Глава одиннадцатая. Когда Юра увидел вновь пришедших, то сразу же выделил одного

Когда Юра увидел вновь пришедших, то сразу же выделил одного. Это его портрет на полстены красовался в комнате. Юра еще подумал: неприятное лицо, голодное какое‑то.

Надо сказать, оригинал выглядел покруче. Сильный мужик. Ничего хорошего это не сулило. Значит, допрашивать их будут сурово. Юра даже почувствовал, к стыду своему, облегчение, когда понял: начнут не с него. Однако главарь всего лишь взял Кузякина за подбородок и разглядывал минуты три. Затем отпустил и повернулся к Юре.

Взгляд у мужчины был пугающий. По Юриной спине пробежал холодок. Зрачки мужчины расширились, и Юра увидел в каждом отражение собственного лица. Спустя секунду зрачки снова сузились до игольчатой остроты, и отражения исчезли. Мужчина отвернулся и задумался. Юра вздохнул с облегчением.

Трудно объяснить почему, но теперь этот человек уже не казался юноше страшным. Нормальное лицо. Видно, что волевой, видно, что умный, и устал – что тоже видно. Чем‑то похож на Юриного учителя географии из прежней школы. Последнее еще больше расположило к нему Юру.

Затем в памяти юноши вдруг всплыла его фамилия. Лешинов. Вроде бы, он видел его по телевизору, но в упор не мог вспомнить, кто он такой.

Лешинов тем временем пришел к какому‑то решению и посмотрел на Юру. И улыбнулся.

Улыбаясь, Лешинов напоминал лису. Или куницу.

Юра попробовал улыбнуться в ответ. Он почувствовал, что этот человек демонстрирует ему свое расположение.

«Неплохо бы еще и наручники снять!» – подумал он. Лешинов как будто уловил его мысль.

– Снимите с них «браслеты»! – распорядился он.

Команда была выполнена мгновенно.

– Меня зовут Константин Олегович.

Он обращался исключительно к Юре, полностью игнорируя Федю. Юру это насторожило: похоже, главарь хочет как‑то отделить его от друга.

– Хотелось бы знать, почему ваш приятель таскался за моим… другом?

Голос Константина Олеговича не содержал в себе неприязни. Похоже, лично против Юры он ничего не имел. Или ему не рассказали, как неделикатно Юра обошелся с Галей‑Светой?

– Нам поручили! – Этим «нам» Юра подчеркивал, что он и Федя – вместе. Но тон его был скорее оправдывающийся: снова настраивать против себя Лешинова ему не хотелось.

– Поручили? И кто же?

– Милиция.

Юра постарался, чтобы его ответ прозвучал убедительно. Вероятно, вышло не очень, потому что Лешинов прищурился скептически. Но спорить не стал. И не рассердился.

Без наручников Юра почувствовал себя увереннее. И решил, что стоит попытаться установить с этим человеком хорошие отношения. Тогда их скорее отпустят.

– Не сменить ли нам обстановку? – предложил Лешинов.

Неожиданное предложение, но, учитывая присутствие в комнате десятка крепких мужчин, обсуждению не подлежащее. И, как выяснилось, касавшееся одного Матвеева.

– А мой друг? – спросил Юра, усаживаясь в машину.

– Он пока останется здесь,– ответил Лешинов. И скомандовал шоферу: – Поехали!

Машина, зеленая, средней свежести «девятка», запрыгала по яминам и ухабам к арке. Насколько мог заметить Юра, машина была одна. То есть его и Лешинова никто не сопровождал, кроме шофера.

– Куда мы едем? – спросил Юра.

– Сначала – поужинать,– ответил Лешинов.– Вижу: ты голоден. А потом хочу тебе показать кое‑что интересное.

Ужинали в маленьком ресторанчике на Среднем. Вдвоем, шофер остался в машине. При желании Юра мог сделать попытку вырваться на свободу или позвонить Ласковину. Но не рискнул потерять расположение Лешинова. Тем более что Федька оставался в заложниках. Тем более что в ресторанчике Константина Олеговича знали, а выход на улицу был только один.

