Творческая сила, не создание

"Факты природы часто не согласовываются как с желаниями, так и с очевидными логическими предубеждениями человеческого существа." - Джулиан Хаксли

(1. See Julian Huxley, Evolution, the Modern Synthesis (London: George Allen & Unwin, 1945), 458.)

"Естественный отбор...не имеет цели. Он не имеет разума и не имеет духовного ока. Он не планирует на будущее. Он не имеет видения, предвидения, ни малейшего взгляда. Если бы можно было сказать, что он играет роль часовщика в природе, то он - слепой часовщик." - Ричард Докинз.

(2. See Richard Dawkins, The Blind Watchmaker, Why the Evidence of Evolution Reveals a Universe Without Design (New York: W. W. Norton, 1996), 9.)

В 1980 году, когда мне было пятнадцать лет, Bad Religion репетировали несколько месяцев, чтобы довести до совершенства шесть песен, которые мы собирались выпустить как EP-альбом. Когда мы прибыли в студию звукозаписи, продюсер спросил нас: "Вы ребята пауэр трио?" Мы вчетвером уставились друг на друга с изумлением, чтобы проверить все ли четверо находятся здесь, но потом ответили "да". Я предполагаю, что мы подумали, что "пауэр трио" означало что-то, касающееся языка звукозаписи, которого мы не понимали, так как были слишком молоды и не хотели выглядеть так, словно мы не знаем, что делаем.

Когда мы отыграли первую песню, сразу стало очевидно, что продесер понятия не имел о том, чего мы пытались достичь. Он никогда не слышал панк-рок раньше и настаивал, что наши песни не закончены. "Вам нужно гитарное соло в середине. И песне нужен припев. Тогда она будет закончена." Но мы сказали, что там нет гитарного соло в этой песне и что песня уже закончена. Продюсер лишь закатил глаза и продолжил сессию, даже несмотря на то, я уверен, что он думал, что мы лишь кучка подростковых панк-ничтожеств.

Эти песни до сих пор выпускаются и они были проданы тиражом в сотни тысяч экземпляров. И их никогда не критиковали за недостаток гитарного соло или припевов. У нас никогда не было способа оценить потенциал наших творческих усилий. Мы были новичками в написании песен и звукозаписи. Но нам посчастливилось найти удачную комбинацию стиля и лирических точек, о которых можно судить как об успешных. Возможно, мы были бы так же успешны, если бы послушали продесера в тот день. Но наша система убеждений не имела соединений. Он думал, что мы пытались достичь чего-то, что требовало соблюдения жёсткой формулы. А мы считали, что мы добивались чего-то более живого, отвергая традиционные элементы рок-н-рола. Мы были одержимы опрокидыванием стандартных практик и в процессе этого появилось уникальное звучание.

Творчество часто воспринимается как нечто, что было разработано или предположено. (3. Мне хотелось бы обозначить различие между творчеством - то, что выходит из бесцельной и непреднамеренной комбинации предыдущих работ, и полезностью - борьбой за новшества с целью решения проблемы. Многие человеческие начинания, о которых мы думаем как о "творческих искусствах и науках", представляют собой сочетание творчества и полезности. Но аспекты человеческой жизни, которые я сравниваю с природой - слепые (по отношению к цели), творческие акты, которые возникают из причудливых экспериментов, а не из навязчивого стремления к решению конкретной задачи или проблемы. Множество так называемых песен-хитов получаются из случайности и прихоти, в противовес утилитарным интересам.

Todd Rundgren однажды сказал мне, что его песня “Bang on the Drum All Day” пришла к нему одним утром, когда он просыпался. "Я даже не знаю, почему я записал её в тот день," он сказал. Впоследствии эта песня стала его наиболее известной и сегодня повсюду её можно найти в рекламах и спортивных мероприятиях по всему миру. Подобно этому, Ric Ocasek поведал мне историю, когда мы обсуждали включать ли песню, которую я написал (“Punk Rock Song”), на альбом, который он продюсировал для Bad Religion. Он указал, что у него была такая же дилемма с одной из его песен (“Shake It Up”) во время записи одного из альбомов группы Cars. "Я очень рад, что мы решили включить эту песню на альбом," - сказал он о песне, потому что эта песня стала заглавным трэком и огромным хитом. Мы решили, по прихоти, включить “Punk Rock Song,” которая стала "панк-хитом" альбома и мы по-прежнему исполняем её на концертах. Ни один из этих музыкальных успехов нельзя было предсказать. Они были мотивированы прихотью и не были основными моментами работы.

Иногда инструментальная работа тоже может приходить от неожиданных экспериментов. На нашем первом альбоме есть песня “Fuck Armageddon, This Is Hell,” с медленным проигрышем в середине песни, где играет пианино. Я написал эту песню на пианино, поэтому продюсер, Jim Mankey, сказал: "Давайте добавим немного панк-пианино в запись." Никто из наших современников никогда не добавлял пианино на хардок-панк альбом и если бы наше настроение не было бы склонно к экспериметам в тот день, это никогда бы не случилось. Но я сыграл это и акустическое пианино было включено в финальную версию песни. Песня стала панк-стандартом и ею восхищались за креативное использование пианино.

Многие научные открытия также возникли из области творчества. Знаменитые открытия пенициллина, рентгеновских лучей, резины - хорошо известные примеры непридвиденных случайностей. Это правда, что некоторые научные и технологические прорывы происходят от долгих лет исследования и испытаний, но в честном созерцании, мы должны признать, что некоторые из наших самых запутанных трудностей - климатические изменения, простуда, раковые заболевания, депрессия и возобновляемые источники энергии - далеки от решения по-прежнему, даже после прошествия стольких лет, затраченных на активное решение этих проблем. Я предсказываю, что лекарства и решения придут в конце-концов и, видимо, от опытных учёных-естествоиспытателей. Но эти открытия будут происходить скорее из творческого подхода, а не утилитарного.

Проводя эволюционную аналогию, мы можем рассмотреть мелкие генетические сдвиги, которые происходят от одного поколения к следущему, под заголовком "утилитарные изменения" (т.е. микроэволюционные). Эти изменения невелики и не могут привести к образованию новых видов. Масштабные изменения, которые несут ответственность за анатомические или физиологические новшества и формирование новых видов и даже высших таскономических категорий могут быть рассмотрены под заголовком "творческие изменения" (т.е.макроэволюционные). Наибольшая часть эволюции является утилитарной, но огромное разноообразие жизни является следствием креативности. Это может быть обосновано теоретически, если принять даже грубую версию теории Стивена Джея Гулда и Нила Элдриджа "теория прерывистого равновесия", в которой говорится, что большая часть эволюционных изменений происходит в короткие промежутки времени (короткие очереди инновационного творчества), но история любой эволюционной линии, в основном, состоит из длительного застоя (утилитарного).See Stephen Jay Gould, The Structure of Evolutionary Theory (Cambridge, Massachusetts: Belknap Press, 2002), chapter 9.

Также эти творческие "революции" называют "сальтационными" эпизодами, которые по-прежнему происходят в эволюции и остаются загадочными. Но прогресс всё же есть. Например, было предположение, основанное на генетических открытиях в развитии личинок беспозвоночных, что плодородные сексуальные контакты между животными, значительно разных видов, происходили в прошлом. Интеграция одного генома в геном другого вида (результатом чего является "гетерогеном") это явление, которое вызывает повышенный интерес среди биологов. Образование гетерогенома среди свободно рассредоточенных половых клеток морских беспозвоночных может произойти раз в 10 миллионов лет или около того, что означает, что по-крайней мере пятьдесят раз за историю жизни, творческий эпизод имел место. Эта цифра хорошо согласуется с данными об ископаемых и с разнообразием данных о существующих типах.See Lynn Margulis and Dorion Sagan, Acquiring Genomes: A Theory of the Origins of Species (New York: Basic Books, 2002), chapter 10.

