Глава 21 возвращение домой

Я была слишком возбуждена и не могла уснуть в самолете. Мы с Люком сидели рядом у окна, а тетя Фанни впереди нас. Я не могла отвести глаз от Люка, я так радовалась, что он рядом со мной. И по тому, как он смотрел на меня, я знала, что и он испытывает те же чувства.

– Ущипни меня, Люк, и скажи, что это не сон. Скажи мне, что ты действительно снова со мной.

– Это не сон, – произнес он, улыбаясь.

– Я так часто об этом мечтала и так сильно хотела этого, что мне все еще кажется, что сплю, – призналась я.

Впервые я не вспыхнула от смущения, когда выражала ему свою любовь, говорила, насколько сильно он мне нужен, и Люк тоже не смотрел в сторону. Наши взоры были обращены друг на друга. Он положил свою руку на мою и слегка сжал ее. Все во мне стремилось к нему, требовало, чтобы я сказала ему еще больше. Мне хотелось, чтобы он обнял меня, прижал с нежностью к себе и целовал.

– Энни, я беспокоился о тебе дни и ночи. Я не мог сосредоточиться в колледже ни на чем другом. Все пытались вытащить меня на вечеринки, познакомить с другими людьми, но на душе у меня было так тяжело, что даже тошно было думать о каких-либо развлечениях. Большую часть времени я проводил в своем общежитии, сочиняя письма к тебе.

– Я не получала никаких писем! – Гнев на Тони нахлынул с новой силой. Если бы я получила его письма, мои мрачные и полные отчаяния дни стали бы светлыми, в них поселилась бы надежда.

– Теперь я это знаю, но тогда не мог понять, почему ты не пытаешься связаться со мной, не звонишь и не даешь мне знать о себе каким-то образом. Я думал… – Он опустил вниз глаза.

– Что ты думал, Люк? Пожалуйста, скажи мне, – попросила я.

– Я думал, что раз ты попала в богатый мир в Фарти, то забыла про меня, что Тони окружил тебя всевозможными развлечениями, познакомил с огромным количеством новых людей и я перестал для тебя что-либо значить. Прости меня, Энни, мне очень жаль, что у меня были подобные мысли, – грустно произнес он.

У меня радостно забилось сердце от сознания того, что он испытывал совершенно такие же чувства, как и я сама.

– Нет, Люк. Тебя не за что прощать. Я понимаю, почему ты так думал. У меня самой были такие же подозрения относительно тебя, – призналась я охотно.

– Это правда?

Я кивнула головой, и он улыбнулся.

– Так ты беспокоилась обо мне и я действительно тебе небезразличен?

– О Люк, ты не можешь представить, как сильно мне не хватало тебя, не хватало твоего голоса. Я без конца пыталась вообразить, что слышу его, вспоминала все то прекрасное, что ты говорил мне в прошлом. Сами мысли о тебе и о том, что ты сделал в своей жизни, несмотря на все трудности, придавали мне надежду и уверенность в будущее, – призналась я с улыбкой. – Я пошла прямо на эти высокие горы.

– Я так рад, что был чем-то полезен тебе, хотя и не находился с тобою рядом.

– Нет, ты был рядом и я без конца мечтала о том, чтобы мы снова оказались вместе на нашей веранде.

– Я тоже, – сказал Люк. Его щеки слегка покраснели. Я понимала, что ему было значительно труднее делать такие признания, чем мне. Другие люди могли бы посчитать его мягкотелым.

– Когда я был один в своей комнате в общежитии, я представлял себе, что мы снова вместе, как тогда, в день нашего восемнадцатилетия. Мне хотелось, чтобы нас тогда заморозили и оставили такими навсегда. Ах, Энни, – произнес он, сжимая сильнее мою руку, – не знаю, как я смогу покинуть тебя когда-нибудь снова.

– Я тоже не хочу покидать тебя, Люк, – прошептала я. Мы склонились так близко друг к другу, что наши губы почти соприкасались. Тетя Фанни засмеялась над чем-то, что она прочитала в журнале, и мы выпрямились. Люк стал смотреть в окно, а я откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. Он продолжал держать мою руку в своей, и я вновь почувствовала себя в полной безопасности, защищенной надежной крышей.

Когда самолет приземлился, меня охватило волнение, но после того, как мы уселись в автомобиль тети Фанни на аэродроме в Вирджинии, я уснула и проспала почти весь путь до Уиннерроу. Когда я открыла глаза, мы уже ехали по гористой местности и поднимались вверх по серпантину дороги. Мы не могли добраться до Уиллиса по скоростной автостраде, так как таковой не существовало. Скоро заправочные станции стали попадаться все реже и реже. Новые крупные, широко раскинувшиеся мотели сменились маленькими хижинами, которые прятались в тени густых лесов. Старые непокрашенные низкие здания свидетельствовали о том, что в стороне от грунтовой дороги находится еще один сельский городок. Вскоре и они остались позади.

Тетя Фанни уснула на заднем сиденье. По радио передавали приятную спокойную музыку. Люк должен был внимательно следить за дорогой, но с его рта не сходила довольная улыбка. Мне он казался таким возмужавшим. «Происшедшая трагедия, – думала я, – изменила нас обоих и сделала старше, и многие из этих перемен нам еще предстоит обнаружить позднее».

Вид таких знакомых мне окрестностей наполнил мою душу теплом и уверенностью. Испытывала ли мама подобные моим чувства, когда бежала из Фарти с Дрейком из-за того, что сделал тогда Тони Таттертон? Мир за пределами Уиллиса и Уиннерроу должен был казаться ей таким же суровым, таким же холодным, таким же жестоким, каким он кажется теперь мне.

