Часть 3. Этап СГУ (1972- 1997) 5 страница

Но несчастья этого года не кончились. Мне позвонила Галя и сказала, что Алеша арестован по подозрению в убийстве… Это была безнадежная борьба с нашим славным правосудием… Я семь раз летал в Пермь, поддерживал Галю. Мы прошли все круги ада, который называется "судебным расследованием".

Для нас свадебные дни были перед глазами. Я составил хронометраж событий и однозначно доказал, где в момент совершения преступления находился Алексей. Так как это были показания родственника, они не были приняты во внимание… Пока Алеша сидел в камере предварительного заключения, в Перми было совершено еще одно, аналогичное преступление. Это тоже не заставило следствие задуматься… Я ходил к прокурорам разных уровней, чуть не оставил партбилет "за неуважение к органам власти"… Уехал я только тогда, когда исчерпал все свои возможности…

Но я не знал, на что способна Галя. Она поехала в Москву в Генеральную прокуратуру, с помощью Володи Илюхина пробилась на самые верхи, но и там услышала банальные ответы… Однако что-то сдвинулось и в конце года Алеша был выпущен, а позднее все обвинения с него были сняты… Он потерял год обучения в вузе и уйму нервов. А о нас говорить не приходится… И никто даже не извинился… А я написал Гале:

И снова рассвет, как вчера, одинок,
И снова закат проводил без тебя...
Ах, как бы хотелось послать между строк
Тоскую, грущу, ожидаю любя...

Но жизнь не ручей, а слова не вода.
И нам никогда не вернуть
Ни эти часы, ни эти года
Ни даже – пройденный путь...

Турбины на взлет, а мысли вразброд.
И скрыв за улыбкой тоску,
Опять провожаю тебя как на год,
И все – на бегу, на бегу...

30 декабря 1981 г. Галя неожиданно прилетела в Крым, а Алеша улетел в Москву к своей девочке, которая всю эту эпопею перенесла очень мужественно. Мы вдвоем тихо встретили Новый год. Галин любимый девиз "выстоим" стал и моим…

Г.

КРЫМ-2. Первые дни 1982 г. мы провели "по-семейному": сходили к Любе на могилу, побывали у Аллы и Олиферовых, у Андрея и Ольги. Галя им всем очень понравилась. Затем я одел ее в мою пуховку (она после всех судебных волнений очень мерзла) и мы на "Жигулях" совершили турне по тем районам Крыма, которых она еще не знала: Симферополь-Алушта-Судак-Новый Свет-Феодосия- Симферополь.

Затем Галя пошла к директору ИМР договариваться о работе. Специалисты ее уровня нужны везде и Кирикилица сказал, что будет объявлять конкурс. Но ответ на вопрос: "где Вы остановились" шокировал всех присутствовавших: стало ясно, что Панарина стала Дублянской^[20]… Не без помощи жены директора новость мгновенно разнеслась по институту и Галя вышла из его дверей под десятками взглядов... С директором они договорились, что она берет 4 месяца на завершение своих дел и переезжает в Крым в мае.

В начале февраля я побывал в Одессе и повидался с теткой. Она чувствовала себя вполне прилично и поэтому неизбежные разговоры о смерти (ей было 77 лет) серьезно не воспринимались. Мы договорились, что увидимся в Крыму и я уехал домой, а оттуда – улетел в Пермь. Галя была в командировке в Москве и меня встретил Алеша. Что-то в его лице меня насторожило. Но он сперва напоил меня чаем, а только потом вручил телеграмму, в которой сообщалось о смерти Елизаветы Ивановны… Я вернулся в аэропорт и ночью вылетел в Москву, а оттуда в Одессу. Утром я успел позвонить Гале и предупредил ее, что встреча с теткой уже не состоится… Галя порывалась приехать, но она грипповала и я ее отговорил.

