Панарин А.С. 9 страница

властей предержащих и тем более еретическими становились настроения

носителей этого вида деятельности. Задолго до того, как Запад совратил

своим "потребительским обществом" рядовую массу, он совратил своей

творческой свободой представителей высокосложных профессий, в том

числе и тех, которые были связаны с идеологическим обслуживанием

режима.

Закон экономии времени, взятый в его политэкономическом смысле - как

сокращение непосредственного живого ""РУда в пользу "машинного

времени", работал против режима. Ибо творческая деятельность,

связанная с действием этого закона, с технологическим применением

науки, была враждеб-

ной его бюрократической сути. Со своей стороны режим вступал в

противоречие с требованиями этого закона, ибо, с одной стороны, всюду

насаждал адекватную своей природе монотонность - деятельность простого

тиражирования уже известного и апробированного, с подозрением относясь

ко всему новому, а с другой стороны, старался повсюду привязать

творческие виды деятельности к своим корыстным задачам, либо к

надуманным "починам", вроде "бригад коммунистического труда" или

поворота северных рек. Но, утрачивая духовное влияние на интеллигенцию

(которая теперь служила не "на совесть, а только на страх"), он

одновременно терял опору в массах. Массовое сознание в XX веке стало

двойственным: с одной стороны, оно питается непосредственным

окружением и соответствующим социально-практическим опытом, с другой -

меж культурными взаимодействиями, растущими влияниями референтных

групп и насаждаемых ими эталонов и ценностей. Наряду с ценностями

материального благополучия, которые должна была бы обеспечивать та или

иная массовая профессия при нормальном соотношении труда и

вознаграждения, на представителей этих профессий возрастающее влияние

стали оказывать ценности творчества. И чем сильнее был разрыв между в

целом довольно высоким уровнем образования рабочей силы и возможностью

реализации полученных знаний в повседневной профессиональной

деятельности, тем более внутренне расколотой, "промежуточной"

личностью становился "типичный советский человек". Со стороны

духовного производства он получил импульсы, не находящие

удовлетворения в повседневности: он превращался в Гамлета советской

действительности, "преждевременно сформировавшегося", теоретически

знающего гораздо больше того, что мог практически делать,

Наряду с разрывом внутри общеобразовательной подготовки - между

уровнем теоретической рефлексии о неполитических вопросах и уровнем

разрешенного в вопросах общественных, сложился мучительный разрыв

между этой подготовкой в целом и возможностями специализации, которые

в массе своей оставались столь низкими, что обрекали Гамлетов системы

образования на постоянный разлад с действительностью.

Большинство подданных режима жило в двух разных временах: динамичном

времени духовного производства, которое через систему массового

образования революционизировало массовые потребности и притязания, и

статичной системе "советского образа жизни", не дающего утоления этим

притяза-

ниям. Все это означало, что режим не обрел эффективной хронополитики,

способной переводить динамику социокультурного времени в динамику

рабочего времени.

1. Хронополитика досуга: западный опыт. Западная цивилизация по-своему

среагировала на противоречие между демократией в

социально-политической сфере и жесткой авторитарностью промышленного

труда, между революцией массовых притязаний и сохраняющейся

элитарностью творческих профессий. Все, пожалуй, началось с основателя

"научной организации труда" Ф. Тейлора, который заявил, обращаясь к

рабочим: "Не трудитесь думать - есть люди, которым за это платят". Он

порекомендовал рабочим реагировать на возрастающую монотонность

массового конвейерного труда, используя прием "психологического

отсутствия". Вместо того, чтобы "сопереживать" производственному

процессу, становящемуся все более машинообразным, лучше мысленно

отключиться от него и работать бездумно. Наблюдения социологов

подтвердили эффективность этого приема: оказалось, что к конвейеру

приспосабливаются только те, кто его использует; те, кто испытывает

настоятельную потребность вкладывать личностный смысл в исполняемую

деятельность, соприсутствовать, не выдерживают абсурдности этого

труда. Как отмечает специалист в этой области Ж. Фридман, для

конвейерного труда характерно "отделение комплекса более или менее

автоматических действий, требующих чисто рефлекторной активности, от

комплекса мысленных образов и идей, которые витают независимо от

первых"3. Конвейер создает, таким образом, особую модель

"неангажированного субъекта", который потому и выдерживает моральную и

интеллектуальную нищету поточного труда, что научился "отключать"