– Почти доехали, – мягко произнес Люк. – Мы скоро снова окажемся в нашем мире, Энни.

– Да, Люк. Мы думали, что, убегая из него, вступаем в какой-то волшебный мир, в более красивую жизнь, но нет ничего прекраснее родного дома, не правда ли, Люк?

– Да, Энни, при условии, что ты будешь там, – ответил он и потянулся, чтобы взять меня за руку. Когда наши пальцы тесно переплелись, ни один из нас не хотел отпускать руку другого. Сердце мое колотилось от радости.

Люк увидел выражение моего лица и стал очень серьезным. Он осознал, насколько глубоким было мое чувство, а я видела, что и его чувство было таким же. Я знала, что это вызывало у Люка беспокойство, потому что мы оба были склонны уступить нашим чувствам, а не думать о том, кем были по отношению друг к другу.

– Я не могу дождаться, когда увижу Хасбрук-хаус, – прошептала я.

– Скоро, скоро.

С каждой милей росли мои нетерпение и возбуждение. Наконец показались широкие зеленые поля в окрестностях Уиннерроу, ухоженные фермы, посадки кукурузы, которую вскоре надо будет убирать. В окнах маленьких фермерских домиков светился огонь – живущие в них семьи собрались вместе под теплым светом ламп. Я чуть не завизжала от восторга, когда увидела разбросанные среди холмов хижины шахтеров. Огни их окон были подобны звездам, которые, упав с неба на землю, продолжали светиться.

Затем мы въехали в сам Уиннерроу и поехали по Мейн-стрит. Мимо выкрашенных в пастельные тона домов самых богатых жителей этого города, мимо домов поменьше, где жили представители среднего класса, те, кто работал на шахтах контролерами или управляющими.

Я закрыла глаза, когда мы свернули на улицу, ведущую в Хасбрук-хаус. Через несколько минут я буду дома. Но это будет другой дом, без мамы и папы. Я понимала, что, когда мы подъедем, нас там не будут встречать мои родители… не будет ни улыбок, ни поцелуев, ни теплых объятий, никаких нежных приветствий. Реальность обрушилась на меня, как огромная тяжелая океанская волна. Я не могла ни увернуться от нее, ни отступить назад. Мои мать и отец умерли, и их похоронили там, в Фарти. Я по-прежнему была инвалидом. И все это – наяву.

– Ну, слава Богу, мы наконец здесь, – произнесла, растягивая слова, тетя Фанни. – Нажми на гудок, Люк, чтобы услышала прислуга.

– Энни не нужно этого, ма.

– Давай нажми на гудок.

Она быстро вышла из машины, обошла ее, чтобы открыть мою дверь. Я продолжала сидеть и смотреть на дом, на высокие белые колонны и большие окна. Вдохнула аромат магнолии и на какое-то мгновение почувствовала себя маленькой девочкой, которую привезли домой после очередного семейного отдыха на морском побережье. Как и тогда, из дома вышли и собрались у входной двери слуги, чтобы приветствовать нас.

Миссис Эвери была вся в слезах, ее обшитый кружевами шелковый носовой платок, который я подарила ей на один из дней ее рождения, выглядел мокрым и измятым. Она помахала им, как приветственным флагом, спустилась по ступеням и быстро, насколько это позволяли ее больные артритом ноги, подошла к машине.

– О Энни. Добро пожаловать домой, дорогая.

Тетя Фанни отступила в сторону, чтобы дать ей возможность обнять и поцеловать меня.

– Привет, миссис Эвери.

– Ваша комната готова… все вычищено, отполировано и проветрено. Все в должном виде.

– Спасибо.

Я повернулась к дому, чтобы посмотреть на спускавшегося по ступенькам Джеральда. Он двигался быстрее, чем обычно, и на его лице отражалось больше эмоций, чем когда-либо. Его прямая, как натянутая струна, спина была несколько расслаблена, а его скупая и быстро затухающая улыбка была необычно широкой и даже уголки рта приподняты вверх, что придавало ему вид улыбающегося кота.

– Добро пожаловать домой, Энни!

Он протянул, не сгибая, мне свою руку, а когда я взяла ее, его длинные тонкие пальцы нежно обхватили мои.

– Спасибо, Джеральд. Рада видеть вас.

В дверях стоял Роланд с повязанным вокруг талии чистым ярким накрахмаленным фартуком. В руках он держал плоский ванильный торт. Роланд подошел к машине, и я увидела на поверхности торта надпись: Добро пожаловать домой, Энни. Да благословит Вас Бог!

– Роланд, как это любезно с вашей стороны!

– Просто занять чем-то мои мысли, мисс Энни. Добро пожаловать!

– Спасибо, Роланд.

Люк раскрыл мою коляску. Слуги отступили назад и смотрели, как он пересадил меня из машины в коляску. Его лицо было напряжено и серьезно, но, когда наши взгляды встретились, он улыбнулся. Я чувствовала себя так удобно в его руках. И видела, с какой гордостью он крепко держал меня. Люк все еще был моим принцем, а я его принцессой.

– У тебя это хорошо получается, Люк Кастил, – прошептала я.

– Очень естественно, я так полагаю. – Улыбка осветила его лицо, а темно-сапфировые глаза проказливо сверкнули, как это часто бывало у папы.

– Я займусь багажом, – быстро сказал Джеральд, когда Люк покатил меня к дому. Роланд передал торт миссис Эвери и помог Люку поднять меня по ступеням.

– Может быть, нам нужно тоже сделать эти мостки, – подумала вслух тетя Фанни.

– Нет, тетя Фанни. Я собираюсь снова ходить еще до того, как мы сумеем их построить.

– Вот так и надо думать, мисс Энни, – поддержал Роланд.

