Основные механизмы культуры

грека, для средневекового схоласта и для ученого XVII в. оказыва­ется разным. Что рационально для одного, то нерационально для другого. Скажем, ньютоновская физика для Аристотеля была бы в высшей степени странной, нерациональной. Ньютон отвлекается от общих метафизических вопросов, он рассматривает ближай­шие соединения причины и следствия, но для Аристотеля это бессмыслица. Ведь мы заранее объявляем непознаваемой как раз самую главную сферу бытия, универсум в целом. Что уж говорить про современную физику, которая абсолютно изменила ньюто­новский мир. Очевидно, что парадигмы разума меняются весьма активно. Но надо подчеркнуть, что новая культура заинтересова­на не столько в продукте знания, сколько в оценке знания как та­кового и его места в культуре.

Новое знание рождает новую картину мира. Хотя точнее было бы сказать, что они возникают параллельно, будучи изна­чально смутными интуициями, и влияют друг на друга. В каче­стве механизма интеграции картина мира, принадлежащая той или иной эпохе, действует в основном подспудно и выявляется во всей определенности лишь к концу, к «осени» эпохи.

Следующий шаг, который делает любая молодая культура, — это попытка оценить человека как такового. Здесь тоже сущест­вуют очень разные исторические модели. Можно назвать эту ис­комую модель человека каноном. Так греческий скульптор Поли-клет назвал систему пропорций, которую считал образцовой для изображения человека. Канон человека — это то, каким он дол­жен быть и каким не должен. Перед нами, таким образом, набор основных требований, без которых новая культура не может со­стояться.