Ещё один пример в биологическом экспериментировании между видами приходит от знаменитого американского садовода Лютера Бёрбанка. See Jane S. Smith, The Garden of Invention: Luther Burbank and the Business of Breeding Plants (New York: Penguin Press, 2009).

В 1893 году, Бёрбанк опубликовал каталог под названием "Новые творения в цветах и фруктах" и он содержал изображения и описания растений, которых не видели раньше. Он неустанно работал двадцать пять лет, сначала на своей ферме в Массачюсетсе, а затем в своей усадьбе в Санта-Розе, севернее Сан-Франциско, чтобы разработать новые формы растительной жизни. Это были не просто новые сорта или расы. По всем практическим методам идентификации, то, что Бёрбанк представил в своём каталоге, было новыми видами. See Luther Burbank, Luther Burbank: His Methods and Discoveries and Their Practical Significance, vol. 12 (New York: Luther Burbank Press, 1915), 128–134.

До сих пор не утихают споры в кругах биологов о таких определениях как раса, форма, разнообразие, подвиды и виды, не только среди растений, но и среди всех живых существ. Когда учёные заставляют один вид размножаться с другим (что называется скрещивание), получившееся потомство известно как гибрид. Множество гибридов стерильны, что означает, что они не могут размножаться, обычно из-за несовместимости между сперматозойдами и яйцеклетками одного и того же поколения гибрида. С эволюционной точки зрения, следовательно, гибриды - тупиковая ветвь. В природе, пыльца с одного цветка может распределиться по ветру на множество различных видов цветов. Возможно, что гибрид будет развиваться, но если этот гибрид не сможет произвести потомство, он, в конечном счёте, будет пустым поколением с эволюционной точки зрения.

Творчество Бёрбанка проявилось в комбинации экспериментов принудительного выведения, которыми он занимался. Он неоднократно вводил пыльцу одного вида в женские половые органы другого вида. По его данным, всего лишь одно растение из десяти тысяч могло производить жизнеспособное потомство. Но его неутомимые методы проб и ошибок окупились. Бёрбанк представил показатели жизнеспособных гибридов (способных размножаться).

Когда публика увидела все растения, которые получились от экспериментов Бёрбанка с гибридами, происхождение новых видов стало гораздо более правдоподобно. Каталог Бёрбанка помог убедить скептически настроенную общественность о верности теории эволюции Дарвина.

Сегодня некоторые учёные с трудом принимают гибриды как новый вид, потому что это противоречит наиболее часто декламируемому определению видов. Например, у шимпанзе и людей почти одинаковый набор генов, но они считаются разными видами. Одна из причин этого - потому что они "репродуктивно изолированы" друг от друга. Это значит, что представители одного вида не могут производить жизнеспособное потомство с членами другого вида. Жизнеспособный организм-гибрид нарушает данное понимание видов. Как и продемонстрировал Лютер Бёрбанк, многое в жизни мы не видим, если ограничиваем себя упорным репродуктивно-изоляционным определением вида.

Фактически, гибриды многочисленны в растениеводстве, животноводстве и в природе. Гибридное видообразование происходит с гризли и белыми медведями, орланами-белохвостами, оленями, бабочками, известными как Heliconius, многочисленными зябликами и дроздами, многими видами пресноводных и морских рыб. Сельскохозяйственные примеры ещё более многочисленны, в том числе и гибридная кукуруза. То, что начал Лютер Бёрбанк стало точной индустрией разведения и усиления наиболее коммерчески жизнеспособных гибридных растений и создания целых рынков, зависящих от них.

Наличие хорошо задокументированных гибридных видов показывает, что творчество является отличительной чертой природы. Учитывая палитру репродуктивного потенциала, практически неограниченное разнообразие возможных форм жизни может быть произведено. Я ценю непредсказуемость всего этого. Подумайте о миллионах случайных встреч между видами, происходящих в эту самую секунду. Потенциал для творчества действительно огромный.

Некоторые люди не имеют желания быть творческими. Они уверены, что если будут следовать правилам и рутине, они смогут утверждать, что прожили успешную жизнь. Может быть они думают, что поступая таким образом, они достигнут каких-то утилитарных целей или полезных свершений. Но я верю, что они достигнут лишь мимолётный вкус успеха. Длительный успех требует творческого подхода, даже если большинство творческих побед, в конечном счёте, случайны и непредсказуемы. Правила и рутина могут быть терпимыми или даже утешительными в краткосрочной перспективе. Но в конце концов они должны быть тщательно изучены и во вногих случаях отвергнуты, чтобы сделать интеллектуальный или эмоциональный прогресс. Восстание должно быть частью ответа на жёсткие социальные институты или стагнация гарантирована. Если эволюция учит нас чему-то, так это тому, что жизнь находится в состоянии постоянного изменения. Анархия существует в варианте, который служит одним движущим фактором эволюции и есть анархия в неспособности жизни оставаться неизменной. В конце концов, радикальные изменения обрушиваются на всё живое.

Учреждения, обеспечивающие строгую приверженность своим собственным догматам, должны быть рассмотрены с особым скептицизмом. Религии, политические партии, корпорации и даже группы могут попасть в ловушку требования лояльности и непоколебимой преданности. Они могут требовать, чтобы последователи принимали не только определённый способ поведения, но и определённый способ мышления. Учреждения, по большому счёту, стремятся к постоянству и они почти всегда смотрят на жизнь через шаблонный объектив и сильно не любят индивидуальность и изменения.

Я убедился, что это может касаться даже панк-рока. Иногда приверженцы панк-рока говорят мне, что они были раньше поклонниками Bad Religion, пока мы не подвели их и не выпустили альбом, который не подпадает под их определение панка. Мы выпустили пятнадцать альбомов пока, что означает, что у людей было много возможностей для негодования над нашей музыкой. Я думаю, наши последние альбомы такие же конфронтационные и бросающие вызов, как и ранние альбомы. Но наша музыка изменилась со временем. Мы стали более хорошими мастерами. Мы расширили наш эмоциональный диапазон. Мы нашли новые источники вдохновения и творческих новшеств.

Многие люди думают, что только артисты творческие. Но, по сути, вся наша жизнь является творческой работой. У каждого из нас есть творческий потенциал. Если у вас есть дети, удивительные, неожиданные черты вашего отпрыска представляют собой неизбежный результат биологической креативности. Или вы можете изменить окружающую среду вокруг, в том числе и социальную среду. Творчество, присущее жизни является противовесом трагедии. Это подтверждает наше убеждение, что жизнь - хорошая вещь и предоставляет богатый потенциал источников человеческого смысла жизни.

Религии находят источник смысла всей жизни в Боге Творце. Индивидуумы могут отличаться в той степени, в которой они приписывают отдельные акты творения Богу. Они могут думать, что Бог создал вселенную и потом позволил материи и энергии идти своим чередом. Или они могут думать, что Бог отвечает за движение каждой молекулы. Но верующие едины в убеждении, что без Бога не было бы ни сотворения, ни прошлого, ни будущего.

Натуралисты находят творческую силу в физической вселенной, а не в работах нематериального бога. В мировоззрении натуралиста творческя сила возникает из естественных законов, которые действуют спонтанно. Материя и энергия объединяются чтобы произвести бесконечное разнообразие физических форм и феноменов, некоторые знакомые нам, некоторые странные и неожиданные.

Точка зрения, что физический мир может быть творческим, всегда поднимала проблемы для многих людей. Как может что-то новое возникнуть из случайных столкновений бесцельных атомов? В особенности, как может жизнь, включая организмы, способные чувствовать любовь, страх и амбиции, возникнуть из неодушевлённых обломков безжизненной планеты? Ответ на эти вопросы, даже частичный, предполагает короткий взгляд на такую обширную тему как история вселенной.