Они с Люком принесли меня прямо в мою комнату, которая никогда еще не казалась мне такой замечательной, удобной и теплой. Слезы радости потекли по моим щекам. Я была дома, действительно дома! Я буду спать в своей собственной кровати в окружении моих собственных вещей. На какой-то миг почудилось, что все случившееся на самом деле было лишь сном.

Затем мне на глаза попался игрушечный коттедж, и я подумала о Трое. Мне представилось, что я выросла до громадных размеров и смотрю назад туда, где только что была. Я была так обязана ему! По-своему он тоже спас меня.

– О Люк, все так замечательно! Я никогда больше не буду принимать все это как должное.

Я с жадностью смотрела вокруг, наслаждаясь видом моих вещей. Здесь были и мои картины, и художественные принадлежности, все аккуратно сложенное, как в тот день, когда я покинула их. На мольберте находился неоконченный рисунок Фарти, который я начала незадолго до трагической аварии. «Как неверно я представляла его себе», – подумала я. Краски были слишком яркими и весь изображенный мир слишком теплым и привлекательным. Это действительно была картина, родившаяся из фантазии. Не случайно мама хотела, чтобы я рисовала что-либо другое. Она знала, что я живу в мире грез, а это иногда может стать опасно и привести к трагедии.

Единственным, что соответствовало действительности, было изображение Люка. В его образе не было ни капли надуманного, и что самое важное – я поместила его там, где он больше всего был нужен мне, – Люк шел ко мне, чтобы забрать меня.

– Я была во всем не права относительно Фарти. Люк. Мои картины – это чистая фантазия.

– Не вини себя за то, что ты хотела чего-то большего, Энни. Если мы не позволим себе мечтать и фантазировать, мир может стать ужасно мрачным. Может быть, теперь мы в большей мере будем довольствоваться тем, что имеем, и тем, кто мы есть.

– Да, Люк, я надеюсь на это.

Приподнятая атмосфера, возникшая вокруг нас, разогнала сожаления и мрачные мысли. Джеральд принес мои вещи, а миссис Эвери стала разбирать кровать. Все говорили одновременно. Их возбуждение было заразительно.

– Теперь я помогу Энни сама, леди и джентльмены, – заявила тетя Фанни.

– Да, мэм, – откликнулся Роланд, и все послушно удалились. По тому, как все покорно подчинились словам тети Фанни, я поняла, что она действительно взяла здесь все в свои руки.

– Я загляну к тебе позднее, Энни. Ты хочешь, чтобы я принес сюда что-нибудь еще? – спросил Люк.

– Сейчас ничего не надо, Люк. Нужен только ты.

– Ну, с этим-то не возникнет никаких проблем. Скорее, ты можешь устать от меня, как надоедает все время смотреть на старые обои.

– Не могу себе представить этого. – Я сжала его руку.

Его лицо было так близко к моему, что я думала, он собирается поцеловать меня в щеку, но, прежде чем он решил это сделать, заговорила тетя Фанни:

– Ну, если ты собираешься уходить, то уходи, Люк. Мы должны делать наши дела.

– Прости. Пока, Энни.

– Я позвоню доктору Уильямсу, чтобы он пришел утром пораньше, как только сможет, осмотрел тебя и сказал нам, что мы должны делать теперь и в будущем.

– Тетя Фанни, узнай также, может ли прийти завтра сюда парикмахер. Я хочу, чтобы как можно скорее мои волосы обрели свой прежний цвет.

Тетя Фанни кивнула.

– Но скажи мне. Энни, что заставило тебя сделать это?

– Меня уговорил Тони. Он утверждал, что я буду чувствовать себя вновь как хорошенькая молодая женщина. Он без конца говорил о маме и о том, что она поступила именно так. Он даже показывал мне фотографии, на которых она была с серебристо-светлыми волосами. Мне так ее не хватало, что, наверное, я пыталась возродить маму, сделавшись похожей на нее. Конечно, я не могла и догадываться о тех отвратительных целях, ради которых Тони уговаривал меня. Он старался сделать так, чтобы я была похожа на свою мать, на свою бабушку Ли. Вы были там и знаете, зачем ему это было нужно.

Тетя Фанни задумчиво посмотрела вдаль.

– Я невзлюбила Хевен за то, что она не взяла меня жить с собой в Фарти. Я думала, что она окружена там всеми этими милыми папочками, всем этим блеском и роскошью, но теперь я понимаю, через что ей пришлось пройти. В некотором отношении ей, видимо, там было труднее, чем в Уиллисе. Я никогда не понимала истинной причины того, почему она так старалась восстановить семейство, – продолжала тетя Фанни. – Ей семья была нужнее, чем мне, хотя она и была окружена всеми этими богатыми вещами. Она была окружена также сумасшедшими типами. Эта ее бабушка, полностью погруженная в свое безумие. Тони Таттертон… кто знает, что происходило там еще. А мы оставили тебя в их руках… – Она покачала головой.

– В этом нет вашей вины, тетя Фанни. Кто же мог все это знать? У меня были лучшие доктора. Тони покупал все, в чем я нуждалась, включая персональную медицинскую сестру. Только она оказалась такой ужасной.

Я рассказала ей без излишних подробностей о том, что произошло. Тетя Фанни слушала, качала головой и время от времени поджимала губы.

– Жалко, что ее нет здесь. Я бы не задумываясь свернула этой сестре шею.

– Тетя Фанни, когда Тони провозгласил, что он является настоящим отцом мамы, вы тогда не очень удивились. Каким образом вы узнали об этом?