значительную часть своего сознания. Этот парадокс конвейерной

адаптации - реагировать на напряжение не мобилизацией, а

"отключением", вскоре был положен в основу массового проекта так

называемой "цивилизации досуга". Вместо невыполнимой задачи

освобождения труда, идеологией промышленной эры (от Форда до

основателей социологии труда) была поставлена задача освобождения

личности от труда. Монистическому принципу жизнестроения,

ориентированному на труд как центр всей жизнедеятельности,

противопоставляется дуалистический, связанный с последовательным

пространственно-временным разграничением труда и досуга. В рамках

хронополитики досуга - борьбы с массовой профессиональной и социальной

неудовлетворенностью - вводится понятие

3 Friedmann G.?? va Ie travail humain? P., 1950, p. 232.

"контрдетерминации досуга" - осмысление его как альтернативной по

отношению к промышленному труду и шире - по отношению к индустриальной

цивилизации в целом - реальности.

Но такой поворот знакомит нас с новым принципом культурного

жизнестроения: в эпоху кризиса культура строится не по принципу

отражения объективно-материальной необходимости, а по принципу

реактивного контрдействия. Культура теперь понимается как система

символов, обозначающих логику "раскованной субъективности" в

противовес логике развития объективной предметности, Вместо того чтобы

всеми силами противостоять психологии массового пролетарского гетто,

безразличного к институтам и ценностям буржуазного общества, Запад

попытался создать из нее модель общего социокультурного поведения, но

ограниченного исключительно рамками досуга. Социокультурная система

досуга прямо провоцирует и легитимирует то, что категорически

запрещено базовой системой труда и других социальных повинностей

личности. Индустриальный труд представляет собой рационализированную

деятельность, где свободные импровизации запрещены, обыденный опыт

обесценен, а эмоциональная жизнь подвергается жесткой репрессии.

Досуг, напротив, весь основан на самопроизвольности, на реабилитации

импульсивных сторон человеческой психики, на культе "спонтанного".

Индустриальный труд - это сфера серьезности, досуг - "это особая зона

игры, самопроизвольности, раскованного воображения"4.

Досуг, чтобы конституироваться в своей специфичности, предполагает

"феноменологическую редукцию" обыденного бытия: когда в мире для

субъекта остаются только те значения, которые он воспринимает лично и

непосредственно, минуя всякую искажающую социальность, ролевую и

функциональную детерминацию. "Желание устранить все социальные

предписания. лежит в основе всякого досуга, который представляет

собой апелляцию к игре случая в противовес жесткому детерминизму

профессиональной жизни"5.

Мало того, досуг порождает свой тип социума, альтернативный базовому.

Как альтернатива авторитарной коллективности производственных и

политических институтов формируются своеобразные "контргруппы" досуга.

И если идентификация личности с профессиональными группами в сфере

массовых профессий неуклонно ослабевает, то идентификация с группами

досуга, напротив,усиливается.

4 Hourdin G. Une civilisation des loislrs. P., 1961, p. 27.

5 Ibid-, p. 150.

Ясно, что при этом запрещается всякая соотнесенность досуга с трудом,

всякая идеология его социальной утилизации.