Похороны – всегда тяжкая процедура. Было много выступлений коллег, телеграмм от ее учеников: А. Бойко, А. Ворошило, Н. Огренича, Г. Олейниченко, Г. Поливановой, В. Руденко, А. Фоменко, З. Христич, Е. Чавдарь… Как всегда, говорились хорошие слова, но никто не вспомнил, что Елизавета Ивановна 20 лет занимала должность профессора, но получала ставку доцента (ее документы "затерялись" в Киеве, а подумать об их восстановлении никто не удосужился). Затем были хлопоты с квартирой и с разными документами. Домой я вернулся только через 10 дней…

Весной в Симферополь приехал Юра заканчивать свою дипломную работу о гидротермокарсте. Это была совершенно новая постановка проблемы: во всех учебниках и монографиях о Крыме отмечался только активный среднеюрский вулканизм (вулканы Карадага, лакколиты Аю- Дага, Кастеля и пр.). Карстовые формы развиты в верхнеюрских и более молодых известняках… Но обзор Г.А. Максимовича по гидротермокарсту мира настораживал: гидротермы могут существовать много дольше активного вулканизма. Имелись и прямые признаки этого явления в Крыму: непонятные формы отдельных полостей (пещера Карани – огромная перевернутая чаша диаметром 60 м; в шаровидных пещерах, вскрытых в обрывах у Байдарских ворот в начале ХХ в. был добыт исландский шпат, из которого изготовили первые русские николи для микроскопов и пр.).

Юра был хорошим скалолазом, во Львовской лаборатории термобарохимии работали Любины друзья, я знал все "спорные" объекты исследований. Все складывалось хорошо и Юра взялся за работу. Он обследовал все указанные мною пещеры, отобрал пробы, отвез их во Львов и выяснилось, что в Крыму существовала мел-неогеновая гидротермальная система. От Байдарских ворот до Судака он нашел шесть карстопроявлений с температурой кальцита от 200 до 40?С… Этого было более чем достаточно для дипломной работы. Юра позже говорил, что два месяца работы над дипломом под моим руководством дали ему больше, чем годы обучения в университете. Конечно, это было преувеличением, но, говоря его же языком: "мелочь, но приятно…"^[21].

Галя приехала в Крым в конце апреля, и до начала работы в ИМР мы совершили ознакомительную поездку на автомашине по Черноморскому побережью до Сухуми. Побывали в Адлерском стационаре, посетили Воронцовскую пещеру. По дороге потолковали о наших планах. Галя сказала, что ей хватит новой работы и семьи, наукой она заниматься не будет. Зная ее, я сомневался, но возражать не стал.

Затем начались ИМРовские будни. Гале пришлось заняться проблемой подтопления Крыма и Украины. Новый регион, новая тема, новые люди… Есть от чего растеряться… Но Галя проявила себя с лучшей стороны и вскоре самые яростные противники признали ее. Ее упорство, четкость мышления, умение решать организационные вопросы и разговаривать с начальством поразили меня. Я понял, что совсем еще не знаю Галю, не бывшую аспирантку Г.А. Максимовича, а руководителя крупного подразделения (во ВНИИОСугле она решала проблемы угольной отрасли всей страны). И еще я понял, что во многих вопросах она не слабее, а сильнее меня…

Летом мы провели экспедицию на Бзыбский массив, совершив в основном геологические маршруты по западному склону массива и части плато. Зимой выпало много снега и потому надо было быть особенно осторожными со студентами: они норовили съехать по снегу, не зная, что ниже может быть невидимый сверху обрыв… Много времени занял опыт на конденсационном источнике Хацвердзых.

ВОЛОДЯ. В конце лета мы с Галей планировали большую поездку по "Московскому кольцу". 18 августа, ожидая ее, я уже стоял с ключами от машины в руках, когда раздался звонок. Плачущая Нина Илюхина сообщила о гибели Володи… Еще через несколько минут позвонил Борис Коган из Севастополя. Он сказал, что билетов на поезд нет, но он достал два общих места в Москву…

С Володей меня связывало многое. Это была организация советской спелеологии (Владимир много лет был председателем центральной секции спелеотуризма, а я – членом его Бюро); "бюрократические игры" в ЦС по туризму и экскурсиям (нельзя провести научную или поисковую экспедицию – проведем слет, сбор, школу или курсы…); первый всесоюзный слет спелеологов в 1962 г. в Крыму (он закрепил личные знакомства спелеологов страны и подготовил первых официальных инструкторов спелеотуризма). Его квартира превратилась то ли в штаб, то ли в гостиницу. Можно было только поражаться терпению и энергии его жены Нины, которая традиционно хлебосольно встречала и провожала всех приезжающих…

Жизнь Володи проходила как бы в нескольких параллельных мирах. Спелеологи мало знали о его научной деятельности (доктор физико- математических наук, блестящий физик и кристаллограф, автор более 500 научных статей, двадцати изобретений и даже одного открытия, руководитель 20 защитивших диссертации аспирантов).

