Глава IV. Положение трудового договора в современном праве 1 страница

Внешние условия и идейные течения, под влиянием которых в XVIII и в начале XIX века составлялись гражданские кодексы, не благоприятствовали включению в эти кодексы норм о найме труда, согласованных с нуждами широких масс населения. Жизнь требовала компромисса между договорным началом, построенным на мысли о широкой свободе хозяйственного самоопределения, и исторически сложившимся началом хозяйского авторитета. Но компромиссы и приспособление правовых начал к реальным условиям жизни совершенно не соответствовали духу времени.

Над умами властвовала слепая вера в авторитет и безграничную силу разума. Только к его указаниям должен прислушиваться законодатель, только его требованиям должна подчиняться жизнь*(571). Аксиоматические обобщения естественного права, добытые путем отвлеченного мышления, претендовали на значение если не действующего права, то незыблемых вех, указывающих его пути и цели. Главнейшую задачу науки права видели в тщательной и тонкой разработке априористических построений и понятий, в логически безупречной их систематизации, в умении выводить разрешение любого конкретного вопроса из соответственного общего начала естественного права. В этой мысли и в граничащем с презрением равнодушии к практическим задачам права сходились, несмотря на различие методов и взглядов по отдельным вопросам, авторы обширных трактатов и бесчисленных кратких учебников "универсального" или естественного права, появлявшихся из года в год в течение всего XVIII столетия*(572).

При разрешении догматических вопросов ученые, однако, обыкновенно не шли дальше повторения положений римского права, как "наиболее соответствующих требованиям разума", и лишь в редких случаях они предпочитали им начала германского права*(573), вернее, правовые воззрения и обычаи, сохранившиеся от средних веков или сложившиеся в судебной практике. В области найма труда римский взгляд на этот договор как на меновую сделку, юридически не затрагивающую личности нанявшегося, наиболее соответствовал построениям естественного права 18-го века. Одним из его лозунгов - и в этом его бесспорная заслуга - было освобождение личности от бесчисленных пут, окутывавших ее духовно и телесно. "Естественное право восстало против крепостной и всякой другой личной зависимости, требовало снятия ограничений с частной земельной собственности, уничтожения безжизненного цехового строя и устранения бессмысленного стеснения свободной торговли, свободного проявления экономических сил, свободы передвижения и эмиграции"...*(574)

Всякая зависимость человека от человека, учит естественное право, противоречит status naturalis. С последним согласуются только обязанности, естественно вытекающие из самого факта общежития: officia hominum erga se invecem, quatenus extra societatem considerantur. Для выполнения этих обязанностей и для удовлетворения своих потребностей каждому человеку предоставляется возможность приобретать имущественные блага. Такими благами могут быть вещи или действия других лиц, но не личность человека. Однако "естественное состояние" иногда подвергается ограничениям вследствие добровольного вступления человека в "союзные отношения" (societates)*(575) к другим людям или возникновения таких отношений помимо его воли (societates necessariae, ex lege). Тогда создается условная связанность (status hypotheticus), противоположная естественному положению (praeternaturalis). Societates делятся на aequales и inaequales, смотря по тому, построены ли они на координации или субординации, и на простые и сложные (simplices и compositae). К первым принадлежат союзы семейный (soc. matrimonialis atque paterna) и господский (soc. herilis или domestica). Тот и другой вместе составляют familiam в самом широком смысле - один из видов societates compositae inaequales*(576).

В просторном здании естественного права, таким образом, нашлось также место для договора между господами и слугами, но место нейтральное, вне области имущественного оборота и, в частности, обязательственных отношений. Однако отнесение этого договора к jus sociale и механическое объединение господского союза с семейным в societas composita еще ничего не выясняло относительно его юридической природы и правовых последствий. Оно только вело к исключению найма слуг из числа оборотных сделок и вместе с тем из сферы, в которой доминировало римское право.

