Режиссеры, даже очень волевые, не желая унизить актера снятием с роли, идут на сделку со своей творчес­кой совестью и, стиснув зубы, выпускают его на сцену

Такое положение, конечно же, ненормально. Очевидно, мы, режиссеры, повинны в том, что есте­ственные в творческой работе издержки приобретают столь исключительную важность. И дорого платим за то, что вину за свои просчеты взваливаем на чужие, актер­ские плечи. Актер, проваливший роль, повинен только в том случае, если поленился, если намеренно, сознатель­но отказался от режиссерской трактовки. Он не повинен, если природа не наградила его заразительным юмором или ярким темпераментом. Он не повинен в том, что пло­хо поет или не умеет, скажем, смеяться. Можно, конеч­но, рассуждать иначе: актер обязан владеть голосом и телом, иметь юмор, фантазию, темперамент. Обязан. Обязан играть хорошо. Особенно актер опытный, веду­щий, получающий большую зарплату.

Все это верно. Но в чистой теории. Можно назвать десятки, сотни хороших актеров, у которых не все в порядке. Есть юмор, темперамент, но... скверная речь. Огромный талант... но ростом не вышла.

Как-то на репетиции один режиссер сказал: «Мое дело — ставить, ваше — играть».

Не скрою: довольно долго я считал это определение умным и точным.

Пригласили меня как-то ставить спектакль. Мне предложили не только пьесу, но и распределение ролей. Подошла ко мне главная исполнительница и сказала: «Роль мне нравится. Но ничего похожего я в жизни не играла. Страшно волнуюсь. Буду делать все, что ска­жете. Если я роль провалю — ваша вина. Если сыграю — ваша заслуга».