А это не будет ложью? — насторожилась Лена

Ужин продолжался.

Только, благодаря стараниям Лены, превратился из военного совета в обычный мирный, хотя и действительно очень важный разговор.

— Так что ты, Стасик, начал про ПТ, я хотел сказать, пункт третий говорить? — поправился, перехватив насмешливый взгляд сестры, Ваня.

— То, что еще быстро могут расписать тех, кто должен срочно ехать за границу, — ответил ему Стас и вдруг забормотал: — Постой-постой… как же я сразу не догадался… у меня как раз есть вызов на студенческую олимпиаду в Англию… открытая виза, и если мы предъявим все это в ЗАГС… ах ты, — с досадой воскликнул он. — У меня ведь загранпаспорт и вызов дома остались…

— Так пусть твои родители привезут! — сказал Ваня.

Стас отрицательно покачал головой:

— Во-первых, их нужно сначала подготовить, потом все рассказать, объяснить, пригласить.

А это — время…

— Которого у нас нет! — поддакнула Виктория.

— Викуся, к сожалению, права… — вздохнув, согласился Ваня.

— А что если к Григорию Ивановичу за помощью обратиться? — подал голос Будко-старший.

— Да чем может помочь староста храма? — безнадежно махнул рукой Стас.

— О-о! — протянула Лена. — Так ты еще самой интересной новости не знаешь! Григорий Иванович ведь уже не живет в Покровском!

— Как это? — ахнул Стас. — Он что — в райцентр переехал?

— Бери выше! — подал голос Будко-старший. — В областной. И большой человек там теперь!

— Неужели секретарем архиерея стал?

— Нет, он у нас — губернатор!

— Что?!

Лицо Стаса вытянулось.

Причем не столько удивленно.

Сколько от разочарования.

Помнится, бывший чиновник высокого ранга Григорий Иванович, его сосед по приобретенному родителями под дачу деревенского, а потом, когда в Покровке восстановилась церковь — сельского дома, говорил, что ни за что не променяет теперь бесценный дар обретенной веры на любую — даже президентскую власть.

И вот — пожалуйста…

Не устоял даже такой, казалось бы, уже несокрушимый никакими жизненными соблазнами человек!

— Он не хотел! — заметив, как изменился Стас, принялась заступаться за Григория Ивановича Лена. — Но народ его упросил. Наши, православные люди. Надоел сплошной беспредел. В конце концов, отец Михаил благословил его, и он согласился.

— Ну… тогда можно попросить его дать указание заведующей ЗАГСом, чтобы она приняла наше заявление, а документы мы представим в день росписи! — мгновенно сообразил Стас.

— А это не будет ложью? — насторожилась Лена.

— Да ты что — все документы настоящие, разница лишь в том, завтра мы их подадим или на три дня позже. Нас, конечно, без взятки и слушать не станут. (Но на взятку Лена не пойдет). А вот губернатору не откажут!

— Голова-а! — с уважением посмотрел на Стаса Ваня. — Наш НШ, прости, Ленка, начальник штаба — просто младший сержант по сравнению с тобою! — и, обращаясь уже к сестре, добавил: — Даже я тебе говорю: это пустая формальность!

— Ну тогда я согласна! Только, Стасик, чтобы все было по-честному, ты обязательно должен будешь съездить на эту олимпиаду и выиграть ее! — предупредила Лена.

— Во чудные! — покачала головой Виктория. — Да вы же знаете, какая дорогая Москва, с такими претензиями вы в ней и трех дней не проживете!

— Конечно, трех — не проживем. Потому что гораздо больше собираемся, правда, Стасик? — сказала Лена и, доставая телефон, спросила:

— Давай позвоним губернатору?

— Губернатору?! — во все глаза уставилась на нее Виктория.

— А что тут такого? — удивилась Лена. Попросила Стаса помочь ей найти нужное имя и нажала зеленую кнопку. — Григорий Иванович? Да я, я… Причем, не одна! Представляете, Стасик приехал! Мы с ним, наконец, распишемся и повенчаемся. И я рада, что вы рады!

Лена коротко передала Григорию Ивановичу их нужду, дала отбой и сказала:

— Попросил подождать три минуты.

Ровно через три минуты телефон Лены заиграл известную мелодию «Я тебя никогда не забуду!»

— Слава Богу, все будет сделано даже не в три, а в два дня! — выслушав Григория Ивановича, радостно сообщила она. — Завтра мы со Стасиком подаем заявление. Роспись назначена прямо на эту субботу. Значит, венчание — я думаю, уж кто-кто, а отец Михаил не откажет нам в этом — в воскресенье! И обе свадьбы, как мы и хотели, сыграем в этот же день!