В настоящей главе мы постараемся определить, не вдаваясь в догматические подробности, постановку найма труда в современном праве, в частности, отношение законодательства к договорам о служебном труде или - что то же самое - к трудовому договору. Мы начнем свой обзор с прусского общеземского уложения, хотя оно в настоящее время уже не является действующим правом. Но оно в течение всего XIX века служило канвой для юридической науки и практики и оказало большое влияние на законодательства некоторых других государств.

На системе прусского уложения 1794 г. заметно отразилось влияние естественного права*(577), а на его содержании главным образом римское право. Фридрих Великий конституцией от 31 декабря 1746 года поручил канцлеру фон-Кокцеи "составить германское общеземское уложение, опирающееся только на разум и на основные законы (Landesverfassungen)"*(578). Проект*(579) не получил законодательной санкции, но он оказал существенное влияние на общеземское уложение, ставшее 45 лет спустя законом.

В последнем мы не находим категории договоров о труде. Ее место занимают "договоры о действиях" (Handlungen), точнее, "договоры, коими обещаются вещи в обмен на действия" (I. 11, 8). Термин Handlung то употребляется в уложении в более широком (нетехническом) смысле, в противоположность вещам*(580), то в более узком смысле деятельности, состоящей в facere, в противоположность действиям, направленным на dare. Во втором случае он обнимает также воздержание от деятельности (Unterlassung)*(581).

Категория "договоров о действиях" составляет результат компромисса между римской (так наз. институционной) системой деления частного права на три части (personae, res, actiones) и учением естественного права, по которому все право распадается на две части, соответственно двойственности отношения человека к внешнему миру: как индивида и как члена социальной группы. Первая обнимает все виды индивидуального обладания, из коих важнейшим является право собственности. Вторая имеет своим предметом положение человека в семье, сословии, корпорации, наконец, в государстве.

По первоначальному плану прусское уложение должно было состоять из трех частей сообразно с "tria objecta juris: лица, вещи и обязательства". Позднее (по проекту 1784 г.)*(582) предполагалось включить в 3-ю часть смешанные институты, "не относящиеся к одному личному или вещному праву, а к тому и другому вместе". Наконец, мысль о третьей части была совсем оставлена и сделки inter vivos и mortis causa были включены в учение о вещах, в качестве правооснований (tituli) к способам приобретения (modi aequirendi). Вместе с тем вещному праву, обнимающему более простые отношения индивидуального обладания, было отведено первое место, а личному, трактующему о более сложных отношениях, второе*(583). Ни обязательственного, ни наследственного права, как самостоятельных отделов, уложение не знает.

Усматривая в договоре "взаимное соглашение о приобретении или отчуждения прав" (1, 5. § 1), уложение отводит первое место договорам, которые могут служить титулом для приобретения права собственности. Они направлены либо на перемещение благ (dare), либо на их создание (facere). Последнюю группу составляют возмездные договоры о деятельности (Vertrage uber Handlungen).

Так как не всякая "деятельность" приводит прямо или косвенно к приобретению теми, кому она обещана, прав на имущество, то сюда нельзя было отнести всех видов трудовых сделок. К ним, напр., не причислены договоры о ведении чужих дел в качестве представителя и о сохранении имущества. По той же причине нельзя было отнести к "Vertrage uber Handlungen" найма слуг, подмастерьев, вообще договоров, устанавливающих отношение власти и подчинения, так как тут не обещаются конкретные имущественные блага и меновой элемент отступает на задний план. Для них нужно было найти другое место в системе уложения. Разрешая эту задачу, редакторы руководствовались одновременно господствовавшими воззрениями на природу этих договоров и указаниями естественного права. Взгляд последнего на семейный союз как на societas simplex inaequalis, рамки которого могут быть произвольно расширены и в состав которого входят все лица, подчиненные власти главы семейства, совпал с традиционным причислением слуг (Gesinde) к "домашнему союзу" (haussliche Gesellschaft). Этим объясняется изложение "прав и обязанностей господ и слуг" в отделе семейственного права (II. 5). Содержание этой главы построено на мысли о подчинении личности слуги хозяйской власти господина. Но так как отношения между ними все же формально основаны на договоре, а не на кровной связи, семья же рассматривается уложением как кровный союз*(584), составители уложения сочли нужным еще в двух местах упомянуть о найме слуг в виде кратких ссылок: в отделе, посвященном договорам о деятельности (I, II. § 894) и - под влиянием римского права - после изложения постановлений об аренде и найме имущества (I. 21. § 398).

