Глава 18 БУНТ

Первое, о чем я подумала, когда пришла в себя, было то, что на мне надета другая ночная сорочка, одна из тех шелковых, которые приносил мне в больницу Тони. Значит, он переодел меня еще до прихода доктора. Но зачем? Разве я порвала сорочку, когда упала, потеряв сознание? Мне было неприятно от мысли, что он менял мне ночную сорочку. Конечно, Тони много старше меня, прадедушка, но все же… он мужчина!

Прежде чем у меня появилась возможность поговорить об этом, в комнату быстро вошли Тони и доктор Малисоф. В голове у меня прояснилось, и я вспомнила о своих достижениях. Я действительно поправлялась! Несмотря на обморок, я была уверена, что это именно так. Стал виден конец моего инвалидного существования. На душе у меня потеплело. Скоро я снова смогу ходить без посторонней помощи и не буду больше зависеть от сестер и докторов, лекарств и разных механизмов.

Я терпеливо, но взволнованно ждала, когда доктор Малисоф закончит осмотр, проверит мои рефлексы. Тони стоял около двери.

Лежа в кровати, я снова почувствовала, как пробуждаются мои ноги. Я понимала, что в моем организме начали происходить какие-то важные процессы. И хотя сосредоточенное лицо доктора не выражало никаких эмоций, я заметила в его глазах что-то новое, когда он посмотрел сверху на меня.

– Ну как? – спросила я его с нетерпением. Тони подошел поближе, чтобы услышать, что скажет доктор. – Есть у меня улучшения?

– Да, ваши ноги возвращаются к жизни, ваши рефлексы стали сильнее.

– О, слава Богу! Слава Богу! Слава Богу! – буквально пропела я. Затем посмотрела на Тони: тот выглядел озабоченным. Доктор решил кратко проконсультироваться с ним, и мне снова пришлось ждать, пока они что-то обсуждали в гостиной, правда, я не могла понять, почему они это делали без меня. Может, просто не хотели, чтобы я слишком волновалась. Вернувшись, оба выглядели повеселевшими.

– Энни, – обратился ко мне доктор Малисоф, – безусловно, вы на пути к полному выздоровлению. Однако очень важно, особенно сейчас, не торопить события, чтобы не наступил регресс.

– Хорошо.

– Вам потребуется выполнять мои распоряжения до последней буквы, хорошо? – Я кивнула. Если бы он сказал, что я должна буду подрезать всю траву в Фарти ножницами, то согласилась бы и на это. – Причина того, что вы упали, – ваша физическая слабость. Мы хотим укрепить ваши силы для предстоящих битв, теперь, когда вы снова обрели свои ноги. Я собираюсь несколько изменить терапию. Я дал мистеру Таттертону некоторые простые указания, которых и надо будет придерживаться. Во всяком случае, послезавтра я приеду снова и осмотрю вас еще раз.

– Не могу ли я по утрам начать пользоваться аппаратом для хождения? Хочу попробовать встать и ходить, как только поднимусь с кровати.

Доктор посмотрел на Тони, сжал подбородок большим и указательным пальцами и внимательно посмотрел на меня.

– Энни, я очень подробно рассказал мистеру Таттертону об этапах вашего лечения. Не делайте ничего, не спросив вначале его разрешения, договорились?

– Да, но…

– Никаких «но». Эти «но» лишь создают трудности, – добавил он, улыбнувшись. – Могу я положиться на вас?

Я отвела свой взгляд от доктора Малисофа, не в силах скрыть разочарования на своем лице.

– Ну-ну, вам следует радоваться. Вы на пути к выздоровлению. – Он похлопал по моей руке и направился к выходу. Тони попрощался с ним за руку и остался со мной. Он посмотрел на меня своими печальными голубыми глазами.

– После того как ты потеряла сознание, я был уверен, что нам придется вернуть тебя обратно в больницу. Теперь мы услышали хорошие новости, а ты не выглядишь довольной.

– Мне просто очень хочется снова стать нормальной, Тони.

– Конечно. – Он стоял в задумчивости, потом его лицо внезапно осветилось, как от озарившей удачной мысли. – У меня есть для тебя еще один сюрприз, и теперь, когда произошло заметное улучшение в твоем состоянии, мне он еще более нравится.

– О чем идет речь?

Он пришел в возбуждение, его глаза вновь стали молодыми и светло-голубыми, лицо зарумянилось.

– Поскольку мы установили движущееся кресло на лестнице, чтобы ты могла самостоятельно подниматься и спускаться, я решил построить перед главным входом в дом наклонные мостки и распорядился, чтобы это было сделано сегодня после обеда. Ты сможешь тогда подъехать на коляске к лестнице, спуститься вниз и добраться до главного входа. Затем ты сможешь съехать по мосткам и катиться дальше по дорожкам и тропинкам, наслаждаясь природой вокруг Фарти. Конечно, поначалу я буду сопровождать тебя, но со временем…

– Со временем, Тони, я буду ходить гулять самостоятельно. – Я сразу пожалела, что сказала это слишком поспешно и резко. Он выглядел разочарованным, как маленький мальчик, на которого накричали. Но я ничего не могла с собой поделать. Достигнутый прогресс в лечении наполнил меня такой надеждой, а теперь Тони и доктор говорят мне, что ожидание будет гораздо более длительным. И я все еще буду прикована к инвалидной коляске.

– Конечно, я не имел в виду…

– Но я высоко ценю то, что вы сделали, Тони. Я не могу дождаться, когда смогу выйти и погулять около дома. Спасибо, Тони. Спасибо за все. Я уверена, что без вас я не смогла бы так быстро начать поправляться.

Его лицо опять просветлело.

– Я рад, что ты так думаешь, Энни. О! – воскликнул он, посмотрев на мольберт. – Ты продвинулась с рисунком. Как замечательно!

