М. Я. КОВАЛЬЗОН. Бесплодие примитивного нигилизма

В начале дискуссии было справедливо подчеркнуто, что защита принципов вовсе не означает солидарности с последователями известной дамы, защищающей сталинщину и реальный псевдосоциализм, прикрываясь нежеланием "поступиться принципами". Но, вопреки этому точному замечанию, многие участники дискуссии занялись далеко не новыми утверждениями, что реальная практика социалистических стран якобы доказала несостоятельность марксизма как теории и руководства к действию. Хотел бы с самого начала подчеркнуть свое несогласие с этим подходом. В противовес модным ныне критическим наскокам и, отдавая себе отчет в том, что на практике не так-то просто отделить свою позицию от "нинандреевской", скажу все же, что наше время, включая и негативный опыт реализации социалистических идей, осмысленное научно, а не на уровне вульгарно-рассудочного обобщения "фактов", демонстрирует в действительности, как ни странно, не крах, а силу и значимость социально-философской теории марксизма.

К сожалению, оптимизм относительно ее триумфального шествия носит трагедийный характер. Но это уж зависит от людей и конкретных условий реализации теории. Стоит ли отождествлять себя с людьми, для которых Чернобыль это демонстрация зловредности физики и несостоятельности ее открытий. Достойно ли мыслящего человека отказываться от науки на том "простом и очевидном" факте, что первые практические реализации ее положений оказались неудачными. Более того, можно ли забывать, что любая теория, в том числе и марксизм, в силу своего относительного характера (ведь не только мир в целом, но и любой его фрагмент, в силу бесконечного многообразия его связей, не может быть отражен в конечном познании абсолютно) никогда не дает прогнозов, полностью совпадающих с их реализацией. Не говоря уже о том, что при соотношении теории и ее воплощения необходимо учитывать массу посредствующих звеньев, придающих реализации теории конкретный вид. Теория и практика не совпадают в той же мере, в какой не совпадает сущность с явлением. Ясно, что самолет может рассыпаться в воздухе не только потому, что в нем плохо учтены законы аэродинамики, но, скажем, и потому, что использованы не те сплавы для крыльев или строили его неумело, а может, и безответственно и т. д.

При всей значимости такого рода общих соображений для критики митинговых претензий к марксизму они, конечно, не могут заменить теоретического разбора выдвинутого жизнью и поставленного здесь на обсуждение вопроса. Но для того чтобы разговор о том, жив ли марксизм, был предметным, необходимо, на мой взгляд, учитывать прежде всего две вещи: во-первых, особенность марксизма как теории и, во-вторых, особенность общества как предмета преобразования.

Начну с первого вопроса. Обсуждать, что в марксизме живо, а что умерло, не учитывая его внутреннюю дифференциацию, вряд ли правильно. Думаю, рассуждая о марксизме вообще, мы неизбежно оказываемся в рамках стереотипа, сложившегося у нас в результате долгого и настойчивого повторения тезиса о единстве и монолитной целостности этого учения. Да, марксизм - это единая и целостная наука, и сила его в этом единстве и органической целостности. Но несомненно и то, что с точки зрения истории, как и со стороны своего содержания, он предстает в своей дифференциации. Разве не очевидно, что марксистская философия может быть правильно понята лишь в ее связи с предшествовавшей философией, в то время как экономическое его учение имеет совсем другие теоретические предпосылки и источники. Но дело не только в этом. Главное в том, что по своему содержанию и социальным функциям конкретные науки политэкономию, историю, социально-политическое учение, не говоря уж о математике, - не стоит отождествлять с философией, как и наоборот, философию отождествлять с конкретными естественными или общественными науками. Если еще иметь в виду, что социализм Маркса - это не некий идеал, извлеченный из разума, под который можно подгонять действительность, а реальное практическое движение, реализующее необходимые тенденции общественного развития, на чем классики марксизма настаивали, то различные части марксизма можно бы, думается, охарактеризовать следующим образом: марксизм включает в себя философскую идеологию, конкретную науку - политэкономию и реальную практику революционного движения как непосредственную основу социально-политического учения, стратегии и тактики классовой борьбы. Лишь при учете этой внутренней дифференциации может быть серьезно поставлен и корректно решен вопрос о том, что живо, а что умерло в марксизме.

Но здесь-то и обнаруживается парадоксальная ситуация.