Совершенно вне связи с частным правом, в отделе о правах отдельных сословий, излагаются затем постановления о найме ремесленных подмастерьев и учеников (II. 8. Отд. 3), о торговых учениках (там же. Отд. 11), к которому, впрочем, субсидиарно применяются положения о найме слуг (§ 1534). Уложение упоминает также о фабричных рабочих, называя их "фабрикантами"*(585). Они в отличие от подмастерьев и учеников не подлежат действию цехового статута, а нанимаются на общем основании (§ 423). Они только лишены права продавать, пока работают на фабрике, свои собственные изделия и не могут поступить на новое место без свидетельства о том, что они отпущены прежним хозяином.

Выделив, таким образом, все известные хозяйственному быту той эпохи договоры о служебном труде из общей категории Vertrage uber Handlungen (I, II), Уложение причисляет к последним договоры с простыми рабочими (Handarbeiter) и поденщиками, с ремесленниками и специалистами (Kunstler), договоры об исполнении условленного изделия (ein gedungenes Werk), в частности, о возведении постройки, о поставке (Lieferungsvertrage), издательский договор и публичное обещание награды. "Простой рабочий" обязан к личному исполнению работы "согласно уговору, под руководством и по указаниям нанимателя". Он отвечает только за грубую небрежность и, насколько он действовал согласно данному ему поручению, не он несет ответственность перед третьими лицами, а его хозяин (I, II. § 897). Договор может быть заключен на срок, на время исполнения определенной работы или бессрочно. В последнем случае каждая сторона может прекратить его по истечении любого рабочего дня. В этом последнем обстоятельстве, т.е. в отсутствии прочной и длительной связи с хозяйством нанимателя - существенная разница между положением таких работников и лиц, состоящих в услужении. От найма услуг специалистов этот договор отличается тем, что от них требуется знание своего дела и, насколько способ работы не предуказан, полная ответственность (§ 921).

Личному найму противополагается "исполнение известного изделия целиком (in Pausch und Bogen)", о котором уложение содержит весьма подробные постановления. Мы не будем их касаться и оставим также в стороне договоры поставки и издательский. Наметившееся в римском праве деление трудовых сделок на locatio conductio operarum и operis с внешней стороны в прусском уложении проведено ясно и определенно. Но чем, в сущности, наем "только для работы" (bloss zu einer Arbeit) отличается от принятия на себя "исполнения целого изделия" (ein ganzes Werk), закон не указывает. Допустив, далее, возмездное ведение чужого дела (1, 13. § 74 и сл.), возмездную поклажу (1, 4. § 76) и вознаграждение за труд не только денежное, но также натуральное, прусское уложение фактически уничтожило легко распознаваемые в римском праве границы между договором личного найма и этими сделками. Но наиболее яркое отступление от римского права состояло в указанном выше обособлении исторически сложившихся типов служебного найма не только от "договора о деятельности", но вообще от имущественных сделок.

На австрийском общегражданском уложении 1811 г.*(586) дух времени и, в частности, идеи естественного права отразились не менее, чем на прусском*(587). В его составлении принимали весьма деятельное участие видные представители этой науки, как Мартини и Цейллер. Но естественное право последней четверти XVIII века, углубленное и критически продуманное такими тонкими мыслителями, как Кант и Фихте, существенно отличается от естественного права Пуфендорфа и Вольфа. Оно уже не выступает с претензией заменить положительное право, обнять общие начала для разрешения всех встречающихся в жизни правовых вопросов. Оно только указывает или строит идеальные масштабы для проверки соответствия "эмпирического" права, т.е. положений, добытых из опыта жизни, высшим требованиям разума и принципам морали. Действительность этих положений, этого эмпирического правопорядка отнюдь не зависит от их совпадения с априористическими началами естественного права. Эмпирический правопорядок даже противополагается правовому идеалу. Он покоится на принуждении, на принудительном разграничении свободы отдельных лиц, осуществляемом законодателем сообразно с требованием государственной мудрости (Staatsklugheit).