Но по мере наполнения желудка беспокойство Юры таяло. Лешинов был подчеркнуто заботлив. Хотя ел мало и почти ничего не говорил.

На груди у него висела золотая многолучевая звезда с вкраплениями самоцветов (дорогая штуковина!) и примерно таких же размеров крест из черного блестящего металла. Или – камня. Занятный комплектик.

Юра ожидал, что Лешинов попытается вызнать у него максимум информации, и заранее настроился врать. Но единственный вопрос, который задал ему Константин Олегович: как давно Юра занимается каратэ?

– Недавно,– честно ответил юноша.

– Все равно тебе будет любопытно взглянуть,– сказал Лешинов и повез его на Ленинский проспект.

Вопрос о каратэ подготовил Юру к тому, что он увидел.

– Посиди, посмотри,– предложил Лешинов и ушел.

Юра сидел и смотрел, как человек десять парней, немногим старше его самого, работают парное кумитэ. Техника у них была непривычная, с обилием захватов, размашистых длинных ударов… Нет, Юру этот стиль определенно не вдохновил.

– Ну как?

Лешинов стоял рядом. Как он подошел, Юра в упор не понял. Вдруг раз – и возник в полуметре. Материализовался из воздуха, как в компьютерной игрушке, только без зеленого огня.

Юра промолчал.

– Значит, не нравится?

Лешинов теперь был одет в просторную рубашку и свободные штаны, вроде кимоношных, только собранные резинками внизу. Все – черное. Определенно, у этого человека была слабость к траурному цвету. Крест и золотую звезду Лешинов снял.

– Вижу – не нравится. Почему?

– Неэффективно,– сказал Юра со свойственной всякому неофиту убежденностью.– Все эти замахи, хваты…

Лешинов потрепал его по плечу. Снисходительно. Потом похлопал в ладоши, точь‑в‑точь как Зимородинский, когда хотел привлечь внимание учеников.

– Ну‑ка, молодцы,– произнес он, когда все четырнадцать (у Юры было время их пересчитать) парней повернулись к нему.– Берите меня!

И парни разбежались в разные стороны.

Но только для того, чтобы вооружиться метровыми палками.

Поглядев на их технику, Юра был убежден, что в групповом кумитэ эти ребята также неграмотны и попробуют навалиться на своего учителя всей кодлой. Юра уже усмехался пренебрежительно, вспоминая «заповедь» собственного сэнсэя: «Восемь – предельное число атакующих одного человека».

Юра ошибся. Эти ребята владели тем, чему Зимородинский не учил: умением работать большой группой.

Они построились в два ряда, вернее, в два полукольца в шахматном порядке, и дружно атаковали. Теперь техника их резко изменилась: короткие резкие удары ногами, тычки палками, абсолютно синхронные перемещения. Этакая боевая многоножка.

Но еще красивее было то, что делал Лешинов. Он‑то как раз пользовался той техникой, что и его ученики в парной работе. Только выглядело это совсем по‑другому. Черное тело Лешинова напоминало живую волну. Он двигался медленнее любого из своих учеников. Но за каждое такое перетекание успевал сбить с ног или обезоружить минимум двоих.

«Многоножка», однако, с легкостью компенсировала потери. Места выбывших занимались теми, кто стоял на ногах, а упавшие вскакивали и восстанавливали второй ряд.

Так продолжалось минут пять, а потом Лешинов сделал рывок вперед и оказался за спинами атакующих. Те попытались перегруппироваться, но их учитель вновь «пронзил» строй, на этот раз сбив с ног сразу четверых. «Многоножка» запуталась в собственных ногах.

– Достаточно! – раздалась команда, и парни, подобрав «оружие», построились в одну шеренгу.

– Ну как теперь? – спросил Константин Олегович, подойдя к Юре.

– Я был не прав,– признал Матвеев.

Лешинов оказался настоящим мастером. Юре было лестно, что Константин Олегович разговаривает с ним почти как с равным. Зимородинский, напротив, всегда подчеркивал, что они – всего только начинающие.