В 60-х годах социология досуга ограничивалась противопоставлением его

труду в качестве самоценного феномена. Но уже в 70-х годах

господствующее направление социологии досуга придает ему значение

тотального контркультурного феномена. Само понятие досуга как времени,

свободного не только от профессиональных забот, но и от всех

непреложных социальных обязанностей вообще, превращает его в

социологическую конкретизацию феномена контркультуры. Логика досуга

ведет не только к постепенному сокращению времени, уделяемого

профессиональным, семейным и гражданским обязанностям, но и к

последовательному морально-психологическому отстранению от них. Досуг

знаменуется резким ослаблением институционального давления на

личность6. Сутью мутации, связанной с "цивилизацией досуга", является

изменение соотношения "между предписанными обязанностями и свободным

выбором, между гражданским долгом и правами личности, между

требованиями коллективного блага и ценностями индивидуального блага"7.

То противопоставление культуры и технической цивилизации, которое

утверждали известные критики последней - от консервативных романтиков

прошлого века до представителей Франкфуртской школы, в социологии

досуга было спроектировано на реальность современного общества.

Культура досуга реабилитирует и утверждает то, что репрессирует

"цивилизация труда": анимистическую, аффективную ментальность.

Введенное в социологию культуры Э. Мореном понятие "человека

воображающего" (противоположного рационалистскому типу личности), по

мнению Дюмазедье, удивительным образом вписывается в контркультуру

досуга. Вытесненные индустриальной цивилизацией способы мировосприятия

- антропоморфизм, анимизм и магия возвращаются, с помощью "индустрии

мечты" - кино и телевидения на досуге в качестве полноправных и

престижных проявлений современной культуры.

Это - особая игровая и инфантильная субкультура порождает

альтернативный мировоззренческий универсум, столь близкий

мировосприятию хиппи и "новых левых". Но досуг не только

благоприятствует реабилитации "репрессированных" форм чувствования и

миросозерцания. Принципы его конституирования, о которых говорит

Дюмазедье: свобода не только от профессиональных, но и от

семейно-бытовых обязанностей,

6 Dumazedier?. Sociologie empirique du loisir. P., 1974, p. 25.

7 Ibid., p. 30.

а также ослабление институционального давления на личность

благоприятствуют активному формированию молодежной и женской

субкультуры, элементы которых были интегрированы молодежным и

феминистским движением. Этика досуга, связанная с дистанцированием

личности по отношению к семейно-бытовым ролям и обязанностям, дала

новый импульс женской эмансипации, отличный от тех, которые были

связаны с требованиями равенства женщины в профессиональной жизни и

еще укладывались в рамки "патриархальной" этики труда. Теперь же речь

пошла не об интеграции женщин в мир маскулизированной производственной

культуры, а о "возрастающей автономии культурной сферы общества по

отношению к сферам экономики и политики"8. Культурная сфера выступает

как альтернативный способ самоутверждения личности, ничего общего не

имеющей с такими критериями, как социальная (профессиональная)

эффективность, семейная лояльность или гражданский долг. Во имя

ценностей досуга против традиционных семейных ролей (Дюмазедье говорит

проще - против семьи) бунтуют три прежде подавляемые социальные

группы: женщины, молодежь и пенсионеры. Их внепрофессиональное время

наиболее активно эксплуатировалось институтом семьи. И эволюцию

современного досуга нельзя отрывать от эмансипаторского движения этих

трех социально-демографических групп. "Априори анахроническая

идеология семьи. мешает оценить во всем его значении освободительное

движение женщин и бунт молодежи против авторитаризма семьи и идущих от

нее тоталитарных общественных тенденций"9.

Прежде говорилось об уходе молодежи и женщин из семьи в сферу

производства, теперь нужно говорить об уходе их из семьи в досуг.

Не менее существенным для контркультуры досуга является ослабление

политических идентификаций личности. Наряду с уходом из семьи досуг

провоцирует и "уход от партий". "Во Франции число активистов всех

партий, в том числе и коммунистической, сократилось с 1948 по 1971 г.

примерно наполовину (500000 против 1 млн.)"1°, Политически значимым

социо-группам досуг противопоставляет отчужденные по отношению к

институтам "психо-группы" - временные спонтанные сообщества

неформального типа, аккумулирующие особую антропоцентричную

информацию, относящуюся к са-

0 Ibid., p. 53.

9 Ibid., p. 51.

10 Ibid., p. 69.

моутверждению индивидуальности и реабилитации чувственности.

