Нормально, жить буду… блин… — рыжий перевернулся; лицо было исполосовано иголками каких-то опавших веток, похожих на еловые. Но обычные ели так изуверски, как правило, не поступают; словно много раз провели по коже бритвой, садистки и старательно. Непрерывно выступавшая кровь заливала побледневшее веснушчатое лицо; Рон непроизвольно морщился от боли, и от этого ему становилось ещё больней.
— Сейчас… — Гарри выдернул палочку. — Только не дёргайся… Curo. Curo. Curo…
В колдомедицине Гарри был не силён — знал немного общей теории, которую можно было найти в библиотеке Хогвартса вне Запретной секции, обезболивающие зелья и несколько слабых заклинаний, способных залечить порезы разной глубины, остановить кровотечение, зафиксировать перелом. И да, с некоторых пор — ещё и заклинание диагностики; хотя Гарри не мог ручаться за то, что хорошо его запомнил, услышав сквозь пелену боли. Надо больше внимания уделить этому делу, что ли… самому ведь в первую очередь надо. Если что — под «что» следует в данном случае понимать Вольдемортов, Малфоев и прочую шушеру — то кто лечить будет? До Помфри или Фоукса можно и не успеть добраться…
— О, чёрт, — пучок иголок вошёл Рону под кожу, и Гарри заметил это, только уже залечив порез. — Рон, у тебя эти идиотские иголки под кожей. Сейчас вырежу, не ходить же тебе с таким украшением, да и больно, наверно…
Гарри говорил тихо, больше занятый своими мыслями, чем речами; Рон ни в чём не возражал, беспрекословно замирая, когда палочка Гарри касалась изрезанного лица.
— А вообще, нефиг шляться по Запретному лесу, — пришёл к выводу Гарри. — В следующий раз лучше другое место выбрать… Caedo!
— Стойте, Поттер! — резкий голос за спиной заставил Гарри вздрогнуть, но, слава Мерлину, не разрезать кожу Рона дальше, чем следовало.
— Accio иголки в ране, — Гарри выкинул мерзопакостные иголки куда-то в сторону.
— Немедленно остановитесь! — голос позади Гарри явно не привык, чтобы ему не подчинялись с первого раза.
— Curo, — Гарри залечил многострадальный порез и осторожно переместил голову Рона со своих колен на мягкую листву — которая, впрочем, тоже могла таить в себе какие-нибудь неприятные сюрпризы, не из прихоти же администрации лес считался Запретным.
— Petrificus Totalus! — фу, какое неприятное ощущение; Гарри мешком упал на землю.
Незнакомые лица замелькали сверху.
— Мистер Уизли, с Вами всё в порядке? Он не причинил Вам вреда? — отрывистые, почти равнодушные фразы.
— В-всё в порядке, — Рон был сбит с толку. — Зачем вы это сделали? Гарри никогда не причинил бы мне вреда!
Чья-то нога в тяжёлом ботинке наступила на запястье правой руки Гарри; «Он же сейчас кости раздробит…»
— Кингсли, подбери его палочку, — распорядился незнакомый голос.
— Долиш, не хватит ли командовать? — с раздражением отозвался знакомый голос Кингсли Шеклболта; должно быть, напарник сильно достал аврора своими потугами руководить, если на задании Кингсли позволяет себе такие подрывающие авторитет реплики. — И сойди с его руки, сломаешь!
— С каких пор ты стал жалеть преступников, Кинг? — судя по голосу, Долиш ухмылялся; тяжёлый ботинок всё сильнее давил, и Гарри, парализованный Петрификусом, не мог даже дёрнуться.
Кость большого пальца хрустнула; правда, почувствовали это только Гарри и Долиш. И ещё почему-то Рон.
— Прекратите! — голос рыжего был почти истеричным; Долиш, застигнутый врасплох хлёстким ударом, потерял равновесие и упал. — По какому праву вы его калечите?!
— Долиш, Кингсли, хватит собачиться, — вступил недовольный голос Аластора Грюма. — Как сопляки из учебки! Берите его и идём в замок, разбираться.
— Ты считаешь, здесь есть в чём разбираться? — голос Долиша дрожал от злости.
— Пока я возглавляю эту операцию, я решаю, есть ли в чём разбираться, — рявкнул Грюм. — Кингсли, освободи Поттера и веди в замок.