– Молодцы первый год в нашем братстве,– сказал Лешинов, кивнув в сторону снова разобравшихся по парам парней.

– В братстве? – переспросил Юра. Впрочем, он ожидал чего‑то такого. Не зря же Лешинов носит на груди крест.

– В братстве духа,– уточнил Константин Олегович.– У нас воспитываются воины. Настоящие воины, а не просто бойцы. Борьба – это не главное.

– А что главное?

– Об этом нельзя говорить с непосвященными,– строго ответил Лешинов.– А принимаем мы не каждого. Только избранных.

– Избранных кем?

– Сюда,– Константин Олегович кивнул на тренирующихся,– избираю я. А дальше… Это они узнают в свой срок.– И без всякого перехода: – Думаю, тебе пора домой, родители беспокоятся, наверное?

Юра посмотрел на часы: пять минут двенадцатого.

– Да,– ответил он.

Беспокоятся – не то слово. Мама уже всех его приятелей обзвонила.

– Знаешь, Юра, пожалуй, я тебя отвезу,– сказал Лешинов.

– Куда? – насторожился Матвеев.

– Куда? Домой, конечно! Или у тебя другие планы? Родителей надо беречь, они – твой род! Подожди, я переоденусь – и поедем.

«Неужели он меня вот так вот возьмет и отпустит? – подумал Юра.– После всего, что было?»

А что, собственно, было? Юра все ждал, когда наконец Лешинов начнет выяснять, почему они с другом следили за тем длинным. Умный ведь человек и явно не поверил про милицию.

Но когда Константин Олегович вернулся, и потом, когда они ехали на его машине к Юриному дому, вопросы, которых опасался Матвеев, так и остались незаданными. Лешинов вел себя так, как будто ему безразлично, кто послал Юру шпионить.

А может, ему и действительно безразлично? Может, Юра заинтересовал Лешинова настолько, что тому наплевать, кто подослал юношу?

Уже у Юриного дома Константин Олегович сам подтвердил это предположение.

– Случайностей не бывает,– сказал он.– Мы должны были встретиться. Возьми! – Лешинов вручил юноше карточку с телефоном.– Если захочешь меня увидеть, позвони и назовись. Тебе скажут, как меня найти.

И добавил, помедлив:

– Не каждого мы принимаем в братство… Но тебя – примем. Если решишься. До свиданья, Юрий!

Поднимаясь по лестнице, Юра чувствовал необычайную легкость и прилив сил. Как будто не было позади тяжелого дня. Конечно, он позвонит Лешинову. И, скорее всего, вступит в их братство духа. Если Константин Олегович позволит ему продолжать занятия у Зимородинского.

Дома Юру ожидал вздрюк, но, поскольку отца еще не было, Юра отделался сравнительно легко. И настроение его ничуть не ухудшилось.

Кузякину он звонить не стал, уверенный, что тот – уже дома.

И по оставленному Ласковиным телефону тоже не стал звонить. Он не то чтобы был обижен, но… Нет.

Завтра он попробует встретиться с Андреем Александровичем и объяснить, что такой человек, как Лешинов, не может быть плохим. Наоборот, Лешинов, Ласковин, Зимородинский – они были здорово похожи друг на друга.

«Вероятно, потому что все трое – настоящие воины! – подумал Юра.– И я тоже стану таким!»

С этой приятной мыслью он уснул.

Около восьми утра следующего дня Ласковин приехал на Васильевский остров.

Итак, снова Иннокентий Константинович Гужма. Бывший наркоман, а ныне «старший брат» или что‑то вроде этого. Пора им побеседовать, «старшему брату» и… хм, единственному сыну.

Да, зря Андрей попытался организовать за ним слежку. Для такой работы нужны профессионалы. Ни мальчики, ни даже он сам – не годятся. Каждый должен делать то, что умеет. Поэтому надо просто взять Гужму за кадык и, не мудрствуя, вытрясти из него информацию. А информации в Кешке Гужме – море. Уж в этом Ласковин не сомневался.