Я следила за выражением лица Тони, когда он смотрел на мою работу острым, пронизывающим взглядом. Улыбка стала медленно сходить с его лица, и вместе с ней исчезло все, что делало его облик ясным и молодым. Затем он посмотрел в окно, словно что-то мог увидеть в темноте. Я не знала, что ему сказать.

– Пока это еще только набросок.

– Да. – Он вновь повернулся ко мне. В его голубых глазах было беспокойство. Лоб прорезали морщины, губы поджаты, как у человека, находящегося в состоянии сильного умственного напряжения. – Он хороший, но я надеялся, что ты рисуешь сад и зеленые подстриженные кустарники, узкие дорожки и маленькие сверкающие фонтаны.

– Но, Тони, фонтаны не работают, они забиты осенними листьями. И сады нуждаются в подрезке. Там, где еще остались цветы, они заросли сорняками. Некоторые кустарники подстрижены, но и над ними следует еще потрудиться. – Поскольку Тони продолжал смотреть вперед немигающими глазами, я подумала, что он не слышал ни слова из того, что я говорила.

– Когда появляется солнце, вся территория начинает сверкать. – Тони улыбнулся. – Джиллиан говорит, что это подобно тому, как если бы какой-нибудь великан стоял на крыше и разбрасывал драгоценные камни по лужайкам. Она художник, так что у нее взгляд и воображение художника. Она рисует только красивые, приятные вещи, то, что помогает ей чувствовать себя молодой и жизнерадостной. Вот почему она начала с иллюстраций для детских книг.

– Джиллиан… вы имеете в виду мою прабабушку Джиллиан? Но она ведь умерла, Тони.

Он уставился на меня пустым, устремленным в никуда взглядом. У меня мурашки по коже побежали. Что-то не то происходит с ним. Путешествия Тони в прошлое становятся более частыми и уходят так далеко, что ему становится все труднее возвращаться в настоящее?

– Что? О да, я имел в виду, что Джиллиан обычно говорила. – Он засмеялся коротким хриплым смехом и снова посмотрел на мольберт. – Просто когда я вижу работу художника, все его принадлежности, я думаю о ней и живо вспоминаю те ранние дни. Ладно, когда поднимешься на ноги и у тебя будет настроение, ты устроишься там, в саду, и будешь рисовать и рисовать, пока твои кисти не сотрутся до основания. Я не удивлен, что ты выбрала такой печальный сюжет, будучи замкнутой в этой комнате. Художнику нужно пространство, чтобы путешествовать и свободно дышать. Один только Трой мог взаперти создавать одну прекрасную вещь за другой. Я полагаю, что они уже жили в его воображении.

– Я хотела бы посмотреть побольше работ Троя.

– Ты их увидишь. Когда спустишься вниз, мы пойдем в мой кабинет и посмотрим все его модели, выставленные на полках. Каждую из них он сделал сам, вплоть до самой крошечной детали.

– Может быть, я спущусь вниз завтра, – произнесла я с надеждой.

– Да. Мы устроим твой первый выход на улицу. Это просто замечательно, что ты снова будешь двигаться по коридорам Фартинггейл-Мэнора!

– Снова?

Он сжал свои ладони. Во всем, что говорил Тони, была путаница. «Возможно, в этом виновато возбуждение, связанное с моим предстоящим выздоровлением», – подумалось мне. Я должна была постоянно напоминать себе, что Тони уже не молодой человек. Конечно, все обрушившееся на него после долгих лет жизни в относительном уединении не могло не оказать воздействия на его мозг.

– А теперь я дам тебе возможность отдохнуть.

– Я слишком возбуждена, чтобы спать. – Это напомнило мне о ночной сорочке. – Но, Тони, почему на мне была другая ночная сорочка, после того как я очнулась от обморока?

– Другая ночная сорочка? – Его улыбка снова стала смущенной. – Я не совсем понимаю тебя.

– Раньше я не была в этой сорочке. Вы переодели меня, не так ли?

Он отрицательно покачал головой:

– Ты, вероятно, что-то напутала. Ты всегда надевала эту ночную сорочку. Это твоя любимая. Ты часто мне сама говорила об этом.

– Я… я говорила?

Теперь он заставил меня удивляться. Я покачала головой. Во всяком случае, это не казалось мне таким уже важным.

– Может быть, мне следует дать тебе какое-то лекарство перед сном? Доктор велел продолжать принимать успокоительное.

– Я ненавижу таблетки снотворного. Они вызывают у меня кошмары, – воскликнула я.

– Послушай, Энни. Ты должна продолжать делать то, что поможет тебе добиться прогресса в лечении, не правда ли? – сказал он успокаивающим тоном. – Доктор считает, что это необходимо, и, в конце концов, за это мы и платим ему – за его медицинские знания. Я сейчас вернусь.

Через несколько минут Тони вернулся со стаканом воды и таблеткой. Я неохотно взяла ее и проглотила. Затем откинулась на подушку. Он поправил одеяло и погасил свет. После этого подошел к кровати и взял мою руку.

– Удобно? – спросил он.

– Да. – Мой голос звучал очень тихо. Как мне хотелось, чтобы рука, которую я держала, принадлежала моему папе.

– Это хорошо. Так теперь и будет, начиная с сегодняшнего дня. Я всегда буду здесь с тобой. Только позвони. Я буду ждать твоего звонка, Энни, и сразу приду.

– Но вы не можете отдавать мне все свое время. Вам надо вести свои дела, Тони.

– Не беспокойся о моих делах. Дело делается само по себе, и руководят им компетентные люди, включая теперь и Дрейка. Никогда не думай, что ты мне в тягость. – Он похлопал по моей руке.

– Вы собираетесь нанять новую сестру завтра?