Не остались также без влияния на кодификацию австрийского права политические условия конца XVIII века. Ввиду событий, происходивших во Франции, правительства остальных европейских государств не могли не остерегаться проникновения к ним деструктивных идей и тенденций и не проявлять крайней подозрительности и осторожности во всех вопросах, имевших социальную или политическую окраску.

Эти особенности эпохи составления уложения (в последней его стадии) имели решающее значение для его отношения к найму труда. Впрочем, уже первой кодификационной комиссии, основанной в 1753 году в царствование Марии Терезии, были даны более узкие полномочия и поставлены иные задачи, чем в Пруссии. Им было предписано "ограничиться исключительно частным правом, сохранить, елико возможно, действующие законы... пользоваться пандектным правом (gemeines Recht), лучшими его истолкователями и законами других государств, и для их исправления и пополнения постоянно обращаться к общему праву разума" (allgemeines Recht der Vernunft)*(588). Выработанный этой комиссией проект (т. наз. Codex Theresianus)*(589), никого не удовлетворил и законодательной санкции не получил. Найму слуг (Dienstleute) в нем отведен заключительный раздел I-й части "О правах лиц" (Personenrechte). Его постановления проникнуты всецело мыслью о патриархальной власти нанимателя, как главы "домашнего союза". В государственном совете, на заключение которого проект был передан, большинство высказалось за уничтожение особого раздела о найме Dienstleute на том основании, что совершение этого договора подлежит общим положениям о найме, а особенности отношений между господами и слугами, характер и предел власти первых и зависимости вторых составляют предмет "политического"*(590), а не гражданского законодательства.

Мы уже указывали, что составляемое уложение не должно было касаться вопросов административного права. Кодификацию последнего или, как тогда выражались, составление особого "политического кодекса" с самого начала предполагалось возложить на другое учреждение. Над сочинением такого кодекса в Австрии трудились в течение 60 лет параллельно с работами над гражданским уложением, но вне всякой связи с ним*(591). Никаких практических результатов достигнуто не было, но самое разделение кодификационного плана служило формальным поводом и оправданием для изъятия из гражданского уложения всякого рода общих положений о правах граждан и т. под., а также всех вопросов, относившихся, по воззрениям того времени, к ведению полиции. К ним принадлежал также наем слуг.

Однако когда после ряда промежуточных работ в 1794 году был составлен новый проект*(592), главным редактором которого был венский профессор естественного права Мартини, в отделе о правах лиц все же имелась глава "О правах и обязанностях между господами и слугами (Dienstpersonen)". В ней был воспроизведен с некоторыми изменениями опубликованный незадолго перед тем устав о слугах*(593). К Dienstpersonen тут были причислены все лица, принадлежащие к домочадцам (Haushalt) в широком смысле слова, даже воспитатели, хирурги (Wundarzte), секретари, управляющие. Все они одинаково подчинены хозяйской и дисциплинарной власти "господина" (Herrschaft). Что касается возмездного обещания услуг и работ "безотносительно к домашнему союзу" (§ 264), то постановления о нем были отделены от найма вещей и присоединены к договорам о "займе под рост" (Zunsbare Anleihensvertrage). В основании этой системы лежало противопоставление незаменимых и заменимых вещей, как объектов возмездного пользования. Одним из видов заменимых вещей авторы проекта считали "Dienstleistungen und Arbeiten".