Его коллеги из институтов кристаллографии и космических исследований АН СССР мало знали о его "хобби" – пещерах (более 600 первопрохождений, десятки публикаций). И те, и другие не представляли себе масштабов общественной деятельности Илюхина: председателя Центральной комиссии спелеотуризма ВЦСПС, Председателя секции спелеологии Научного совета по инженерной геологии и гидрогеологии АН СССР, первого представителя СССР в Международном союзе спелеологов, на которого легли основные трудности борьбы за наше признание за рубежом, члена ряда комиссий и т.д.…).

Володя был великолепным воспитателем. До сих пор ходят легенды о его спортивной (бег в гору с отягощением и ускорением) и научной школе (решение теоретических проблем методом "мозгового штурма"). Он был обязательным неформальным соавтором первых методичек и книг "Путешествия под землей", ему принадлежат первые публикации о спелеологии СССР, странах соцлагеря, Англии и Франции, Югославии и Германии.

При таких масштабах работы и плохой "обратной связи" (уж больно спелеологи не любят отвечать на письма и просьбы!) в его деятельности были издержки. Он находился "между молотом и наковальней" – в ВЦСПС были недовольны его ориентированностью на науку и спорт (а не туризм!), а спелеологические круги раздражала его категоричность и не всегда корректные решения (например, о "пожизненной" дисквалификации за нарушения нами же созданных правил).

Погиб Володя в пос. Гантиади (Абхазия), попав под автомашину. На первый взгляд – случайность. На деле – закономерность. Он не мог опаздывать в Адлер к самолету – на Байконуре его ждал советско- французский космический эксперимент. А здесь – серия накладок: задержка на Арабике (на спуске заблудилась участница выхода), поломка рейсового автобуса… Он "жег свою сигару с двух сторон" и "Рафик", обходивший остановленный им Икарус, – была последняя вспышка, которую он помнил…

С уходом из жизни Илюхина советская спелеология потеряла бесспорного лидера, а я – своего бессменного страхующего и друга… Владимир Валентинович Илюхин был звездой первой величины в мировой спелеологии. В ее истории он занял почетное место.

Человек уходит из жизни, а дела его остаются… На похоронах ко мне подошли сотрудники издательства "Наука" и я подписал к печати нашу общую монографию "Крупнейшие карстовые пещеры и шахты СССР", успев вставить в предисловие несколько строк о его безвременной гибели… Я пр??вел несколько дней с Ниной, успокаивая ее и разбирая архивы Володи.

Осенью в СССР приехал нынешний президент Союза спелеологов, испанец А. Эразо. В Крым его привез Володя Давыдов. Мы совершили хорошую экскурсию на Чатырдаг, в Красную пещеру и автопрогулку по ЮБК до Байдарских ворот. Эразо был инженером-геологом, и Юрий Шутов в Ялте провел для него экскурсию в ущелье Уч-Кош, на место проектировавшейся там до войны плотины. Он же рассказал Эразо о гидротоннеле.

Крым, III Всесоюзное совещание по карсту. В.Н.Дублянский ведет полевую экскурсию. 1982 г.

Очень рассмешил нас рассказ Давыдова о трудностях, которые возникли при организации приема Эразо. На каком-то из этапов он прислал в УВС свои статьи, заботливо переведенные на русский язык. Сверху лежала работа "О недиалектическом подходе к изучению карста". Чиновники возмутились: "Этот капиталист будет учить нас диалектике? Не пущать…". Скандал с трудом удалось погасить, а мы с Эразо много спорили по этому вопросу на маршрутах…

Крым. На экскурсии по Второй гряде после совещания. Слева направо: В.Н. Дублянский, К.А. Горбунова, Л.В. и И.А.Печеркины. 1982 г.

1-3 октября в Крыму состоялось III Всесоюзное карстово- спелеологическое совещание. Готовили его Б.Н. Иванов и я. Совещание проходило сложно: дирекция турбазы в Алуште запланировала на один срок приезд делегатов и плановой группы туристов… Было много проблем с автобусами и полевыми экскурсиями. Вел их в основном я, на каждой остановке пересаживаясь в один из пяти "Икарусов". Завершающей была экскурсия на Чатырдаг, куда я поднял по одной тропе и спустил по другой около 100 человек… Об этой экскурсии было очень много хвалебных отзывов: мы показали участникам совещания "карстовый" Крым, о котором не пишут в газетах…

Завершающей была небольшая экскурсия для пермских карстоведов, которую я провел по Второй гряде на нашей автомашине.