Учитывая показатель, согласно которому галактики удаляются друг от друга и тусклое свечение радиации, которое проникает в космическое пространство, вся материя и энергия во вселенной возникла около 13,5 миллиардов лет назад, во время события, известного как Большой Взрыв. Из бесконечно маленькой и бесконечно плотной точки составляющие вселенной вырвались в существование и быстро расширились, образуя в результате не только всю материю и энергию, которую мы видим сегодня, но также пространство и время.

Для многих людей очевидные нелепости Большого Взрыва, как например идея бесконечно плотной точки материи, показывают создание рукой Бога. Насколько я могу судить, они имеют полное право так думать. Натуралисты не много могут сказать о том, что предшествовало Большому Взрыву, в основном, потому что само событие разрушило все свидетельства того, что было раньше. Но даже Большой Взрыв не освобождён от научного исследования. Физики, в настоящий момент, используют самый большой, наиболее дорогой научный прибор, когда-либо построенный - Большой Адронный Коллайдер в Европе, для того, чтобы столкнуть субатомные частицы друг с другом с огромной силой, чтобы исследовать, что происходило во время первых моментов Большого Взрыва. Эти эксперименты могли бы привести к значительно лучшей идее начала момента, когда творческая сила началась во вселенной. Они могут показать, что был бесконечный цикл универсальных взрывов и разрушений, или что многочисленные вселенные существуют рядом друг с другом, или что ничего не существовало до Большого Взрыва. Лично я не трачу много времени на беспокойство об этом вопросе. Я вполне удовлетворён рассмотрением 13,5 миллиардов лет с момента Большого Взрыва, как периодом огромного творческого фермента, который никогда не будет полностью изучен.

Как только материя, созданная Большим Взрывом, охладилась достаточно, вселенная состояла из обширного облака водородных атомов, состоящих из единственного протона, окружённого единственным электроном, вместе с небольшим количеством тяжёлых элементов, включая гелий (с двумя протонами) и литий (с тремя). Вселенная в то время была самым скучным местом, которое только можно представить. Она состояла из ничего, кроме разрозненных атомов, дрифтующих в пространстве и радиации, оставшихся после Большого Взрыва. Но потенциал бесконечной творческой силы уже присутствовал на наиболее непритязательных местах: ассиметрия водородного атома. Атом водорода - не просто безликий круглый шар, который просто отскакивает от других водородных атомов. У него есть присущая двойственность, положительный протон и отрицательный электрон, две полярных противоположности. Как и протон, так и система протон-электрон может приобретать энергию, которая заставляет их принимать различные конфигурации. Вся творческая сила, которую мы наблюдаем в мире, возникает, в конце концов, из потенциальных форм, присущих атомам водорода.

Ранее, так как теперь, материя во вселенной не была единообразно распространена. Некоторые части вселенной имели больше атомов, а другие меньше. Атомы в более плотных регионах начали притягиваться к друг другу гравитационно. Вскоре они начали группироваться вместе в крутящиеся шары и диски. Внутри этих шаров газа давление и температура становились такими высокими, что атомы водорода стали сталкиваться друг с другом с огромной силой.(Вообще-то этими "атомами" были заряженные ионы, так как температуры были слишком высоки, чтобы электроны оставались приклеплёнными к протонам. Но для целей этого описания, я буду ссылаться на заряженные ионы и нейтральные атомы как на атомы.) Когда это происходит, два атома водорода (ну, на самом деле ионы, но вы понимаете) могут расплавиться, чтобы создать атом гелия. Этот процесс, называемый ядерное слияние, высвобождает огромное количество энергии - это источник энергии в водородных бомбах. Из-за этого высвобождения энергии, сжимающиеся шары газа начали сиять и первые звёзды загорелись светом. (4. John Emsley, Nature’s Building Blocks: An A–Z Guide to the Elements (Oxford: Oxford University Press, 2001), 183)

Как только первое поколение звёзд преобразовало большую часть своего водорода в гелий, они начали снова контактировать и внутреннее тепло и давление снова выросло. В конечном счёте, их атомы гелия начали плавиться друг с другом и с другими атомами, создавая более тяжёлые элементы - кислород, углерод, кремний, железо. Затем звёзды входили в свою агонию. Некоторые распространяли свои внешние слои в пространство. Другие самоуничтожались в огромных взрывах, известных как сверхновые звёзды, которые создали элементы даже более тяжёлые, чем железо - медь, золото, свинец, вплоть до урана.

Наша собственная солнечная система сформировалась от вращающегося диска газа и пыли, которые были обогащены этими тяжёлыми элементами. Когда наше солнце начало светить, его излучение подогрело и рассеяло наибольшее число лёгких элементов. Тяжёлые элементы затем скомпоновались вместе, чтобы сформировать скалистые внутренние планеты нашей солнечной системы - Меркурий, Венеру, Землю и Марс. Около 4,5 миллиардов лет назад солнце было окружено блоком величественных, но всё же безжизненных планет.

В течение менее миллиарда лет, согласно химическим доказательствам, найденным в старейших скальных породах планеты земля, планета была занята живыми существами - цианобакнериями, ископаемые остатки возрастом 3,4 миллиарда лет упоминаются в главе 5. Конечно, первое появление ископаемых не обязательно совпадает со временем появлением организма, которого они представляют. Жизнь на земле не создалась внезапно с полностью сформированными бактериальными волокнами. (5.Здесь я чувствую обязательство добавить один ньюанс из одной моей любимой теории, которая граничит с научной фантастикой. Есть любопытное свойство некоторых бактерий и вирусов: они могут выдерживать высокие дозы космического излучения и очень низкое давление, приближённое к идеальному вакууму, таковы условия в открытом космосе. Сванте Аррениус выдвинул идею в начале двадцатого века, что бактерии и вирусы могут быть транспортированы в межзвёздном пространстве путём давления излучения от солнечных лучей. Это формирует основу для того, что известно как теория "панспермии". Известный астроном Сэр Фред Хойл и биолог Кандра Викрамасин взяли эту теорию и расширили её рассуждением о том, что земля идеально расположена в солнечной системе, чтобы получать микробов из космоса, которые распространяются с комет. Изначально такие микробы, возможно, обрушились на раннюю землю и нашли подходящие условия для репликации, начав процесс органической эволюции (другие планеты, такие как Марс имели менее подходящие условия для репликации, но верояно, получали столько же "посевного" материала, как и земля). В основе их рассуждений стоит вопрос: Как может бактерия развивать "адаптацию" к условиям космического пространства, когда ни одно из этих условий (т.е. рентгеновское излучение и вакуум) не существует на земле, если они, фактически, являются особенностями, которые эволюционировали, чтобы выдержать условия их происхождения в космическом пространстве? See Sir Fred Hoyle and Chandra Wickramasinghe, Evolution from Space: A Theory of Cosmic Creationism (New York: Simon and Schuster, 1981). Скорее всего жизнь прошла через многочисленные этапы эволюции, которые не были сохранены в виде окаменелостей. До бактерий могли быть клеткоподобные структуры с мембранами, но без способностей к самовоспроизводству. Самые ранние ДНК могли быть свободны и не защищены какими-либо мембранами, что не могло оставить окаменелостей. Самое раннее появление в летописи ископаемых должно приниматься в качестве минимального возраста для организма, и фактический возраст неизвестен.

Когда верующие ссылаются на возможное место вмешательства Бога во вселенную, многие указывают на происхождение жизни. Это похоже на чёткую разделительную линию в истории земли. До этого земля была бесплодным шариком, крутящимся в космосе. После этого, она стала содержать организмы и сущности, которые принципиально отличались от всего, что существовало ранее.