– Первое, что я сделаю завтра утром, это позвоню в агентство, – заверил он меня. – Хорошего тебе сна. – Он нагнулся и поцеловал меня в щеку. На этот раз его губы оставались на щеке гораздо дольше, а рука сжимала мое плечо, как бы не собираясь вообще отпускать его. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Тони, – ответила я и проследила, как он медленно выходил из комнаты (будто один из призраков Рая Виски), как он выключал свет, продвигаясь вперед и оставляя за собой сгустившуюся темноту.

Даже после приема снотворного я не смогла сразу уснуть. Я была слишком возбуждена. Все время пробовала пошевелить пальцами ног и почувствовать зуд в своих ногах. Мне также доставляло удовольствие ощущение их скольжения, по одеялу. Я подумала, что во многом сейчас похожа на грудного ребенка, который начинает познавать свое тело и обнаруживает у себя руки и ноги. Каждое движение, каждое возникающее чувство воспринимаются как чудо. Мне очень хотелось, чтобы рядом со мной находился и разделил радость моего физического возрождения кто-то очень близкий мне. Как было бы замечательно, если бы Люк был здесь, когда я встала на ноги! Он обнял бы меня и прижал к себе, целовал бы меня и гладил волосы. Я улыбнулась, представив себе все это, услышав, как он шепчет мне на ухо, в то время как его пальцы движутся по моим плечам. Я вся затрепетала от одного лишь предвкушения. «О Люк! – вскрикнула я мысленно. – Я ужасно грешу, думая обо всем этом?»

Наконец начала действовать таблетка, которую дал мне Тони. Мои мысли стали путаться, веки делались все тяжелее и потом их вообще было невозможно держать открытыми. Я закрыла глаза и проснулась лишь тогда, когда солнечный свет ударил мне в лицо, и я увидела, что Тони открывает занавеси на окнах. Он был еще в халате и в домашних тапочках, но уже побрился. Вся комната пропиталась запахом туалетной воды после бритья.

Моей первой мыслью было опасение, что все мне просто приснилось: и ощущения, возникавшие в моих ногах, и мои усилия встать, и сам факт, что я действительно стояла на ногах. Я сконцентрировала волю на том, чтобы заставить свои ноги двигаться, и на этот раз они согнулись в коленях.

– Тони! – закричала я. Он резко повернулся, словно я кольнула его в шею. – Мои ноги… Они легче двигаются и стали гораздо чувствительнее.

Он быстро кивнул, продолжая открывать занавеси, затем начал передвигаться по комнате, готовя все необходимое для того, чтобы помочь мне встать с кровати, умыться и одеться.

– Ты должна сегодня надеть это, Энни, – заявил он, доставая из шкафа одно из старых маминых платьев. Он с восхищением держал его в руках. – Ты великолепно выглядишь в нем.

– Но я никогда не носила его, Тони.

– Тогда должна его надеть. Ты будешь великолепна в нем. Поверь моему слову.

Это было голубое хлопчатобумажное платье с гофрированными рукавами, широким вышитым воротником и юбкой до щиколоток. Я считала его совсем неподходящим. В нем, скорее, можно было пойти в гости на чай, а не носить в своей комнате.

– Я могу подобрать из своей собственной одежды, Тони. Не беспокойтесь.

Я была уверена, что в это утро мне не понадобится той помощи, какую мне всегда оказывали раньше. Чтобы доказать это, я села и осторожно вытащила из-под одеяла ноги, которые свесились с края кровати.

– Что ты делаешь? – закричал он испуганно.

– Встаю. Видите, я могу делать это сама!

– Ты что, не слышала, что говорил доктор вчера вечером? Подожди меня, – распорядился он. – Если ты попытаешься встать и упадешь, то можешь сломать какую-нибудь кость. Хочешь, чтобы тебя уложили в гипсе на шесть недель?

Его слова повергли меня в ужас.

– Хорошо, Тони, я подожду.

Он положил платье на кровать около моих ног и подкатил коляску. Я стала спускаться с кровати, но когда мои ноги коснулись пола и я начала переносить на них тяжесть тела, он схватил меня под мышки и опустил в коляску.

– Я думаю, что я могла бы сделать это сама, Тони.

– Я не имею права рисковать, когда это касается тебя, Энни. Доктор обвинит меня, если что-нибудь повернет вспять процесс твоего выздоровления.

– Я думаю, мне следует укреплять себя, делать все возможное, чтобы набраться сил.

– Со временем, – заявил он. – Со временем. Не надо торопить события. А теперь, что касается платья…

– Я подберу сама, Тони, после того как помоюсь.

– Я помогу тебе, – сказал он, взявшись за коляску и повернув ее в сторону ванной комнаты, прежде чем я это сделала сама.

– Но, Тони…

– Вспомни, что сказал доктор относительно «но». – Он подвез меня к ванной и повернул лицом к ней. Затем стал наполнять ванну водой.

– Тони, я не могу позволить вам… – запротестовала я.

– Ерунда! Я чувствую себя ужасно виноватым за то, что сделала миссис Бродфилд. Это я нанял ее. И, пока я не нашел ей замены, мой долг, по крайней мере, предоставить услуги, в которых ты нуждаешься и которых ты заслуживаешь. Просто считай меня медицинским братом, – добавил он весело. – Как ты относишься к ванне с пузырями? – С этими словами он насыпал розового порошка в воду и вышел, чтобы взять махровую салфетку и полотенце.

– Тони, – сказала я как можно более ласково, когда он вернулся. – Я уже взрослая женщина, и мне нужно уединение.

– Ты не должна сейчас беспокоиться об этих вещах. Во всяком случае, все это находится в соответствии с инструкциями, полученными от доктора.

Я не знала, что ему ответить. Он завернул краны и улыбнулся мне.