Проект получил силу закона только в Галиции, введение же его в остальных частях империи встретило энергичный протест главным образом со стороны так наз. директории, высшего органа администрации. Хотя законодательная комиссия и изъявила готовность, во избежание проволочек, "совершенно опустить столь ненавистные по обстоятельствам времени слова о гражданской свободе и о равенстве прав"*(594), проект все-таки был передан в новую комиссию, в которой руководство работами скоро перешло к преемнику Мартини по кафедре естественного права Францу Цейллеру. Это был философ новой школы, кантианец и государственный человек, готовый идти на компромисс там, где это требовалось обстоятельствами*(595). Задавшись целью посильно приблизить закон к идеям естественного права, он в то же время избегал всего, что могло вызывать раздражение и тормозить успех кодификации. Сперва в своем учебнике естественного права*(596) и потом в своих речах при обсуждении проекта*(597) Цейллер решительно высказывался за исключение из гражданского кодекса как чисто моральных сентенций, так и постановлений, составляющих предмет других отделов законодательства, и, в частности, постановлений "политических". Последние не могут удовлетворять обязательному для норм гражданского права требованию равенства (Gleichformigkeit), ибо они, так же как те обстоятельства, от которых они зависят, случайны и изменчивы. Будучи вызваны именно различием сословий и занятий, они не могут устанавливать равных прав и обязанностей*(598). Последнее соображение имело решающее значение для постановки трудового договора в уложении. Когда при обсуждении отдела о правах лиц очередь дошла до "прав и обязанностей господ и слуг", Цейллер сперва предложил отнести этот вопрос к "имущественному праву" (Sachenrecht), и обсудить его в связи с договором о найме труда (Dingungsvertrag). "Право лиц (Personenrecht), - говорил он*(599), - возникает из личных качеств и личных отношений и направлено на такие личные действия, которые не могут рассматриваться, как имеющие цену, как предмет оборота, следовательно, не являются вещью... Отношения между господами и слугами не такого рода. Между ними нет также товарищества (союза? Gesellschaft) в смысле объединения сил для общей цели, ибо у них цели разные: господин имеет в виду услуги, слуга - вознаграждение. Действие служащего (einer Dienstperson), его каузальность*(600), оценивается на деньги и, следовательно, составляет предмет имущественного права (Sachenrecht), менового договора и, в частности, договора о найме труда. Исполняются ли услуги короткое или более продолжительное время, в доме или вне дома, это юридически безразлично. Правовые начала в том и другом случае одни и те же, только их применение перетерпевает некоторые модификации. В интересах домашнего порядка и безопасности, тесно связанных с общей безопасностью, длительная общность членов домашнего союза, бесспорно, требует особых постановлений. Но таковые составляют предмет не гражданского права, а политического (административного) устава о слугах".

При обсуждении положений о Dingungsvertrag*(601) комиссия, прежде всего, отделила его от займа в особый раздел под заглавием: "Возмездные договоры об услугах" (Dienstleistungen). Этот раздел содержал нормы, касающиеся четырех договорных типов: обещания работы за денежное вознаграждение (Lohnvertrag), договора между господином (Dienstherr) и слугами (Gesinde), издательского договора и обещания действия (Handlung) или вещи в обмен на исполнение известного действия. Разница между Lohnvertrag и Gesindemiete, по объяснению самого Цейллера, заключается в том, что "первым устанавливается преходящее, вторым длительное (bleibend) отношение"*(602). Однако когда очередь дошла до найма слуг, комиссия, по предложению Цейллера, единогласно решила совсем изъять постановления о нем из гражданского кодекса и предоставить его нормировку специальному законодательству, а в уложении ограничиться ссылкой на последнее. Основанием для такого решения послужило то, что 1) отношение законодательства к этому виду найма в значительной мере определяется политическими соображениями и потому не может быть везде и для всех одинаковым, напр., в условиях городской и сельской жизни, в больших и малых городах и т.д. и 2) что споры между господами и слугами не могут быть предметом "медленной судебной процедуры", а должны разбираться более быстрым "политическим" (административным) путем.

