Дисфункции и эмоции

В.И. Шаховскому с любовью и уважением

Введение

В своих исследованиях разнообразных связей языка и культуры
замечательный польско-австралийский исследователь А. Вежбицкая выделила четыре основных признака, присущих семантической сфере русского языка и русской культуры [Вежбицкая, 1992, с. 395].

Это (1) эмоциональность, под которой А. Вежбицкая имеет в виду огромное внимание русских к эмоциям и свободу их выражения, высокий эмоциональный накал русского устного и письменного дискурса, богатство языковых (и, добавлю уже я, неязыковых знаковых средств) средств, специально предназначенных для обозначения и передаче эмоций и их различных оттенков.

Это (2) иррациональность, или, не-рациональность (non-rationality), которая противопоставляется якобы научной картине мира, официально пропагандируемой и повсеместно распространяемой советской властью. Под иррациональностью А. Вежбицкая понимает такие характеристики, как подчёркивание в языке и дискурсе ограниченности логического мышления человека, его знания и понимания мира, акцентирование загадочности и непредсказуемости человеческой жизни.

Следующий признак получил у А. Вежбицкой название (3) «не-агентивность» (non-agentivity). Под ним она понимает свойственное русским людям чувство, что они не являются подлинными хозяевами своей жизни, что они не могут управлять ею и что способность контроля русских людей над жизненными событиями весьма ограниченная. Составляющими концепта не-агентивности являются также склонность русских к фатализму, их покорность судьбе, смирение, отсутствие в языке особого средства, выделяющего человека как деятеля, как контроллера событий, самостоятельно и успешно решающего стоящие перед ним задачи.

Наконец, последний признак, свойственный, как пишет А. Вежбицкая, семантическому универсуму русской культуры, это (4) огромное внимание к морали. Имеется в виду особый акцент, который делают русские люди на моральных ценностях человеческой жизни, подчёркивание ими постоянно ведущейся борьбы добра со злом как внутри человека, так и вне его, с другими людьми, превозношение и абсолютизация моральных суждений.

Существует, однако, как мне представляется, ещё один признак, столь же свойственный русскому человеку и семантике его устных и письменных текстов. Речь идёт об особом отношении и пристальном внимании русских людей к телу и другим телесным объектам, к разным телесным признакам и – в особенности – их внимание к телесным патологиям, болезням и способам их лечения. Здесь я не буду далее развивать данный тезис (см. некоторые рассуждения на эту тему в [Крейдлин 2010; Крейдлин, Переверзева, 2009; Крейдлин, Переверзева, 2010]), а покажу тесную связь телесных дисфункций с признаком эмоциональности, о котором речь шла выше.

Все сформулированные жизненные установки и предпочтения, лежащие в основе культурной семантики русских текстов и в повседневной коммуникативной практике, находят отражение в самых разных языковых единицах и использующих их моделях поведения.

***

По утверждению некоторых лингвистов (см., например, [Вежбицкая, 1999; Гладкова, 2010; Харкинс, Вежбицкая, 2001]) семантика слова эмоция и его эквивалентов в основных европейских языках имеет более сложную структуру по сравнению с семантикой слова чувство, поскольку она включает себя компоненты, относящиеся сразу к трём областям семантического пространства – к чувству, к мысли и к телу. Ср. «The English word emotion seem to combine in its meaning a reference to ‘feeling’, a reference to 'thinking', and a reference to a person's body» [Вежбицкая, 1999, с. 24]. И далее А. Вежбицкая подкрепляет своё утверждение следующими словами: «For example, one can talk about a “feeling of hunger”, or a ”feeling of heartburn”, but not about an “emotion of hunger” or an “emotion of heartburn”, because the feelings in question are not thought-related. One can also talk about a “feeling of loneliness” or a “feeling of alienation”, but not an “emotion of loneliness” or an “emotion of alienation”, because while these feelings are clearly related to thoughts (such as “I am all alone”, “I don't belong” etc.), they do not imply any associated bodily events or processes (such as rising blood pressure, a rush of blood to the head, tears, and so on) [Там же].