Опыт истории утвердил в нашем сознании тезис о принципиальном различии развития философии и науки, согласно которому наука развивается, храня строгую преемственность (которую не отменяет зафиксированная Т. Куном структура научных революций), а философия развивается путем смены и преодоления предшествовавших систем. Не случайно широко распространен (а до Гегеля - господствовал) взгляд на историю философии как на галерею заблуждений, противостоящую неуклонному прогрессу математических, физических и вообще подлинно научных знаний. Так вот, возникновение марксизма резко разрушает этот традиционный

взгляд.

Среди Марксовых новации первой и самой существенной является создание материалистического понимания истории.

Оно позволило выработать новый взгляд на философию и создать основу для выработки научного обществознания.

философия впервые выступает не как мировоззренческая система, претендующая на абсолютно истинные знания о мире его сущности, месте человека в нем и особенностях познания, а всего лишь как теория и метод познания и преобразования мира, которые разрабатываются на основе материалистического решения основного вопроса всякой мировоззренческой концепции, претендующей на объяснение сущности мира, человека и их взаимоотношений. Дальнейшее развитие философии, следовательно, осуществляется не путем смены мировоззренческих систем, а путем совершенствования и развития основополагающих принципов философского подхода к действительности. Что же касается созданной на основе материалистического подхода к обществу политэкономии, то она предстает как система конкретных и весьма относительных знаний о фрагменте общества во вполне определенную эпоху. Черты научно установленной всеобщности сообщают развитию философии характер строгой преемственности исходных теоретико-методологических положений.

В то же время Марксова политэкономия относится только к капитализму, отчего создание политэкономии социализма предполагает не только изменение самого предмета познания, но и необходимость предварительного совершенствования самих философских основ экономического исследования. Этот вывод представляется настолько важным и неразработанным, что нужно дать дополнительные пояснения.

В предисловии "К критике политэкономии" Маркс специально подчеркнул, что вычленение и анализ экономики как специфического фрагмента социальной действительности произведено им на основе такой социально-философской теории, которая позволяет изучать все общество как объективный естественноисторический процесс. "Капитал" представил экономику капитализма как "чистую объективность" и показал, что экономический закон, определяющий ее развитие, действует "с железной необходимостью" '. Но теперь уже не только из теории, но и из практики (в том числе и негативной) хорошо известно, что законы движения экономики социализма не действуют и не могут действовать "как чистая объективность", а лишь как результат сознательной деятельности людей. Это создает иллюзию, что законы теряют свою объективность, перестают выражать существенные связи структурных элементов общества, скажем, производительных сил и производственных отношений, что они характеризуют только деятельность людей и т. д. и т. п. Появились даже философы, которые стали подводить теоретическую базу под этот "марксистский" волюнтаризм. Не дав себе ни времени, ни труда, чтобы разобраться в существе марксистского учения, они с той же легкостью отказываются сегодня от него, с какой вчера приписывали ему свои упрощенные представления.

Между тем из Марксовой политэкономии вытекает лишь вывод о естественноисторическом характере подготовки капитализмом предпосылок и условий перехода к экономическим отношениям, соответствующим общественной природе производительных сил. Стало быть, разработать политэкономию социализма, опираясь на социально-философские положения, трактующие историю только как естественноисторический процесс, невозможно. Без познания объективных законов социализма строить его нельзя, но и с одним знанием этих законов строить тоже нельзя. Сама социальная реальность достигла такой ступени, когда присущие ей законы не могут реализоваться как "чистая объективность", а лишь как результат сознательной деятельности исторического субъекта. Отсюда следует, что предварительным условием разработки политэкономии социализма является придание самому материалистическому пониманию истории нового вида. При этом речь идет не об отказе от диалектикоматериалистических принципов социально-исторического познания, а об изменении их формы в связи с осмыслением принципиально новой социальной реальности.

Что же касается марксистского социализма, то нелепо, думается, обсуждать его смысл и значение, упуская из виду, что марксизм вообще чужд утопизму, что для него социализм не выдумка, а результат целенаправленного творчества самих масс. Лишь практика может дать ответы на конкретные вопросы строительства социализма в данное время в данной стране. Пытаться извлекать эти ответы (например, нужен ли при социализме рынок, какова здесь судьба демократии и т. д.) из общефилософской, социально-философской теории или из политэкономии капитализма нелепо. Конкретные высказывания по тому или иному вопросу основоположников марксизма, если они не вытекают из тех или иных пропагандистских соображений, могут быть и действительно бывали ошибочными. Непогрешимостью на земле обладает лишь один человек - папа римский. Ошибались классики марксизма-ленинизма, часто ошибались. Но тут невольно вспоминаешь Пушкина, третировавшего мелких людишек за их попытки низвести гения до своего уровня: врете, подлецы, гений и ошибается не так, как вы!..