Наем труда, не сопряженный с длительным служебным отношением, был соединен вместе с возмездным обещанием "изделия" (Werk) под ничего не говорящим названием "договор о вознаграждении" (Lohnvertrag). Составители видели тут один, а не два договорных типа, хотя отдельные постановления этой главы и относятся только к тому или другому случаю, т.е. к найму или подряду. Возмездный мандат (ст. 1004) и возмездная поклажа (ст. 969) к Lohnvertrage не причислены, но Цейллер в своем комментарии оговаривается, что к этим договорам применяются также "постановления о возмездном исполнении услуг (entgeltliche Dienstleistungen)"*(603).

Что Lohnvertrag по мысли редакторов, обнимает только наем услуг без установления служебного отношения, явствует как из слияния найма с подрядом, так и из того, что при постатейном обсуждении термины, указывавшие на длительное подчинение, как gedungene Person, Dienstperson и т.п., тщательно вытравлялись и заменялись терминами Besteller (заказчик) и Bestellte (заказанный, заказополучатель). Правда в ст. 1160 говорится о "работниках, нанятых (bestellt) на определенное время или до окончания определенного изделия": запрещается досрочное расторжение заключенного с ними договора. В ст. 1155 за "нанятым лицом" (bestellte Person) признается право на соответственное вознаграждение в том случае, когда оно "было готово исполнить дело (bereit war das Geschaft zu verrichten), но по вине заказчика или вследствие обстоятельства, случившегося в лице последнего, "было лишено этой возможности". Но то и другое постановление применимо также к найму самостоятельных услуг. Представление о работнике, как органе чужой деятельности, и о хозяине, несущем весь риск случайной неуспешности этой деятельности, австрийскому уложению совершенно чуждо. Оно знает только возмездное обещание работы или "изделия" и вытекающие отсюда чисто обязательственные отношения. Все другие элементы отношения, не имеющие своим непосредственным источником соглашение сторон, сознательно изъяты из сферы компетенции гражданских законов.

Индивидуалистический взгляд на договоры вообще и на договоры о труде в частности получил наиболее яркое выражение в кодексе Наполеона. В отличие от прусского и австрийского уложений найму слуг в этом кодексе отведено место в отделе о договорах и не указывается никакой другой источник, откуда должны быть черпаемы нормы, регулирующие отношения между хозяином и слугой и рабочим. В разделе, посвященном contrat de louage, мы находим специальную главу, озаглавленную louage d'ouvrage et d'industrie. Первая статья этой главы (art. 1779) поясняет, что "существует три главные роды найма услуг: 1) наем рабочих людей, которые нанимаются к кому-либо в услужение; 2) наем возчиков для перевозки людей или товаров, как сухим путем, так и водой; 3) наем подрядчика для производства работ по сметным или оптовым ценам".

Кого закон называет "рабочими людьми" (gens de travail), явствует из заглавия первой секции: du louage des domestiques et ouvriers. В ней первоначально содержались две статьи. Первая (art. 1780) направлена против пожизненной службы: "нельзя поступить в услужение иначе, как на срок или для определенного предприятия". Вторая (1781), ныне отмененная, гласила, что "показаниям хозяина дается вера: относительно количества жалования; относительно уплаты оного за истекший год; относительно выдач жалования в счет текущего года".

Этими постановлениями исчерпывается содержание кодекса по вопросу о найме слуг и рабочих. Нетрудно видеть, что ими взаимные права и обязанности сторон даже не затрагиваются. "Лаконизм" и "немота" (le mutisme) закона по этому вопросу сделались крылатыми словами во французской литературе. "Наем труда, - говорит Планиоль*(604), - составляет один из самых недостаточных отделов в нашем гражданском законодательстве; тут в кодексе настоящая "дыра"... большой и достойный сожаления пробел" (un veritable "trou", une grande et regrettable lacune). Это мнение разделяют все французские цивилисты.