Однако некоторые другие языковые факты показывают, что отношения между словами эмоция и чувство более сложные (см. об этом, в частности, в книге [Крейдлин, 2005]). Оставим в стороне слова чувства и эмоции (во множественном числе) и обратим внимание на то, что едва ли можно сказать ^?? эмоция беспокойства при абсолютно нормальном сочетании чувство беспокойства, хотя беспокойство связано и мыслью, и с телесными проявлениями (напряженностью или, напротив, резко выраженной мимикой лица, ломанием рук, беспорядочным движением тела и др.), и потому сочетание эмоция беспокойства не должно было бы вызывать затруднений. Доброе чувство признательности к человеку связано с мыслями о нём или его поступке, но и должно как-то проявляться в поведении, причем не только речевом, и нет * эмоции признательности.

Телесные дисфункции связаны и с негативными эмоциями, и с негативными чувствами человека. Ясно, что у человека что-то не в порядке с телом, то его эмоциональное состояние не в порядке. Интересно, однако, другое, и именно то, что русский язык проявляет здесь экономию своих лексических средств. Многие слова и выражения в одних значениях или употреблениях обозначают телесные дисфункции, а в других – ухудшение эмоционального состояния или настроения.

§1. Семиотическая концептуализация тела и телесности и её составляющие

Описание дисфункций телесных объектов является одной из составляющей семиотической концептуализации тела и телесности, которая является естественным расширением языковой концептуализации. Семиотическая концептуализация тела и телесности – это модель, отражающая то, что наивный носитель языка думает о теле, частях тела, органах и других телесных, или соматических, объектах, как он о них говорит и как использует их в невербальных знаковых кодах[2].

В статьях [Крейдлин, 2010; Крейдлин, Переверзева 2009; 2010] были даны подробные описания тех составляющих, из которых складывается такая концептуализация. Сформулированы основные принципы и положения признакового подхода, с помощью которого строится семиотическая концептуализация применительно к русскому языку и некоторым другим языкам, изложены теоретический и инструментальный аппараты этого подхода.

В этих статьях был введён также ряд понятий, важных для описания семиотической концептуализации тела и телесности. К ним относятся, в частности, такие понятия, как признак, выделенное значение признака, символизация имени телесного объекта, понятие языковых и жестовых отображений свойств телесных объектов.

Там же были определены и описаны четыре основных типа телесных признаков: классификационные, структурные, физические и функциональные. Приведены примеры некоторых из таких признаков и их отображения в русском языке и русском языке жестов. Были намечены дальнейшие шаги в построении типологии признаков соматических объектов, которую предлагается строить на противопоставлении формальных (структурных и физических) и функциональных признаков.

В статье [Аркадьев, Крейдлин, 2011] мы подробно остановились на функциональных признаках – прежде всего, на самих функциях соматических объектов. Была построена их классификация, и описаны отдельные языковые и жестовые единицы, которые используются для выражения основных функций отдельных соматических объектов.

***

Не менее важным, однако, является и другое значение функционального признака данного телесного объекта, а именно его дисфункция.

Понятие дисфункции телесного объекта было введено нами в работе [Крейдлин, 2010; см. также: Крейдлин, Переверзева, 2010]. В этих статьях были выделены три основные разновидности дисфункций: аномальное функционирование телесного объекта (ср. Глаза слезятся), болезнь телесного объекта (ср. Глаза болят) и его отсутствие (ср. У него нет ноги). Оставим далее в стороне патологию, выраженную в отсутствии телесного объекта, и остановимся на первых двух её разновидностях[3].

Речь далее пойдёт о некоторых, как кажется, не вполне тривиальных соотношениях дисфункций телесных объектов и эмоциональных состояний их обладателей.