Г.

БАКУ. Весной 1983 г. я приехал в Баку, в институт географии Азербайджана как оппонент по кандидатской диссертации Азада Алиева по карсту Малого Кавказа. Эта красивая страна "приютила" меня в тяжелые годы войны (1942-1943 гг.), в Нухе (ныне – Кахи) похоронена моя мать. Поэтому я считал своим долгом поддержать Азада. В гостинице меня поселили с членом Совета, обаятельным С.П. Бальяном из Еревана. Мы оба непьющие и поэтому из оставленных нам яств наибольшим успехом пользовались орехи. Разбираясь с ними, поговорили о диссертации Алиева. Согомон Погосович вдруг задал мне вопрос: "Кто бы мог помочь нам в исследовании крупной пещеры?".

Я обомлел: Армения никогда не считалась "карстовой" страной. Из сводок Г.А. Максимовича мы знали о ее вулканических и искусственных полостях. Но крупная пещера? Я немедленно представился как один из руководителей спелеодвижения в СССР и начал "допрос". Оказалось, что в Армении в одном из блоков палеогеновых известняков имеется значительная пещера, а в подстилающих их конгломератах еще несколько пещер и даже шахта… Быстро решился и организационный вопрос: меня вызовет на консультацию Географическое общество Армении…

АРМЕНИЯ-1. В мае я прилетел в Ереван. Меня встретил секретарь общества Р.А. Ванян. Я первый раз в Армении, поэтому последовала очень приятная экскурсия по городу, а на следующий день мы выехали в долину р. Арпа. В ее левом борту, довольно высоко над долиной располагается небольшой вход в пещеру. Лаз из первого зала выводит в глыбовый завал, за ним вниз, по падению известняков, уходят анфилады плоских, вытянутых по простиранию пород залов. Местами они богато украшены натекам. Вроде бы ничего необычного. Я набрасываю схематические план и разрез, затем спрашиваю: есть ли выше пещеры какой-нибудь лог? Ванян удивленно отвечает, что есть довольно глубокий овраг, идущий сперва перпендикулярно, а затем параллельно пещере. "Ну, все ясно, можно идти обратно", – опрометчиво заявляю я. И немедленно оказываюсь наказанным за самоуверенность.

Спускаясь вниз, я не очень смотрел на стены. А они удивительны: от пола до сводов их покрывают кристаллы кальцита, местами прячущиеся под обычные натеки… Лог на поверхности не имеет к образованию пещеры никакого отношения: это явно следы напорной кристаллизации, причем с большой долей вероятности – гидротермальной… Исследования пещеры Арчери приобрели особый интерес, так как я как раз готовил новую сводку о гидротермокарсте СССР…

Отбирая образцы на анализ, мы задержались и возвращались в Ереван уже вечером. На крутом спуске шофер вдруг побледнел и буквально вцепился в руль. Поворот, другой… и вдруг он бросает машину на крутую осыпь. Мы с треском, круто наклонившись влево, сползаем по ней, затем глухой удар о днище и остановка… Мы не успели даже понять, что произошло. Самвел с трудом вылез из машины и дрожащим голосом произнес: "кардан…". У нас на полном ходу оторвался карданный вал. Он пробил тормозной шланг и оборвал тяги ручного тормоза. Спасла нас реакция шофера, но, вероятно, не только она, так как на следующий день Самвел повел меня в ближайшую церковь…

Вечером я познакомился с молодыми спелеологами Еревана и они показали мне свою съемку пещеры. Да, им надо много учиться… И начинать надо не с такого сложного объекта… У меня начал складываться план действий. Моя группа сейчас занята другими делами. И я решил предложить эту работу А.Б. Климчуку и группе киевских спелеологов, имеющих опыт съемки лабиринтов Подолии.

На следующий день состоялась встреча с зам. председателя Совета Министров Армении. Рассчитанная на 20 минут, она продолжалась более полутора часов. Я рассказал о новостях отечественной спелеологии, дал оценку увиденного в Арчери, поделился нашими планами на будущее, которые были одобрены.