Происхождение жизни - одна из сложнейших проблем в науке. Оно произошло миллиарды лет назад и доказательств, имеющих отношение к проблеме, крайне мало. Однако общие очертания жизни на ранней земле, даже если нет точных сведений, постепенно открываются научным исследованиям. (6. See Robert M. Hazen, Genesis: The Scientific Quest for Life’s Origins (Washington, D.C.: Joseph Henry Press, 2006), or Andrew H. Knoll, Life on a Young Planet, the First Three Billion Years of Evolution on Earth (Prince ton, New Jersey: Prince ton University Press, 2003).

Так как атомы водорода и другие виды атомов имеют взаимодополняющие формы, они могут держаться вместе, когда сталкиваются. Результатом этого является молекула - набор из двух или более атомов, удерживаемых вместе притяжением своих форм. С учётом их формы, некоторые атомы скорее соберутся вместе, чем другие. И они особенно вероятно поступят так, когда будет присутствие ещё одной молекулы, известной как катализатор, которая увеличивает вероятность того, что предшествующие атомы или молекулы столкнутся в надлежащей конфигурации.

Некоторые катализаторы могут создать больше самих себя - процесс известен как автокатализ. (7. Один из способов того, как могла возникнуть жизнь, обсуждается подробно в книге Alonso Ricardo and Jack W. Szostak, “The Origin of Life on Earth,” Scientific American 301 (September 2009), 54–61.). В таких случаях они могут свободно использовать рассеянные атомы и молекулы, чтобы сформировать концентрацию отдельных видов автокатализаторов, некоторые из которых имеют потенциал к образованию микроскопических структур в форме шаров, трубок или многогранников. Такие молекулы называют молекулы самостоятельной сборки. Так, например, оболочка вируса, который состоит из белков, которые самоорганизуются в полую структуру, наделяющую вирус генетическим материалом.

Представьте себе набор различных автокаталитических молекул, плавающих в тёплом бульоне где-то на ранней земле. Если бы некоторые из молекул самоорганизовались в полые структуры, они могли бы приложить образец автокаталитических молекул в бульон. Эта "протоклетка" могла бы содержать всё, что нужно, чтобы воспроизводить себя. Ей была бы нужна постоянная поставка свободно рассеянных атомов и молекул, но она могла бы получить это посредством раскрытия и реформирования, или, возможно, через открытие в своей зищитной оболочки. Подобная протоклетка могла бы восстановить себя, если бы она распалась. Она также могла бы копировать себя. Это теоретические этапы, которые могли привести бы к примитивным формам жизни, сохранившееся как древнейшие ископаемые земли.

Нет никаких оснований предполагать, что только один набор молекул мог участвовать в этом процессе автокатализа и самосборки. Возможно там были многочисленные творческие комбинации, которые не развились. Существенно различные комплексы молекул могли бы заниматься аналогичными процессами. На тот момент все основные ингредиенты для Дарвиновской эволюции присутствовали. Протоклетки, которые были наиболее успешными в приобретении ресурсов из окружающей среды и воспроизводстве себя, стали бы более многочисленными. Изменение молекулярных комбинаций могло бы вылиться в примитивную форму вариации, ещё один ключевой фактор эволюции.

Это очень долгий путь от протоклеток до человеческих существ - или даже от протоклеток до ранних форм жизни, увиденных в летописи ископаемых. Но это знаменует начало эволюционного процесса. Протоклетки имеют много черт жизни, даже если кажется, что это развитие неопределено. Они процветают в хорошей среде и вымирают, когда их окружающая среда испытывает катастрофические изменения. Они проливают тусклый свет, теоретический исток того, что сегодня мы признаём как творчество и трагедия. Они являются индивидуальными сущностями. Они сохраняются в течение времени и спонтанно порождают потомков, которые могут включать новые химические реакции и молекулрные структуры.

Нет никаких гарантий, что жизнь началась именно так. Но это совершенно правдоподобный рассказ о происхождении жизни, который не требует вмешательства божественного провидения, чтобы вдохнуть жизнь в прах земли. На самом деле нигде в этой краткой истории вселенной не требуется Божье вмешательство. Это может быть бесполезным для верующих, указывать на конкретные исторические события, как на доказательства существования Бога, учитывая склонность науки разрабатывать нетеистические объяснения этих событий.

С самого раннего детства мои родители поощряли и высоко ценили творчество. Любимыми подарками моего отца на праздники и дни рождения были масляные краски, кисточки для рисования, пластиковые модели самолётов или гоночных машин. Чаще всего я рисовал сюрреалистические картины, которые включали в себя идеи, заимствованные из моих любимых музыкальных альбомов. Я также проводил много времени с моими друзьями, обдумывая наиболее творческие способы, чтобы разрушить пластиковые модели после того, как они стояли на полочной подставке достаточно долго. Обычно это требовало от нас умение точной стрельбы из игрушечных пушек в импровизированном тире, который находился в подвале дома отца.

Как очень маленькие дети, мы были воодушевлены открывать словарь и "пробовать разобраться в словах самостоятельно". Это неизбежно приводило к некоторым занудным играм. Мой лучший друг Райбо и я редко имели возможность подзадоривать друг друга, когда мы заставляли друг друга находить малопонятные слова в словарях. Мы были шокированы некоторыми плохими словами, которые мы могли найти, и мы любили производить впечатление на друзей анатомическими или профессиональными определениями такого сленга. Один раз я заставил Райбо найти слово, которое было бы женским эквивалентом слова "пенис". Он посмотрел на меня слегка растерянно. "Да, наконец-то я поставил тебя в тупик!" - я воскликнул. "Нет, не поставил", сказал он, "Я просто пытаюсь думать как написать это слово правильно." В этот момент я решил, что мы должны приложить командные усилия, чтобы найти определение. "Пенис" найти было легко, но слово для женских половых органов было более неуловимо. После десяти минут безуспешного поиска, мы решили, что надо обратиться с этой загадкой к матери Райбо, академику, которая редко была в замешательстве. Райбо дал ей словарь и сказал, что мы не можем найти женское определения слова пенис. "Ну, мальчики, может быть вы написали это слово неправильно...вот оно". Она прочитала нам: "Канал, ведущий из вульвы в шейку матки у женщин и большинства самок млекопитающих." Сквозь наши смешки и хихиканья, мы всё ещё были в недоумении. Райбо спросил: " Но, мама, как же ты нашла слово, которое начинается на букву Б, в другом разделе словаря?" "А какое же слово вы, мальчики, искали?" Мы ответили в унисон: "Багина!"

Мы с Райбо проводили наши школьные годы, изобретая конкурентые игры из любых артефактов или неиспользуемых принадлежностей, которые только могли найти вокруг наших домов. Хоккей веником в прихожей, алюминиевый ширик из фольги, футскит (гибрид футбола и баскетбола), и бросание сливок, были одними из немногих игр, в которые мы играли. Последняя игра, в которую мы играли, с пластиковым контейнером для сливок, которые родители хранили в холодильнике и подавали с кофе.(Моя семья всё ещё играет в эту игру за обедами, когда кофе подаётся вместе с этими пластиковыми стаканчиками. Коническая форма этих контейнеров для сливок делает их крайне устойчивыми, когда их переворачиваешь вверх дном на столе. Игра заключается в том, чтобы посчитать сколько раз перевернётся в воздухе этот стаканчик, до того как встанет на своё первоначальное место. Самый последовательный и успешный стаканчик побеждает.) Мы редко сталкивались с нехваткой сырья для стимулирования нашего игривого воображения. Иногда, если у нас заканчивались модели самолётов или машинок, по которым мы стреляли в подвале отца, мы просто играли в "взорви банку с краской" на импровизированном стрельбище.