– Незадолго до того, как моего брата Тома загрыз до смерти тигр в цирке, он написал мне письмо, в котором рассказал о своем разговоре с моим отцом Люком. Том был очень возмущен и взволнован, потому что узнал, что Хевен фактически не была дочерью Люка. Мой брат и Хевен были так близки, и, понимаешь, он очень сильно переживал это. Ему надо было излить кому-то свое горе, и он написал об этом мне. Во всяком случае, получается так, что, когда мой папа женился на твоей бабушке Ли, она уже носила в себе ребенка от Тони. Люк сказал Тому, что Ли призналась, что Тони изнасиловал ее… может быть, он это делал и не один раз. Вот почему она убежала из этого замка и от всех этих денег и стала жить в Уиллисе с папой. Она умерла при родах, так что никто из нас не знал ее. Хевен всегда считала, что Люк ненавидит ее из-за того, что его ангел Ли, как он ее называл, умерла, рожая Хевен, понимаешь? Я думаю, здесь было многое намешано, особенно если учесть, что Хевен не была родной дочерью Люка. И он знал об этом.

– Так что Тони – мой настоящий дедушка, и он наконец признался в этом не только для того, чтобы я там осталась, – заявила я весомо.

– Выходит, так, Энни, – ответила тети Фанни. Потом, увидев на моем лице обеспокоенность и неправильно истолковав ее, добавила: – То, что он тронулся головой, совсем не означает, что это случится и с тобой, Энни.

– Я об этом и не думала, тетя Фанни, я думала о маме, о том, как ей было тяжело узнать обо всем. Однако она никому ничего не сказала, не так ли? И вы тоже никому не говорили?

– Нет, я никогда никому не говорила, кроме того случая, когда мне пришлось сказать об этом адвокату во время рассмотрения вопроса об опекунстве. Но это не всплыло наружу, потому что я и твоя мать заключили сделку. Мы купили и продали между собой Дрейка, совершенно так, как купили и продали нас самих.

Она сконфуженно опустила глаза.

– Что бы вы ни сделали в прошлом, это теперь ушло и не вернется, тетя Фанни. Сейчас вы полностью и даже с избытком оплатили это.

– Ты действительно так думаешь, Энни, дорогая?

Я кивнула головой.

– И даже то, что мы сделали Люка твоим папой?

– Мы будем брать только самое хорошее, что есть в нас.

– Какая же ты замечательная молодая леди! – Потом ее лицо стало печальным. – Но теперь ты знаешь, что я не являюсь тебе родной тетей.

– Нет, тетя Фанни. Вы навсегда останетесь моей тетей. Я не придаю такого большого значения отношениям родства по крови.

– Ну, я люблю тебя так, как если бы ты была кровной родственницей, Энни. Пожалуй, я люблю тебя даже больше, я люблю тебя, как дочь, и вы с Люком по-прежнему остаетесь сводными братом и сестрой.

– Да, – ответила я и посмотрела в окно на крышу веранды. Я не могла отвязаться от мысли о том, что со времени аварии очень многое изменилось. Моя мать не была фактически Кастил, хотя и выросла под этой фамилией, жила в этой лачуге и считала, что Тоби и Энни Кастил являются ее родными дедушкой и бабушкой. Хотя эти открытия были для меня в настоящее время болезненны и неприятны, я не могла даже представить себе, что должна была пережить моя мать, узнав наконец правду. Это было равносильно тому, если бы она вдруг потеряла всю свою семью и ее удочерили совершенно незнакомые люди.

Затем ее сделали одной из Таттертонов и заставили жить в этом особняке, полном воспоминаний, от которых ее настоящий отец превратился в ревнивого безумца. Неудивительно, что она бежала оттуда с маленьким Дрейком на руках. Дрейк! На самом деле он не был моим дядей, но, конечно, не знал этого, да и не узнает, если только Тони не выболтает правду во время одного из приступов безумия. Сама я не горела желанием говорить об этом Дрейку. Я считала, что боль, которую я испытала в результате этого открытия, должна остаться под замком в моем сердце.

Я понимала, что теперь я потеряла не только своих родителей, но также и свое наследие, то важное звено, которое связывало меня с Люком. У нас не было больше общего прошлого, наполненного красочными историями о жизни в Уиллисе, о нашем прадедушке Тоби. У меня не было теперь прошлого, поскольку оно оказалось связано с Тони Таттертоном, а я не хотела этой связи. Я не хотела помнить ничего из того, что он говорил мне о своем отце и о своем деде.

Я действительно собиралась начать новую жизнь и стать другой. Кем я буду? Как это скажется на наших отношениях с Люком? Будущее было таким неясным и пугало меня сильнее, чем когда-либо до сих пор. Меня забросили в другой лабиринт, и я не имела никакого представления о том, как долго придется плутать по нему, пытаясь найти свой путь. Мне не хватало кого-нибудь, похожего на Троя, кто взял бы меня за руку и повел через лабиринт. Тетя Фанни? Конечно, она стала намного лучше, но даже она была подавлена всем произошедшим.

Я не могла позвать папу или побежать к маме. А Дрейк был так ослеплен Тони и своим местом на предприятиях Таттертона, что на него нельзя было полагаться, как раньше. Я потеряла дядю, который был для меня скорее старшим братом, потеряла из-за пленившего его блеска богатства и власти. В этот момент Тони казался мне дьяволом, а Дрейк – одной из его жертв.

Более светлые и обнадеживающие мысли пришли ко мне только тогда, когда я стала думать о Люке. Я расскажу ему о том, как я чувствовала себя и какие страхи я испытывала. Но не станет ли это слишком тяжелой ношей для него? Не окажется ли он раздавленным обязанностью быть утешителем и поддержкой человеку, который находится в таком отчаянии и одиночестве? Я ведь гораздо большая обуза, чем он рассчитывал. Это было совершенно ясно.