Что ж, лучше поздно, чем никогда. Поэтому с утра пораньше Андрей подъехал прямо к знакомому подъезду на Тринадцатой линии.

Встал напротив, не прячась. Если засекут и попробуют прихватить – милости просим.

Гужма вышел из подъезда в начале девятого. С рюкзачком на спине, тем самым, о котором докладывал вчера Федя. Торговать вознамерился «старший брат». Что ж, с добрым утром!

– С добрым утром! – Ласковин приглашающе распахнул дверь «Жигулей».– Подвезти?

– А? Что?

Бывший торчок узнал Ласковина и шарахнулся, как черт от ладана.

Вывод: Андрей больше не лакомый кусочек для «святого отца» Костика. Не любят больше Андрея старшие и младшие братья.

– Ты что, Кеша? – играя удивление, произнес Ласковин.

И вышел из машины.

– Отойди от меня! – взвизгнул «старший брат». Но на горло Ласковина взять было трудно. А вмешательства прохожих он боялся не больше, чем гришавинский бычок – ларечного торговца. Все продумано.

Колющее движение сомкнутой ладонью, нукитэ,– и «старший брат» уже не кричит. Только рот открывает, как голодная селедка.

– Брательник мой,– дружелюбно сообщает Ласковин подвернувшимся мужикам.– Опять барахло из дома на рынок потащил, уксус херов! Учить буду сучонка!

– Пральна, учи,– сказал один из мужиков, недружелюбно оглядев Гужму.– Моя‑то бабель тож на прошлой недели шкары мои на пузырь сменяла, сучара!

– А ты б не жмотился, налил ей стакан,– сказал второй и подмигнул Ласковину.– А то, бля, на панель пойдеть, в интердевочки, гы‑гы!

– Да у кого на ее, синюховку, встанет? – отмахнулся первый.

– Будь здоров, друган! – сказал он Ласковину.– Дай ему дрозда!

– Будь,– ответил Андрей.

Ухватив Гужму за объемистый рюкзак, он направил его в дверцу машины и поддал коленом. Тот плюхнулся на сиденье, растопырившись, как жаба‑переросток, и снова попытался заголосить.

Ласковин аккуратно щелкнул его по затылку, и Гужма отключился. Запихнув внутрь тощие ноги бывшего наркомана, Андрей захлопнул дверцу и сел за руль.

На Блюхера он Гужму не повез. Там – цепная красавица. Интересно, каково ей? Полсуток на цепи. Ну ничего, разговорчивей будет.

Блюхера – занято. А разговор с бывшим наркоманом требовал уединения. Андрей подумал‑подумал – и поехал на Петроградскую, а оттуда – в сторону Шувалова. Там, насколько он помнил, был достаточно большой лесопарк. Учитывая раннее время, вряд ли кто‑нибудь нарушит их уединение.

Примерно в районе Удельной «старший брат» завозился на заднем сиденье и подал скрипучий голосок. Пришлось угомонить его вторично. Форма головы у Гужмы была такова, что шишкой больше, шишкой меньше – без разницы.

Ласковин обдумывал, что именно, помимо информации о том, где прячут Юру, следует вытрясти из «брата» Кеши.

Например, ему очень хотелось бы выяснить, является ли «откровение» Лешинова о «богатыре‑настоятеле» правдой. Если да, то ситуация осложняется. Трудно бить по голове гадюки, если из норы торчит хвост. Или, наоборот, облегчается: убрать того, кто на виду,– труднее, и скрыть убийство практически невозможно. В том, что главу секты придется устранить физически, Ласковин уже не сомневался.

Но выяснение того, кто главный в секте, можно отложить на потом. Первое – это Юра. Ласковин всерьез опасался, что парня изувечат или вообще убьют во время какого‑нибудь мерзкого ритуала.

Решать эту проблему можно двумя способами. Силой и дипломатией. По складу своего характера Ласковин склонялся к силе. Но для этого надо выяснить, где держат пленника и как охраняют. Если силовой метод окажется невозможным, можно попробовать обменять Юру на собственных заложников. А лучше – только на заложницу.