Стас положил ладонь на вздрагивавшие плечи друга…

После того, как был определен круг гостей…

А в него вошли — родители Стаса, с которыми он пообещал договориться сегодня же вечером.

Сам Григорий Иванович.

Ник.

Рита.

Все, кто только пожелает из своих, Покровских.

И даже соседских Кругов.

Владимир Всеволодович.

И даже известный театральный режиссер и актер Молчацкий, который, узнав из звонка Стаса обо всем, сразу согласился быть тамадой на свадьбе…

Мама подала чай с тортом.

И все решили немного передохнуть от обсужденных дел.

Ваня незаметно подмигнул Стасу с сестрой.

«Мол, выручайте!»

Лена, разумеется, этого не увидела.

Тогда Стас наклонился к ее уху.

Что-то шепнул.

И она, выждав небольшую паузу, сказала:

— Стасик, ты почитал бы нам что-нибудь из своих стихов… А то ведь мы тебя только по телевизору — со сцены Кремлевского Дворца и видим!

— А Викуся вообще еще ни разу не слышала! — поддакнул Ваня.

— Как? — изумилась Виктория, невольно обращаясь к Стасу на «вы». — Вы на таком уровне выступаете? Так устройте нам поэтический вечер!

И с самым живым интересом приготовилась слушать.

Стас, несмотря на то, что все предлагали ему читать сидя, поднялся из-за стола и ровным, слегка задумчивым голосом начал:

Сея секунд семя,

Стрелка ползет по кругу,

Следом за ней — подруга.

Вот и прошёл час.

Знаешь, за это время

Можно сходить к другу,

Или предать друга,

Даже — увы! — не раз.

Сея часов семя,

Стрелки идут в дорогу.

Бесконечна дорога,

Хоть и краток завод.

Знаешь, за это время

Можно прийти к Богу,

Или забыть Бога...

Вот и прошёл год!

Сеют годов семя

Стрелки в жару-стужу,

Через моря-сушу —

Так вот пройдёт век.

Знаешь, за это время

Можно сгубить душу,

Или спасти душу

Вечную — и навек!

— Как красиво… — прошептала Виктория. — Вроде стихотворение и в то же время — словно бы — песня!

— А смысл-то какой! — подтвердила, начиная клонить к главному, Лена. — Что жизнь нам дана для того, чтобы пройдя по этой временной, как и все на ней, земле, быть потом вечно на Небесах!

— Ну, это еще как сказать! — возразила Виктория. — Ведь оттуда же никто не возвращался!

— Почему? — удивился Стас. — Тому есть множество свидетельств, начиная с Евангелия! Со слов Самого Христа! А сколько сейчас издано и переиздано книг, в которых масса рассказов очевидцев и самих возвратившихся к жизни после смерти людей, причем, подтвержденных авторитетными учеными, медиками. А главное: с деталями, которые невозможно придумать, и переданные языком всех сословий, от крестьян до князей, который, это я заявляю вам, как филолог, просто невозможно подделать!

Виктория открыто зевнула.

И заметивший это Ваня быстро попросил:

— Стасик! А почитай балладу про молоденького майора!

— Да! — сразу оживилась Виктория.

— Когда я воевал, это было самое любимое наше стихотворение!

Стас собрался выполнить просьбу друга.

Но передумал.

— Ты сам почитаешь его Вике! — сказал он. — Его без труда можно найти в интернете[7]. А я лучше почитаю то, что написал, пока ты там воевал…

И, не дожидаясь согласия друга, чуть громче и выразительней, чем предыдущее стихотворение, принялся читать:

Как трудно, встав, идти под пули,

Когда вся жизнь лишь началась,

И в Омске, Томске или Туле

Тебя невеста заждалась!

Упасть бы, долг забыв солдата,

Зарыться в землю и молчать…

Но там, куда ведут, — ребята,

Которых надо выручать.

Над головою — как обрили! —

Промчался трассера пунктир:

Война, что б там ни говорили!

А дома — выходной и… мир.

Весь город спит, хоть спать негоже,

Когда звонят колокола…

Колокола?! О, Боже, Боже!

Дай добежать мне до угла!..

Стас оглядел сидевших за столом…

Ваня, тяжело опираясь локтями о стол, крепко зажал лицо своими изуродованными ладонями.

Его мама, не с силах сдержать себя, плакала.

Отец трудно глотал слюну.

Лена застыла, словно боясь дышать.

Даже Виктория и та на миг стала сама собой — чуть отклонившись назад, она смотрела на Стаса притихшая и открытая…

А тот продолжал:

За углом — дом.

А в дому том:

Гильзы от автомата

И… распятое тело солдата.

На груди крест

Из родных мест.

Руки-ноги прибиты.

Но глаза голубые открыты.