Я всегда искал способы объединения идей, деятельностей, неиспользуемых вещей, как правило, просто чтобы скоротать время. Мне нравилось делать "бревенчатые дома" из палочек. Когда шёл дождь и уличные стоки наполнялись журчащей водой, я проводил "гонки на каноэ" из листьев разнообразной формы и размеров. Когда я рисовал в своей комнате, я часто использовал "микс-медиа" (краска, клей, ткань, журналы и газеты), чтобы получились плакаты, напоминающие поп-арт книги, которые были в библиотеке у отца. Я никогда не верил, что изобретал что-то революционное. Но я верил, что мои творения были хорошими, а процесс их производства был крайне занимательным, чтобы проводить вечера.

Некоторые из этих детских творческих экспериментов стали развлечениями, к которым я и мои друзья возвращались снова и снова. Другие были лишь способом победить скуку определённого дня. Лишь немногие из наших творческих комбинаций стали играми, в которые мы играем по сей день, как например, переворот стаканчиков для сливок, которые перешли нашим собственным детям. Футскит вымер давно.

Я часто бесполезно проводил время во время моего детства. Может быть, как результат, я не был хорошим учеником в средней школе и мои оценки, по большей части, были паршивые. Только после того, как я стал читать про эволюцию, я начал усиленно работать над предметами. Только в последний семестр в средней школе я наконец-то добился того, чего раньше мне не удавалось в предыдущих семестрах - все оценки были "отлично".

Из-за моих ординарных оценок в средней школе, я не был готов посещать исследовательский университет, где я мог бы немедленно взяться за научные курсы и заниматься исследованиями. Но благодаря некоторому подтягиванию со стороны отца нашего барабанщика, который был профессором в Университете штата Калифорния в Нортридже, я был принят туда на осенний семестр, после окончания средней школы. Я многому научился у замечательных преподавателей этого университета. Хотя, в основном, он известен как престижная "государственная школа" для учителей, он также имел первоклассный факультет геологов и биологов, которые вдохновили меня выйти во внешнюю среду и начать изучать великую природную окружающую среду Калифорнии. Вот тогда я и начал делать разведку в горах и пустынях, которая быстро превратилась в ненасытную жажду преключений на открытом воздухе. Я упорно работал в Нортридже, в основном посещая все научные классы, которые старательно игнорировал в средней школе. Следующей осенью, после краткого пребывания в университете штата Висконсин, Мэдисон (который я должен был покинуть, потому что не мог претендовать на бесплатное обучение), я подал заявление на перевод в Калифорнийский Университет в Лос-Анджелесе и был принят туда.

К тому времени, осень 1984 года, панк-сцена была практически мертва в Южной Калифорнии. Я любил музыку и выступления. Но я был подавлен обилием насилия вокруг панка и глубоко встревожен постоянным ассоциированием панка с нигилизмом и ненавистью. Панк-сцена 1980-х была полна терпимых, серьёзных парней, которые были заинтересованы в текущих событиях и не боялись бросать вызов нормам теми способами, которые были интеллектуально и художественно провакационны. Но сцена распалась на части от своей собственной популярности. На концерты приходило всё больше и больше людей, которые не ценили исходные ценности панка, такие как индивидуальность, самовыражение и артистическая творческая сила. По иронии судьбы, новые и большие толпы хотели большего соотвествия и предсказуемости от групп. Что может быть охарактеризовано только как хулиганство, которое начало преобладать на панк-рок площадках. Некоторые группы начали принимать бандовский менталитет своих поклонников. Концерты стали приобретать насильственный характер и промоутеры не хотели предоставлять панк-группам площадки для выступлений.

Большинство моих друзей, кто был в панк-группах ранних 80-х, бросили свои попытки сделать панк жизнеспособным. Но многие из них всё ещё любили музыку и продолжили играть в группах. Обычно это влекло за собой отращивание длинных волос, использование женской косметики и пение высоким, визжащим голосом. "Волосатый металл" 1980-х начал процветать на момент распада панк-сцены. Те площадки, на которых выступали панк-группы ранних 80-х, переключили своё внимание и имели большой успех, выставляя такие группы как Guns N’ Roses, Faster Pussycat, Mötley Crüe,и Ratt. Многие из поклонников, которые начали приобретать интерес к этим группам, были приверженцами панка за пару лет до этого. Для них панк-рок не столько умер, сколько трансформировался в Голливудский волосатый металл. Так что, если вы были молодым человеком в Лос-Анджелесе, которому нравилась андерграундная музыка между 1983 и 1988 годами, ваш выбор мог пасть либо на крикливые гимны, продвигающие групповой интеллект и силу в численности (от бандоподобных групп разорванной панк-сцены), либо на надутые, визгливые, мелодичные гимны и баллады, которые отображали слезливый конец отношений и рок-н-рольный образ жизни (от групп волосатого металла).

Возможно я отошёл бы окончательно от панк музыки, как сделали многие приверженцы панка, если бы не Грэг Хэтсон. Время от времени он звонил мне и говорил: "Эй, если хочешь, мы можем собрать духовые инструменты вместе и пойти играть в клубе XYZ в эти выходные." У Bad Religion не было духовых инструментов, конечно, но смысл был таков, что если нет больше реальной панк-сцены, мы могли бы просто собраться вместе и весело провести концерт, играя наши старые песни в один из вечеров. Оказалось, что маленькие группы поклонников всё равно приходили, чтобы увидеть Bad Religion, даже в конце 1986 года, хотя мы не выпускали полноценный альбом в течение четырёх лет. Мы записали EP-альбом из шести песен, Back to the Known, в 1985 году, его спродюсировал Брэтт, но он не играл на гитаре на нём. Этот EP-альбом отрёкся от экспериментирования альбома 1983 года Into the Unknown, вернул наше звучание к панк-року и продавался в маленьких независимых музыкальных магазинах в Калифорнии, Аризоне и Неваде. (Когда Грэг Хэтсон услышал альбом Into the Unknown, он знал, что панк-рокеры возненавидят его. Его критикой была классическая смесь утешения и отрицательного суждения: "На хуй их, если они не могут понять шутку.") В основном, Грэг Хэтсон и я держали группу вместе, играя, по большей части, для удовлетворения немногих наших преданных поклонников, которые всё ещё были заинтересованы в песнях-размышлениях о философии и текущих событиях. За исключением очень редких концертов по выходным в 1985 и 1986 годах, группа, по сути, была в спящем режиме.

Я окончил Калифорнийский Университет со степенью бакалавра в январе 1987 года и сразу попал на работу в Лос-Анджелесский окружной музей Естественной Истории, где работал добровольцем ещё во время обучения в школе. Моя официальная должность называлась "помощник обогатителя" куратора, который собирал ископаемые в экспедициях в Южной Америке. Как и в средней школе, моя работа заключалась в том, чтобы тщательно отделять кости от их каменной матрицы, используя комбинацию стоматологических инструментов, ручных кофемолок, микро-пескоструйных аппаратов и пропиточного клея, называемого Глиптол. Часто мне требовались недели, чтобы подготовить единственную челюсть рептилии или череп млекопитающего для описания, но мой темп был достаточным для начинающего и я рассматривал это как сложный и творческий процесс моих интересов. Когда я проводил часы с набором для извлечения ископаемых, я чувствовал такое же удовлетворение, как и когда я делал картины из тех материалов, которые дарил мне на день рождения в детстве отец. Но я мог сидеть неподвижно лишь несколько часов. Моё беспокойство постоянно заявляло о себе.