Тетя Фанни помогла мне переодеться в ночную сорочку и лечь в мою постель… мою собственную пушистую, мягкую постель с простынями, пахнущими сиренью. Вернулась миссис Эвери, чтобы убрать вещи. Затем она стала порхать по комнате, что-то поправляя, смахивая какие-то пылинки, пока тетя Фанни не сказала ей, что мне надо отдохнуть.

– Люк и я достанем некоторые вещи, которые тебе понадобятся, как, например, этот забавный столик на кровать.

– И приспособление для ходьбы. Я хочу начать пользоваться им завтра утром.

– Правильно. Хорошо, дорогая, добро пожаловать в свой родной дом. – Она поцеловала меня в лоб и повернулась к выходу.

– Тетя Фанни.

– Да?

– Спасибо, тетя Фанни, за то, что привезли меня домой.

Она покачала головой, в ее глазах сверкнули слезы. Она быстро вышла из комнаты.

Я уставилась на дверь, одновременно и с ожиданием и с пониманием тщетности своей надежды. Если бы мама могла войти через эту дверь хотя бы один только раз! Если бы мы могли снова поговорить друг с другом! Как мне не хватало ее, не хватало ее мудрости, ее заботы. Может быть, если я закрою глаза и очень сильно захочу, я услышу ее шаги в коридоре, ее нежный тихий смех и затем увижу, как она торопливо входит в мою комнату.

Она откроет мои окна, поднимет шторы. «Вставай и сияй, будь счастлива, что живешь и что здорова. Не теряй даже минуты, потому что каждая минута драгоценна, Энни. Каждая минута – это подарок, а ты не хочешь казаться неблагодарной, не правда ли?»

«О мама, я все еще калека. Мои ноги подобны старым, вымоченным в воде чурбанам».

«Чепуха, – услышала я ее голос. – Жизнь такова, какой ты ее делаешь. Теперь скажи этим своим ногам, что они уже достаточно долго отдыхали. Теперь настало время снова трудиться. Поняла?»

Что это – звук моего смеха? Я чувствовала ее руки на своих ногах, они двигались по ним и как по волшебству восстанавливали в них силу.

«Все в порядке», – сказала мама, поднимаясь с кровати. Затем она уплыла, стала тенью…

– Мама? Мам… Мама!

Она исчезла. Солнце закрыло большое темное облако. В комнате было сумрачно и уныло, везде были тени.

– Мама!

– Энни?

– Что… кто… Люк?

Он стоял возле моей кровати.

– С тобой все в порядке? Я услышал твой крик.

– О Люк… пожалуйста, держи меня, держи меня, – вскрикнула я.

Он быстро сел на кровать и обнял меня. Я уткнулась лицом в его грудь и всхлипывала, а он нежно гладил меня по волосам и шептал:

– Все хорошо. Я здесь. Все в порядке.

Затем я ощутила его губы на моем лбу. От его успокаивающих поцелуев у меня закололо в груди, его теплое дыхание приятно согревало мои щеки. Я чувствовала, что наши сердца бьются с одинаковым ритмом.

– Очевидно, я видела плохой сон, – сказала я, испытывая некоторую неловкость. – А когда проснулась, мне показалось, что там стояла миссис Бродфилд. Она была такой злой по отношению ко мне, Люк. Она силой запихивала меня в ванну с кипятком, моя кожа становилась красной, как распустившаяся роза, и надо было ждать часами, чтобы она успокоилась и приобрела нормальный вид.

Он коснулся моей шеи и кивнул.

– Моя бедная Энни, как ты страдала, и меня не было там, чтобы помочь тебе. Я презираю себя за то, что оказался таким глупым.

– Это была не твоя вина, Люк. Ты ничего не знал.

Мы все еще обнимали друг друга. Ни один из нас не хотел разомкнуть этих объятий. Наконец Люк опустил меня обратно на мою подушку. Он остался сидеть на кровати и смотрел на меня.

– Энни, я…

Я коснулась его губ, и он поцеловал мои пальцы. От этого мое тело запело и вернулось к жизни.

– Я лучше пойду… – промолвил он.

– Подожди. Останься со мной еще немного. Побудь со мной, пока я не засну снова. Пожалуйста.

– Хорошо. Закрой глаза.

Я закрыла их. Он укрыл меня одеялом и расправил его у подбородка. Я чувствовала, как его пальцы передвигаются по моему лицу и волосам.

– Люк…

– Спи, Энни. Я здесь.

Наконец я снова заснула, на этот раз спокойным, глубоким сном. Когда я проснулась, солнечные лучи пробивались сквозь окна. Я заметила, что Люк спал у моих ног, свернувшись, как маленький мальчик. Сперва я не могла вспомнить, что привело его к моей кровати. Как только я зашевелилась, его ресницы задрожали, глаза открылись и он посмотрел на меня. Увидев, что находится на моей кровати, он оторопел, как будто на него вылили ушат холодной воды, и быстро сел.

– Энни! – Он оглядел комнату.

– У тебя, Люк, очень хорошенькая пижама.

– Что? О… я, должно быть, уснул. Извини меня. – Он молниеносно поднялся.

– Все нормально, Люк. – Я не могла сдержаться и улыбнулась. Штаны его пижамы были несколько мешковаты.

– Я… я приду, когда переоденусь, – сказал он и поспешно покинул комнату.

Вскоре после того как я окончательно проснулась, прибыл старый доктор Уильямс. В течение долгого времени он являлся нашим семейным доктором. Это был невысокий плотный мужчина с кудрявыми волосами персикового цвета, которые сейчас уже почти все поседели. Войдя в мою комнату, доктор приветствовал меня широкой улыбкой, от которой мне стало легко и тепло. Было ощущение, что меня колют и простукивают, как какое-то подопытное животное, и главное, никакая сестра не выглядывала из-за его плеча и не морщилась от каждого моего вопроса.

