На подступах в ад

Чаепитие в аду

Часть 2. Нерв

Эпизод I

На подступах в ад

Бессонные ночи. Из одного сна в другой меня преследуют страшные видения. Я вижу, как чьи-то густо заросшие волосатые руки касаются шеи моей дочери, сдавливают её и издевательским смеются при этом. Я вот-вот увижу лицо убийцы, но силы моего опустошенного воображения не позволяют досмотреть кошмар до конца. Я просыпаюсь в холодом поту, открываю окно на кухне и закуриваю. В висках пульсирует боль – это даёт о себе знать бесконечная мигрень. Вновь и вновь мои руки сжимаются в кулаки и наносят удары по бетонной стене, пока с костяшек не начинает капать кровь.

Я открываю ноутбук, выхожу в социальную сеть и вижу одно сообщение:

- Привет. Нашел тебя в группе знакомств. Не желаешь встретиться со мной? Могу тебя многому научить.

По моему лицу пробегает нервная гримаса. В очередной раз кто-то брызгает в него раскаленным маслом со сковородки. Обратного пути нет. Я должен это сделать. Я должен стать санитаром леса, который сможет… который обязан выгрызть ливер этим уродам.

- А ты знаешь, что мне всего 13 лет? – пишу я через подставной аккаунт, поджимая свои губы в нервной дрожи.

- И что? – отвечает мне незнакомый мужчина, на аватарке которого красуется дорогой автомобиль. – В твоём возрасте у меня уже был отличный секс. Это совсем не страшно, даже приятно…

- Поговорим завтра, - ставя несколько смайликов, отвечаю я. – Мне хочется спать, а завтра в школу. Я подумаю над предложением…

Закрытая крышка ноутбука. Выкуренная сигарета и допитый кофе. Сон и очередные кошмары в них кричат и кричат об одном и том же.

Я схожу с ума!
Это уже не я!

Март 2011 года.

Мы находились в нашей квартире вчетвером. Ира, Егор, Максим сидели и с вытаращенными глазами смотрели на меня. Уже больше часа, постоянно смачивая горло холодной водой из граненого стакана, я с трясущимися от волнения руками, рассказывал им свой план. За три с лишним недели, я отчетливо понял, что в моём городе живет около ста латентных педофилов, которые не против развлечься с маленькими мальчиками и девочками, охотно пригласив их в свою квартиру или просто встретившись в авто в укромных местах. У меня было множество подтверждений этому, включая переписки, извращенные фотографии и многое другое. Часть я отобрал и предоставил напоказ жене и Авдеенко. Они были в шоке от увиденного. Смею заверить, что вас бы я шокировал не меньше, ведь переписки носили настолько интимный характер, включали в себя безумные пошлости со стороны моих собеседников, что я понял насколько испорчено наше общество, насколько гнило внешне «прекрасное яблоко жизни», и как нагло оно скрыто от глаз общественности.

Я не знал, как на мои планы отреагирует жена, но чувствовал, что в ней горит адским огнём желание мести. Мы были связаны одним горем и одними чувствами к Даше.

- То есть я буду подсадной уткой? – спросил меня сын. Он был явно встревожен этим, но его ровный голос и могильный взгляд в мои глаза, шептал мне: «Папа, я вместе с вами до конца!»

- Да! Всё, что тебе будет нужно, это созвониться с ним и встретить его на улице, зайти с ним в квартиру и все. Больше ничего…

- Спрячем ему под футболку гарнитуру. Как только он созвонится с ним, пусть сразу же набирает нам, мы будем слушать разговор. Ключи у нас так же будут. Всё верно! – вслух рассуждал Авдеенко. Я не знаю, почему ему была интересна эта затея, но он постоянно твердил мне одно: «Я обещал, что сочтусь с вами и, кажется, это время настает». Да, он постоянно называл меня то на «ты», когда был изрядно выпившим, то на «вы». Я перестал корить его за водку, понимая, что мне нужны его руки, его звериные инстинкты и умение взламывать людям душу, пробираться сквозь боль в самые скрытые недра подсознания. Этому невозможно научиться, если ты не был на войне… если ты не был на войне с самим собой.

Никто не спрашивал меня о том, а что будет дальше, да и я сам не знал ответа на этот вопрос. Сил моего ума хватало ровно настолько, чтобы продумать, как завести «животное в клетку» и молниеносно захлопнуть дверь перед его носом. Далее никаких вариантов просчитано не было. Возможно, именно поэтому всё оказалось еще более ужаснее, чем я предполагал.