§2. Аномальное функционирование и болезнь телесного объекта vs. психологический дискомфорт его обладателя

Аномальное функционирование телесного объекта, равно как и его внезапная болезнь – в особенности тяжелая или сопряженная с болью, – всегда вызывают психологический дискомфорт и изменение эмоционального состояния человека. Со временем человек, конечно, ко многому привыкает, но после события, связанного с болезнью или длящимся относительно долго телесным нарушением, человек нередко остается желчным и злобным и с неприязнью, смешанной с чувствами зависти или ревности, относится к окружающим его людям. Об этом нам говорят не только жизненный опыт, но и художественная реальность, воплощенная в многочисленных произведениях литературы и искусства.

Многие русские глаголы, в своих исходных значениях отражающие аномальное функционирование соматического объекта, в своих переносных значениях или особых употреблениях передают эмоциональные нарушения. Бывает, однако, что контекст не позволяет нам с определённостью сказать, о каком нарушении идёт речь, – физическом или психическом. Так, патологическое состояние головы передаётся в русском языке при помощи большого числа глаголов, которые в своих исходных значениях и употреблениях относятся к глаголам движения. Эти глаголы обозначают те движения, на которые в силу своего положения в человеческом теле и физических свойств как раз и способна голова. Я имею в виду, прежде всего, глаголы вращения и поворота.

В кандидатской диссертации [Круглякова, 2010] все такие глаголы были разделены на две группы – выражающие контролируемое действие (ср. крутить головой, мотать головой, вращать головой) и выражающие неконтролируемое действие, ср. голова кружится, голова как-то странно шатается. Очевидно, что грамматические структуры, в которых встроены глаголы этих двух классов, тоже различаются, но не об этом пойдёт речь далее.

Обратим внимание на один подобный глагол, а именно кружиться, и на предложение Голова кружится. Оно говорит о том, что в данный момент времени голова человека находится в аномальном состоянии и ввиду такого состояния не может нормально функционировать. Причиной возникновения данного состояния может быть двоякой – внешней, и тогда данное предложение читается, как передающее изменение эмоционального характера, или – внутренней, то есть имеют место какие-то телесные изменения.

В первом случае мы можем назвать эту причину, вводя её, например, при помощи причинного предлога от (см. о нём подробно в статье [Иорданская, Мельчук, 1996]. Ср. От музыки и запахов чуть кружится голова (Ю. Пешкова. Ярмарка тщеславия); От его фантазий кружится голова. Особенно у женщин (Г. Горин. Иронические мемуары); У него кружится голова от одного взгляда на такие большие деревья (Ф. Искандер. Дедушка); От этой смены обстановки у меня кружится голова (А. Солженицын. В круге первом).

А вот во втором случае определённую причину, вызвавшую изменение, назвать трудно; она – неясной этиологии; ср. Вот, хотела капусту посадить и огуречную гряду соорудить, да куда мне, шов болит, голова кружится (В. Астафьев. Пролётный гусь); У меня немного кружится голова, нет ли у вас воды?(Ю. О. Домбровский. Обезьяна приходит за своим черепом).

Аналогичным образом устроено и слово головокружение. Оно тоже может обозначать как аномальное физическое состояние, и часто бывает непонятно, из-за чего оно возникло, ср. следующие примеры: Я не в порядке – лёгкое головокружение, которое не проходит уже несколько дней, и подташнивает (С. Юрский. Бумажник Хофманна); И вместе с тем, как это бывало у него иногда перед хорошей встряской, выпивкой или баней он почувствовал подъём, лёгкое головокружение, состояние обморочного полёта (Ю.О. Домбровский. Факультет ненужных вещей), а может – в переносном значении слова – выражать аномалию психического плана, тоже иногда возникающую вследствие неопределимых причин, ср. сочетание головокружение от успехов, и фразу Копятся годы – с ними проходит головокружение от удачи, от фарта, от выигрыша в лотерее (Л. Зорин. Глас народа), где причины, впрочем, прямо называются.