– Пора забираться в ванну, – заявил он. Я посмотрела вначале на воду, затем на него. Его седые волосы были аккуратно зачесаны назад, а глаза смотрели на меня с нежностью и любовью. – Когда ты будешь в воде, я позволю тебе помыться самой, – предложил он. – Я хочу только вначале убедиться, что ты не поскользнешься и не ушибешься о ванну.

С большой неохотой я стянула через голову свою ночную сорочку. Он забрал ее у меня и подсунул руки мне под мышки. Естественно, его пальцы коснулись сбоку моей обнаженной груди. У меня перехватило дыхание. Никто, кроме моих родителей и медицинского персонала, никогда не видел меня голой и тем более не касался меня. Но Тони, казалось, не заметил того, что сделал. Потом он подхватил меня под коленями, поднял и медленно опустил в воду. Пена наконец скрыла мою наготу. Я чувствовала себя совершенно беспомощной, скорее даже ребенком, чем инвалидом.

– Ну вот, – сказал он, – видишь, как легко все прошло? Вот, – добавил он, протягивая мне махровую салфетку. – Я пойду и поправлю постель, пока ты принимаешь ванну.

Минут через десять он вернулся.

– Как идут дела?

– Хорошо.

– Хочешь, я потру тебе спину? Я специалист в этом деле. Я обычно делал это для твоей бабушки и твоей матери.

– В самом деле? – Я не могла себе представить, чтобы мама позволила ему тереть себе спину.

– Большой специалист, – повторил он, забрав салфетку из моих рук и перейдя затем за ванну. Я наклонилась вперед, и он начал мыть мою шею. – У тебя, Энни, такая же ровная, изящная шея, – заметил он, переходя на плечи, – и такие же красивые, женственные плечи, которые могут раздразнить и подвергнуть мучениям самых стойких мужчин.

Я чувствовала, как Тони провел салфеткой по моим плечам, затем по ключицам и снова по шее. Через несколько секунд я ощутила его дыхание, а когда посмотрела в зеркало, которое висело на противоположной стороне, то увидела, что он закрыл глаза и низко наклонил свою голову, словно обнюхивая меня. Волна холодного страха прокатилась по мне.

– Тони, – обратилась я к нему, положив свою руку на его руку с салфеткой, – я закончу все сама. Спасибо.

– Что? О да, да. – Он быстро выпрямился. – Я положу полотенце на сиденье в коляске. – Сделав это, он спросил: – Ты закончила?

– Да, но вы станете совсем мокрым.

– Не беспокойся обо мне. Я бывал весь мокрый и раньше, – сказал он шутливо и опустил руки в воду, чтобы снова подхватить меня. Затем, осторожно подняв из ванны, посадил в коляску. Я быстро обернулась полотенцем. Тони схватил другое полотенце и начал вытирать мне ноги.

– Я могу сделать это сама, Тони.

– Чепуха! Зачем утомлять себя, когда я рядом, чтобы помочь тебе? – Он помассажировал мои икры, затем стал подниматься выше за колени, заботливо протирая мою кожу. Потом сел на корточки и медленно поднял глаза навстречу моему пристальному взгляду. – Когда я вижу тебя здесь в таком виде, то могу думать только о твоей бабушке Ли.

– Зачем вы это говорите, Тони?

– То, как ты выглядишь, – молодая, невинная, такая нежная и твои волосы…

Я начинала сожалеть, что согласилась выкрасить волосы. Вероятно, из-за этого Тони частенько видит во мне другую женщину.

– Мне лучше одеться, Тони.

– Да, конечно. – Он встал и отвез меня из ванной к кровати, на которой было уже разложено то голубое хлопчатобумажное платье. – Я помогу тебе, – сказал он и быстро принес трусики и бюстгальтер. Затем снова сел на корточки передо мной.

– Я сама оденусь, Тони. – Я потянулась за своими трусиками, но он, подняв мои ноги, надел их на щиколотки и стал медленно с остановившимся взглядом продвигать их вверх по моим ногам. При этом его пальцы ни разу не коснулись меня. Когда он поднял их до бедер, то подошел ко мне сзади. Немного приподняв меня, он наконец надел на меня трусики. Я закрыла глаза, чтобы не видеть происходящего. Затем Тони начал снимать полотенце, в которое я завернулась.

– Тони, пожалуйста, позвольте мне сделать это самой.

– Я только помогу, – настаивал он. Он развернул бюстгальтер, и я быстро просунула руки в бретельки, но когда попыталась застегнуть его, Тони поспешно протянул руки и сделал за меня сам. – А теперь к финишу, – провозгласил он и остановился передо мной с платьем в руках.

– Тони, я не думаю, что это платье…

– Просто подними свои руки. Так будет легче.

С огромной неохотой, но понимая, что так действительно будет легче покончить со всем этим, я подняла руки и позволила ему протащить платье через свою голову. Он поднял меня и полностью натянул его на мое тело. После чего отступил назад на несколько шагов.

– Видишь? С ним ничего не случилось. Я буду здесь каждое утро, чтобы помогать тебе, Энни.

– Каждое утро? Но до завтра-то у нас будет другая сестра?

– Я надеюсь на это, но теперь стану гораздо осторожнее в выборе. Нам не нужна вторая миссис Бродфилд, не так ли? – Он улыбнулся и затем хлопнул в ладоши. – Теперь позволь мне посмотреть, как обстоят дела с твоим завтраком. – Он торопливо вышел из комнаты, возбужденный тем, что уже сделал, и предстоящими хлопотами.

Через несколько минут Тони появился с подносом, на котором был мой завтрак.

– Надеюсь, ты голодна сегодня утром, – произнес он, отступая назад.

– Да. Я умираю от голода. – Хотелось надеяться, что это очередной признак начавшегося выздоровления.