Освобождённый Гарри стремительно откатился вбок и вскочил на ноги; правая рука пульсировала болью.
— Верните мне палочку, — потребовал он.
— Ты не в том положении, чтобы требовать, Поттер! — встрял Долиш.
— Замолчи, Долиш! — Грюм начал терять терпение. — Парень, — это уже относилось к Гарри, — потерпишь без палочки час-другой?
— Нет, — упрямо мотнул головой Гарри. — Когда на меня вдруг нападают со спины и ломают руки, я хочу быть вооружённым.
Грюм осуждающе покачал головой; Гарри и сам понимал, что, с точки зрения старого аврора, ведёт себя по-идиотски. Вряд ли ему ещё что-нибудь будут ломать прямо сейчас, и уж конечно, час или два без палочки он мог прожить. Но его в любом случае отправят к мадам Помфри, и если она узреет на его ладони беловатые шрамы, складывающиеся в слова «Я не должен лгать»…
— Хорошо, Кингсли, верни ему палочку, — раздражённо мотнул головой Грюм.
Гарри поймал свою собственность, поблагодарил Кингсли одними глазами и направил кончик палочки на раненую руку.
— Ferula, — снимать правильно наложенное Ферула мадам Помфри не станет, тем более что заклинанию диагностики оно помешать не должно. Убедится, что перелом есть, даст костероста и велит отлежаться. А потом можно будет как-нибудь выкрутиться.
— Идём, Поттер, — властно приказал Грюм и демонстративно развернулся к Гарри спиной — дескать, не боюсь я его, господа подчинённые, любители нападать на мальчишек со спины.
Гарри беспрекословно пошёл; время артачиться то ли уже прошло, то ли ещё не наступило.
В кабинете Дамблдора Гарри больше всего не любил портреты бывших директоров; большая часть их всегда была против учеников — или одному Гарри так везло, что всякий раз, как он здесь оказывался, он вынужден был слушать их шипение о «старых добрых временах», когда таких «наглых шалопаев и нарушителей беспорядка» наказывали как следует, не то что при мягкосердечном добром Альбусе. Сейчас они снова принялись за своё, и их голоса лезли Гарри в уши, раздражали, мешали сосредоточиться.
— Итак, господа, — директор был совершенно спокоен. — Как я понял, человека, который выглядел, как Гарри, заметили сегодня днём на Диагон-аллее. Там этот человек разрушил до основания два магазина, убил пятерых прохожих и ранил более пятнадцати.
Ну да, ну да… его трудно было бы не заметить. Другой вопрос, что они там, совсем расслабились, что ли? Наверняка в воскресенье утром на Диагон-аллее полно народу, хоть бы Петрификусом самым дохлым зацепили — и выяснили бы, кто это на самом деле. А то горазды кулаками после драки махать… Гарри молча сидел и злился, благоразумно рассудив, что его участие в разговоре ничего не изменит.
— Именно так, — кивнул Грюм. — После этого Поттер демонически расхохотался, вскочил на Молнию и скрылся в голубой дали.
Гарри скривился.
— По свидетельствам учеников искали его, искали, а потом обнаружили над валяющимся на земле Уизли, с палочкой в руке. И Caedo из зубов вылетает чёткое такое. А у Уизли всё лицо в крови, — злорадно подытожил Долиш, которому никто слова не давал.
— Гарри? — Дамблдор вопросительно взглянул на Гарри.
— Рон упал. Какие-то иголки расцарапали ему лицо. Я стал лечить с Curo, заметил, что несколько иголок остались под залеченной кожей. Разрезал, вынул, залечил, и на меня напали авроры, — конспективно изложил Гарри, всем своим видом усиленно изображая горячее желание помочь следствию.
В справедливость оного следствия он не верил — вспомнить хотя бы, сколько лет за просто так просидел Сириус, хотя порции Веритасерума было бы достаточно, чтобы выяснить его невиновность; но и дёргаться был не резон. Пока не резон.
— Как видите, господа, всему есть простое объяснение, — откомментировал директор в сторону авроров и снова обратил взор к своему подопечному. — Гарри, у тебя есть алиби на первую половину дня? Где ты был после завтрака и до того, как отдыхал у озера?