Квартиру, которую я снимал, мы вымыли, расставили всё на свои места, выкинули все бутылки, подобрали каждый брошенный на пол окурок и тщательно проветрили. В Новосибирске заметно потеплело, но снег в середине марта еще не таял - только чернел, становясь некрасивым, грязным и испорченным, как мы.

За уборкой Егор рассказал, что нашел неплохую сдельную работу логистом по ночам. Он приезжал в какой-то супермаркет, ездил на специальном погрузчике и поднимал огромные контейнеры с товаром, которые через некоторое время вновь снимал, чтобы продавцы могли разложить продукцию в строгом порядке на полках. Платили неплохо – это раз, можно было прогуливать – это два, да и пить там тоже можно было.

- Мы всё делаем правильно? – спросила меня Ира, когда мы остались на съёмной квартире вдвоём. – Скажи мне, что мы все делаем правильно? – она впервые обняла меня за долгие месяцы разлуки, одиночества. Её рука скользнула под мою футболку, а тепло разлетелось по всему телу.

- Да, иначе мы никогда не сможем пережить эту боль, - ответил я, уже тяжело дыша. Моё тело задрожало, мне захотелось её настолько сильно, что больше я не смог сдерживаться.

- Что ты так на меня смотришь? – спросила она, но я, не ответив, повалил её на кровать и принялся страстно и жадно целовать её шею, губы, мочки ушей и грудь, спускаясь все ниже. Она не сопротивлялась и лишь томно вскрикивала: «Я так скучала по тебе, Миша… я так скучала…»

Я не особо умею описывать такие минуты, но я целовал её, словно в последний раз… Мои жаркие поцелуи покрывали всё её тело, щетина колола самые интимные места, заставляя её кричать от наслаждения. Мы замирали на доли секунды и начинали движения вновь, откидывая на задний план наше горе, те роковые события и будущие планы. Я и Ира жили только этими минутами, жадно наслаждаясь друг другом, куря прямо в постели при выключенном свете. Вновь и вновь мы чувствовали себя голодными, а умирая, возрождались заново. Я предчувствовал, что скоро наша жизнь изменится до неузнаваемости, страсть двоих обратится в ненависть к третьему и мы разлучимся навсегда.

После продолжительного безумного секса, мы просто говорили и вспоминали нашу дочь, листали фотоальбомы, просматривали фотографии на ноутбуке. Нам хотелось возродить светлые моменты из жизни нашей семьи, словно тем самым мы хотели заново переснять наш семейный фильм, превратить триллер в мелодраму, кошмар в прекрасную сказку с хорошим концом. Увы, все попытки были тщетны. От фактов невозможно убежать, а черно-белые картины судьбы не раскрасить.

- Миша, если нам по воле судьбы попадётся именно тот, кто убил Дашу, то… Я сама прикончу его! – шепотом произнесла она, еле сдерживая слезы. – Я не смогу себя контролировать…я порву эту тварь…

Мы думали в унисон и от этого было страшнее в сотни раз. Ни я, ни Ира не желали отступать от намеченного плана. Ураган хладнокровия и отчаянности всё сильнее кружил наши души. Наш сын думал, что мы всего лишь передадим педофила в руки полиции, ведь подробности предстоящих дел обсуждали за кадром без него. Нам приходилось тщательно скрывать свои планы, встречаясь с Егором в столовых, кофейнях и барах. Он был человеком, которому я доверял полностью. Неизвестно почему, но это было именно так. Может быть, потому что он был простым парнем и делил мир только на черное и белое, на своих и чужих… может быть, потому что у меня просыпались к нему отцовские чувства… а может быть, если посмотреть цинично, потому что мне была нужна сила и хладнокровие, которую имел сержант прошедший чеченскую войну и уже когда-то «сгоревший в аду».

Еще около трёх недель я вместе с Ирой провел за перепиской с нашим объектом. Его звали Николай. Скорее всего, это было его подставное имя. Судя по фотографиям в социальной сети, он неплохо зарабатывал: два дорогих автомобиля, дача, путешествия по Египту, Турции и Арабским Эмиратам. Всё говорило о роскоши в его жизни. И было, знаете, действительно, было в его лице что-то извращенное. Я не могу сказать, что именно, но, смотря на фотографию в социальной сети, невольно напрашивался вывод, что мы общаемся именно с ним – педофилом. С каждым днём он все больше желал встретиться с Максимом, ждал удобного случая, чтобы приехать к нему домой, заняться с ним извращенным сексом, заплатить за это ровно 500 рублей, а по возможности стать постоянным гостем, подпитывая подростка грязными деньгами. Помимо этого, каждый день он предлагал встретиться и в своей съёмной квартире-студии на микрорайоне Горском. Вечером 25 марта я наконец-то написал ему.