– Давление у вас, Энни, хорошее и сердце работает прекрасно. Конечно, я должен буду посмотреть рентгеновские снимки и познакомиться с материалами из Бостона. Я сделаю это немедленно, но не вижу каких-либо причин, которые мешали бы вам ходить.

– Я начала стоять самостоятельно и даже сделала один шаг или два, доктор Уильямс, – сообщила я. – Но они не хотели, чтобы я продолжала свои попытки ходить.

– Они не хотели этого? – Он внимательно посмотрел на меня прищуренными глазами, захватив свой подбородок большим и указательным пальцами. – У вас сильные рефлексы, ноги стали чувствительны. Ваша проблема сейчас в основном эмоциональная. У них нет оснований держать вас в инвалидной коляске и продлевать пассивное состояние.

– Так что препятствий нет, и я могу продолжать пытаться ходить?

– На мой взгляд, препятствий нет. Только не надо злоупотреблять этим и выматывать себя. Лучшим судьей в этом отношении будет ваш собственный организм. Я скоро приду снова, как только получу информацию из Бостона. Добро пожаловать домой, Энни. Я уверен, что скоро наступит улучшение.

– Спасибо, доктор.

Доктор Уильямс заметил слезы у меня на глазах, и его лицо стало заботливым и нежным. Он широко улыбнулся и посмотрел на меня ласково и с сопереживанием.

– Вы знаете чувства, которые я испытывал к вашим родителям, и мои чувства к вам. Вам теперь надо стать более сильной, у вас будет много новых обязанностей. – Он слегка ущипнул меня за щеку, как это обычно делал, и ушел.

Вскоре появился Люк.

– О, извини меня, – пробормотал он, поворачиваясь, чтобы уйти. – Я думал, что тебя уже подняли и ты готова завтракать.

– Послушай, Люк Кастил. Ты подойдешь прямо сюда, возьмешь стул и расскажешь мне все, что ты делал, пока я находилась в Фарти. Я хочу услышать все о твоих похождениях в колледже… особенно о подружках.

Я, конечно, помнила, что он говорил мне в самолете, как сильно беспокоился обо мне и поэтому большую часть времени оставался один. Но я также помнила рассказы Дрейка и хотела услышать все от самого Люка.

– Подружках? – Он подошел ближе к моей кровати. – Когда ты упомянула раньше слово «подружки», я не понял.

– Ты ни с кем не встречался за это время? – допрашивала я.

– Едва ли. На знакомство с помещениями, с режимом занятий, различными курсами в университете, на подборку книг и материалов, наведение порядка в моей комнате в общежитии… на попытки увидеться с тобой уходило почти все время, и мне некогда было заводить знакомства и развлекаться.

– Но я думала… Дрейк приходил к тебе однажды? Правда? – Мое сердце снова застучало. Люк обманывал меня, чтобы я не почувствовала себя плохо? Должна же я заставить его сказать мне правду!

– Он приходил приблизительно минут на десять. Я был в комнате отдыха общежития и читал, – ответил он спокойно, не придавая этому никакого значения.

– В одиночестве? – продолжала я свой допрос. Я вела себя как мазохистка, добиваясь услышать то, что, знала, разорвет мое сердце.

– Там были и другие студенты, но мы еще почти не знали друг друга. Я говорил тебе, я так беспокоился за тебя, что я…

– Дрейк подумал, что ты знал кое-кого очень хорошо, – выпалила я.

Люк, казалось, был сконфужен.

– Действительно? Я не думаю, что он вообще что-либо думал. Он бормотал о твоем самочувствии, необходимости держать тебя в покое и не беспокоить, а потом убежал под предлогом того, что ему надо выполнить какое-то деловое поручение, обещав поддерживать со мной связь. Я звонил ему несколько раз, и каждый раз его секретарь заявляла, что или его нет или что у него совещание. Я звонил Тони в его контору и обычно получал тот же ответ. Наконец я позвонил в Фарти и разговаривал с миссис Бродфилд. И, как ты знаешь, она не очень это приветствовала. Но я был так рад, когда мой сосед по комнате передал мне твое послание по телефону. Затем… затем Тони прогнал меня. Я был готов сбить его с ног и вбежать в дом. Но меня удержала боязнь, что это причинит тебе новые неприятности. Но, слава Богу, моей матери позвонили, и она тотчас отправилась в путь. А теперь расскажи мне, о каких событиях между тобой и Тони шла речь, когда мы покидали Фарти… об этой путанице, о которой он говорил.

– О Люк, это вызывало боль, было ужасно и отвратительно. Я чувствовала себя такой беспомощной, такой измученной! А теперь мне еще больнее, когда я узнала, что многого вообще не должно было быть и то, что я принимала за терапию и хороший медицинский уход, было на самом деле лишь частью безумия, которое окружало меня. Мне теперь всегда будут сниться кошмары! – воскликнула я.

– Нет, этого не случится, потому что, когда к тебе будут возвращаться плохие воспоминания, я буду здесь, с тобой, и прогоню их прочь, – заявил он решительным тоном. – Но расскажи мне об этом. Это поможет тебе избавиться от кошмаров.

– О Люк. Это так меня смущало, а теперь, когда я знаю отвратительные цели отдельных поступков, я чувствую, что меня испачкали и осквернили.

Люк взял меня за руку.

– Энни, а что он делал?

– Он заставил меня раздеться и настоял на том, чтобы я в его присутствии приняла ванну.

Лицо Люка застыло от удивления.

– Я не могла сопротивляться. Некого было позвать, кто помог бы мне, и, кроме того, его лицо… выражало в тот момент такую отеческую заботу. Я позволила ему вымыть мне спину, я позволила ему… О Люк! Противно даже вспоминать об этом сейчас. – Я закрыла лицо руками.