Между тем, казалось бы, близкое по смыслу к этим единицам выражение Голова идёт кругом, означает нечто иное, а именно аномальное психическое (эмоциональное) состояние, причина которого хотя и не названа, однако встроена непосредственно в семантику выражения. Эта причина – чрезмерная занятость человека обилием дел, которые человек – как он их воспринимает – должен переделать все сразу и в ограниченное время. Ср. В быту полный хаос, голова идёт кругом, нервы постоянно на пределе или Голова идёт кругом: не знаешь, за что хвататься – за пелёнки или за конспекты (В. Токарева. Своя правда); Стоишь на краю пропасти, ощущая быстрые воздушные потоки, и обозреваешь калейдоскоп городов, дорог и бухт, от которого голова идет кругом (Т. Ливенкова. Ялта, или необыкновенные истории, рассказанные Крымом); Веришь ли, по горло работы, голова идет кругом (Б. Левин. Инородное тело).

Если голова по каким-то причинам не способна выполнять те движения, которые в норме легко выполняет, то это говорит о её телесной, но не психической, аномалии. Ср. голова не поднимается, не проворачивается; Ноги у неё словно перебиты, голова не поворачивается, спина горит (В. Осеева. Динка).

***

Покажем теперь, что многие переносные значения русских глаголов, в исходных своих значениях передающие телесные аномалии, выражают изменения эмоционального характера. И такая связь телесной и эмоциональной патологии, как мы уже говорили, вовсе не случайна – телесные дисфункции обычно приводят к ухудшению прежнего нормального эмоционального состояния страдающего субъекта. Отметим, что верно, вообще говоря, и обратное: эмоциональные изменения, ухудшающие настроение, нередко интерпретируются как обозначающие телесные нарушения или ведущие к ним. Так, от страха, например, начинают подкашиваться ноги, дрожать руки, расширяться зрачки глаз и др.. Когда человек начинает испытывать сильное беспокойство или волнение, у него может заколот ь или заболеть сердце, плохо ходят ноги, сжимает голову и др. Сочетания помутнение хрусталика или помутнение роговицы обозначают либо их временное аномальное состояние, либо – чаще – болезнь, сочетание помутнение сердца – это манифестация психического состояния, а сочетания помутнение в голове, помутнение мозгов (ума, рассудка) – это всё выражения, относящиеся как к физической, так и к психической аномалии, и без более широкого контекста разрешить эту неопределённость невозможно. Ср. соответствующие примеры, взятые мной из Национального корпуса русского языка: Читаю, и помутнение в голове происходит: Ванька доносит, что, обещая в награду часики, я подговаривал обварить себя лапшой (О. Павлов. Степная книга); Временное помутнение мозгов, погорячились, плюнули и забыли! (А. Белянин. Свирепый ландграф); Мохнатая кубанская шапка предохранила голову и тяжелый удар вызвал только минутное помутнение в голове (П.Н. Краснов. Тихие подвижники); Когда толстый, рыжий и, надо сказать, малосимпатичный человек встречает молодую, интересную женщину, у него происходит помутнение рассудка (И. Грошек. Лёгкий завтрак в тени некрополя).

Типы аномального функционирования (а также болезни) телесного объекта можно разделить на группы в зависимости от того, изменение какого телесного признака вызвало данную аномалию. Это может быть изменение формы объекта, часто выражаемое синкретично с изменением значения размера, ср. палец опух, и тут мы имеем дело с аномалиями одной группы. Это может быть изменение цвета объекта, ср. палец посинел, изменение текстуры (свойства поверхности) объекта, ср. появление пореза, царапины на пальце, изменение внутренней структуры объекта, ср. заноза на пальце, температуры, ср. палец замерз, или потеря способности двигаться, ср. палец онемел и др.