У Гарри противно ёкнуло под ложечкой. Всё это время он в драконьем облике нарезал круги и выделывал манёвры далеко над Запретным лесом; как правило, в этом лесу бывает один Хагрид. Но Хагрида сейчас в школе вообще нет, он за пределами Шотландии с каким-то поручением… и не алиби у Гарри получается, а дырка от бублика. «Вот

* * *

*, честное слово».
— Я летал над территорией школы.
— На метле? — сумрачно уточнил Грюм.
— Нет, метлу я в этом учебном году вообще ещё не трогал. Я летал в анимагической форме, — чётко, как на уроке, ответствовал Гарри.
— Думаю, имеет смысл проверить метлу, — задумчиво высказался Грюм.
— И палочку тоже, Аластор, — напомнил директор.
— А если он знает заклятие Deletrius? — снова высунулся Долиш, которого Гарри начал уж тихо ненавидеть.
— Гарри, ты знаешь?
Почему бы и нет? Всё равно Дамблдор отмажет, тем более что Гарри и в самом деле был ни в чём не виноват. То есть, не сказать, что ни в чём — но к этому конкретному точно не причастен.
— Знаю. Но не пользусь, — то есть, нечасто пользуюсь. Но, опять же, знать об этом никому не обязательно.
— Вот видите! — возликовал Долиш. «Да что ж он так старательно меня топит, а? Я ему лично вроде ничего не делал».
— Гарри, дай сюда свою палочку, — мягко попросил директор. — Спасибо. Priopi Inkantatem.
Проверка показала Curo, что Гарри, впрочем, и ожидал; директор не оставил своих попыток и произносил заклятие до тех пор, пока не добрался где-то до среды; времени на это ушло достаточно много, потому что Гарри колдовал на уроках, защищал на ночь свою кровать всеми заклинаниями, какими помнил, регулярно пользовался палочкой, разжигая огонь под котлом, пока варил себе зелья сам (что, по-хорошему, было в Хогвартсе запрещено) — в общем, использвал на всю катушку. Завидев откровенную усталость и скуку на лице Грюма, Дамблдор предложил остановиться и увериться в невиновности Гарри.
— Вы уверены, профессор Дамблдор, что это у него единственная палочка? — поинтересовался Долиш с вызовом.
— Вполне уверен, Август, мальчик мой, — Гарри едва не пробило на смех, такая мука отразилась на лице Долиша от этого обращения. «Дамблдор сволочь, но умеет ставить на место». — Accio метла Гарри!
Проверка Молнии прошла в пользу «преступника». Гарри не удержался от ехидного вопроса, адресованного Долишу:
— Вторую точно такую же метлу поискать не хотите?
Какое-то мгновение Гарри думалось, что Долиш его ударит. Не будь рядом Грюма и Дамблдора, наверняка ударил бы.
— Что ж, недоразумение разъяснено, — Грюм грузно поднялся на ноги. — Кингсли, Долиш, идёмте.
Долиш на прощание одарил Гарри взглядом из серии «в-следующий-раз-тебе-не-поздоровится-маленький-говнюк» и вышел первым. Грюм неодобрительно сдвинул брови.
— До свидания, профессор Грюм. До свидания, мистер Шеклболт, — вежливо сказал Гарри.
Остаться с Дамблдором наедине — это было не то, чего жаждал Гарри; тем более что директор буквально сверлил его глазами, словно читая в мыслях, действительно ли Гарри невиновен. Гарри помотал головой, словно стряхивая с волос капли воды — думать стало легче, как будто с мозгов убрали тяжёлое ватное одеяло — и встал.
— Могу я идти, профессор Дамблдор?
— Конечно, Гарри, — доброжелательно кивнул директор. — И будь осторожен.
«Ты ещё не исчерпал свою полезность», — добавляли яркие голубые глаза.
«Разумеется, нет, а вот ты — да», — хамовато отвечали глаза Гарри.
Рон ждал Гарри снаружи, прислонившись плечом к стене метрах в трёх от входа в директорский кабинет; порезы, которые Гарри не успел залечить, так и продолжали кровоточить всё это время.
— Тебя же ни в чём не обвиняют? — встрепенулся Рон, одним прыжком оказавшись рядом с Гарри.