– Я пойду оденусь, пока ты ешь, – наконец сказал он и вышел.

Когда Тони появился снова, вид у него был довольно неряшливый и похожий на тот, который описал в своем письме Дрейк. Волосы были растрепаны, галстук спущен и весь в пятнах. Пиджак и брюки изрядно помяты. Создавалось впечатление, что он надел все старое и нечищенное.

– Доброе утро, – произнес он, словно только что увидел меня. Я удивленно уставилась на него, но он, казалось, не замечал этого. Его взгляд почти не задержался на мне. Тони стоял, покачиваясь и заложив руки за спину, и смотрел в окно. Он облизнул губы, несколько раз надул щеки и кивнул головой. У меня снова возникло ощущение, что он то входит в реальность, то выходит из нее, перемещаясь из прошлого в настоящее и обратно в прошлое. Действительно, Тони начал серьезно беспокоить меня.

– Я чувствую себя гораздо лучше, Тони, – сказала я, желая, чтобы все вернулось на свои места и я могла бы связаться с Люком. – Может быть, вы вывезете меня на улицу, в конце концов?

Он заговорил, но как-то странно, словно только что услышал совершенно другие слова.

– Я обещаю тебе, – начал он, – я дам тебе дом и все, что необходимо для дома…

– Дом? Я не понимаю, Тони. У меня есть дом…

– Судя по тому, что я знаю о тебе, ты быстро привыкаешь. Мне кажется что в конце концов ты скоро сделаешься большим бостонцем, чем я сам, хотя я и родился здесь. – Он начал смеяться, но неожиданно оборвал смех. Его лицо посуровело, а рот искривился. – Но я хочу, чтобы никто из твоих родственников, этих дикарей с холмов, никогда здесь не показывался…

– Родственники, эти дикари с холмов? – Я надеялась, что он не имеет в виду Люка. – О чем вы говорите, Тони? Вы пугаете меня.

Он быстро заморгал, как бы просыпаясь прямо у меня на глазах. Затем потряс головой.

– Тони? С вами все в порядке?

– Что? О да. Извини… я глубоко задумался. Ну, мне надо сойти вниз и заняться кое-какими делами. Придет Рай и заберет поднос. – Он поспешно вышел.

Мое сердце отчаянно колотилось. Что с Тони случилось сегодня утром? Является ли это следствием того, что он помог мне вымыться и одеться? Я была рада, когда появился Рай Виски, хотя и он выглядел не слишком веселым.

– Как вы себя чувствуете этим утром, мисс Энни?

– Я чувствую себя в значительной степени крепче, Рай, спасибо.

Он взял поднос с видом человека, спешащего покинуть комнату.

– С мистером Таттертоном все в порядке, Рай?

– Кажется, все нормально. Он работает в своем кабинете.

– Он только что говорил здесь странные вещи и какое-то время вел себя так, словно бы не знал, что это я.

– Может быть, он еще не проснулся до конца и продолжал видеть сон? Когда люди достигают его возраста, они часто не сразу приходят в себя, встав по утрам со своей постели.

– Но мистер Таттертон уже давно проснулся. Что касается возраста, то, скажем, вы, Рай, вы ведь старше Тони и не бываете в таком состоянии по утрам, не правда ли?

– Да нет, мэм, иногда это бывает. Особенно после прошедшей ночи.

Я уставилась на него.

– Прошедшей ночи? Но почему? – Весь вид Рая говорил о том, что ему не хочется обсуждать эту тему. – Что случилось? Расскажите мне, пожалуйста.

– Старый Рай не говорит об этом громко, мисс Энни. А вы долго будете оставаться здесь?

– Не очень. Я быстро поправляюсь.

– Это хорошо. Старые призраки начинают ужасно злиться. Я слышал, как они бродили по дому всю прошедшую ночь.

– Старые призраки? – Я улыбнулась.

– Те же самые, мисс Энни. Я надеюсь, вы быстро поправитесь и уедете обратно в свой собственный дом. Не потому что старый Рай не хочет, чтобы вы здесь были. Вы вернули мне самые хорошие воспоминания. Я только не хочу, чтобы вас преследовали эти духи.

– Ладно, я буду настороже, Рай.

Он кивнул головой. Я не могла заставить его посмеяться над этим. Призраков и духов он воспринимал вполне серьезно. Он еще раз кивнул и вышел, унося с собой поднос.

Чтобы как-то отвлечься, я направилась к мольберту. Вероятно, почувствовав в себе больше сил и глядя с большей надеждой на свое выздоровление, мне захотелось добавить красок в свою работу. Я занялась раскрашиванием листьев на деревьях, стоявших за памятником, подобрала ярко-зеленый тон для травы, сделала небо лазурно-голубым вместо грозового, серого. Мои кисти не касались лишь человека у памятника.

Сразу же после ленча пришел Дрейк. Он вбежал в мою комнату, как человек, опаздывающий на поезд, и быстро поцеловал меня в щеку. С того дня, когда он стал работать у Тони, Дрейк постоянно куда-то спешил. Создавалось впечатление, что вся его жизнь расписана в каком-то календаре. Я подозревала, что он заранее определял, сколько времени пробудет со мной, и когда золотые часы, которые недавно подарил ему Тони, покажут намеченный час, он уйдет, несмотря ни на что. На мой взгляд, Дрейк очень изменился, стал более чужим. Я могла только надеяться, что этого не произошло также с Люком и что, когда он наконец приедет, я не найду его сильно изменившимся. Потому что этого я боялась больше всего.

По-видимому, никто не говорил Дрейку о моем улучшении.

– Тебе никто ничего не сказал о том, что здесь произошло? О том, что миссис Бродфилд практически отравила меня, чтобы настоять на своем, что Тони прогнал ее, о моих успехах в лечении?! – удивленно вскричала я.