Не надо путать объективное содержание и смысл марксистской науки с некоторыми ее конкретными применениями самими даже создателями теории. Здесь ведь нет тождества.

Можно ли отвергать законы механики, открытые Ньютоном, на том основании, что в его трудах, математических расчетах, а тем более высказываниях есть ошибки.

Таким образом, вопрос о том, умер ли марксизм, приобретает следующий вид: а) сохраняют ли свою содержательную значимость теоретико-методологические принципы материалистического понимания истории и преобразованной на этой основе общефилософской теории: б) сохраняет ли свою значимость, и в какой мере, экономическая теория Маркса для существенно изменившегося современного капитализма и уж тем более для социализма; в) меняется ли подход к Марксову учению о социализме как осмыслению положительного и негативного опыта реального движения от общества, основанного на экономических отношениях господства и подчинения, к обществу, основанному на отношениях сотрудничества и взаимопомощи, то есть от общества частных собственников к обществу, базирующемуся на общественной собственности?

Не ясно ли, что без такого членения и детального исследования того, как различные компоненты марксистской единой науки реально воплощались в жизнь и от чего зависит обнаружившееся несоответствие теории и практики, ответ на обсуждаемый вопрос не может быть корректным.

Поучительно еще одно положение. Хотя на основе первого великого открытия Маркса - создания социально-философской теории - возникли предпосылки для трех следствий: а) преобразования общефилософской теории; б) для разработки научного обществознания; в) для отказа от утопического социализма и замены его социализмом научным, однако именно этому первому своему открытию Маркс не посвятил ни одного специального труда. И дело не только в том, что "Немецкая идеология", в которой Маркс и Энгельс пытались впервые изложить сущность материалистического понимания истории, не была опубликована и довольно спокойно отдана ими "грызущей критике мышей". Дело, думается, в другом. Ведь это не единственный случай, когда об открытиях Маркса мы не можем судить по их непосредственному изложению. Вспомним, что еще в 1852 году в одном из писем Маркс сформулировал то новое, что он внес в теорию классов и классовой борьбы. Однако, прожив после этого более тридцати лет, он так и не дал определения классов и развернутого изложения своей теории. Ясно, что подобного рода примеры должны быть осмыслены не только сами по себе, но и - главное - в их принципиальном значении.

Думается, что ключом к пониманию вопроса, пусть лишь в определенном отношении, является объяснение Марксом того, почему он опустил "Общее введение" к "Критике политической экономии". Маркс подчеркивал, что сделал это, не желая предвосхищать выводы, которые должны быть еще доказаны. Добавляя при этом: "... а читатель, который вообще захочет следовать за мной, должен решиться восходить от частного к общему" '. Это я к тому, чтобы стало ясно, чего стоят пошлые обвинения Маркса в утопизме, гегельянщине и т. п. Есть все основания предполагать, что и свое философское открытие Маркс считал необходимым представить в виде вывода, необходимо вытекающего для читателя, который захочет и окажется способным "восходить от частного к общему". "Капитал", о значении которого интересно и убедительно говорил Карл Кантор, как раз и является тем конкретно-научным экономическим сочинением, которое для внимательного и добросовестного исследователя раскрывает суть и теоретико-методологическое значение материалистического понимания истории.

Остановлюсь теперь на втором вопросе. Как я уже сказал не менее важно для серьезного обсуждения поставленного вопроса учитывать своеобразие общества как предмета познания и преобразования. Только тогда становится очевидной поверхностность двух "примеров", которые особенно настойчиво используются для доказательства того, что марксизм якобы не выдержал проверки временем. Речь идет, во-первых, о том, что предсказанная марксизмом естественноисторическая гибель капитализма в результате обострения присущих ему противоречий не подтвердилась. Капитализм живет и успешно развивается. Во-вторых, не подтвердилась идея построения социализма как планомерно развивающегося общества, основанного на общественной собственности и демонстрирующего во всех отношениях экономическом, социальном, духовном, нравственном преимущества перед капитализмом. Более 70 лет развития нашей страны, как и сорокалетний опыт других социалистических стран, убедительно, дескать, показали несостоятельность и утопизм марксистской теории и основанных на ней прогнозов и практики. Особенно яркую на сей счет аргументацию развернул Ю. Буртин в своей известной публикации в "Октябре". Конечно, было бы недостойно науки просто отмахиваться от многих интересных и нередко справедливых претензий к марксизму, высказанных в многочисленных выступлениях философов, экономистов, историков, юристов и т. д. В то же время хотел бы подчеркнуть свое решительное несогласие с отказом от самой социально-философской теории, от ее сути и прогностической значимости.