Ласковин предпочел бы оставить Гужму про запас. Как источник сведений о противнике. Ясно же, что с освобождением Юры война не прекратится. Цель Ласковина – уничтожить секту. Раздавить гадину. Цель Лешинова и его последователей (идею об отце‑настоятеле пока оставим) – уничтожить Ласковина и всех, кто с ним так или иначе связан. Значит, борясь с Лешиновым, Андрей не просто мстит или защищает собственную жизнь, а сражается за жизнь и безопасность своих близких. И за свободу и безопасность тысяч людей, понятия не имеющих о Ласковине, но уже пойманных в лживую сеть «протоиерея». И сотнях тысяч тех, кто, не зная о Лешинове, станет его жертвой, когда тот начнет осуществлять свое проникновение в высшие эшелоны власти. Собственно, почему начнет? Уже начал.

Впрочем, мысль о том, что он борется за свободу множества людей, хоть и осознавалась Ласковиным, но не была доминирующей. Пусть лучше всякое сатанинское отродье станет его личным врагом. И Ласковин будет давить его, как личного врага. А там посмотрим.

Ласковин свернул с шоссе на грунтовую дорогу и, проехав метров двадцать, остановился. Дальше начиналась такая грязь, что впору пересаживаться на БМП.

Парой сочных пощечин Ласковин вернул Гужму к нерадостной жизни.

– Вылезай! – распорядился он.– Приехали!

И поскольку бывший наркоман был недостаточно проворен, Андрей схватил его за шиворот и без церемоний выдернул из машины.

Лесок был реденький, но зато ни грибников, ни ягодников в эту пору здесь не водилось.

Ласковин швырнул пленника наземь, наступил на него, вдавив в мокрую прошлогоднюю листву.

– Где мой парень? – рявкнул он.– Куда вы его спрятали?

Гужма промычал что‑то неопределенное.

– Не слышу!

– Батя тебя убьет!

Бывший наркоман, оказывается, еще хорохорился.

Ну это ненадолго.

– Меня? Убьет? Кто, Лешаков твой? – с веселой издевкой спросил Андрей, сознательно коверкая фамилию Лешинова.– Давай, торчок, помечтай. Что еще скажешь?

– Ты… Ты не знаешь, кто мы! – Гужма старался говорить грозно, но был достаточно сообразителен, чтобы не трепыхаться.

Ласковин убрал ботинок с его груди.

– Встань,– негромко произнес он.

– Не встану! – в голосе бывшего наркомана прозвучала паника.

Ласковин молча смотрел на Гужму сверху. Он ничего не говорил, но пленник счел, что лучше ему подчиниться.

– Так кто же вы? – спросил Ласковин.– Давай говори, я послушаю.

– Мы – наследники арийской мудрости! – гордо провозгласил Гужма.

– Какой мудрости?

Ласковин был слегка ошарашен.

– Арийской.

Гужма снисходительно, сверху вниз, поглядел на Ласковина. И поскольку тот молчал, продолжил с важностью:

– Я – потомственный маг в восьмом поколении! Андрей отступил на шаг, чтобы получше разглядеть «потомственного мага». Он желал знать: не вешают ли ему лапшу на уши? Нет, физиономия Гужмы просто лучилась от самодовольства. Куда подевалось прежнее угрюмо‑подозрительное выражение?

– Точно в восьмом поколении? – спросил Андрей.– Откуда ты знаешь?

– Мой батя – потомственный маг в седьмом поколении! – с гордостью сообщил Гужма.– Значит я – в восьмом!

Логика безупречная.

– И кто твой батя? – поинтересовался Ласковин.– У него, что же, документ есть, родословная?

– У бати есть все! – заявил бывший наркоман.– Сила его говорит громче бумаг.

В мозгу Ласковина что‑то щелкнуло. И две половины картинки соединились.

«Потомственный маг в седьмом поколении!»

Они ведь и лицом похожи, как же Андрей раньше не заметил?

– А почему тогда ты – Гужма? – спросил он.

Физиономия бывшего наркомана слегка погрустнела.