- Привет. Давай завтра у меня… родителей не будет дома. Буду ждать около семи вечера. Тебе будет удобно? – напечатал сообщение. Меня тошнило от собственных слов. Педофил был оффлайн, поэтому я не сразу получил ответ. Он зашел в сеть в 22:30. У меня замигало входящее сообщение.

- Да, конечно! После работы я обязательно заеду. Оставь свой номер.

К переписке подключилась Ира и Макс. Мы завели ему новый номер и выстроили необходимые диалоги. За две минуты разговора по телефону Николай узнал необходимый адрес, еще раз убедился в том, что родителей не будет дома, постарался уточнить, что именно хочет Максим и цинично пожелал ему спокойной ночи.

Знаете, мы затевали такую игру, о которой не могли даже предположить.

- Егор, завтра в 18:30 жду тебя около соседнего дома той хаты, которую я снимаю.

- Вы все-таки решились? – спросил он меня, но, не дождавшись ответа, продолжил. – Хорошо, да, конечно я буду! Давно не веселился. Я так соскучился по аду.

«Давно не веселился. Я так соскучился по аду» - эти слова прокручивались в моей голове всю ночь и первую половину рабочего дня. Почему наша опасная авантюра казалась ему забавной? Неужели в нём живет жестокий садист? Неужели война оставила на его психике так много травм?

Я курил и пил кофе прямо за своим рабочим столом. Закрыл дверь на ключ, чтобы никто не смел меня побеспокоить, и пролистывал фотографии мужчины, с которым нам сегодня, 26 марта, предстояло устроить чаепитие в аду. Я всматривался в черты его лица и пытался понять, что же в нём не так? Почему он, зная, что мальчику всего 13 лет, собирается развратить его юную душу? Что было не так в том человеке, который убил нашу маленькую дочку? Возможно, он совсем рядом от нас. Возможно, рядом… возможно уже очень далеко.

Мы во дворах улицы Большевистской – самой заполненной и аварийно-опасной. Я и Егор курим, а Ира нервно обгрызает ногти на пальцах, сплевывая их вместе с горьким черным лаком. Папка с заготовленными бумагами, которые должен будет подписать этот урод, мешается мне под левой подмышкой, постоянно норовя упасть. Время тянется… время издевается… время предаёт нас. Уже десять минут восьмого, наш сын сидит в съёмной квартире и ждёт звонка. Мы договорились, что как только ему поступает звонок от этого урода, он тут же набирает нам, и прячет беспроводную гарнитуру в небольшой карман своей футболки. Также он должен был включить камеру напротив разложенного дивана и ни в коем случае не закрывать дверь на задвижку. Я тысячу сто раз повторял ему это, заставляя повторять собственные слова, как мантры вслух. Зачем такие приготовления? Во-первых, безопасность, во-вторых, нам были необходимы доказательства. Нервничали все кроме Егора. Авдеенко просто смотрел на свои наручные командирские часы, которые ему подарил раненный офицер, позже скончавшийся в военно-полевом госпитале близ Грозного, и отбивал ботинком военный марш на асфальте.

- Сейчас-сейчас… эта тварь обязательно приедет, - шептал он.

- Пробки… вечные пробки, - шептала и моя жена, а я молчал, у меня перехватывало дыхание от волнения. Ноги предательски дрожали. Я оперся спиной на бетонную стену дома, стряхнул пепел с сигареты и в эту же секунды почувствовал вибрацию мобильного телефона.

- Пап, он позвонил, попросил встретить его около подъезда, - тревожно сказал сын.

- Будь осторожен! Ты знаешь, что делать.

Наша группа из трёх человек направилась поближе к дому. Мы стояли за углом. Я включил гарнитуру, чтобы слышать каждый шаг своего сына, который по злому умыслу судьбы попал с нами в эти жестокие игру. Я слышал, как он ходит по квартире, дышит, обувается, открывает дверь и спускается вниз.

- Миш, я очень боюсь… очень! – всхлипнула Ира.

- Обратного пути нет, - ответил ей я. От никотина неприятно жгло горло. На улице на редкость для сибирской весны было тепло. Мы уже давно сняли теплые пуховики, сменив их на весенние куртки и плащи. Я одел черное пальто «три четверти», черные брюки и водолазку, жена была в кожаной куртке и голубых джинсах, а Егор в своём стиле: военные ботинки с черными шнурками и джинсы. В нас совсем не было ожидаемой людьми весны…

К подъезду №3 подъехала серый «Volkswagen», из него вышел крупный мужчина за сорок, в пиджаке и сумкой через плечо. Макс подошел к нему.