Когда я окончил университет, я был уже записан на получение степени магистра в университете Лос-Анджелеса осенью, но у меня были смешанные эмоции по поводу моего будущего. Я знал, что рабочие места в естественной истории были очень редки и что мне повезло. Но несмотря на чувство удовлетворения, я знал, что лабораторная работа никогда не исполнит моё желание исследовать. Будучи студентом, я рыскал по университетскому каталогу классов, в описании которых содержатся слова "полевая работа требуется". Я хотел выбираться из кампуса как можно чаще и изучать природу в первозданном виде. На многих моих курсах мы слушали утренние лекции об общих принципах естественных наук, а затем прыгали в ведомственные автомобили днём, чтобы увидеть примеры того, что мы только что изучили, в то время, когда концепция была ещё свежа в нашей памяти. И многие из моих классов имели по крайней мере один расширенный экскурс, который требовал много ходить в походы.

Полевые работы часто кажутся обдуманными и целенаправленными, но большинство моих триумфальных моментов возникали просто от того, что я был открыт любым наблюдениям, которые возникали на моём пути. Например, я натолкнулся на муравьёв Атта, когда ходил в походы в лес и глядел на опавшие листья. Изучение муравьёв более глубоко привело меня к мысли, что естественный отбор может быть и не так силён, как я думал, что, в свою очередь, открыло совершенно новую литературу и способ мышления для меня. Когда наблюдаешь природу с открытым разумом, открываются безграничные возможности для обучения и творческих размышлений.

Когда я приступил к своей работе в музее, я начал идеализировать огромный опыт натуралистов. Я проводил часы, изучая черепа и кожные покровы, привезённые из прошлых экспедиций, читая полевые записи мёртвых исследователей и изучая их локальные карты. В бесчисленных ящиках музейной коллекции, я корпел над этикетками с надписями: “Малайский Архипелаг, 1928 Г.," “Маршалловы Острова, 1957,” "Бухта Кука,1940," "Юкон Дельта, 1976," "Брахмапутра Дренажа, 1955." Географические названия и образцы, которые шли с ними, вызывали у меня огромное желание исследовать. В тех музейных ящиках я нашёл повод посетить отдалённые места и вернуться с вещами, которые могли бы способствовать человеческому пониманию мира природы.

Однажды, обсуждая планы моих будущих исследований, куратор, который был моим научным руководителем, отметил, что ищет помощника, чтобы присоединиться к нему на следующей экспедиции. Он планировал собирать искапаемые в Бассейне Амазонки, но он был также обеспечен финансированием музея Отдела Птиц и Млекопитающих, чтобы взять с собой ещё одного дополнительного человека. Не думая ни секунды я сказал, что хотел бы поехать. Я сказал ему, что посещал многочисленные профильные классы в качестве студента, в дополнение к маммологии, орнитологии и ихтиологии (изучение млекопитающих, птиц и рыб соответственно). Я преподнёс себя как идеально подходящего для всего, что требовалось. До конца встречи он, по сути, нанял меня на двенадцать недель Амазонских приключений.

У меня было шесть недель на подготовку к поездке. Во время этого периода мои инструкции были ясны: проводить каждый день в Отделе Птиц и Млекопитающих и научиться препарировать дикие образцы для курирования музея. Однажды я направлялся к выходу из музея, когда куратор спросил: "О, кстати, ты ведь знаешь как пользоваться дробовиком, да?"

"Да без проблем" - был мой ответ, хотя максимум, что я делал до этого, это стрелял игрушечные самолёты и банки с краской в подвале отца. Но я хотел быть членом этой экспедиции гораздо больше, чем я был обеспокоен недостатком опыта в обращении с ружьём. Я полагал, что это будет мой единственный шанс увидеть Бассейн Амазонки.

К сожалению, когда я провёл больше времени в Отделе Птиц и Млекопитающих, я пришёл к тревожным выводам. Одной из целей Окружного Музея Естественной Истории Лос-Анджелеса было помочь установить обширный регион Бассейна Амазонки в Северной Боливии как охраняемую природную зону. В целях защиты среды обитания вы должны доказать, что она содержит ценные образцы флоры и фауны. Это означало сбор образцов и доставка их туш в качестве доказательств. Жертвуя некоторыми животными, вы можете помочь сохранению вида в целом. Моя фактическая должность на этой экспедиции была "собиратель птиц и млекопитающих." Это означало, что я должен был стрелять, ловить, ставить капканы и убивать почти всё, что движется.

Мои тренировки прошли успешно. Вскоре я мог подготавливать шкуру мелкого млекопитающего, обдирать его тушу и заполнять идентификационную бирку - и всё это за пятнадцать минут. Птицы занимали чуть больше времени, но результаты были одинаковые: прекрасно подготовленные шкуры и целые скелеты. Мои записные книжки были полны инструкций и шаблонов для записи сред обитания и данных о видах. Я был интеллектуально готов к тому, чтобы быть лучшим полевым биологом, которого куратор когда-либо брал с собой на тропические экспедиции. И я чувствовал, что скоро буду способствовать гораздо большей пользе: документированию и сохранению биоразнообразия. Я даже не мог и подозревать какой опыт ожидал меня.

Слово экспедиция звучит романтично почти для каждого. Во время регистрации на рейс в Международном Аэропорту Лос-Анджелеса, агент по продаже авиабилетов спросил нас о специальных деревянных ящиках, которые мы сдавали в багаж. Куратор сказал: "Мы собираемся раскапывать динозавров в Боливии. Это специальное научное оборудование."

"О, боже мой, динозавров!" - ответил агент. "Ким, эти мужчины - учёные, которые откапывают динозавров, разве это не удивительно?" Я почувствовал смутное беспокойство относительно лжи, которую сказал куратор, но я не хотел портить день Ким, рассказывая правду: "Я направляюсь в джунгли на ближайшие двенадцать недель, чтобы вышибать мозги из всего, что двигается!" На самом деле, я до сих пор ничего не знал о нашем маршруте. Я знал, что мы должны были лететь через Майами в Ла-Пас, столицу Боливии, где куратор должен был получить все необходимые разрешения, необходимые для изучения удалённых регионов страны. Это должно было занять пять дней, поэтому я знал, что у меня есть пять дней "городской жизни" до того, как мы направимся в джунгли.

Приземление в Ла-Пасе было неординарным для меня. Это был мой первый визит в место, где я чувствовал себя как аутсайдер. С тех пор я много раз испытывал подобное чувство от поездок в зарубежные страны с Bad Religion, но в Боливии это было в первый раз. Я не был готов к бедности, которая окружала наш отель в центре города, к тусклым и неуютным жилым помещениям, к холодному и грязному воздуху или сухому, замороженному картофелю, который нам подавали каждый раз. Но я особенно был не готов к тому, о чём должен был подумать раньше: высота.

Ла-Пас расположен на высоте двенадцать тысяч футов (3600м) в Андах. Это самая высокая столица в мире. Когда вы летите туда от уровня моря, такое радикальное изменение высоты может быть опасным. Одна вещь, которая известна всем скалолазам, это то, что кислорода на больших высотах меньше, поэтому для нормального функционирования мозга и мышц, вам нужно дышать быстрее для поглощения кислорода. И если ваше тело не может правильно приспособиться к резкому недостатку кислорода, возникают побочные эффекты, которые в совокупности называются "высотная болезнь." Я всегда принимал необходимые меры предосторожности, когда производил полевые работы в Горах Сьерра-Невада в Калифорнии. Я проводил день на высоте восьми тысяч футов и только затем медленно поднимался до одиннадцати или двенадцати тысяч футов в течение ближайших нескольких дней. Но времени привыкнуть к изменению высоты во время одиннадцатичасового полёта из Майами не было совсем.