БЗЫБЬ-1. Летом мы провели большую экспедицию на Бзыбский массив. Впервые за один сезон мы поднимались на него трижды: с плато "Гном", из с. Ачандара и через перевал в верховьях Аапсты. Работы были в основном геологические и по привязке отдельных пещер. Памятных моментов в экспедиции было много.

Мы питались неплохо, но по-полевому. Разносолов у нас не было, повара – тоже. Я приучал ребят готовить самим: что сварите, то и съедите… И вдруг к нашему лагерю пробираются загруженные "Жигули". Из них вылезают незнакомые дядьки и начинают вываливать лаваши, сулгуни, хачапури, мясо и специи для шашлыка, фрукты, бутылки пепси-колы… Оказалось, это родичи нашей Ики Медзвелия из Сухуми, которым она послала письмо, что в экспедиции мы …нет-нет, не голодаем, "но едим эту ужасную тушенку…". Мы устроили "вселенский пир", в котором приняли участие и наши гости. Они с удовольствием поели нашей каши (с тушенкой!), запили ее киселем и заели любимым лакомством диких свиней – каштанами… Честь экспедиции была спасена!

Кавказ. Хипстинский массив. У шахты Снежная. 1983.

Из нашего базового лагеря хорошо просматривается левый берег реки: лесистые вершины Гумишхи, обрывы Заширбары и уходящее вдаль понижение между ними – долина Сухой речки. Настоящей реки там нет. Встречаются только короткие русла небольших ручьев, возникающих во время сильных дождей и интенсивного снеготаяния. Многочисленные поноры поглощают воду, которая выходит из-под земли на левом берегу р. Аапста из пещеры. Воды почти столько же, сколько в реке.

О существовании пещеры и источника Хабю местные жители знали давно. Наиболее отважные доходили до конца широкого 70-метрового хода. Здесь из-под правой стены вырывался мощный поток. На этом пещера кончалась. Мы обследовали район и пришли к выводу, что под обрывами Заширбары должна быть крупная пещера, заложенная в приразрывной зоне Калдахварского сброса. В 1989-2001 гг. спелеологи Москвы (В. Киселев), Рязани (В. Комаров), Красноярска (П. Миненков) и др. прошли сифон и закартировали около 11 км подземных ходов. Исследования пещеры Хабю имеют большой гидрогеологический интерес, позволяя определить вероятную область питания Ново-Афонской пещеры.

Оживило экспедицию участие в ней Алеши и его невесты Ирины из Перми. Всех поражало их восприятие увиденного и реакция на обычные для нас вещи. Памятным был подъем из Ачандары. Я шел по этой тропе впервые и, когда вышли на отрог массива Хипста, отделенный от него узким перешейком, не сразу сообразил, куда надо сворачивать. Естественно, свернули не туда, и пришлось возвращаться. Приуставшие ребята заныли. Мы явно "не укладывались" в световой день и я решил остановиться на ночлег. Но не было воды. Я послал ребят на поиск в правую и левую балки, где на контактах с мергелями обязательно должны быть небольшие источники. Алеша спросил меня, знаю ли я их. Я ответил, что не знаю. "Так чего ж мы будем искать их?", – возмутился он. Я ответил, что они должны быть и их надо искать, а не пререкаться… И надо же, первыми нашли воду гордые Ирина и Алеша…

Уютно переночевав в буковом лесу, утром мы пошли на подъем. Где- то на 1000 м нас догнало облако. Начался ливень, резко похолодало, пошел снег. Идти по скользким скалам стало трудно, а иногда – опасно. Тут заныли все: давайте станем… Я спрашиваю: где станем? Молчание. Говорю: "Ребята, если станем, начнем замерзать. Только вперед!". И мы пошли вперед. Кому-то из девочек стало плохо, и я сверх своего взял ее рюкзак. Наконец вышли на Раздельный хребет. Я сориентировался в разрывах тумана и через час вывел группу к месту стоянки. Распорядился снять мокрое, помыться снеговой водой (вопль девочек: "и так холодно…") и одеть сухое из рюкзаков. В результате никто даже не чихнул…