– По матери,– пояснил он.– Батя тогда в странствиях был. Мир познавал. Но вернулся и сразу меня нашел.

– И долго странствовал? – осведомился Ласковин.

– Девятнадцать лет. Магическое число. Мы – истинные потомки арийцев, я и он. Только истинные потомки арийцев допускаются к тайнам Права и Слова.

– Право – это я понимаю,– подыгрывая, проговорил Ласковин.– А почему – Слово?

– В словах – знак истинного корня Руси,– охотно пояснил Гужма.– В корнях же слов – древний ведический смысл. Арийская магия. Понял?

– Как не понять,– пробормотал Андрей.

Арийская магия. Прямые потомки Ахурамазды и Кришны. Одновременно. Мало тебе, приятель, быть просто русским. Надо еще, чтобы непременно – от индусов, персов и древних германцев происходил. Причем от всех сразу.

Ласковин посмотрел вокруг: на прелую листву, на березнячок, просыпающийся от зимней спячки, потом на «потомственного мага»,– и нигде не обнаружил ни Персии, ни Индии. Нормальный русский пейзаж, нормальный русский недоделок (в какой семье – без урода?), с чахлым телом и манией величия…

«Стоп,– сказал себе Андрей.– Ты не прав!» Глупо прятаться в тупой материализм. Глупо и опасно.

«А ведь мне повезло! – подумал он.– Если это ходячее убожество действительно сын Лешинова – какой козырь!»

– …если ты сейчас отвезешь меня к нему,– говорил тем временем Гужма,– то я попробую уговорить батю, чтобы сильно тебя не наказывал. Ты не бойся, он ко мне прислушивается!

– Это хорошо,– сказал Ласковин. И врезал «потомственному магу» в живот. Гужма повалился на землю. «Придуривается, гад!» – подумал Андрей. Удар был слабенький.

– Вставай, ариец! – приказал Ласковин.– Земля холодная, простудишься!

«Потомственный маг» скрючился, подтянул острые колени, промычал нечто невразумительное.

Бить его было противно… но надо.

Ласковин занес ногу… и почувствовал неожиданное сопротивление! Нет, Гужма так и лежал, скорчившись, на прелой листве. Но нога Андрея как бы затормозилась. Словно мышцы ослабели. И еще он испытал два прямо противоположных чувства. Лежащий на мокрой земле бывший наркоман был ему крайне противен… и при этом вызывал умиление. Как младенец или двухнедельный котенок.

Когда Ласковин осознал, что происходит, его охватило бешенство, которое смело внушаемые эмоции, как ураган – небрежно поставленную палатку.

И «потомственному магу» достался пинок куда полновесней, чем планировался изначально.

От крепкого удара по почкам Гужма развернулся, как обрызганный кислотой червяк. Он больше не бормотал, только разевал рот и подергивался. Ласковин дал ему минуту, чтобы прочувствовать весь спектр ощущений, а затем еще раз поддел носком ботинка тощее тело «потомственного мага».

Спустя десять минут Гужма был готов к полноценному общению. То есть – выложить все, что потребует Ласковин.

Увы, где прячут Юру, Гужма не знал. Лешинов увез его вчера вечером из квартиры на Гривцова. Увез в неизвестном направлении. «Потомственный маг» был готов немедленно выяснить, где спрятан юноша, если Андрей его отпустит.

– Посмотрим,– сказал Ласковин.

И Гужма приободрился.

Ненадолго. Потому что Андрей решил точно выяснить, Лешиновым ли организован взрыв на Кутузовской набережной. А чтобы «потомственный маг» говорил охотней, Андрей поощрил его парой оплеух. Проверенное средство и на этот раз не подвело. Гужма «запел», как породистый кенар. То есть со всеми обертонами и подробностями.

Да, Андрей не ошибался, считая Лешинова организатором взрыва на Кутузовской. Гужма назвал даже имя исполнителя, человека, бросившего бомбу: Роберт. Вероятно, тот самый Роберт, о котором говорила Галя. Что ж, тем лучше, одним покойником меньше.

