Культурная антропология на донаучной стадии

Хотя отсчет культурной антропологии как науки ведется с середины XIX в. (в это время начинают оформляться и другие гуманитарные науки, такие как социология, психология и пр.), накопление знаний в этой области происходило с древнейших времен.

Одним из источников подобного знания можно считать по­пытку рефлексии того или иного народа над собственной куль­турой, которая отталкивается от наблюдений над чужой, как правило, соседней культурой. Здесь можно говорить об универ­сальной антропологической схеме «своя/чужая» культура.

В этой связи сошлемся на попытку метаязыкового описания культуры, предпринятую ученым-семиотиком Ю. М. Лотманом. Он оценивает оппозицию «своя/чужая» культура как метаоппо-зицию. Свойства «чужого», как правило, переносятся на террито­рию чужого народа. Так, в Древнем Ргипте существовало проти­вопоставление красной и черной земли, соответственно красного и черного цветов. Черный цвет, символизировавший для египтян плодородный слой почвы, приносимый разливами Нила, имел позитивное значение, был цветом жизни; красный, ассоцииро­вавшийся с песком пустыни, — цветом смерти. Эта оппозиция, создаваемая природой, впоследствии приобретает значение и культурной оппозиции: народы, соседствующие с Ргиптом, оце­нивались, прежде всего, с точки зрения крайне значимого для египтян заупокойного культа, справляемого должным образом лишь на «своей» земле, — за пределами же Ргипта прах заворачи­вают в баранью шкуру и зарывают за простой оградой. Хорошо известна также оппозиция, значимая для древних греков — элли­нов и варваров.

Такого рода представления об окружающем мире — древние и, вероятно, вневременные (как отмечает Ю. М. Лотман, хотя в современном мире почти не осталось неизведанных территорий, населенных неизвестными народами, в качестве «чужого» про-

446

7. Факультативы

5. Культурная антропология как культурологическая дисциплина 447

Схема 2

странства современные люди могут вообразить внеземную цивилизацию). Универсальность таких представлений может быть связана с особенно­стями психофизиологии человека, проявляющи­мися в его взаимоотношениях с окружающим пространством. Предельно схематично такие представления могут быть изображены следую­щим образом (схема 2). На схеме хорошо видно, что «свое» пространство помещает­ся в центр мира. Впоследствии в антропологических исследова­ниях такого рода противопоставление получит название «этно­центризма» (предпочтение своей этнической группы, проявляю­щееся в восприятии и оценке жизненных явлений сквозь призму ее традиций и ценностей). Термин «этноцентризм» ввел в 1906 г. американский социолог Уильям Самнер, полагавший, что люди имеют тенденцию видеть мир таким образом, чтобы своя группа оказывалась в центре всего, а все другие соизмерялись с ней или оценивались со ссылкой на нее. В то же время осмысление чу­жого помогает лучше понять себя. Клайд Клакхон, говоря о зна­чении культурной антропологии, характеризует эту науку как «зеркало для человека». Подобная установка вообще характерна для антропологов: мы познаем чужие культуры, чтобы лучше по­нять свою собственную — понять самих себя.

Особая роль в накоплении знаний о человеке как творце и носителе культуры принадлежит эпохам антропологических (гума­нистических) поворотов. Такой эпохой было время, начавшееся с учением софистов и Сократа в античной Греции, когда нарож­дающаяся философия обратилась от познания природы к позна­нию человека. Такой было эпоха Возрождения, поставившая че­ловека в центр мироздания, сделавшая его основным предметом познания — в науке, философии, искусстве.

Эпоха Возрождения выразилась, помимо прочего, в череде Великих географических открытий, что столкнуло европейского человека с неевропейскими и традиционными народами. Эпоха Великих географических открытий и последовавшая за ней ко­лонизация поставила европейского человека перед необходимо­стью контакта и изучения человека иных культур. Это был серь­езный вызов европоцентризму, а потребность в ответе на него сохраняется по сей день.

Как известно, начиная с эпохи Великих географических от­крытий подобный ответ со стороны европейского человека был не всегда адекватен. История знает немало печальных примеров,

когда колонизация туземных народов, чей образ жизни воспри­нимался европейским человеком как «чужой», превращалась в их истребление. Уже в 70-е годы XIX в., когда, в отсутствие полевой антропологии, ученые черпали сведения о первобытных племенах из записей путешественников и миссионеров, Э. Б. Тайлор напи­сал: «..."религиозный мир" большей частью так преисполнен не­нависти и презрения к верованиям язычников — обширные об­ласти которых на земном шаре окрашены черным цветом на мис­сионерских картах, — что у него остается мало возможности понимать их»⁷⁹. Но и с появлением полевой антропологии в XX в. колониальные чиновники пытались использовать знания антро­пологов для эффективного управления народами в колониях.

Вслед за эпохами Возрождения и Нового времени, сопрово­ждавшимися географическими открытиями и колонизацией, по­следовала эпоха Просвещения, которой принадлежит особая роль в осмыслении феномена человека традиционной культу­ры. Философам эпохи Просвещения принадлежит теория «бла­городного дикаря», живущего по естественным законам в проти­вовес искусственности жизни человека цивилизации. Тогда же была разработана схема общеисторических стадий культурного развития. Шотландский философ Адам Фергюссон в работе «Очерк истории гражданского общества» (1768) выделяет стадии дикости, варварства и цивилизации, а также развивает мысль о том, что изучать традиционные народы необходимо для того, чтобы понять развитие нашего общества. Эпоха Просвещения отстаивала принципы развития и прогресса: если допустить, что человечество развивается единообразно, то ранние фазы исто­рии человечества можно реконструировать, наблюдая за прими­тивными обществами. Такой подход уже содержит метод срав­нительно-исторического исследования культур, который с сере­дины XIX в. будет активно развиваться как метод культурной антропологии.

Наконец, особый вклад в развитие наук о человеке внесла эпоха романтизма конца XVIII — начала XIX в., в частности, благодаря ее особому интересу к народной культуре, обращению к народному сознанию и творчеству. Поэты и писатели-роман­тики стали первыми собирателями фольклора и сохранили для нас те пласты традиционной народной культуры, которые без появления этого особого «романтического» интереса скорее все­го были бы утрачены.

С начала XIX в., в лоне развития наук о человеке, интерес к традиционным обществам становится научно-исследователь-