Дальше начались работа, новые впечатления, встречи со спелеологами у Снежной… Общее оживление принесла наша съемочная группа, которая столкнулась на склоне со свежими, еще "пахнущими" следами медведя… "Хорошо еще, что не с самим медведем…", – подумалось мне. Результатом наших работ была карстолого-геоморфологическая карта района Снежной, которую составлял Боря Вахрушев. На ней отчетливо прорисовались тектонические ступени, разделяющие разновозрастные поверхности выравнивания, древние ледниковые и более молодые карстовые долины, наложенные на них карстовые формы. Но восторг достиг апогея, когда на эту карту мы наложили план Снежной: оказалось, что ее повороты совпадают с выделенными нами тектоническими нарушениями, а самые глубокие внутренние колодцы и шахты – с их пересечениями…

На плато было много встреч с местными жителями. Героиней одной из них стала Ика Медзвелия. Мимо нашего лагеря проходила тропа, по которой гнали на пастбища скот. Молодые пастухи устроили "забаву": выставили над нашими палатками пустые консервные банки и начали их расстреливать из карабинов. Они часто "мазали", пули рикошетили от скал и это стало опасным. Но сказать им об этом нельзя: обвинят в трусости. Я попросил Ику, мастера спорта по стрельбе, показать класс. "Фигуристая" Ика вылезла из палатки, сладко потянулась и попросила: "Мальчики, дайте мне стрельнуть". Мальчики немедленно согласились и выставили 10 консервных банок. Ика осмотрела карабин, приложилась раз-другой и … 9 банок слетели с обрыва… Она вернула карабин, сказав: "Ничего ружье, но пристрелять надо". Пристыженные "мальчики" стали обходить наш лагерь стороной…

Осенью Володя Киселев привез в Крым Генерального секретаря союза спелеологов, Губерта Триммеля с женой. Они пошли с нами "тривиальный" Крымский маршрут: Красная пещера, Чатырдаг, Бахчисарай и Чуфут-Кале, прогулка по ЮБК до Фороса. Триммель посетил все основные карстовые районы Европы и писал о них в своей книге "Die H?hlenkunde" (1968). Однако то, что мы показали в Крыму, поразило его. На маршрутах мы много спорили и продолжили споры в гостинице и у нас дома, где Галя устроила великолепный ужин. На него мы пригласили наших коллег из ИМРа – Васильева, Задорожную, Зенгину, Шутова. Многих из них Триммель знал по встречам на конгрессах и совещаниях. Переводил в основном я, однако споткнулся на "коронном блюде" Гали – рыба под шубой… Люба Задорожная кинулась помогать мне на ужасном французском. Полиглот Триммель улыбнулся: "Проблема французского – прононс…".

Г.

Весной 1985 г. мой сын Юра начал работы в США. Используя методы, разработанные при изучении пещер России, Украины и Венгрии, он исследовал там геологическое строение горы Яка, которую правительство США планировало использовать для захоронения ядерных отходов. Сейчас здесь насчитывается более 200 атомных электростанций, "производящих" до 50 тыс. тонн отходов в год. 40 лет ученые США обсуждали различные варианты захоронения ядерных отходов (на морском дне, в полярных ледовых шапках, в толщах каменной соли, в ближнем космосе). В 1982 г. конгресс принял закон о "постоянном геологическом захоронении". Кандидатом для такого захоронения выбрана гора Яка в штате Невада. Отходы планируется захоранивать навечно в форме стержней из боросиликатного стекла. Геологическая среда должна обеспечить изоляцию радиации от среды обитания человека на период 10 тысяч лет.

Гора Яка сложена мощной (до километра) субгоризонтальной слоистой толщей вулканического пепла. Он спекся и образовал плотную и прочную породу. Здесь чрезвычайно низкий уровень подземных вод (600- 900 метров от поверхности земли). На глубине породы цеолитизированы (цеолиты являются эффективными сорбентами радионуклидов).

В результате проведенных исследований выяснилось, что Яка – район молодого вулканизма, где выявлены тектонические движения. Самое недавнее смещение пород отмечено 200 лет назад. В июне 1992 г. произошло землетрясение мощностью 5,6 балла. В геологическом прошлом на поверхность горы периодически изливались термальные воды. Вероятность повторения таких событий в будущие 10 тыс. лет близка к единице, и поэтому гора Яка малопригодна для захоронения ядерных отходов. Проект полной стоимостью более 60 млрд. долларов разрабатывал "тупиковую линию", не имея запасных вариантов…

АРМЕНИЯ-2. В 1984 г. группа Климчука выполнила съемку пещеры Арчери. Она имеет значительные размеры (3,7 км /-130 м) и действительно образована гидротермальными водами с температурой до +60?, а затем переработана обычными холодными водами. Одновременно исследованы кластокарстовые пещеры Магела (2,1 км), Вайк (0,7 км) и шахта Айцери (- 127 м).