По нашим данным в наибольшей степени с изменением эмоционального состояния связан именно последний вид дисфункции тела. Так, онемение или оцепенение тела как обозначения временной невозможности тела двигаться в переносных употреблениях этих выражений означают невозможность душевных движений. Ср. пример из романа Л. Улицкой «Казус Кукоцкого»: Три дня провёл Павел Алексеевич в больнице, а на четвёртый, вместе с Сергеем, впавшим в душевный столбняк и полное онемение, сел в поезд, а также следующие предложения: У него, видимо, еще с курсантских времен при виде старшины онемение организма (И. Анпилогов. Уроки армии и войны, или Хроника чеченских будней. Из дневника солдата-срочника). И студенты (каждый из них пережил эти минуты у доски применительно к себе), стряхнув оцепенение и некоторую сонливость второго часа, тут же прикипают к тетрадкам (В. Маканин. Отдушина) Но он даже не поинтересовался – кто звонил, о чём спрашивали. На него нашло странное оцепенение. Так игрок, пойдя по банку, где сейчас – вся его жизнь, – вдруг положит заледеневшие пальцы на две карты… (А.Н. Толстой. Черная пятница).

Даже само слово болезнь в некоторых контекстах обозначает не физическое и не психическое заболевание человека, а аномалию эмоционального состояния человека, то есть имеет в этих контекстах другое значение. Так, болезнью иногда именуют любовь, см.: Между прочим, я встречал тут такие диагнозы, как неумеренное питье от груди, неразвитость к жизни, душевная болезнь сердца (А. П. Чехов. Остров Сахалин).

То же можно сказать о сочетаниях болезнь сердца, болезнь духа или болезнь души [4]. Эти сочетания могут выражатьне только физические, но и эмоциональные аномалии,ср. предложения Болезнь сердца, болезнь мысли, болезнь совести – это нарушенное равновесие духа (Н. К. Михайловский. Г. И. Успенский как писатель и человек); <…> Во многих народных сказаниях говорится, что любовь – это самая настоящая болезнь, и даже симптомы болезненные при этом проявляются (С. Ткачева. День влюбленных); Меланхолия – болезнь духа и исцеляется лишь силой духа (В. Мильдон. Лермонтов и Киркегор: феномен Печорина. Об одной русско-датской параллели); – Я страдаю желтой гипохондрией, это болезнь души, а телесный недуг мой – это подагрическая немочь (В.Я. Шишков. Емельян Пугачев).

При анализе дисфункций телесных объектов и их языковых выражений обращает на себя внимание глагол слушаться, точнее, сочетание не слушаться, как передающее нарушение нормального функционирования данного телесного объекта. У него не только есть свои особенности сочетания с именами соматических объектов, но и – в тех случаях, когда такие сочетания признаются грамматически правильными, – они интерпретируется по-разному в зависимости от имени того объекта, с которым глагол сочетается, и от более широкого контекста. Так, если сочетание руки не слушаются является обозначением нарушения двигательной функции, то сочетание сердце не слушается может обозначать также эмоциональное состояние человека.

