Почему «о судьбах», а не о смысле жизни человечества?

Да потому, что никакого, по крайней мере вне человечества, смысла жизни нет. Это не значит, что жизнь — абсурд, как считал Ка­мю. Жизнь возникла на определенном этапе существования материаль­ного мира, в процессе изменений, произошедших в Солнечной сис­теме при совокупности целого ряда необходимых условий, скрупу­лезно изученных различными науками. Пока общий итог усилий ученых заключается в предположении, что подобные условия могли повторяться в бесконечности вселенных. И не исключено, что есть некие внеземные цивилизации, возможно, более совершенные, чем человечество. Однако до сих пор в пределах нашей Солнечной систе­мы мы одиноки — ни на одной из соседних планет жизни нет.

Рассматривая человечество как высший уровень развития жизни в земных условиях, можно заключить, что рано или поздно человече­ство исчезнет. Впрочем, оптимисты полагают, что срок жизни чело­вечества — 6 миллиардов лет, стало быть мы, человечество, находим­ся в раннем детстве, и только от самих людей зависит их выживание и взросление либо преждевременное самоуничтожение.

Таким образом, вполне очевидный и реальный смысл жизни для самого человечества — выживание. К XXI в эта несложная мысль стала понятна любому мало-мальски образованному человеку. Од­нако от понимания к тому, чтобы стать действительным руково­дством к действию для всего человеческого общества, путь далекий и сложный. Более того, жизнь человечества весьма далека от объеди­нения усилий по выживанию; поскольку в современной действительности на первый план выдвигаются не общечеловеческие, а на­циональные интересы.

Как уже подчеркивалось, национальные интересы — проявление на национальном уровне группового морального сознания со всей присущей ему нетерпимостью к «другим», которым, естественно, приписываются все отрицательные качества. Классической моделью является антисемитизм, насчитывающий более трех тысяч лет, за­крепленный в Средние века, когда евреи, рассеянные по всему миру, оказывались весьма удобными «козлами отпущения» для любой власти — от Англии и Испании до России и Украины.

«Люди повсюду ищут наслаждений, каждый порок бьет через край. Жажда к роскоши скатывается до алчности; честность в забвении; что сулит приятную награду, того не стыдятся; человека — предмет для другого человека священный — убивают ради потехи и забавы... Мы безумствуем не только поодиночке, но и целыми народами... войны — это прославляемое злодейство. За одно и то же преступле­ние [убийство] платят головою, если оно совершено тайно, а если в солдатских плащах — получают хвалы... Людям не стыдно радо­ваться крови друг друга, вести войны и поручать детям продолжать их. [Таково] могучее и повсеместное безумие».

Сказанное Сенекой в середине I в. н. э. характеризует и сегодняш­нюю ситуацию — ибо речь идет о групповом моральном сознании. Не правда ли, печальный повод воскликнуть «О tempora! О mores!» и задуматься о тщетности улучшения нравов и совершенствовании человеческого общества как революционным, так и эволюционным путем?

Однако вспомним историю. За последний век начало возникно­вения человека «отодвинулось» с 500 тыс. до 5-10 миллионов лет назад, тогда как время появления неоантропа (кроманьонского чело­века) — не более 150-200 тыс. лет назад. Начало цивилизации, имея в виду древнейшие государства Двуречья, Египта и Древней Индии, отстоит от нашего времени менее чем на 35-40 тыс. лет. Не очевидно ли, что человеческий генотип, сложившийся за миллионы лет суще­ствования предков человека и сотни тысяч лет первобытности, не по­спевал за непрерывно ускорявшимся процессом развития общества? Поэтому все воспринятое от культуры, духовной культуры, все «очело­веченное» в человеке оказывается тонкой пленкой над сохраняющимся «ядром» первобытной особи. В начале XXI в. с разных сторон к этой проблеме подошли этологи, генетики, антропологи, социальные пси­хологи, философы. Самосознание первобытной группы, возникшее как осознание противостояния «мы — они», обусловило суть группового морально­го сознания: «мы — хорошие, они — плохие» и еще более жестко: «мы — люди, они — не люди». И по сей день остается господствую­щим именно групповое моральное сознание' косное, авторитарное, усредняющее, с «двойным стандартом», разделяющее и противопо­ставляющее «своих» и «чужих», но именно благодаря этим особенно­стям обеспечивающее непосредственную взаимосвязь, «чувство локтя» (но и «чувство стаи») внутри группы — от группы подростков-«скинхедов» до нации. За ним опыт сотен тысяч лет я оно возобновляется в каждом следующем поколении.

Преодолеть эту «глыбу», эту «власть предыстории» способно лишь индивидуальное моральное сознание. Только оно опережает групповое. И дорого платит за это, ибо инакомыслие и необычное поведение являются формами его существования: от Эзопа и Эпиктета до Христа и Павла, Гуса и Бруно, а также Сахарова и А. Меня.

Вопреки всем плакальщикам, изощряющимся в изображении трагического финала человечества, стоит быть солидарными с теми, кто полагает, что «время человечества» около 6 миллиардов лет, а мы не прожили и полумиллиона...

Иначе говоря, если сравнить развитие человечества с развитием личности, возраст человечества где-то между ребенком и подростком, со всеми их особенностями- обидчивостью, склонностью к конфликтам, драчливостью, сменой настроений, неустойчивостью поведения, ко­лебаниями между добром и злом при неотчетливой их дифферен­циации, доверчивостью, претензиями на самостоятельность при под­верженности различным влияниям. Но главное — с возможностью духовного развития и первыми попытками самовоспитания.

Можно продолжить метафору и вспомнить слова: «Посеешь по­ступок — пожнешь привычку, посеешь привычку — пожнешь харак­тер, посеешь характер — пожнешь судьбу», перенося на человечество взаимосвязь и противопоставление человеческой свободы и челове­ческой судьбы. Более того, по отношению к человечеству момент не­предсказуемости, обобщенный в понятии судьбы, явно возрастает.

Марк Бьюкенен на рубеже XX-XXI вв. сформулировал «закон вездесущности» (современный аналог «судьбы»), согласно которому любая система по мере развития выходит из состояния стабильности и неизбежно оказывается на пороге непредсказуемых, катастрофиче­ских перемен. Будут ли они последними для данной системы или они лишь колебание маятника вечности и ее дальнейшее развитие продолжится?

На этом вопросе, как на оселке, оттачивались в полемике взгляды Гесиода и Демокрита, Гегессия и Эпикура, Баллы и Макиавелли, Ге­геля и Шопенгауэра, Маркса и Шпенглера — до нынешних ученых, писателей и философов, пытающихся предугадать судьбы человече­ства, подобных Фукуяме и Зубову.