Dolom 2. Ašnokot pjer Ašpikstipi (Часть 2. Ночь перед Приступом)

Многие не спали в ту удивительно тихую, без взрывов и перестрелок, темную ночь. Затишье перед великой бурей, подобное лишь затишью перед приступом Средоточного Города НБС, правда, теперь осаждающие и осажденные поменялись местами.

Мирослав, ныне уже командир отделения (его друзья командовали четырьмя взводами в составе этого отделения), тоже не спал в ту ночь, как и многие воины.

Он никак не мог заснуть, ибо его тревожил великий поток разнообразных мыслей.

Сначала его посетили мрачные думы, и они роились в его голове: «Почему мы воюем?» «Почему нельзя жить мирно, без войны и мести, зла и горя?» «Да, мы поклялись отомстить за все бессчетные страдания нашего народа и всех иных людей, но та ли это месть, которой мы так ждали, нужна ли она теперь?» «Невозможно привыкнуть к крови, бойням и страданиям не только нашим, но и наших врагов» «Почему они не могут сдаться, почему подчиняются Императору, ведущему их на верную смерть?» «Что будет завтра со всеми нами?» «Как вышло, что настали такие времена?» «Почему мы изыскиваем поводы для ущемления и уничижения друг друга и вражды меж нами, хотя все мы одного рода и могли бы жить, забыв о распрях?» «Почему мы так много делаем во имя военной мощи, хотя могли бы обратить помыслы и дела наши в более мирные и полезные области?» «Да будет проклята навеки всякая война!»

Многие вопросы и тяжелые мысли посетили его голову, и почти все были мрачными. В некоторых думах он раскаивался за содеянное, ибо знал, что жестокие и страшные дела вершились с обеих сторон... А ответы на вопросы, хотя и были, не могли прийти ему на ум.

…Тем временем многие солдаты Врага тоже не спали, думая о том, что их завтра ждет. Многие из них вспоминали своих близких, которые ждали их, как и воинов противника, которые тоже о них думали. Но также раскаивались солдаты и в бессчетных грехах своих, пытаясь этой ночью замолить их, а ведь у войск Империи грехов было немало – расстрелы мирного населения и военнопленных, нападение на страны и ведение войны, и многое иное.

Многие воины не добровольно шли на такое – их заставляли это делать приказами и страхом казни, а также особым промыванием мозгов. Вот и теперь отступать было некуда, а заградотряды и сотрудники ТВП не дадут отойти или сдаться в плен.

…Император тоже не спал в ту ночь. Осмыслил ли он грехи свои неисчислимые? Покаялся ли? Призвал ли кого себе на помощь, подумал ли об исправлении?

…Неизвестно, но ясно было одно – его, как и всех в ту ночь, охватывал страх – страх быть убитым или захваченным в плен…

Но он знал, что ему, как и всем имперцам, отступать уже некуда…

***

Неспокойно в ту ночь было в осажденном городе. Альфред дрожал, предчувствуя скорую гибель Империи. Он участвовал в войне с Республикой и прекрасно знал, какая жуткая мощь двинется на них уже через несколько часов. Шхатенская Битва (Shtriða Shchatens, Šhâten Aškobor) неумолимо приближалась, с каждым проходящим мгновением становясь все неизбежнее.

Альфред понимал, что в случае начала боя армия Империи будет обязательно и быстро разбита, истреблена и попросту уничтожена даже как подобие военного формирования. Надеяться было не на что. Ужас, боязнь и страх множились в головах солдат. Многие уже не хотели воевать, и если бы спросил кто у осажденных их мнение по поводу войны, то подавляющее большинство высказалось бы против ведения военных действий, а кто бы крикнул за, того бы сразу схватили и растерзали. Но выхода уже не было, ибо последнее предложение сдаться было гордо отвергнуто. Оставалось готовиться к неминуемому поражению и концу.

Поэтому солдат Империи подумывал о побеге. Он хотел убежать из города и сдаться в плен. Он знал, что если он сдастся, то его примут и не убьют. Если же он останется здесь, он будет врагом Народовластной Страны и мира, а посему будет убит в любом случае. О невероятной жестокости республиканцев к врагу на поле боя он знал не понаслышке. На поле брани врагу пощады не было, недругов и захватчиков республиканцы резали под корень, безжалостно истребляя до последнего солдата, а вот к пленным были более чем человечны. Поэтому-то многие, как и Альфред, мечтали о плене, грезили о нем. Никому не хочется стать мертвым.

Мысленно прокляв Императора, военачальников, саму войну и себя последними словами, Альфред вышел из подвала и побрел к Первому кругу. По пути ему никто не встретился, ибо все прятались по подземельям, готовясь к последней сече. Так Альфред дошел до круга незамеченным. Теперь надо было пройти мимо часовых. Тихо, чтобы никто его не засёк, солдат пробрался на гребень кругового вала. Начал спускаться, стараясь остаться незамеченным. К счастью, его никто не увидел и не остановил.