Когда я пошёл собирать свой багаж в аэропорту, после того как мы приземлились, носильщик схватил мой чемодан и бросил его в ожидающую машину такси. Я оценил это, поскольку от простой прогулки от самолёта до выдачи багажа у меня перехватывало дыхание. Как только я вошёл в отель, сопровождающий дал мне керамическую чашку горячей воды, содержащую несколько плавучих сухих листьев. “Aquí lo tiene, señor, coca te.” Кока? Как в кокаине? Как оказалось, это был один из способов того, как боливийцы помогают иностранцам адаптироваться к большой высоте, он заключается в том, что надо взять целые сушёные листья коки, та же самая, из которой производят кокаин, положить их в горячую воду и пусть их природные химические вещества вымываются в этом грубом вареве. Я выпил этот безвкусный чай и затем съел обед из картофеля и какое-то тёмное, загадочное мясо какого-то неведомого копытного млекопитающего.

Позже, когда я начал блевать своим ужином, я предположил, что мне стало плохо от еды. Хорошо, наверно, что я не знал ничего об отёке головного мозга (опухоль мозга), первичными признаками которого являются тошнота, головные боли и рвота. Но когда тошнота и рвота не прекращались два дня, я понял, что у меня высотная болезнь, а не пищевое отравление. В горах единственное лекарство против высотной болезни это спуск на более низкую высоту. В Ла-Пас это сделать крайне сложно, потому что спускаться некуда. Город окружён высокими горами и равнинами на западе и непроходимыми лесами на востоке. Приходилось пить чай из коки и надеяться на лучшее.

Пока куратор собирал разрешения, я оставался в отеле и читал единственный роман, который взял с собой: "Элмер Гантри" Синклера Льюиса. К третьему дню я начал чувствовать себя снова человеком и смог немного погулять по району. Я видел много нищих, открытых рынков, где можно купить почти всё, что можно себе представить и массивный собор Сан-Франциско, который был построен во времена колониального периода, спустя всего лишь одно-два поколения после испанского завоевания Нового Мира. Как и в случае с другими частями старой испанской империи, Ла-Пас поразил меня как перенаселённая и бедная страна. В целом общество казалось хаотичным и находящимся на грани краха, вроде как в Нью-Йорке или другой многолюдной столице в час пик, но с тяжёлым налётом безнадёжности.

День или два спустя я присоединился к куратору на официальном собрании в GEOBOL, это правительственный филиал, который курирует разведку удалённых регионов Боливии. Там же я встретил некоторых правительственных учёных, в том числе и тех, которые собирались присоединиться к нашей экспедиции для сбора географических данных. Ещё одним дополнением к поездке был канадский учёный, у которого на уме был поиск удалённого метеоритного кратера, предположительные смутные очертания которого он видел на спутниковом снимке. Контур, возможно, был не более, чем фотографическим заблуждением, но это должно быть подтверждено или опровергнуто путём отбора проб грунта вблизи предполагаемого места удара.

Все на собрании согласились, что наше путешествие весьма амбициозно. Мы должны были изучить удалённый крупный приток реки в Северной Боливии, Madre de Dios. Эта река течёт на северо-восток в Бразилию и в конце концов присоединяется к Амазонке, но мы будем отслеживать приток вверх по течению, глубоко в труднодоступных джунглях Боливии. Люди, которые живут в отдалённых населённых пунктах вдоль Мадре-де-Диос, считают себя больше Бразильцами, чем Боливийцами, поскольку их образ жизни сборщиков каучука, прожиточных садоводов и собирателей гораздо больше похож на образ жизни бразильского жителя бассейна Амазонки двадцатого века, чем на образ жизни городского жителя рядом с горной столицей Боливии.

Также как и в книге Джозефа Конрада "Сердце Тьмы" или в фильме "Апокалипсис сегодня", наша экспедиция шла вверх по реке далеко за пределы любых известных поселений. Я знал, что планы были отрывочны, когда они вытащили карту региона, на которой не было ничего отмечено, кроме пунктирных линий в непосредственной близости от запланированного маршрута. Вообще, карты с пунктирными линиями указывают на "лучшее предположение" каких-либо мест. Если русло реки, например, отмечено прерывистой линией вместо жирной синей линии, это означает, что картограф не хотел отмечать точное расположение водного канала. В случае с нашей картой, места были отмечены на очень размытых изображениях ещё первых поколений спутниковых фотографий, сделанных Геологической службой США. Не было никаких дорог или троп на территории всего Северного региона Боливии в 1986 году и не один картограф никогда даже не бывал в регионе. На самом деле, белые люди ещё никогда не осмеливались добираться до этого притока, куда мы собирались, что и было одной из главных причин того, что правительство так долго предоставляло нам доступ туда. (8. Сегодня любой желающий с доступом к интернету может проследить наш маршрут на картах Google maps, Google Earth, или Bing maps. в поиске нужно ввести "Riberalta, Bolivia,” и следовать вдоль Madre de Dios на запад.)

Из ранних отчётов миссионеров было известно, что там были лишь маленькие деревни, расположенные вдоль Мадре-де-Диос, в которых проживало, как правило, одна или несколько семей. Эти бараки, как их называют, могут быть разделены многочасовыми путешествиями по реке. Считалось, что также там проживает местная группа охотников-собирателей, но никаких официальных сообщений об их расположении не было. Так что вполне возможно, что они могли бы использовать те же притоки, что и мы.

У меня быстро зародилось чувство, что правительство Боливии не имеет особого контроля над своей северной территорией. Как, впрочем, оно не имело контроля над своей собственной столицей. Боливия в 60-х, 70-х и 80-х имела традицию вооружённых правительственных переворотов, что вполне соответствовало стереотипу банановой республики. Многочисленные перевороты предшествовали нашей экспедиции. Моей работой был сбор глобальных данных по биоразнообразию международного значения, но экспедиция в целом была одобрена правительством Боливии для того, чтобы собрать некоторую фундаментальную информацию о самой Боливии. Правительственный учёный, который присоединился к нам, отвечал за доставку географических данных обратно в столицу.

Получение необходимых разрешений от правительства заняло у куратора неделю, но наконец-то мы были на пути в аэропорт, чтобы сесть на рейс к Бассейну Амазонки. Моё сердце колотилось от волнения, когда я думал о нашем предстоящем испытании в этой глуши. Мне не терпелось наблюдать сложные зависимости видов друг от друга и своей окружающей среды. Я также был рад оказаться в компании более опытных учёных. Мне не терпелось многое узнать от них во время непринуждённых бесед вокруг костров под звёздами Южного Полушария. В этой поездке было всё, чего мог хотеть молодой амбициозный натуралист - приключения, опасности, неопределённость, и обещание новых открытий. Она имела все задатки классической экспедиции натуралиста.

Пожалуй, наибольший всплеск волнения, который был у меня от экскурсии, произошёл со мной во время перелёта к бассейну Амазонки. Там была ежедневная авиалиния по перевозке пассажиров от Ла-Паса до небольшого, но растущего городка внизу гор, который назывался Тринидад. Там мы должны были сесть в легкомоторный самолёт и лететь в Рибералту, речной город, где собиралась наша экспедиция. Добраться до Тринидада было просто, всего полтора часа полёта на самолёте, но оказалось, что это один из самых захватывающих перелётов, который только можно представить. Самолёты, взлетающие в Ла-Пас требуют более длинных взлётно-посадочных полос, так как воздух разряжен и самолётам требуется большая тяга для взлёта. Лучшее, что они могут сделать - упорно взлетать по плавной траектории отрыва от земли. Самолёт едва отрывается от земли до того, как шасси убираются. И тогда самолёт делает полную противоположность того, что он, казалось бы, должен делать. Вместо стремительного подъёма на крейсерскую высоту, он начинает опускаться вниз. Чтобы перебросить вас от самой высокой столицы в мире до бассейна Амазонки, самолёт пролетает чуть выше пологого ландшафта внизу.