Как видим, западная хронополитика пошла совсем иным путем,

столкнувшись с массовой профессиональной неудовлетворенностью как

порождением жестко специализированной и иерархически организованной

промышленной системы индустриальной эры. Вместо утопии светлого

будущего, уходящей за пределы сегодняшнего дня, она предложила утопию

досуга, создающую контрсистему гедонизма и действующую уже сегодня - в

конце рабочего дня, рабочей недели или годичного трудового цикла.

Вместо принципа социальной утилизации досуга (досуг как восстановление

сил для труда, как средство "всестороннего развития личности",

коммунистического воспитания и т.п.) был выдвинут принцип

индивидуалистического присвоения досуга личностью, рассматривающей его

исключительно как средство социально неконтролируемой самореализации,

Свобода творчества, ушедшая из массовых профессий, была компенсирована

досугом как временем социокультурного творчества - раскованных

личностных импровизаций. Ясно, что здесь западная цивилизация пошла на

риск асоциального досуга, на риск того, что индивиды, совращенные

досугом, не захотят возвращаться в лоно социальных институтов и к

бремени повседневных обязанностей. Этот риск социальной

детренированности и демобилизации личности на досуге несомненно

существовал и существует. Но он - того же порядка, что и риск

свободного научного творчества в области, например, фундаментальных

наук, которые общество ассигнует во всевозрастающих масштабах и куда

оно вовлекает наиболее способную молодежь, хотя предсказать конкретное

практическое воплощение этого творчества никто заранее не берется.

Китайская цивилизация, будучи по-своему весьма рафинированной в

интеллектуальном отношении, не пошла на этот риск, пожелав иметь

жестко контролируемые таланты; в результате она лишилась возможности

совершить тот переворот, который произошел на Западе в результате

свободно развивающейся науки, жестко не контролируемой ни

государством, ни церковью. Думается, что хронополитика в области

досуга являет собой не менее масштабный социальный эксперимент Запада,

чем научная политика времени, непосредственно предшествующего

промышленному перевороту.

Соединение нового гуманитарного знания с раскованным индивидуализмом

досуга способно, в другой, еще не предсказуемой форме, дать не менее

впечатляющие результаты, чем "^, какие в свое время дало соединение

нового, технического, естественнонаучного знания с раскованной

предпринимательской инициативой.

Однако по мере возрастания социальной значимости досуга как особого,

ничем не заменимого "пространства личности" обостряется и политическая

борьба за перераспределение свободного времени между различными слоями

и категориями населения, чему сопутствует и общее столкновение старых

приоритетов, связанных с непреложными видами деятельности, и новых,

связанных с досугом. В частности, общество сталкивается с

альтернативами, связанными с претензиями на досуг различных

демографических групп. Для индустриальной эры была характерна

фактическая монополия мужчины на досуг:

все бытовые заботы ложились в основном на плечи женщин. Так, советская

социологическая статистика отмечала, что досуга у мужчин почти в три

раза больше, чем у женщин11. Сегодня женщины активно отстаивают свое

право на досуг. Современная техническая революция быта, как и

экспансия сферы бытовых услуг не объяснимы вне этого давления женщин в

сфере хронополитики. При этом следует отметить, что хотя количественно

женский досуг все еще отстает от мужского, в качественном отношении он

значительно его превосходит. При равных доходах женщины значительно

активнее, чем мужчины, посещают театры, музеи, филармонию, библиотеки.