– Видишь ли, я еще не видел Тони. Я прибыл сюда и сразу поспешил к тебе. Но ты сама все расскажешь мне. Что натворила эта сестра?

Я быстро поведала ему обо всем. Дрейк покачал головой.

– Я никогда не был в восторге от нее, хотя она имела такие хорошие рекомендации. Это лишний раз показывает, как трудно найти опытных, компетентных людей. То же самое относится и к деловой жизни. И в этом я убедился. Ты знаешь, мне приходится также нанимать на работу. – Он помолчал, поглядел на меня, потом, улыбнувшись, сказал: – Ты выглядишь по-другому – возбуждена, окрепла. А теперь расскажи о твоих успехах в лечении.

– Я встала… на свои ноги! – воскликнула я, раздраженная его самодовольством.

– Когда? – спросил он со скептическим видом.

– Вчера вечером. Я могу сделать это сейчас, только доктор и Тони говорят мне, чтобы я не спешила. Но, Дрейк, я не хочу продвигаться медленными шажками. Я с нетерпением жду, когда смогу выйти отсюда.

Он сочувственно кивнул головой и посмотрел на меня сощуренным пронизывающим взглядом, совершенно так, как это часто делал Тони.

– Я уверен, Энни, что все, сказанное ими, для твоей же пользы.

– Но это мне не кажется правильным, – настаивала я. – Я знаю, что могу стоять. И должна это делать чаще, чтобы мои ноги снова привыкали, чтобы к ним возвращались силы. И я должна использовать это приспособление для ходьбы. – Я показала в угол комнаты. – Какой смысл в том, что оно стоит там, если я им не пользуюсь.

Дрейк пожал плечами:

– Вероятно, это нужно делать на определенном этапе или… это причинит больше вреда, чем пользы. Я не знаю, Энни. Я не собираюсь быть доктором.

– Люк собирается, – заметила я. Он сморщился, как от удара по щеке. Но я не могла сдержаться. – Я бы хотела, чтобы он был здесь. Не могу понять, почему его нет до сих пор, – заявила я, скрестив руки на груди.

– Я оставлял послания.

– Он их не получал, – сказала я недовольным тоном.

– Ни одного?

– Это на него не похоже, – продолжала я с твердостью.

– Люди меняются, особенно когда они поступают в колледж. По-моему, я уже говорил тебе это.

– Но не Люк, – настаивала я на своем. – Дрейк, я значу что-либо для тебя? Ты действительно беспокоишься обо мне?

– Конечно. Как ты могла задать такой вопрос?

– Тогда я прошу, чтобы ты выкатил меня отсюда. Я спущусь вниз на механическом кресле, и ты отвезешь меня на коляске к ближайшему телефону. Я хочу позвонить Люку сама. Тони обещал поставить телефон в эту комнату, но до сих пор не сделал этого. Кроме того, у меня есть сомнения, что он действительно предпринимал попытки связаться с Люком.

– Почему? Если он сказал, что пытался… и если он обещал поставить тебе телефон…

– Нет-нет. Он забывает, что говорит и что обещает. Ты не видишь его таким, каким вижу его я, Дрейк. Я думаю, Тони несколько не в своем уме и с каждым днем ему становится все хуже и хуже.

– Что? Послушай, я работаю с…

– Выслушай меня, Дрейк. Иногда, когда он разговаривает со мной, он начинает все путать… говоря о моей матери, о бабушке или прабабушке. Он забывает, кто уже умер, а кто еще жив. Я сожалею теперь, что позволила ему и его дамскому парикмахеру уговорить меня покрасить волосы в этот цвет. После этого он стал все путать еще больше.

Теперь, когда я рассказала об этом Дрейку, все это показалось мне более серьезным, чем я думала раньше.

Он улыбнулся и покачал головой:

– Энни, ты это говоришь как бы не в своем уме.

– Нет, Дрейк. Здесь происходят странные вещи… то, как он содержит комнаты, в которых жили мама и папа, комнаты моей прабабушки Джиллиан… все это сохраняется так, как если бы они были живы и сейчас. Даже Рай Виски считает, что над всем здесь витает какой-то рок. Конечно, он говорит о призраках, которые бродят по залам, но он многое знает. Он хочет, чтобы я уехала домой!

Все это время я испытывала чувство жалости к Тони. Я пыталась понять, почему он такой, и находила для этого всякие оправдания. Но теперь, перечислив все это вслух, я поняла, что мне следует скорее пожалеть саму себя. Может быть, я оказалась в ловушке в доме сумасшедшего, а не просто человека, у которого время от времени случаются провалы в памяти.

– Рай хочет, чтобы ты уехала? – Дрейк покачал головой. – Вот кто не в своем уме.

– И Тони сохраняет комнату Джиллиан, как музей, – продолжала я, отчаянно надеясь, что Дрейк поймет мои беспокойства. – Он никого не допускает туда. Это… сумасшествие. Ты бы видел его некоторое время тому назад, когда он бормотал, что не допустит, чтобы здесь жил кто-либо из моих родственников, этих дикарей с холмов… – Я покачала головой. – А ты знаешь, что из всех зеркал в комнате Джиллиан были вынуты стекла и…

– Подожди минутку, у меня даже голова закружилась. – Он откинулся назад. – Спустить тебя вниз, чтобы ты позвонила Люку, Тони превратил апартаменты в музей, Тони все путает, ты жалеешь, что покрасила свои волосы… может быть, это все вызвано каким-то лекарством, которое ты принимаешь?

– Дрейк, ты что, не слушаешь меня? Я начинаю бояться. Я хочу быть покладистой и делать то, что все считают полезным для меня, но я не могу не думать о том, что выкинет Тони в следующий раз.