Проследить, как мы это сделали по отношению к прусскому и австрийскому законодательству, движение законодательной мысли и постановку найма слуг в различных стадиях кодификационной работы было бы бесцельным, так как, начиная с первого проекта, представленного 9 августа 1793 года Камасересом, и до окончательной редакции кодекса Наполеона*(605) отношение к этому вопросу не изменилось. Ни разу в законодательных комиссиях и собраниях или в многочисленных заключениях судебных и других учреждений не указывалось на необходимость более обстоятельной нормировки*(606) найма слуг и работников, хотя этот договор уже в то время в практической жизни имел весьма немаловажное значение*(607). Докладчики в законодательных учреждениях даже не считали нужным подробно останавливаться на объяснении этой особенности кодекса, так как, по-видимому, ни они сами, ни лица, перед которыми они говорили, не видели в умолчании закона об отношениях, вытекающих из найма труда, чего-нибудь ненормального. Они или отделывались общими фразами о договорной свободе, или указывали на возможность субсидиарного применения к найму слуг общих положений, содержащихся в главе о найме вещей*(608).

Чем же можно объяснить такое отношение? Нет сомнения, что дух времени и господствовавшие философские воззрения и тут сыграли большую роль*(609). Хотя кодекс составлялся в то время, когда страсти уже улеглись и жизнь государства вошла в норму, хотя его авторами были люди-практики, опытные судьи и государственные деятели, относившиеся отрицательно к увлечениям и крайностям пережитой революции, все же восторжествовавшие над остатками средневековья идеи просвещенного века не могли не отразиться на этом величайшем законодательном памятнике той эпохи. Догматы естественного права, что законодатель только выражает то, что требуется разумом*(610), и что свобода индивидуального самоопределения может подвергаться ограничению лишь настолько, насколько это вытекает из прав других лиц, нашли себе выражение не только в декларации прав человека и гражданина и в конституции*(611), но также в гражданском кодексе. Культ индивидуализма, составляющий одну из его характерных черт*(612), проявился с особенной силой в обязательственном праве и, в частности, в провозглашении и широком признании принципа автономии воли (art. 6, 1134, 1156 и др.) и усвоении построенных на нем положений римского права*(613).

Там, где круг взаимных прав и обязанностей фактически не определялся соглашением сторон, где последним устанавливалось только подчинение чужой воле и власти, гражданский закон, оставаясь на почве принципа автономии воли, мог только санкционировать его и указывать предел, дальше которого подчинение не могло идти без нарушения неотъемлемых прав личности. Трибун Жобер в своей речи перед Corps Legislatif так именно и определяет отношение проекта к этому договору: "A l'egard des gens de travail' le projet rapelle des principes qui concilient le respect du aux conventions et a la liberte individuelle". Этим исчерпывалась задача, какую себе могли поставить редакторы кодекса, не выходя из границ ограждения свободы хозяйственного самоопределения.

Ссылка на индивидуализм, однако, не объясняет нам, почему ни в законе, ни в законодательных материалах мы не находим указаний на источник тех норм, коими должны были регулироваться отношения между хозяином и работником. Glasson*(614) и другие ученые видят главную причину этого умолчания в том, что рабочего в современном смысле, как обширной социальной категории, тогда не существовало. До революции отношения подчинялись цеховому режиму и административным регламентам, а о том, каковы будут эти отношения после отмены цехов при новом строе, авторы кодекса себе не отдавали ясного отчета. Но этому утверждению противоречат как исторические данные о положении и роли рабочего класса во Франции в этот период*(615), так и законодательные материалы. При обсуждении статьи 1781 кодекса, напр., возник вопрос, применимо ли положение, что показанию хозяина следует дать предпочтительную веру, одинаково ко всем рабочим (ouvriers). На это последовало разъяснение, что в ст. 1781 речь идет только об отношениях между "entrepreneur et l'ouvrier, qu'il emploie" и между хозяином и прислугой; относительно этих лиц такое постановление необходимо, потому что без него рабочие смогут выступать друг за друга свидетелями против господина*(616). Таким образом, представление о лицах, находившихся в служебном отношении, и разница между ними и самостоятельным работником не были чужды редакторам проекта.