Новая гуманитарная сфера, открытая досугом - сфера автономного

самопроизводства человека, свободного от давления чисто утилитарных

соображений, сегодня выглядит весьма феминизированной. Вторая

альтернатива досуговой политики - возрастная. Молодежь, зрелый возраст

и пенсионеры в развитых странах мира ведут активную борьбу за досуг. В

самом деле: общество может, сохраняя один и тот же совокупный бюджет

рабочего времени, повысить возраст вступления в профессиональную жизнь

для молодежи или, напротив, снизить его для уходящих на покой

пенсионеров. А может изменить досуг тех и других, заставив больше

трудиться население в экономически активном возрасте, Если досуг -

время "производства человека" (в противовес рабочему времени,

ориентированному на производство вещей), то хронополитику досуга надо

строить с учетом того, какие группы населения будут более эффективны в

этом специфическом производстве. Ясно, например, что досуг взрослого

самодеятельного населения больше относится к простому воспроизводству

- восстановлению сил после труда. Но уже здесь существенное различие

мужского и женского досуга: сегодня женский досуг, как уже отмечалось,

более качествен и при этом менее эгоцентричен, чем мужской. Женщины

большую

См.: Гордон, Клопов. Человек после работы. М., 1972.

иасть своего свободного времени склонны отдавать семье, детям

использовать для самосовершенствования. (Речь не идет об обычных

семейно-бытовых заботах - они часть необходимого социального времени,

но не досуга; мы имеем в виду такие виды семейного участия, которые

носят характер чистого самовыражения, самоценности.) Общество может

перераспределить свободное время мужчин и женщин с учетом большей

продуктивности женского досуга. По этому пути пошли во многих развитых

странах мира (в США, например, средняя продолжительность женской

рабочей недели - 26 часов, тогда как мужской - 36).

Специалистам еще предстоит уточнить социальное назначение досуга

"первого" и "третьего" возраста - молодежи и пенсионеров. Ясно, что в

отличие от второго возраста, здесь речь идет не столько о

восстановлении сил после труда (учебы), сколько о каких-то других

социальных и личностных функциях.

Молодежный досуг может быть рассмотрен как специфическая форма

социального накопления - инвестиции в человеческий капитал будущего.

Однако мы видим, что молодежь сопротивляется прямым попыткам общества

утилизовать ее досуг в тех формах, которые необходимы сегодняшнему

обществу, Может быть, нонконформизм молодежного досуга есть один из

способов прерывания инерции развития личности и попытка сформировать

новые парадигмы поведения, которые сегодня, как правило, встречаются с

недоверием, но завтра, может быть, станут насущными? В то же время

следует обратить внимание на общую неготовность большинства

современных обществ (нашего, в первую очередь) к массовому досугу.

Возникло острое противоречие между ростом свободного времени и

возможностями его качественного социокультурного насыщения.

Унаследованный от прошлого "остаточный принцип" финансирования

"соцкультбыта" приводит к тому, что при формировании новых

территориально-промышленных комплексов объекты производственного

назначения вводятся в строй намного быстрее, чем формируются службы и

предприятия социокультурного назначения. Техническая среда формируется

быстрее социокультурной среды, что не может не приводить к ухудшению

качества жизни вообще и качества Досуга в особенности, Античная

цивилизация, в свое время столкнувшаяся с проблемой массового досуга

(ведь все свободные граждане в материальном производстве фактически не

были задействованы), решила его по-своему блестяще. Антич"ый театр, в

отличие от нынешнего, вечернего, был дневным;

число мест в театре равнялось числу жителей полиса. А ре>" пертуар?

Драмы Эсхила, Софокла, Еврипида, комедия АристоЧ фана. Да, право

гражданина на досуг в то время было обеспечено неплохо.