Он опустился на кровать рядом со мной и обнял меня, крепко прижимая к себе и поглаживая волосы. Затем поцеловал в лоб и приподнял за подбородок мое лицо.

– Я так ругаю себя за то, что не приехал к тебе на выручку раньше.

– А как ты мог узнать об этом? Но все равно ты был со мной, помогал мне. В самые мрачные, наиболее тяжелые моменты, когда я чувствовала себя особенно одинокой, я всегда думала о тебе. О Люк, я чувствую себя так уверенно с тобой, в такой безопасности! – Наши лица были совсем близко. Наши взгляды проникали глубоко в души друг друга. – Я понимаю, что это нечестно. Я не должна была предъявлять требований, а дать тебе возможность завести настоящую подружку, но…

Он приложил палец к моим губам.

– Не говори больше ни слова, Энни. Я счастлив… быть с тобой.

Он поцеловал меня в щеку. Я закрыла глаза, дожидаясь, надеясь, веря, что сейчас его губы прижмутся к моим, но он не сделал этого. Я чувствовала, как кровь приливает к моей голове. Моя грудь плотно прижималась к его руке.

– О Люк. Я не могу изменить свои чувства к тебе, – прошептала я.

– И я не могу ничего поделать со своими чувствами, Энни. – Он снова прижал меня к себе, и мы долго сидели, обнявшись.

– Во всяком случае, – произнес он, отпуская меня, – ужасу пришел конец. А что это за человек, который позвонил моей матери? Один из работников?

Я не знала, как ответить. Могла ли я рассказать ему о тайне Троя? Раньше у нас с Люком было так много общих секретов. Я была уверена, что на него можно положиться и что он не сделает ничего, что могло бы повредить мне.

– Если я скажу тебе, сохранишь ты это, как самый сокровенный секрет, и обещаешь никогда не раскрывать его?

– Конечно. В моем сердце наглухо заперто так много секретов о нас, что еще один ничего не изменит.

– Это был Трой Таттертон.

– Трой Таттертон? Но я думал…

– Трой Таттертон не умер, Люк, но он хочет, чтобы люди думали, что он умер.

– Почему?

– Он хочет вести затворническую жизнь. У него была очень несчастная, печальная судьба, и он просто стремится, чтобы его оставили наедине с собой.

– Значит, это он позвонил моей матери? Просто повезло, что он это сделал!

– Я думаю, дело здесь не в везении. Мне кажется, он решил присматривать за мной. Он привозил меня на коляске к себе, чтобы показать свой коттедж. И представь себе, это модель, – я указала на игрушечный коттедж, – и есть его коттедж.

– На самом деле?

– Когда я была в его коттедже, он помог мне встать на ноги и заставил сделать несколько шагов. Я чувствовала себя, как ребенок, только что начинающий ходить. Но это вселило в меня уверенность и убеждение, что я теперь должна приложить все усилия, чтобы начать ходить, заставить ноги вернуться к своим обязанностям, приучить их снова держать мой вес.

– Обязательно. Мы получим твое приспособление для ходьбы сегодня утром, и я буду помогать тебе, когда только захочешь.

– Помоги мне перебраться в коляску, пожалуйста.

Он беспомощно посмотрел вокруг.

– Ты уверена? Я хочу сказать…

– Конечно, уверена. Я сделана не из хрупкого фарфора, Люк Кастил.

Он подвез коляску и кровати и осторожно стянул с меня одеяло. Затем левой рукой взял меня под коленями, а правой обхватил за талию.

– Я не слишком тяжелая, не так ли?

– Слишком тяжелая? Ты такая же легкая, как приятная ласковая мечта.

Он не торопился опускать меня в коляску. Мы были так близко лицом друг к другу, что когда я повернулась, то наши губы почти соприкоснулись. Мы пристально посмотрели в глаза друг другу. Я чувствовала, как приятная теплота спускается вниз по моему телу, ощущала этот волшебный, нежный, как шелк, трепет.

– Я мог бы держать тебя так всегда, – прошептал Люк. В его глазах было столько чувства, что мне показалось, будто он смотрит в мою душу.

– А что, если я попрошу, чтобы ты сделал это? Чтобы ты держал меня так всегда? – спросила я его нежным, серебристым голосом.

Он улыбнулся и поцеловал меня в лоб. Я закрыла глаза.

– Я не опущу тебя, пока ты не скажешь мне, чтобы я это сделал.

– Давай вообразим себя снова кем-нибудь, – предложила я. – Представь, что ты нашел меня спящей в той ужасной комнате в Фарти под чарами злого дьявола. Положи меня обратно на кровать, – распорядилась я. Он подчинился с улыбкой. Я вытянула руки вдоль боков и закрыла глаза.

– Я врываюсь через двери!

– Да, – заявила я, довольная тем, что он принял игру. – Ты видишь меня, и твое сердце разрывается от горя. – Я все еще не открывала глаза.

– Потому что я думаю, что ты никогда не проснешься и я потерял тебя на вечные времена.

– Но ты вспоминаешь про волшебство. Много лет тому назад тебе сказали, что это должно будет случиться и что ты должен будешь поцеловать спящую принцессу для того, чтобы она проснулась. Только твой поцелуй должен быть искренним, – добавила я.

Он не ответил, и на мгновение я подумала, что игра кончилась, но не решалась открыть глаза. Вначале я почувствовала, что он наклонился надо мной. Затем ощутила, что его лицо приближается ближе… ближе… пока… его губы не коснулись моих. И вот его губы прильнули к моим жаждущим губам.