Согласно исследованию Л. Литко, по данным Национального корпуса русского языка сочетание не слушаться выступает в контексте следующих типов телесных объектов: (а) собственно тело,ср. Пусть вас не пугает и не огорчает, что поначалу тело не слушается, ноги не поднимаются высоко и не сгибаются под должным углом, ягодицы то и дело всплывают, а рот и нос полны воды (Л. Кадулина. Аква-аэробика – союз воды и движений); (б) части тела (голова не слушается, руки не слушаются, ноги не слушаются) ср. Руки не слушались, словно окаменели. К тому же что-то странное произошло с ногами (А. Зильберт. Моя строгая вертикаль); (в) части частей тела (лицо не слушается, пальцы не слушаются): Максим, до которого все происходящее доходило через какую-то пелену, попытался скривиться, но одеревеневшее лицо не слушалось (С. Данилюк. Рублевая зона); (г) органы (глаза не слушаются, язык не слушается, сердце не слушается), ср. – Ведь ты на вахте…– Но глаза не слушались и слипались. Кажется, Миша чуточку задремал (А. Р. Беляев. Чудесное око); (д) телесные жидкости (слезы не слушаются), ср. Она старалась сдержаться, но слезы не слушались ее, всё набегали и маленькими каплями скатывались с ресниц (К. Г. Паустовский. Золотая роза); (е) телесные покровы (волосы не слушаются), ср. Длинные прямые темные волосы не слушались его, когда он говорил, падали на лоб, на уши, и он то и дело закидывал их резким движением головы (А. А. Фадеев. Молодая гвардия); (ж) мышцы (мышцы не слушались, мускулы не слушались), ср. Она попыталась вздохнуть – и не получалось, мышцы не слушались ее, и грудная клетка не хотела расширяться (Е. и В. Гордеевы. Не все мы умрем).

Эти и другие примеры показывают, что в конструкции Х не слушается место переменной Х могут замещать такие имена телесных объектов, которые либо могут двигаться, либо способны передавать эмоции и чувства человека.

Причины такой неуправляемости телесными объектами могут быть чисто физиологическими, ср. <…> С пушистыми золотыми волосами, которые не слушалисьни одной расчески и золотым ореолом окружали Зоино розовое личико (Т. Тронина. Никогда не говори «навсегда»). Причиной может быть и подсознательное нежелание человека выполнять в данный момент какие-то действия и связи с ним неспособность их выполнить, ср. Я больше не могу, понимаете, не могу – кричал он, выкрикивал внутри себя, но язык и губы не слушались, звуки не покидали рта (И. Грекова. Фазан). В-третьих, причина неуправляемости телесным объектом может быть следствием ранее полученных телесных травм или перенесённых заболеваний, ср. На дальнем конце нар, раскинув руки, похрапывал Валентин – о том, что это именно он, я догадался по рыжему ершику, торчавшему над бледным, в ссадинах и кровоподтеках лицом. Я попробовал сесть, но тело не слушалось меня (Г. Николаев. Вещие сны тихого психа). Наконец, такой причиной в приводимом ниже примере является актуальное эмоциональное состояние человека: Разумом я все понимал: идет сражение и жертвы неизбежны. Но сердце не слушалось, щемило нестерпимой болью (Л. И. Брежнев. Малая земля).

Имена соматических объектов употребляются и в сочетании непослушный X, близком по смыслу к рассмотренному. Слово непослушный тоже выражает неподчинение телесного объекта воле его обладателя и аномалию функционирования данного объекта, ср. непослушные волосы, непослушные руки, непослушные ноги, гораздо реже встречаются словосочетания непослушные глаза, непослушные слезы и т.д.; при этом несколько сомнительно непослушное сердце для выражения эмоционального состояния человека.

Заключение

Выше мы попытались показать, что выражения дисфункций тех или иных соматических объектов являются одновременно типичными манифестациями эмоциональных состояний обладателей таких объектов.

В статьях [Крейдлин, 2010; Крейдлин, Переверзева, 2010] мы выделили два крупных класса телесных дисфункций. Это биологически обусловленные дисфункции, под которыми понимаются вызванное биологическими причинами нарушения нормального функционирования телесных объектов или полное отсутствие такого функционирования, ср. в глазах двоится, ноги гудят, руки затекли, в ухе стреляет и т.п. Здесь мы показали, что некоторые из таких выражений могут служить также типовыми манифестациями определённых эмоциональных состояний человека. Например, от волнения сердце бьется толчками, и в глазах двоится, от страха могут отниматься ноги, ср. От боли за него, от страха, ноги отнимаются (Г.Я Бакланов), от ярости и бешенства голова звенит, глаза темнеют (или: в глазах темнеет).