Причина, по которой папаша так невзлюбил Ласковина и его друзей, была сынку неизвестна, но Андрей без труда мог протянуть ниточку к покойному депутату Пашерову. И отругал себя за то, что засветился. Выходило так, что это он виноват в смерти Пети. Не сунься Андрей расправляться с господином депутатом, Лешинов не стал бы мстить ему и Потмакову.

«Ладно,– утешил Андрей сам себя.– „Протоиерей“ все равно наш „клиент“. Сшиблись бы рано или поздно».

Гужма порывался рассказать о вселенском значении секты, о мощи ее ритуалов и лично «святого отца» Константина. Пожалуй, будь на месте Ласковина Зимородинский, он наверняка выслушал бы все, и с вниманием. И использовал против своего врага.

Но Андрею на ритуалы было насрать. Его интересовало, где и как можно взять за яйца папашу «потомственного мага».

И на этот вопрос его сынок дал исчерпывающий ответ.

– Где? – переспросил пораженный Ласковин.

Он ожидал, что логово секты, «подворье монастыря», как назвал его Гужма, окажется где‑нибудь в районах новостроек или вообще за городом. Вроде молелен Свидетелей Иеговы, например. Но гнездо последователей князя тьмы оказалось в самом центре Питера, можно сказать, под боком у Зимнего дворца.

– Сакральное место,– гордясь за собственную братию, заявил Гужма.

И получил очередную оплеуху.

– Отвечать только на вопросы! – предупредил Ласковин.– А сейчас марш в машину!

Гужму следовало спрятать. Но выбор мест, куда можно было сунуть бывшего наркомана, у Ласковина был, мягко говоря, ограничен. На Блюхера – нельзя. Две змеи в одной норе – это много. Отвезти на родительскую дачу? Можно, но Ласковин не был там уже года два. И ключей у него тоже не было.

«Может, арендовать гараж у „тобольцев"?» – наполовину в шутку, наполовину всерьез размышлял Андрей.

Чего‑чего, а «емкостей» для хранения заложников у гришавинских хватало, можно не сомневаться.

Выход нашелся.

– Жри,– приказал Ласковин, протягивая пленнику две таблетки.

Тот попытался схитрить, опыт «дурки» у «потомственного мага» был приличный. Но Ласковин тоже был не дурак: приказал Гужме открыть вонючий рот, обнаружил «тайник» и пригрозил вколоть внутривенно. Угроза сработала мощно. Должно быть, кто‑то заложил в бывшего наркомана панический страх перед шприцом. Ни шприца, ни препарата для инъекции у Ласковина не было, но «потомственный маг» проверить не рискнул, проглотил обе таблетки мигом. Спустя полчаса Гужма спал сном, хоть и не младенческим, но крепким.

Ласковин рискнул оставить его в машине, вышел, купил «Рекламу‑шанс» и уже через полчаса договорился с агентом о съеме однокомнатной квартиры неподалеку от его собственной, тоже на Блюхера. Правда, за неделю аренды агент заломил сто тридцать долларов, но зато – никаких актов и никаких документов.

Еще через полчаса Ласковин получил ключи и адрес в обмен на указанную сумму.

Агент, из молодых да ранних, предупредил, что договор можно продлить, причем на более льготных условиях, но по истечении срока Ласковин должен выместись без всяких, иначе будет совсем плохо.

Андрей удивился, что ни слова не было сказано о «порядке», но, переступив порог арендованных апартаментов, понял: ухудшить интерьер может разве что пожар. Однако Гужме к подобной обстановке не привыкать, а Андрей задерживаться здесь дольше, чем необходимо, не собирался.

Растолкав «потомственного мага», Ласковин привел его в новое жилище, пристегнул купленными по дороге наручниками к батарее, поставил рядом банку с водой и найденную на кухне кастрюлю с крышкой, выглядевшую так, словно ее уже не раз использовали в качестве ночного горшка.

Предоставленный самому себе, Гужма немедленно уснул.

Ласковин решил, что самое время проведать вторую заложницу, благо ехать недалеко.