Я приехал к Климчуку с Галей и мы вместе осмотрели пещеры района. Затем мы совершили большую поездку по стране (Джермук, Сисиан, Эчмиадзин, Горис, Гегарт, озеро Севан). Наши контакты с армянскими спелеологами продолжаются до сих пор (Киев, 1987; Пермь, 1992, 2004). Материалы по пещере Арчери были использованы при написании коллективных монографий "Спелеопровинции Большого и Малого Кавказа" (1987) и "Кадастр пещер СССР в конгломератах и песчаниках" (1992).

Посадив Галю в самолет в Симферополь, я уехал в Адлер поездом. Боря Вахрушев и Гена Амеличев уже доставили туда мой отряд.

АРАБИКА. Летняя экспедиция была на массив Арабика. Сперва мы пытались проехать к началу подъема по ущелью Сандрипша, где раньше была неплохая лесовозная дорога. Но она оказалась размытой и на выезде наш ГАЗ-66 свалился в овраг… Я ехал сзади на "Рафике" и видел все это… Мы чуть не последовали за ним и с трудом "сползли" по мокрой дороге. Я выскочил, отключил аккумулятор и бензобак, убедился, что шофер и все студенты живы, хотя и напуганы… Пришлось посылать "Рафик" в Адлер, вызывать оттуда машину с лебедкой. Обратно выбирались тремя машинами, причем за руль "Рафика" пришлось сесть мне, что я делал крайне редко и неохотно…

После ремонта помятой кабины нашей машины мы попытались заехать на Арабику через Гюзле. Перед подъемом на Кушонский перевал у ГАЗ-66 пробило тормозной шланг, а "Рафик" перегрелся… Они высадили нас на продуваемом склоне и с трудом спустились вниз. Утром наши вещи перебросила до Гелгелука попутная машина чабанов.

Мы провели на Арабике несколько геологических маршрутов, которые на севере доходили до трога Каменный Клад и склонов Ах-Ага, на востоке – до г. Хырка, а на юге – до обрывов в ущелье Жоэквары; выполнили интереснейшие наблюдения за конденсационным источником Гелгелук; встретили отряд Климчука, по моей "наводке" начавший первые работы в троге Орте-Балаган; и спустились вниз через долину Сандрипша. Для меня Арабика-1983 памятна тем, что в промежутках между этими интересными делами я работал с моей аспиранткой Верой Шипуновой над ее диссертацией… Еще запомнились две встречи с НЛО: сперва в виде "дирижабля" с окнами на фоне горного склона, а затем – огромного "зарева", медленно охватившего половину небосвода…

Еще один раз мы познакомились с Арабикой из долины Бзыби и ее притока Геги: мы выяснили особенности заложения загадочной Гегской пещеры с несколькими крупными сифонами и резкими колебаниями уровней в них, затем поднялись в долину Геги и проехали живописными полянами с сочной малиной к Гегскому водопаду. Он выбивается из косой щели в основании кулуара, по которому каждый год сходят лавины. Лавинное тело высотой 30 м и сейчас перегораживало долину. В нем поток прорезал огромный тоннель. Я знал, что спелеологи прошли эту щель и обнаружили за ней почти километровую пещеру с сифоном в конце. Один из индикаторных опытов на Арабике дал здесь выход окрашенной воды. Студенты и сотрудники Клименко, которые были с нами на этом маршруте, жаждали подробностей. Но я не мог говорить: доставая бензин для примуса из бака машины, я не учел диаметра шланга и "вдохнул" большую порцию бензина… Отходить от ожога верхушек легких пришлось несколько дней…

Г.

ПРЕДКИ. Возвращаясь из Америки, Юра обратился в военный архив в Москве, и запросил "Послужные списки" моих дедов. И мы узнали то, что в 1930-е гг. тщательно скрывалось…

Герб семьи Дублянских.

Мой дед по отцу, Дублянский Иван Семенович, православный, из потомственных дворян Черниговской губернии, генерал-майор, служил в разных должностях в Приамурском и Киевском округах, участвовал в Брусиловском прорыве, кавалер нескольких орденов и медалей. После революции служил в штабе Одесского округа.