Дисфункции, биологически не обусловленные, связаны с разными факторами, в частности, с изменением актуального восприятия отдельных телесных объектов и внешнего облика человека в целом, ср. лицо покраснело, глаза забегали, руки трясутся и т.д. И подобные языковые единицы тоже могут служить стандартными манифестациями чувств или эмоциональных отношений. И ввиду их стандартности для русского языка и русской культуры они заслуживают того, что быть помещенными в надлежащую зону словарной статьи вокабулы или лексемы, обозначающей данную эмоцию.

Литература

Аркадьев П.М., Крейдлин Г.Е. Части тела и их функции (по данным русского языка и русского языка тела) // Слово и язык: сб. статей к 80-летию акад. Ю. Д. Апресяна / отв. ред. И.М. Богуславский, Л.Л. Иомдин, Л.П. Крысин. – М.: Языки славянских культур, 2011.

Аркадьев П.М., Крейдлин Г.Е., Летучий А.Б. Семиотическая концептуализация тела и его частей. I. Признак «форма» // Вопросы языкознания. – 2008. – № 6. – С.78–97.

Гладкова А. Русская культурная семантика. Эмоции, ценности, жизненные установки. – Москва: Языки славянской культуры, 2010.

Иорданская Л.Н., Мельчук И.А. К семантике русских причинных предлогов // Московский лингвистический журнал. – 1996. – Т. 2. – С. 162–211.

Крейдлин Г.Е. Мужчины и женщины в невербальной коммуникации. – М.: Языки русской культуры, 2005.

Крейдлин Г.Е. Семиотическая концептуализация тела и его частей: идеи, подходы и этапы анализа // Теоретические и прикладные аспекты современной филологии: материалы XIII Всерос. филол. чтений им. Р.Т. Гриб / науч. ред. проф. Б. Я. Шарифуллин. – Красноярск, 2008. – Вып. 8. – С. 62–67.

Крейдлин Г.Е. Тело в диалоге: семиотическая концептуализация тела (итоги проекта). Часть 1: Тело и другие соматические объекты // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии (по материалам ежегодной Международной конференции «Диалог» (Бекасово, 26–30 мая 2010 г.). – М., 2010. – Вып. 9 (16). – С. 230–234.

Крейдлин Г.Е., Переверзева С.И. Тело и его части как объекты семиотической концептуализации // Tilman Berger, Markus Giger, Sibylle Kurt, Imke Mendoza (Hg.) Von grammatischen Kategorien und sprachlichen Weltbildern. Festschrift für Daniel Weiss zum 60. Geburtstag. München – Wien: Wiener Slawistischer Almanach, 2009. – С. 369–384.

Крейдлин Г.Е., Переверзева С.И. Тело в диалоге: семиотическая концептуализация тела (итоги проекта). Часть 2: Признаки соматических объектов и их значения // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии (по материалам ежегодной Международной конференции «Диалог» (Бекасово, 26–30 мая 2010 г.). – М., 2010. – Вып. 9 (16). – С 235 – 240.

Круглякова В.А. Семантика глаголов вращения в типологической перспективе: дис. … канд. филол. наук. – М.: РГГУ, 2010.

Урысон Е.В. Душа, сердце и ум в языковой картинге мира. Путь. Международный философский журнал. – 1994. – № 6. – С. 219–231.

Урысон Е.В. Дух и душа: к реконструкции архаичных представлений о человеке // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М.: Индрик, 1999. – С. 11–25.

Harkins J., Wierzbicka A. (eds.). Emotions from crosslinguistic perspective. Berlin: Mouton de Gruyter, 2001.

Wierzbicka А. Semantics, Culture, and Cognition. Universal Human Concepts in Culture-Specific Configurations. New York, Oxford, 1992.

Wierzbicka А. Emotional Universals. Language Design, 1999. – Р. 23–69.

И.В. Крюкова