Хочу обратить внимание на два момента, на мой взгляд, существенные.

Во-первых, обнаруживаешь, что во всех критических замечаниях, нацеленных не на частности, а именно на обнаружение "ахиллесовой пяты" социально-исторической концепции Маркса, проявляется стремление непосредственно соотносить теорию (причем часто в ее отдельных положениях) с практикой, а те или иные высказывания Маркса и Энгельса с современным состоянием капитализма или социализма, как только что продемонстрировал В. И. Лебедев. Можно ли признать такой прием корректным? Ведь социально-историческая концепция Маркса (материалистическое понимание истории) формулирует положения, общие для мировой истории. Разве из них можно извлечь ответ на вопрос - нужен ли рынок при социализме, или почему современный капитализм обрел, так сказать, второе дыхание? Не ясно ли, что предельно общие положения социальной философии, взятые вне детального изучения конкретных условий, не могут служить ни "pro", ни "contra" конкретного вывода. Хорошо известно, что положения теории (любой теории) фиксируют лишь сущность, которую соотносить с явлением недопустимо не только в социальном, но и в естественнонаучном познании.

Во-вторых, - и я прошу обратить на это особое внимание - многие авторы, доказывая, что потерпел крах коренной тезис теории о закономерном, естественноисторическом движении современной цивилизации от капитализма к социализму, совершенно не учитывают такой коренной особенности общества, как то, что здесь действуют не только законы, но и люди. Говоря точнее, в обществе действуют два ряда законов. Поэтому перед субъектом познания и деятельности общество выступает не в одной, как природа, а в двух ипостасях, органически связанных, но теоретически и практически нуждающихся в различении. С одной стороны, оно выступает как материальная система, элементы которой соотносятся, взаимодействуют и фиксируются законами, выражающими их необходимые и существенные связи. Эти законы выражают именно и только структуру и динамику общества как материальной системы. О них Маркс и говорил, скажем, в известном письме к Анненкову как о законах жесткой детерминации: "Возьмите определенную ступень развития производительных сил людей, и вы получите определенную форму обмена... и потребления". "Возьмите" и "получите" - вот принцип, характеризующий соотношение элементов социальной структуры '. Но, с другой стороны общество предстает - Маркс подчеркивал это не менее це^о __ как совокупность людей, точнее, их связей, взаимоотношений и действий, которая поддается научному осмыслению только при сведении поведения и деятельности отдельных людей, столь же хаотичной и беспорядочной, как броуновское движение молекул, к действиям массовым, ансамблевым, фиксируемым законами, но уже носящими вероятностный характер. Но и это не все. Важно еще учитывать, что не только индивидуальные, но и существенно значимые массовые действия осуществляются людьми только на основе идеальных побуждений - чувств, настроений, страстей, идей, благородных или низменных устремлений.

Разве можно, анализируя современный капитализм, не учитывать тот факт, что в ходе своей истории он сначала стихийно, а в современную эпоху все более сознательно начал вырабатывать механизм приобщения людей к реализации условий сохранения системы и обеспечения ее устойчивого развития. Сохраняя законы конкуренции в сфере экономики, политики и духовной жизни, безжалостно элиминирующие тех индивидов, которые не выдерживают гонки, и обеспечивающие успех энергии, таланту, а подчас и бессердечной хватке, современный капитализм вместе с тем широко использует методы государственного регулирования хозяйства и общественного развития, целенаправленного ограничения разрушительных для общества частнособственнических, эгоистических устремлений. Антимонополистическое законодательство, умелое использование завоеваний современной НТР в экономике, успехи рейганомики или тэтчеризма в политике, обилие лауреатов Нобелевской премии - все эти и подобные им достижения современного капитализма показывают, какие возможности достигнутый уровень материального и духовного развития предоставляет людям для сознательного воздействия на объективные тенденции общественного развития и как умело, считаясь с ними, используют их приверженцы и защитники системы. Люди всегда, начиная с покорения огня, стремились не быть рабами объективных законов. Но только капитализм образует тот рубеж, когда люди обретают все необходимые материальные и научные предпосылки и условия для осознания социальных и природных закономерностей и для практических действий, учитывающих требования этих законов. Современный капитализм не устранил экономических основ социального неравенства и вырастающего на его основе политического и духовного неравенства. Но он сильно смягчил объективные коллизии, создавая общество "массового потребления", развитой демократии, интеллектуальной свободы. Нелепо только думать, что это подарок народу от буржуазии, а не результат его борьбы и продукт общего цивилизационного развития.