«Потерпи, брат!»

Только солдат

Прошептал: «Не снимайте!

Так и уйти мне дайте…»

«Шок! — сказал док[8]. —

Бредит браток!

А ну, осторожно, ребята,

Давайте снимать солдата!»

А в ответ: «Нет,

Это не бред!

Мне хорошо, поверьте,

Здесь нет ни боя, ни смерти!

Я ведь с креста

Вижу Христа!»

Хотел врач укол поставить,

Но ротный сказал: «Отставить!..»

Стас сделал новую паузу.

И положил ладонь на вздрагивавшие плечи друга…

Как трудно жизнь переосмыслить

В водовороте городов:

Ведь веру цифрой не исчислить,

Не испытать рассудком слов.

От Бога, словно озаренье,

Она приходит к нам сама,

Внезапно всякое сомненье

Прогнав из сердца и ума.

Она приходит, словно милость

В болезни, скорби, тесноте,

Или, как это вдруг случилось —

С тем самым парнем на кресте.

Его друзья, вернувшись с боя,

Направились в походный храм

И вместе с ротным до отбоя

Все, как один, молились там.

— Надо же, почти как у нас… — с трудом вымолвил Ваня.

— А это и написано на основе подлинного случая, — подтвердил Стас.

После этого все долго молчали.

И, наконец, Виктория спросила:

— А вы что, читаете только свое?

— Нет, не только! – ответил Стас.

— И все — обязательно связанное с духовным? Разве нельзя без этого?

— Нет, — решительно сказал Стас. Если мы уж заговорили на поэтическом языке, то моя позиция выражена следующими словами:

Взирая на жизненную панораму,

Я прихожу к такому итогу:

Что за дорога, если она не ведет к храму?

Что за слово, если оно не ведет к Богу?..

— Ой, только не надо! — поморщилась Виктория. — Ведь договорились, что отдохнем. А сами… Можно о чем-то просто мирском и житейском? Разве мало других тем? Ну есть же что-то другое в жизни — тоже важное и насущное?

— Есть!

Стас переглянулся с Леной.

Оба они разом поняли, что больше такой возможности может уже не представиться.

Кивнули друг другу.

И Стас сказал:

— Пожалуйста. Стихотворение называется «Поздняя встреча»…

— Вот это совсем другое! Многообещающее название. Прямо как в бульварном романе! — одобрила Виктория.

— Давай! — подбадривающе погладила руку Стаса Лена.

И тот — эта баллада всегда давалась ему с немалым трудом, обычно горло то и дело перехватывало во время ее чтения — начал:

Жил-был малыш по имени — раб Божий.

Не шевелясь, не открывая век,

Еще на человека не похожий,

Но чувствуя уже, как человек.

Он слышал всё, что рядом говорится

О горестях и о своей судьбе,

И так хотел скорей пошевелиться,

Чтобы напомнить маме о себе!

А мама шла куда-то торопливо.

И он, всецело доверяясь ей,

Всё торопил ее нетерпеливо:

Скорее, мамочка, пожалуйста, скорей!

Он ждал с надеждой, что прогулка эта

Ему откроет то, как мир хорош.

Но вместо долгожданного рассвета

Увидел страшный медицинский нож…

Застигнутый, как пойманная птица,

Он закричал бы, если бы умел…

И первый раз сумел пошевелиться —

Все то, что в этой жизни он успел…

И он летел: ведь смерти нет на свете!

И утешало бедного одно:

Что с мамой на одном для всех Рассвете

Он встретится однажды все равно!

Она его с виной непоправимой

Тогда прижмёт с раскаяньем к себе…

И тут уж он расскажет ей, родимой,

О горестях и о своей судьбе…

Стас с Леной ожидали, что Виктория сейчас зарыдает или, в крайнем случае, бросится вон из комнаты.

Чтобы, по своей гордыни, сделать это так, чтобы никто не видел.

Но она словно ни в чем не бывало, правда, слегка озадаченно, дослушала до конца и с удовольствием принялась есть торт, запивая его успевшим остыть чаем.

Изредка бросая в сторону Лены косые взгляды.

Ваня тоже с недоумением посмотрел на Стаса: зачем такое стихотворение? Тем более при беременной, то есть очень ранимой женщине. Мало ли что ли у тебя других — о храме и вере?

Стас только лишь головой покачал.

Ну Ваня ладно…

Он ничего не знает.

А вот Виктория…

И, неотрывно глядя прямо на нее, он прочитал самое короткое за весь этот вечер, но, пожалуй, ничем не менее важное и большое, чем другие, стихотворение:

Как мы наивны и беспечны,

Всё кажется, что будем вечны.

Да, вечны. Но такая вечность —

Лишь наказанье за беспечность!