— Ты что, не ходил к мадам Помфри? — одновременно уточнил Гарри.
— Нет, я… я о тебе беспокоился, — Рон отчего-то снова покраснел.
— Тогда идём сейчас, — вздохнул Гарри и, взяв Рона за руку, потянул следом за собой. В больничное крыло Гарри мог найти дорогу из любого уголка замка. Ему думалось, что это был уже своего рода инстинкт.
Мадам Помфри отчитала обоих за то, что забрели в Запретный лес, как будто они были первоклашками; Гарри воспринял её речи стоически, а вот Рон менял окраску кожного покрова с периодичностью светофора и пришёл в настоящий ужас, когда мадам Помфри дошла в своём монологе до темы профнепригодности:
— Подумать только, вы ведь оба старосты! Вы должны подавать пример другим студентам — что, теперь все понесутся в Запретный лес?! Если такое повторится ещё раз, я буду вынуждена поставить перед Дамблдором вопрос о вашем соответствии вашим должностям!
В основном мадам Помфри так разбушевалась из-за того, что в незалеченных порезах Рона нашлась какая-то микроскопическая зараза, которую надо было вымывать очень тщательно, и которая могла заползти глубоко в ткани за время, прошедшее с момента ранения; Гарри, ничуть не дороживший должностью старосты, отлично видел, что колдомедик выпустит пар, вымоет эту заразу и успокоится, и уж тем более не станет ставить никаких вопросов, но Рон был в панике.
— Так, а у тебя тут что? — мадам Помфри перешла к Гарри. — Кто накладывал Ferulа?
— Я сам.
— Хм… ладно, пусть будет, лишняя фиксация не помешает, — мадам Помфри взмахнула палочкой над его рукой, скороговоркой бормоча диагностические заклинания одн за другим. — Практически раздроблен сустав… ты уронил себе на руку кирпич?
— Нет, аврор наступил, — ляпнул Гарри и, только договорив, понял, на что себя обрекает этой репликой.
На ещё одну долгую возмущённую речь, длившуюся всё то время, пока мадам Помфри смешивала обычный костерост с чем-то ещё — для суставов не подходил обычный — поила Гарри этой гадостью и давала подробные инструкции, включавшие в себя снятие к вечеру заклинания Ферула и дополнительный визит к ней, дабы удостовериться, что всё восстановилось как следует, это ведь рука, которой он держит палочку! Гарри кивал, не собираясь на самом деле даже близко подходить к лазарету, как только снимет Ферула. Маньячка Амбридж…

* * *

Учитывая, что письмо могло быть перехвачено, Гарри шифровался, как мог. Хотя теперь ему не приходилось долго думать по поводу того, о чём же написать, чтобы послание не вышло слишком куцым.
«Дорогой Бродяга!
Как у тебя дела? Спрашиваю, потому что надеюсь, что хоть у кого-то хорошо. Учебный год у меня начался кошмарно.
У нас новый преподаватель ЗОТС — Долорес Амбридж. Она чуть менее мила, чем твоя мама. Мы с ней ладим, как ты с той крысой.
А ещё кто-то, прикидывающийся мной, продолжает громить Лондон. Если он будет действовать в таком же темпе, Британия останется без столицы. Авроры сегодня выясняли, не я ли это был на самом деле; выяснили, что не я, но, по-моему, не поверили.
Я очень скучаю по нашему самому большому другу. Надеюсь, он скоро вернётся?..
Как дела у Луни?
Пиши мне почаще.
Твой,
Гарри».
Хедвиг скрылась в темноте; Гарри поплотнее завернулся в мантию-невидимку и пошагал прочь из совятни.
Все уже спали, когда он вернулся. И снова для него не было никаких смертоносных сюрпризов в кровати или поблизости; Гарри находил это тревожным, но он слишком устал за день, чтобы обдумывать ещё и это.
Ему снились коридоры, заканчивающиеся закрытыми дверями, буйная ярость и сжигающее нетерпение; и снилось холодное наблюдение за самим собой… или за кем-то другим, которого пожирали эмоции, и который единственный был виноват в этих снах. Шрам на лбу пылал болью, и Гарри, не просыпаясь, стискивал зубы и изо всех сил прижимал к отметине от Тёмного Лорда холодные ладони.