В течение минуты после взлёта, мои глаза стали свидетелями одного из великих чудес природы на планете: изумрудное одеяло бесконечных лесов сходило с восточных склонов Анд. Из моего окна в задней части самолёта я мог видеть громадные деревья, цепляющиеся за скалы и мысы в облаках, высоко в тропических лесах. Некоторые регионы были пустынны, с преобладающими светло-серыми пятнами кристаллического андезита. Вскоре пейзаж стал более однородным, когда мы спустились в глубь бассейна и подальше от гор. Последние десять минут перед посадкой приподнесли зрелище, которое я никогда не забуду. Вокруг, насколько только мог видеть глаз, не было ничего, кроме монотонно плоского ландшафта массивных крон деревьев и непроницаемой зелени. Ни людей, ни домов, ни дорог, никаких признаков современной цивилизации. Единственным, что нарушало монотонность лесных массивов были реки, но многие из них были закрыты широкими просторами напочвенной растительности. Я помню, что почувствовал себя настолько незначительным по размеру, что лес мог бы просто поглотить меня. Страх быть потерянным для внешнего мира, однако, лишь усиливал моё чувство азарта. Каким-то образом мне предстояло найти способ жить там, где законы природы доминируют, а заботам общества нет места.

Рибералта, на берегу реки Мадре-де-Диос, была дальним поселением в 1987 г. Хотя она и хвасталась населением в четырнадцать тысяч человек, в основном это были садоводы, скотоводы и торговцы лесом, у неё не было дорог, соединяющих её с остальной частью Боливии. Одно новое "супершоссе" - в действительности, лишь грунтовая дорога, ведущая к городам Бразилии, ниже по течению, где рынки были крупнее. Местные жители поддерживали открыто-добродушное отношение к расписанию полётов. Они утверждали: "Рибералта это место, куда вы можете попасть, когда можете и откуда вы уедете, ЕСЛИ сможете." Они были правы: наш рейс из Тринидада в Рибералту прибыл на тридцать шесть часов позже!

Мой первый день в Рибералте был наполнен предвкушением. Там мы встретили ещё одного учёного, ботаника из ботанического сада штата Миссури, который также будет сопровождать нас на сборе образцов растений. Итак, экспедиция состояла из меня, самого молодого и неопытного в тропических исследованиях, моего босса куратора, Джима ботаника, Канадского специалиста по метеоритам, Боливийского правительственного геолога и местного парня по имени Ценон, моториста, который отвечал за навигацию нашей лодки в неведомых водах. За ужином, в лучшем ресторане в городе, где нет ресторанов, мы уселись за столом и обсуждали надежды и планы экспедиции. Куратор сказал очень мало. Остальным из нас не терпелось поскорей погрузиться в лодку и отправиться в путь. Когда я закончил свою трапезу, официант заказал пять такси-мопедов, чтобы отвезти нас обратно в отель. Утром мы должны были встретиться на берегу и направиться вниз к докам, чтобы увидеть недавно отремонтированную лодку, которая будет нашим домом на ближайшие шесть недель.

Если бы книга Марк Твена "Жизнь на Миссиссиппи" имела современный аналог, то она могла бы быть написана о Рибералте и её доках в 1987. Там были огромные, в сто футов длиной, двухэтажные купеческие корабли, пришвартованные рядом с крошечными каноэ. Некоторые лодки почти тонули от полной загрузки тяжёлым грузом из мешков с castañas (местное слово для бразильских орехов), которые направлялись на рынки в Бразилию. Другие были задрапированы гамаками в два или три глубоких слоя для утомлённых шахтёров, на их путь к или от промышленной деятельности, в джунглях вдали от дома. Каноэ, пилотируемые местными "индейцами" тропических лесов, постоянно привозили шкуры пойманных млекопитающих, рыбу для местного рынка или резиновые шары размером с тыкву, чтобы продать всё это за пропитание.

Среди десятков судов на якоре в оживлённом районе реки, было свежепокрашенное, тридцатифутовое, плоскодонное, деревянное судно под название El Tigre de Los Angeles. Это был наш исследовательский катер, украшенный красиво нарисованным логотипом Лос-Анджелесского Окружного Музея - саблезубой кошки. Для местных жителей мы, должно быть, выглядели нелепо. Они, конечно, никогда не видели саблезубой кошки до этого и для них название лодки переводилось как "тигр ангелов." В любом случае мы ждали ещё один день пока загрузят поставки, пока прибудут бочки с топливом и пока оборудование будет вывезено с местных складов. На следующее утро мы должны были отчаливать.

Первая неделя путешествия оказалась до смешного монотонной. Лодка жужжала по реке с постоянной скоростью - около восьми узлов, более-менее с того времени, как мы разбили лагерь около девяти утра и до захода солнца в шесть вечера. Навигация по Амазонке редко осуществляется ночью, особенно малыми судами. Штормы могут разрушить даже самые крупные тропические деревья на берегу реки. Некоторый из этих деревьев достигают высоты в шестьдесят метров и три метра в диаметре у основы. Как только они падают в воду, они прокатываются на середину канала и постепенно заболачиваются. В конце концов, они впитывают в себя столько воды, что они едва ли могут плавать. Большиснтво деревьев, таким образом, не видимы для водного транспорта и многие лодки были потоплены в амазонских водах из-за этих коварных препятствий.

Так как это был сухой сезон, уровень воды был относительно низким, что означало, что берега из красной глины и грязи возвышались на шесть - девять метров над нами. Поиск места для лагеря в таких условиях был весьма непростым. Без лестниц или пандусов берега вертикальных грязевых скал не могли быть преодолены и не было никакой возможности войти в лес от уровня воды в реке. Иногда мы распологались прямо в середине канала, где низкий уровень воды обнажал некоторые отмели. Это были драматические места, но полностью биологически инертные, поскольку виды не могли закрепиться на отмели, открытой всего на несколько месяцев в году. Оттуда был действительно потрясающий вид на закаты. Но с сотнями ярдами воды по обе стороны от нас, мы, по сути, были на мели, на этом островке, вдали от биологическиого разнообразия тропического леса.

Моими любимыми местами для лагеря были бараки - семейные поселения, вырезанные над лесистыми берегами. Обычно у жителей уже есть полупостоянные пандусы, которые спускаются вниз по каналу, которые заканчиваются импровизированной лодочной станцией и одной-двумя закрепочными, которые предотвращают уплывание нашей лодки вниз по течению. Это были единственные поселения, которые мы видели на протяжении всего нашего пути. Недалеко от Рибералты, в течение первых двух дней пути, мы видели, может быть, пятнадцать-двадцать таких жилых мест. Но к концу первой недели, мы могли плыть целый день и встретить на пути лишь один барак.

Бараки были населены, в основном, Бразильскими и Боливийскими семьями, которые жили на прожиточной диете. Без электричества и проточной воды они, как правило, строили соломенные хижины и часто имели небольшие сады и может быть банановые рощи. Они были одеты в казалось бы неуместные футболки и шорты, очевидно, полученные на рынках далеко вниз по течению. Они уцелели собирая орехи и нарезая каучуковые деревья. Один или два раза в год, они, возможно, направлялись вниз по течению в своих долблёных каноэ и меняли свои товары на необходимые предметы быта. Это казалось чрезвычайно трудным образом жизни. Никто из них не выглядел особенно здоровым и я верю, что они представляли форму бедности, которая осталась незарегистрированной боливийским правительством. Мы были, тем не менее, чрезвычайно благодарны семьям за то, что они позволяли сооружать лагерь в этих местах. В ряде случаев у них были неиспользуемые укрытия или соломенные хижины, в которых нам любезно предоставляли места для наших палаток или спальных мешков. В обмен на хороший ночной сон мы оставляли им прощальные подарки: мясные консервы из Рибералты. Куратор всегда возил с собой большой запас консервированного мяса, как правило маленькие хот-доги, для торговых целей. Мы ели много вяленого мяса говядины, бразильские орехи, апельсины, бананы, и консервированную фасоль - типичная походная пища.