Сегодня политики по инерции уделяют преимущественное? внимание

проблемам труда; но досуг не только имеет тенден-i цию сравняться с

рабочим временем в количественном отно-;

шении, но и опередить его по своей социальной значимости.! Еще раз

напомним: досуг есть время производства человека.', Общество должно

быть заинтересовано в высоком качестве! этого времени, Из этого

вытекают новые функции политикит"1 проблемы хронополитики, касающиеся,

в частности, досуга, должны занять подобающее место в программах

различных партий, в социальной политике государства. Досуг, отданный,

на откуп социальным стихиям (и стихиям, скрытым в душе человека -

существа страстного, часто необузданного), способен взорвать все

общественные институты. Это не означает, что необходимо жестко

контролировать досуг идеологическими и административно-политическими

средствами - этот опыт "развитого социализма" мы уже проходили. Это

значит, что в системе политических институтов, в политическом

процессе, досуговые интересы различных слоев населения должны быть

представлены не менее полно, чем их экономические и

профессионально-производственные интересы. В политике действует

правило: всякий незащищенный интерес игнорируется, всякая лишенная

представительства функция деградирует и атрофируется. Сегодняшняя

политическая атрофия досуга - опасная социальная немощь, многое

объясняющая нам в том, что касается ухудшения "моральной статистики",

качества человеческого общения, социального самочувствия в целом,

Ныне действующую "формулу" территориально-производственного

строительства; (основное производство > вспомогательные технические

службы > жилищное строительство > культурное строительство) следует

заменить на противоположную, означающую обратную последовательность.

Но, как показывает опыт, одного только теоретического осознания

правильности и насущности такого поворота недостаточно. Действующая

формула отражала в свое время не только состояние общественного

сознания, но и определенное соотношение общественно-политических сил.

Основное производство (в особенности тяжелая промышленность)

развивалось быстрее всего, ибо таковы были приоритеты власти,

представленные перед лицом местного населения ведомственным

гегемонизмом. Город, его население, среда обитания воспринималась

властью всего лишь как ресурс для

оазвития промышленности. Такова была доминанта технократической

политики. Вспомогательные производства воспринимались уже не как цель,

а всего лишь как средство, на котором можно сэкономить. Отсюда -

чудовищная деградация производственной инфраструктуры.

Однобокое развитие основного производства при недоразвитости

вспомогательных приводит к тому, что результаты, полученные в первом,

нередко растрачиваются впустую. Нет условий хранения - продукция

портится, нет хороших дорог - теряется время, что обесценивает самые

"ударные" темпы в основном производстве. Что касается жилищного и

культурного строительства, то здесь речь идет уже не об интересах

власти, представленных могущественными центральными ведомствами, а об

интересах местного населения, политически, как правило, незащищенных.

Поэтому средства на жилищное строительство отпускались мизерные, но и

они осваивались с большим опозданием. Что касается культурного

строительства, то здесь мы имеем дело с наименее защищенным социальным

интересом, до сих пор не представленным какой-либо мощной группой

давления. И именно поэтому, несмотря на все разговоры о значении

культуры, о специфических интересах молодежи, у которой больше досуга

и которая поэтому острее ощущает социокультурную нищету общества и

больше от нее страдает, социокультурная сфера продолжает оставаться

пасынком нашей цивилизации. Ответ заранее готов: нет свободных

средств. Но политолог должен знать, что свободные средства - категория

не чисто экономическая, но и политическая: для того, чтобы средства

для развития той или иной социальной функции появились, должна быть

изменена система приоритетов (что влечет за собой и перераспределение

средств), а для этого, в свою очередь, необходимо, чтобы данная

функция была политически представлена и политически защищена

определенной группой давления.

По мере возрастания социальной роли досуга, политической активации

молодежи, для которой он - не нечто маргинальное, а необходимое

средство социализации и самореализации, следует ожидать активизации

хронополитики. Вся сложившаяся система партийно-политического

представительства пока что не адаптирована к этому новому статусу homo

ludens12; ей предстоит существенная перестройка с учетом потребностей

и приоритетов досуга. Особое значение сегодня приобретает тема "Досуг

и национальный культурный интерес". Сегодня ни одна нация не может

жить в социокультур-

Человека играющего, досугового. ^ISSS

ной изоляции. И если ее досуг растет быстрее ее способности насытить

его продуктами собственного духовного производства, то это неминуемо

влечет за собой "денационализацию досуга". Группы населения, имеющие

больше досуга или более ориентированные на социокультурные приоритеты,