Все достижения современного капитализма, проанализированные серьезно, а не на уровне эмоций, имевших место в нашей дискуссии, не только не опровергают сущностные принципы диалектико-материалистического подхода к истории, а, наоборот, в полной мере подтверждают их. Не менее убедительно объективная значимость этой теории подтверждается, теперь уже "от обратного", и негативным опытом социалистических стран. Жизнь показала, насколько прозорлив был Ленин, сказавший: если мы от чего и погибнем, так от бюрократизма. Создание командно-бюрократической системы, приведшее к отчуждению масс от собственности, а реально и от всех других проявлений общественной жизни, имело своим неизбежным следствием извращение природы социализма как общества, строящегося самими массами и в их собственных интересах. Другим неизбежным и необходимым следствием этой системы стало утверждение кадровой политики, ориентированной на такую иерархическую структуру, при которой каждое нижестоящее звено формируется из все более послушных, безынициативных, непрофессиональных работников. В мире явлений такой социализм и предстал как общество, лишенное внутренних потенций развития, как линия тупиковая. Меж тем в действительности жизнь раскрыла всего лишь несостоятельность волюнтаристского социализма, не считающегося с объективными законами, его несовместимость с тем социализмом, который научно обоснован теорией марксизма. Объективной основой успешной деятельности людей по преобразованию общественных отношений может быть только опора на естественноисторический характер подготовки материальных предпосылок этих преобразований. "Ни одна общественная формация, - писал Маркс, - не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества" '. Представляет интерес обоснованная Н. А. Симония мысль о том, что только современный капитализм создает материально-техническую базу для естественноисторических структурных преобразований капитализма в социализм ^ Но и в прошлом, когда в нашей стране сложились особые условия для сознательного творчества истории, и ныне, когда создается возможность для перехода на новый этап цивилизационного развития, использование объективных возможностей не определяет фатально пути их реализации.

Реально имеется веер возможностей, в том числе и для тупиковых тропинок. Нетрудно заметить поэтому, что люди, не приемлющие сталинщину и порожденный ею тотальнобюрократический путь к социализму, но выводящие все это из марксизма-ленинизма, придают теории фатальный вид и тем самым оправдывают сталинщину. Конечно, в условиях утверждающейся раскованности и митингового демократизма этот путь критики - простой и наглядный - привлекает многих. Десятки лет многие народы строили социализм, и партия, монопольно руководившая этим процессом, постоянно декларировала свою приверженность марксизму-ленинизму как теоретическому компасу. Следовательно, неудачи реальной практики в полном соответствии с марксистским принципом "практика - критерий истины" подтверждают несостоятельность этой теории. Все просто и убедительно, и делается вывод - марксизм умер! Зачем следовать за Марксом, который сорок лет трудился над "Капиталом", зачем детально и всесторонне изучать эмпирический материал, руководствуясь хорошо продуманной социально-философской теорией? Гораздо легче и приятней, отталкиваясь от непосредственной видимости - успехов капитализма и недостатков социализма, - объявить себя ниспровергателем марксистских догм. Легковесность этих наскоков обнаруживается тот же час, когда от критических пассажей мы переходим к поискам хоть какой-то положительной программы. Вернуться к капитализму? Лех Валенса, как известно, претендует на приоритет Польши в деле перехода от социализма к капитализму. Не будем говорить: этого не может быть, ибо не может быть никогда. Разве империя Бурбонов не была реставрирована чуть ли не через тридцать лет после Великой французской революции? Но разве им удалось повернуть историю назад? Ход истории неодолим! Что касается теории, то ни в отношении философии, ни в конкретно-научном смысле плодотворных творческих идей я пока у критиков не обнаружил.

Сложнейшие проблемы современной жизни, грандиозные успехи науки и техники требуют развития научной философии, совершенствования общественного познания, но реализовать эти требования можно лишь на основе серьезного, критически-творческого отношения к марксизму. Из духа марксизма вытекает недопустимость примитивно-нигилистического отношения к завоеваниям предшествовавшей мысли. И тем более неприменимо зряшное отрицание к самому марксизму.