За кругом лежало поле, которое скоро станет, как подумал Альфред, полем жесточайшей сечи. Нужно было добраться до стана воинов НС, где он сдастся в плен и найдет себе надежный кров над головою, пищу и покой. Тихо было, лишь ветерок колыхал прекрасные знамена НС.

Альфред подошел к стану союзных войск. Его заметили часовые. Остановили.

- Akuh… sideteme! (Я… сдаться!) – крикнул Альфред, плохо знавший язык Страны.

Его схватили и отправили к остальным пленным. Там к нему подошли серьезные люди, которые стали его допрашивать – уж не соглядатай ли он, коли так быстро и самовольно сдался?

Выяснилось, что Альфред плохо понимает по-республикански, поэтому допрос производили с помощью переводчика. Через него Альфред объяснил, что не хочет иметь ничего общего с государством убийц, грабителей и насильников, а посему сдается на милость храбрым и добрым Освободителям.

Ладно. Сдался. А дальше? Что дальше? Плен. Пленный изъявил вдруг желание получить гражданство НС, объяснив свое решение тем, что не хочет даже жить в стране, которая сотворила такое зло. На упреки вроде «это же твоя Родина!» Альфред отвечал, что лучше бы он не рождался на свет в этом государстве. Пленный больше не хотел воевать, сказав, что многие думают также.

***

…Идеология, действовавшая на всех людей тех времен, была доброй и демократической, исключала возможность войны и предполагала избегание столкновений, предлагая решение проблем путем мирных договоров.

Поэтому многие мыслители впоследствии задавались вопросом: как же объяснить появление тоталитарного режима империи?

…Подобревший человек не мог измениться коренным образом, и основа его сущности осталась прежней, посему было в нем зло, спящее или загнанное вглубь мировоззрением. Ведь во всех нас изначально заложено два начала, а мы лишь выбираем, по какому пути идти. Имперская же идеология пробудила и усилила злое начало, хотя и не сразу, и не открыто.

Дело в том, что человек, как и всегда, явился и в то время весьма подверженным убеждениям различного рода, посему имперское мозгопромывание оказало столь мощное воздействие на людей, подспудно и исподволь заставив их убивать своих братьев и подчиняться злой власти Императора.

Видно, что имперцы долго вынашивали свои коварные планы и лишь ждали случая, чтобы выразить всеобщее растущее недовольство политикой Парламента и под предлогом улучшения народной жизни свергнуть его власть якобы от имени народа.

Причем сделали они, как вы помните, не открыто, а руками милитаристов-заговорщиков под командованием генералиссимуса сухопутных сил, которые уничтожили Парламент под видом выступления недовольных поражениями в войне с террористами военных, которые «перегнули палку» и начали уничтожать Народный Совет, захватывая власть.

…И лишь потом народ избрал тайно связанную с милитаристами партию Императора, которая вернула стабильность, такую необходимую в те страшные дни гражданской войны и всеобщей неразберихи...

И всё это представление было нужно для сокрытия от всего мира истинной сути происходящего.

Объяснение можно найти и в причинах первого и последующего переворотов. Социально-экономический кризис, вызванный чрезмерной механизацией производства, суперурбанизацией, экологическими и иными проблемами, неправильной политикой власти в социальном плане, затяжной и явно про́игрышной войной с терроризмом и наркотиками в стране, сопровождался потерей людьми рабочих мест при замене человека роботом, ростом городского обедневшего населения, ухудшением состояния природы близ растущих городов, появлением многочисленных депрессивных сельскохозяйственных регионов, потерями и поражениями в борьбе с террористами, растущим числом алкоголиков и наркоманов.

Стоит отдельно заметить, что человек изначально имеет стремление к труду и самосовершенствованию. Если же дать ему вечный отдых, заменив человека роботом, то люди погрязнут в грехах, началом коих явятся праздность и лень. А это грозит разложением и падением…

…А уже потом, после Первого Переворота, началась резня и неразбериха, поэтому вследствие нового кризиса всего и вся народ потребовал уже просто стабильности. Все это заставило людей поддержать понятные и выгодные призывы имперцев.

Мировоззрение имперской (то есть Конституционно-Монархической, конечно) партии предусматривало прекращение войн, волнений, дестабилизации вообще. Также обещали прекратить карания военщины и наказать всех виновных. Но и это не все. Имперцы пообещали возвращение рабочих мест, права на труд, окончательный разгром терроризма, улучшение жизни низов, решение проблем суперурбанизации и экологии и т.д. И главное – прекратить неразбериху и вернуть стабильность в стране, что выгодно было и загранице.

То есть имперская власть держалась поначалу на народном выборе, а также на том, что людям стали возвращать рабочие места – пригласили на службу Императору, на работы на военных и иных заводах, труд в научных лабораториях. Естественно, безработные (а таких было немало) в большинстве своем поддержали Императора. Им было без разницы, что движет этими имперцами, лишь бы поскорее можно было получить работу и достойное существование.

Потом имперская власть, дабы не допустить нового кризиса, начала вполне целенаправленно разбираться в проблемах городов и экологии, а также «воевать» с террористами (на самом деле террористы были за Империю). Все это было сделано для сокрытия истинной сущности режима и для того, чтобы революция не пожрала своих детей. Милитаристы были окончательно свергнуты и, как казалось многим, наказаны правильной новой властью.