– Тони? – удивился Дрейк, все еще не веря. – Да я не встречал еще такого доброго, такого любящего, такого преданного нам человека, каковым является Тони.

– Выкати меня отсюда, – потребовала я, – прямо сейчас.

– Позволь мне поговорить с твоим доктором.

– Нет, – быстро сказала я. Мне пришла на ум еще одна мысль. – Ведь доктор Малисоф находится на службе у Тони и делает то, что доставляет удовольствие его хозяину. – Вероятность этого прошла через мое сердце, как острие шпаги из леденящего ужаса. – Боже мой… что, если… – Я оглядела комнату обезумевшими глазами.

– Уже и доктор тебе нехорош? Энни, ты бы только слышала, что говоришь. Ты просто слишком возбуждена из-за всего пережитого… авария, твое увечье… служба у могилы… Я понимаю твое состояние, но у тебя действительно лучшие доктора и ты получаешь здесь самый прекрасный уход. Я уверен, что к концу дня у тебя будет новая медсестра и…

– А что толку? – проговорила я, опустив голову. Дрейк не мог понять, что здесь происходит, или… я подняла голову и посмотрела на него. Или он не хотел понять, потому что был так счастлив, получив от Тони новый административный пост. Он упивался своими значимостью и властью. На самом деле Тони сделал то, что он делал и раньше, – он купил Дрейка. – Ты просто не хочешь слушать. Я думала, что могу положиться на тебя. Когда у меня не стало родителей, ты и Люк и тетя Фанни…

Я чувствовала себя больной и одинокой. В моем сердце была пустота. Оно напоминало голую камеру, заполненную лишь отзвуками моих бесполезных стенаний, которых никто не услышит, потому что люди, действительно любившие меня, умерли. Даже Люк, казалось, теперь для меня умер.

– Послушай, – заявил Дрейк, быстро взяв меня за руки. – Я собираюсь поехать в Нью-Йорк. У меня довольно большой проект, который буду осуществлять самостоятельно. Я буду отсутствовать несколько дней, затем приеду прямо сюда и, если твое настроение в отношении всего этого не изменится, я сам отвезу тебя обратно в Уиннерроу.

– Правда? Обещаешь? – воскликнула я, хотя в душе мало надеялась на это.

– Конечно. Я просто возьму на себя все, что связано с твоим выздоровлением, пригласим собственных докторов, собственных сестер…

– О Дрейк, я хотела бы, чтобы ты сделал это сейчас.

– Подожди еще несколько дней, Энни. Ты можешь слишком погорячиться, и нам пришлось бы в этом случае начинать все заново. Ты должна окончательно утвердиться в правильности решения, и тогда я обещаю помочь тебе.

Он поцеловал меня в щеку, прижал к себе и затем вскочил, словно в его голове бизнесмена зазвенел будильник.

– Мне надо успеть на самолет.

– Но, Дрейк, я думала, что ты, по крайней мере, отвезешь меня вниз, чтобы позвонить Люку.

– Нет никакого смысла без конца названивать ему. Он приедет, когда захочет.

– Дрейк, пожалуйста, – просила, даже умоляла я, желая, чтобы он понял, насколько это для меня важно.

Он с минуту пристально смотрел на меня, потом кивнул.

– Я поговорю с Тони, когда буду уходить. Я уверен, он сделает это.

– Но, Дрейк…

– Выше голову, Энни. Все будет в порядке, вот увидишь. По крайней мере, ты вернулась к рисованию, – заявил он, указывая на мольберт.

Он даже не подошел к нему, чтобы взглянуть на мою работу. Просто автоматически улыбнулся, как какой-нибудь служащий, помахал мне рукой и быстро покинул комнату, явно опасаясь того, что я могу настаивать на том, что может вызвать неудовольствие у Тони. Я так разочаровалась в Дрейке! Мой дядя, который был для меня скорее старшим братом, ведет теперь себя, как посторонний. Он ушел, и я осталась с этой тишиной, которая еще сильнее заставляла меня чувствовать свою беспомощность. Снова я была одна, как раненый зверек в позолоченной клетке.

Собравшись с силами, я решительно покатила коляску к двери, распахнула ее, пересекла гостиную и открыла дверь в коридор. Затем направилась к лестнице. Посмотрев вниз, я увидела, что там никого не было, а у подножия лестницы меня поджидала вторая коляска (Тони сдержал свое обещание). Я отомкнула и подняла подлокотник на коляске, чтобы перетащить себя в механическое кресло, как показывали мне Тони с тем специалистом. Устроившись и закрепив ремень безопасности, я нажала на кнопку и начала спускаться. Мое сердце отчаянно колотилось, но я была полна решимости взбунтоваться и покончить со своим положением заключенной.

Кресло остановилось в конце лестницы, и я перебралась в стоявшую рядом коляску. Воодушевленная успехом, я поехала по покрытому ковром коридору в направлении кабинета Тони.

Дверь в кабинет была немного приоткрыта. Я остановилась, не услышав никаких звуков из кабинета, тем не менее вкатила туда коляску. На письменном столе горела небольшая рабочая лампа, а в комнате царил полумрак. Задернутые шторы на окнах не пропускали послеобеденного дневного света. Я осмотрелась кругом – никого. Куда же ушел Тони? Разочарованная, я откинулась назад в коляске. Затем мои глаза остановились на телефонном аппарате на столе Тони.

Наконец-то появилась возможность самой поговорить с Люком! Я подкатила коляску к письменному столу. Только подняв трубку, я сообразила, что не знаю ни номера его телефона, ни названия общежития. Дрейк мне никогда не говорил об этом.