– Я должен был сделать его искренним, – прошептал Люк, и я открыла глаза. Мне хотелось притянуть его к себе, но я была так переполнена нахлынувшими на меня чувствами, что не могла даже пошевелиться.

– Сработало! Ты проснулась!

Он снова схватил меня на руки.

– Мой принц, – сказала я и обняла его еще крепче.

– А теперь унести тебя прочь и навсегда!

Он держал меня так несколько долгих минут. Если в нем и происходила какая-то борьба, он не показал этого. Наконец я рассмеялась.

– Хорошо, мой принц, посади меня в коляску. Я верю тебе, – сказала я, опасаясь, что кто-нибудь может войти в комнату и застать нас в этом положении.

Он опустил меня чрезвычайно осторожно в коляску и отступил назад.

– Как я выгляжу? Скажи мне правду, – быстро добавила я, боясь, что сильно изменилась и утратила всю былую красоту.

– Ну… ты похудела. Кроме того, я никак не могу привыкнуть к этому цвету волос.

– Завтра у меня снова будет натуральный цвет.

– А во всем другом… ты не изменилась. Такая же хорошенькая, как и всегда.

– Люк Тоби Кастил, ты сказал бы мне, что я хорошенькая, даже в том случае, если бы мое лицо было покрыто болячками от ветряной оспы, – заявила я, пытаясь скрыть удовольствие, которое доставили мне его слова.

– Я помню, что, когда оно действительно было покрыто ими, я считал, что ты еще хорошенькая или, по крайней мере, симпатичная.

Он какое-то время смущенно потоптался на месте, потом спросил:

– Ты хочешь, чтобы я отвез тебя куда-нибудь?

– Нет, я хочу пока остаться здесь.

Он кивнул и взглянул на меня своими синими глазами.

– Когда я смотрел, когда ты лежала с закрытыми глазами, я… я не желал притворяться принцем, мне хотелось, чтобы это был настоящий поцелуй, Энни, – признался он.

– Это и был настоящий поцелуй, – сказала я. – Замечательный поцелуй.

Он кивнул и быстро посмотрел в сторону, понимая, что, если он не сделает этого, мы можем сказать друг другу слишком многое.

– О Люк, мне так тебя не хватало!

Он прикусил зубами нижнюю губу и слегка кивнул головой. Я поняла, что он едва сдерживает слезы.

– Ну, я вижу, ты уже встала и готова начинать новый день. Это хорошо, – прозвучал от дверей голос тети Фанни. – Хочешь умыться и привести себя в порядок перед завтраком?

– Да, тетя Фанни.

– Хорошо. Ты, Люк, сматывайся отсюда, а я помогу Энни встать и одеться.

– Я принесу ее завтрак, – предложил Люк.

Он направился к выходу.

– Люк, – позвала я. Он быстро обернулся. – Но начиная с сегодняшнего дня не будет никаких кормлений в кровати. Никаких больше инвалидов.

Он улыбнулся.

– Здорово! Мы потрудимся над твоей ходьбой столько, сколько ты этого захочешь. – Он посмотрел на свою мать.

– Если вы двое станете болтать подобным образом, я лучше вернусь в гостиную и буду бить там баклуши.

– Я ухожу. – Он улыбнулся мне и вышел из комнаты.

– Ты видела когда-нибудь еще такого болтуна, как этот парень? Это ему досталось от его дедушки Тоби. Тот мужчина мог сидеть у входа в свою хижину, вырезая ножом деревянных кроликов и пережевывая одно и то же, пока не зайдет солнце. Знаешь, долгие годы после смерти моей бабушки Энни он все еще разговаривал с ней, как если бы она была рядом.

– Теперь я знаю, почему это, тетя Фанни. Тяжело потерять людей, которых любишь, и иногда ты просто отказываешься принять действительность.

Она отошла назад и посмотрела на меня.

– Я думаю, что ты сильно изменилась, Энни. В некотором отношении выросла из-за этой трагедии и всего последующего. Может быть, ты узнала такие вещи, какие я никогда не знала о людях. Бабушка говорила, что трудности могут сделать человека намного мудрее. Я знаю, они сделали так с Хевен. Она была гораздо мудрее меня. У меня тоже были трудные времена, но я постоянно жалела себя, поэтому у меня не оставалось времени научиться чему-нибудь. – Она покачала головой. – Ну вот, теперь и я болтаю, как Люк. Должно быть, это семейное. Давай я помогу тебе умыться и одеться к завтраку.

Появилась и миссис Эвери, чтобы помочь мне. То, как они обе хлопотали надо мной, лишний раз подтвердило, что я действительно нахожусь дома. Какая громадная разница между их ласковыми руками, утешительными словами и умелыми, но механическими действиями миссис Бродфилд. Никакие деньги, никакой самый квалифицированный медицинский уход в мире не могли сравниться с нежной любящей заботой. Мне надо было знать это с самого начала, и, когда Тони предложил мне наилучших докторов и наилучшую медицинскую помощь, мне нужно было просто попросить привезти меня домой.

Прошло совсем немного времени, как я была вымыта и одета. Вернулся Люк, чтобы помочь мне спуститься вниз.

– Ты готова? – спросил он. Миссис Эвери и тетя Фанни обернулись почти одновременно и выжидающе посмотрели на меня. Отступлю ли я и попрошу принести мой завтрак наверх или же все-таки решусь выйти в мир без мамы и папы? Я повернулась к Люку. Его взгляд вселял в меня уверенность. Я знала, что он будет рядом со мной.

– Да, – сказала я. – Готова.

Люк быстро подошел и положил свою руку на мою. Потом он взялся за ручки коляски.

– Все будет в порядке, – прошептал он и, когда тетя Фанни с миссис Эвери повернулись к нам спиной, быстро поцеловал меня в щеку.