- Да, это он… на фото точно он, - быстро заговорил я.

- Тсс… Всем заткнуться! – прокричал Егор. Он замер, казалось, перестал дышать, не сводя взгляд с объекта.

Я слышал, о чем мой сын говорил с ним. Николай в очередной раз пытался убедиться, что их встреча останется в тайне, что родители ни в коем случае не вернутся домой и всё пройдет благополучно. Через пять минут они уже поднимались в квартиру. Шаги по ступенькам слились с ударами моего сердца. Голос педофила обжигал через гарнитуру моё правое ухо, а где-то слева в истерике билось сердце. Стараясь не подавать вида, я прятал свои руки в карманах пальто и пытался заразиться загадочным спокойствием от сержанта.

Первым в квартиру ворвался Егор. Он с силой дернул хлипкую дверь на себя, одним прыжком миновал коридор и, увидев обнаженного до пояса здоровенного мужика, незамедлительно набросился на него. Следом подбежал я, но, растерявшись, замер, как вкопанный. Позже я ненавидел себя за эту трусость.

- Тьфу, мразь, тьфу! - орал Авдеенко, плюя на него и избивая его ногами.

Мужчина не кричал. Он закрывал голову руками, выставлял локти и, вероятно, понимал, почему мы здесь и почему помощь звать бесполезно. Ворочаясь из стороны в сторону, ему оставалось только одно – надеяться, что мы не убьём его прямо здесь. Конечно, это не входило в мои планы, но порой мне казалось, что дай я сержанту право это совершить, он охотно бы расправился с ним.

Ира, дала сыну 300 рублей и позвонила моему знакомому таксисту – Сергею Кротову, услугами которого с октября я пользовался не раз, бронируя строго определенное время и всегда зная, что даже в хлам пьяного, он загрузит меня на заднее сидение и поможет добраться до дома. Это был не просто отличный водитель, а человек, которому можно было доверять.

Через две-три минуты сильного избиения вечерний гость отключился, перевернулся на спину и захрипел. Сначала мы приподняли ему голову, чтобы он не подавился собственным языком, а потом вдвоём закинули его на стул, туго связали веревками, которыми пользовался на своей работе Авдеенко, перетягивая коробки из ДСП с продуктами. Скотчем мы заклеили ему рот. Наверное, когда каждый из нас, смотря остросюжетный боевик или читая окровавленные рассказы, думает, что жизнь того, кого презираешь ничего не стоит, что можно легко нажать на курок и забрать её?! Нет… нет… миллионы нет. Всё гораздо сложнее. И даже я – отец, потерявший родную дочь, не мог спокойно вдыхать теплый запах тёмной крови и осознавать всё происходящее в квартире. Я просто стоял в ванной комнате, засунув голову под ледяную струю и понимал, что переступил запретную черту. Струи душа жгли мою раскаленную голову, а тело горело от огромной ответственности и предстоящего выбора.

«Что делать? Просто говорить? Тогда зачем всё это? Может быть, передать записи телефонных бесед, переписку и видео со скрытой камеры в правоохранительные органы? Может быть, позвонить Федяю… Я не знаю…не знаю…ни черта не знаю…»

Мысли витками ринулись в моё сознание, но все они были не те и всё было совершенно не так. Я стал героем триллера, фильма ужаса, по сценарию которого, главный герой, после потери любимой дочки, сходит с ума в алкогольных депрессиях, а позже находит лишь один выход – жестоко карать тех, кто спокойно спит после совершенного. И если этот фильм приведет к тому, что в моём сердце и сердце моей жены станет хоть на градус теплее, а жизнь вновь закипит яркими красками, то я признаюсь вам - я готов убить это существо. Я готов убить его и вонзиться в его жирное лицо своими жилистыми пальцами, сломать ему шею за то, что такая же тварь, как и он, ломала шею моей миленькой светлой дочке.

- Он приходит в себя. Намочи какую-нибудь тряпку, чтобы протереть ему лицо, - сказал Егор, зайдя в комнату и застав меня за рассуждениями вслух.