Деньги и средства на улучшение жизни стягивались в Империю из стран Имперского Блока, а также шли от террористических и торгующих наркотиками организаций.

А далее имперский режим потихоньку стал опираться и на силу, которая совместно с мощной войной мировоззрений и самой мировидческой системой Империи была изначальной основой этой страшной и хитрой власти.

Дело в том, что не все люди даже тогда признали сию власть законной, поскольку кое-кто понял связь – то, что на самом деле имперцы пришли к власти с помощью переворота. Несмотря на идеологические кампании, некоторые сознательные граждане не поддались на уговоры и идеям имперцев не верили, посему и ушли – кто на шествия, произошедшие вскоре после новых выборов, свергших милитаристов, а кто и в подполье. Никого не интересовало уже, почему военные слишком поспешно покинули столицу после выборов, их свергших.

Люди, «обработанные» идеологией имперцев и довольные возвращением возможности трудиться, решением многих проблем экологии и урбанизации, прекращением антитеррористической войны, стали надежной основой для Императора. Да и многие не видели связи между милитаристами и избранной ими, народом, партией.

Император держал власть, естественно, и силой тоже – она была уготована для «противников режима и проводимой Императором политики», то есть против сознательных граждан, правильно понимавших суть происходящего. И число этих сознательных граждан все увеличивалось по мере осуществления этапов имперской политики по отношению к миру. Эти люди и были силами местного Сопротивления, и именно силами сознательных, истинных граждан и велась война с режимом – самая страшная из всех войн, ибо она была гражданская.

Поэтому вполне уместен вопрос: «Разве может быть хорош и законен режим, пришедший к власти насилием и переворотом, пусть даже и замаскированным?»

…Зло стало распространяться вместе с имперским мировоззрением, поскольку то изначально на нем зиждилось, а все положительные проявления его оказались лишь прикрытием, и многие люди слишком поздно это поняли, когда изменить что-либо было уже непросто. Зло временно восторжествовало.

Но добро, внушенное с детства, в коем основа человеческой души закладывается, не полностью ушло даже из самых ярых приверженцев идей Императора, и многие люди действительно стали сомневаться в необходимости войны и законности проводимой Империей политики. Народ разобрался, что избранная партия – зло.

И хотя у поборников имперского режима было право на исправление и возможность исправиться и искупить свою вину, многие из них правом не воспользовались и возможность последнюю упустили, посему выбора теперь не было ни у одной из сторон, что воевали ныне.

***

Тем временем Мирослава посетили новые, более приятные и в то же время печальные, мысли и вопросы. Он думал о Дане, о своих детях, о Родине, что ныне очень далеко…

Он мучил себя вопросами: «Как там Дана?» «Что с ней будет, если я буду убит?» «Победим ли врага, вернемся ли домой?» «Как там мои дети?» «Встречусь ли я с родственниками и знакомыми?» «Встречусь ли я с любимой женою?» «Так больно ныне без ее тепла…» «Ах, как бы было хорошо ее увидеть…» «Что будет с детьми, если я не вернусь?»

Без числа иных мыслей, но примерно того же содержания, вертелось в его усталой голове. И образ милой вставал пред ним так отчетливо, что, казалось, до него можно было дотронуться; но, когда Мирослав пытался это сделать, призрак Даны таял, как дым, рассеиваемый ветром...

Боль и печаль заглушалась радостным предвкушением того, что скоро все это кончится. Ведь Мирослав знал, что во всех странах военщина уже пала, осталось лишь добить ее.

Дана тоже не спала в ту тяжкую ночь. Она думала о жизни и смерти, о нем, и его образ тоже вставал пред нею весьма ясно, причем в то же время, когда ее призрак являлся Мирославу.

Голову несчастной молодой девушки посещали тревожные и печальные мысли: «Как там Слава?» «Что, если он вдруг погибнет?» «Как тогда жить?» «Разлука наша воистину невыносима» «Закончится ли весь этот ад?»

В то же самое время Мирослав думал о ней, и о разлуке, что вымотала его душу хуже боев и ужаса.

Два сердца бились с одинаковой частотой, то замирая от ужаса, то стуча так, что, казалось, слышно было на всю округу, ибо в те мгновения они мечтали друг о друге, разделенные верстами бессчетными и войною кровавой.

…Но надежда, как известно, умирает последней, поэтому среди грусти, печали и страха она тоже появлялась.

«И, как бы там ни было, мы скоро встретимся вновь…» – одновременно подумали Дана и Мирослав.

…Так, без сна и в тяжких раздумьях, прошла Предприступная Ночь. И опять все молились, призывая силы себе в помощь…

Но Мирослав все же получил ответ на некоторые из своих бессчетных вопросов, мучивших его почти всю ночь, до того как призрак Даны не затянул его в сладостный сон, более похожий на забытье.

Он пойдет завтра в бой за Родину, за погибших друзей, за страдания всех народов, за Дану, за маленького сына и новорожденную дочь…