Я позвонила в справочную и попросила телефон Гарвардского университета. Оператор, недовольная отсутствием у меня более точных данных, стала зачитывать мне список возможных учреждений Гарварда. Когда она назвала жилищную администрацию, я остановила ее. Записанный на пленку голос сообщил номер телефона. Я набрала его и, услышав ответ, объяснила, что мне нужно. Секретарь оказалась очень любезной, объяснила, что большинство новых студентов еще не сообщили номеров в своих комнатах, но дала мне телефон на этаж, где проживал Люк. Я поблагодарила ее и тут же набрала данный номер.

Ответил молодой человек. Он говорил с бостонским акцентом.

– Мне надо поговорить с Люком Кастилом. Это его двоюродная сестра Энни. Это срочно.

– Подождите, пожалуйста, одну минутку.

Я ждала, следя за дверью, в которую в любой момент мог войти Тони. Я не могла отвязаться от мысли, что он не одобрил бы мой поступок. Мне была противна сама мысль, что простой телефонный звонок представляется опасным.

– Мисс?

– Да?

– Люк Кастил сейчас на занятиях. Его сосед по комнате сказал, что он передаст ему, что вы звонили.

– О, но… передайте ему еще, пожалуйста, – просила я.

– Ну, конечно. Что вы хотите, чтобы я передал ему?

– Скажите ему… скажите ему, что я в отчаянии и он нужен мне, и, что бы ни говорили ему, Люк должен немедленно приехать в Фарти.

– Фарти?

– Да. Он поймет. Обязательно скажите ему – немедленно. Это очень, очень важно.

– Это говорит Энни?

– Да.

– Хорошо, я передам все его соседу по комнате, который, вне всякого сомнения, сообщит ему это.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Я положила трубку. Мое сердце снова так сильно забилось, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. От волнения на спине выступил холодный пот. Я выпрямилась в своей коляске и задержала дыхание, чтобы успокоиться.

Где Тони? Он сказал мне, что спустится вниз, чтобы заняться делами в своем кабинете. Может быть, ушел в агентство нанять мне новую сестру? Я выкатила коляску в коридор и прислушалась. В доме было по-прежнему тихо.

Я подъехала к входной двери и открыла ее. Солнечный свет окатил меня, как волна теплой воды. Поморгав, закрыла глаза и откинулась назад, представив себе, что нахожусь на пляже. Какое это удовольствие – дышать свежим воздухом и ощущать солнечное тепло после того, как долго оставался в замкнутом пространстве! Я ощутила прилив новой надежды. Мое сердце окрепло и кровь быстрее побежала по жилам, ноги вновь почувствовали жизненную силу.

Выпрямившись, я покатила дальше и увидела то, о чем рассказывал Тони, – деревянные мостки. Но они выглядели такими крутыми. Осмелюсь ли я спуститься по ним? И что будет, когда я захочу подняться обратно?

Меня охватил страх. Я подумала, что зашла слишком далеко. Это выше моих сил. В нерешительности глядя на мостки, я подумала о Люке. И услышала его голос: «Иди на высокие горы». Что мне делать сейчас… повернуть назад и вернуться в свою комнату побежденной?

Твердо сказав себе, что тело не подведет меня, я медленно подъехала к мосткам. Как билось мое сердце! Но решила не сдаваться. Мне необходимо было это сделать.

Я с трудом въехала на мостки и потом… начала спускаться. Моим рукам едва хватало силы, чтобы удерживать коляску прямо и под контролем. Но я все же благополучно спустилась вниз и выкатилась на дорожку. Мне удалось это сделать!

Я взглянула направо, потом налево, откуда доносился чей-то голос, и повернула коляску туда. Вероятнее всего, это Тони наблюдает за какими-то работами. Я поехала по дорожке влево. Камни, которыми она была выложена, иногда затрудняли движение, но выбрав нужную скорость, мне стало легче. Я проехала добрых пятьсот футов от входа в особняк, прежде чем остановилась передохнуть.

Я увидела рабочего около бассейна. Он нес в сарай что-то, похожее на шезлонг. Больше никого не было видно. Некоторое время я смотрела на большую веранду и думала о Люке. По крайней мере, я была наконец уверена, что теперь он получит мое послание. Он поймет, насколько необходимо ему приехать сюда, в каком отчаянии я нахожусь. Вероятно, Люк считает, что я бросила его, поскольку долго не получал никаких сведений непосредственно от меня. Возможно, я была не права, ужасно несправедлива, думая о нем плохо и за глаза принимая утверждения Дрейка, что Люк изменился только потому, что теперь учится в колледже и встречается с новыми людьми, особенно с новыми девушками. Он приедет сюда немедленно. Я знала, что он так сделает.

Как мне хотелось посмотреть сейчас на мою веранду в Уиннерроу. И чтобы Люк дожидался меня там…

Слева находился вход в лабиринт. Сидя в своей коляске и глядя на него, я вспомнила, как Дрейк рассказывал, что лабиринт показался ему таким огромным, когда он, совсем маленький мальчик, увидел его в первый раз. И мне он сейчас показался большим, великолепным, таинственным и притягательным. Я ничего не могла поделать со своим желанием побродить по лабиринту, так же как в моем воображении ходили по нему мои мама и бабушка.

– Вы хотите войти в него? – спросил меня чей-то голос.

Я чуть не выскочила из коляски. С трудом повернула ее направо, чтобы посмотреть, кто так внезапно оказался позади меня. Это заняло у меня несколько минут, потому что незнакомец не помогал мне. Наконец, двигаясь понемногу назад, мне удалось развернуться. Вначале я никого не заметила и уже было подумала, что мне все просто показалось…

Но тут из-за высокой живой изгороди вышел он.

Тень все еще скрывала его лицо, но я тотчас же поняла, что смотрю на того таинственного человека, который стоял на коленях у памятника на могиле моих родителей. Он как бы сошел с моих картин и рисунков, как бы появился из моего воображения и теперь стоял передо мной.