Я кивнул, сплюнул в раковину и посмотрел на своё отражение. О боже, как я изменился за четыре бессонных месяца, какие черные круги и мешки появились у меня под глазами, как высохло моё тело и как полыхает ненавистью лицо. Скулы в вечном напряжении, мигрень стала моей обыденностью, злой стервой, не отпускающей ни днём, ни ночью. Мне было страшно признать, что таким меня видели мои коллеги! Только электрик Аркадич, с которым мы распили не одну бутылку водки, в моих пьяных откровениях мог догадываться о моей сильной боли, о том чистилище, что с октября полыхает в моей груди и не знает, где как же лучше дожечь меня. Помимо всего, зачастую меня мучала зубная боль, которую я снимал раствором соли и соды или приложенной к зубу таблеткой аспирина. Но это мелочь по сравнению с душой. Согласитесь, неизвестно какая боль – телесная или духовная, причиняет нам больше мучений. Мы запутываемся в том, где скрыт наш главный нерв и «тушим» его любыми средствами, лишь бы он заткнулся навек.

В ванной я нашел небольшую тряпку, валяющуюся на полу и налив в ведро ледяной воды, наконец-то, вышел в зал. Егор курил на балконе, Ира сбрасывала записанное видео со скрытой камеры на нетбук.

Я сел на диван прямо перед пойманным нами мужчиной и смотрел на него с незримой ненавистью. Во мне уже давно умер человек и родился на свет палач. По его лицу пробегала нервная дрожь, а конечности истерично вздрагивали в судорогах. Что я думал в тот момент? Никакой жалости, никакого сожаления и больше ничего.

- Что вы собираетесь сделать? – спросил он, вытаращив на нас свои ошалевшие глаза, под которыми виднелись кровоподтёки от кулаков Авдеенко.

- Заткнись! – крикнула Ира и швырнула ему в лицо мокрую тряпку. Она несколько раз грубо провела ею, смыв следы крови от разбитой губы.

От действий Егора и моей жены меня бросало в пот. Казалось, что только они истинно осознают всю происходящую ситуацию. Я не узнавал ни того беззащитного дембельнувшегося сержанта, ни свою милую и нежную Ирину. Все мы изменились!

- Вы…вы его родители? Вы… как вы здесь оказались? Вы… не то подумали, вы… вы меня с кем-то перепутали, - нервно и быстро говорил мужчина. Он задыхался и сбивался от волнения.

Да, мы, и правда, родители Максима, но сейчас это не имело никакого значения.

- Слушай, урод, тебе ли не всё равно, кто мы и зачем здесь?! Ты хотел трахнуть этого мальчика и остаться безнаказанным, а? – подлетел к нему Егор, схватил его за подбородок, и сказав, посмотрел на меня. – Вот что с ним делать теперь? Может ему зубы вырвать, или оторвать одно место, а?

- Егор, тихо, твою мать! - не выдержав жестокости в словах, сказал я. – Присядь, надо поговорить.

Я снял своё черное пальто, оставшись в мокрой от пота водолазке. Сел на табурет напротив ублюдка и спросил:

- Имя? Фамилия? Кто такой? Зачем здесь? – не отрывая взгляда, громко задал вопросы я.

- Вы… вы его родители? Я попал сюда совершенно случайно…

- Твою мать, блядь! – закричал Егор вновь, вальсируя скулами на лице. – Мы здесь не гуси ебана в рот, чтобы ты нас разводил! Перед тобой люди сидят и ты конкретно встрял, дебил!

- Ира! - вскрикнул я. – Поговори с Егором… Егор, пожалуйста…

Они ушли на кухню. Мне нужно было поговорить с Николаем, а не просто устроить бессмысленную расправу над ним. Обстановка непроизвольно накалялась. Жена шепнула мне, что сын добрался до дома и прислал ей sms-сообщение, параллельно с этим отписался и наш знакомый таксист Кротов. Через минуту жена уже беседовала с Авдеенко на кухне. Разобрать их разговор было невозможно…

- Итак. Этот парень потратил два года на Чечню – это раз; он не в себе при виде таких как ты – это два, поэтому играем по следующей схеме: я задаю вопрос – ты отвечаешь, я говорю – ты внимательно слушаешь – это три. Понял?

- Да-да! – ответил мужчина, хоть я еще и не успел договорить.

Темнело. В квартире, где я месяц назад сжигал себя алкоголем, стало невыносимо душно то ли от волнения всех, то ли от ранней оттепели на улице. Я открыл балкон, включил настольный вентилятор, бросил в стакан с коньяком себе и Ире несколько кубиков льда. Сержант отказался выпить, сказав, что пить нужно после дела или перед делом, но никак не вовремя. Он был прав.

Чаепитие в аду только начиналось.