Бог-Отец и Демиург

При всей своей внешней схожести с Традицией контр-традиция выражает собой предельное отчуждение от ее сущности, от традиционной метафизики. Одним из наиболее характерных признаков такого отчуждения является абсолютизированная идея творения, креационизма, всегда подразумевающая непреодолимую дистанцию между миром и его Творцом.

Традиционная же метафизика всегда настаивает на идее проявления, манифестации Принципов реальности в космосе. Проявление символизирует не отчуждение, но, напротив, родство Принципа и проявленной реальности - включая в себя, с одной стороны, его влияние на нее (правь), а с другой, стремление яви к отождествлению с ним. Конечно, идея отчуждения также имеет свою метафизическую необходимость - в противном случае надкосмический, проявляющий Принцип ничем не отличался бы от проявляемого космоса. Но именно это отчуждение и представляет собой ту самую геноновскую " конечную пагубную реальность " - ограничение как таковое, которое в процессе инициатического отождествления яви с Принципом она должна преодолеть.

Инверсия же этих понятий, при которой идея творения превышает и даже вытесняет идею проявления, и составляет еще один ясный критерий подмены Традиции на контр-традицию. При этом, однако, следует уточнить, что само творение как таковое, также играет свою метафизически нормативную роль, описывая процессы возникновения неодушевленных реальностей. Но это связано уже с чисто человеческой деятельностью, поскольку традиционно в природных формах плотного мира неодушевленных реальностей, т.е. не затронутых влиянием тонкого мира, нет вообще. (Именно об этом сказано " Да будет Бог все во всем " (1 Кор., 15,28).) Вся разница между этими реальностями состоит лишь в, условно говоря, "амплитуде" их тонких вибраций, возрастающей от минеральных форм через растительные и животные к человеческому архетипу. И только на человеческом уровне душа нормативно должна подчиняться высшему - духовному, интеллектуальному миру, подчинение которому, собственно, и является освобождением человека от доминации низших по отношению к Духу плотных и тонких форм. Хотя это вовсе не исключает и чисто человеческого творчества по созданию неодушевленных, неорганических, механических объектов.

Но инверсия начинается именно в тот момент, когда эти две традиционные человеческие ориентации - на духовное освобождение и сугубо "земную" деятельность - теряют свою радикальность и активизм, и "усредняются" в некоем пассивно-обобщенном состоянии. Здесь и берет начало сугубо контр-традиционная идея Демиурга, Творца, в которой синкретически перемешиваются и приходят в застывшее равновесие идеи Духа и творчества. Это усреднение выражается в том, что Дух отныне связывается не с освобождением, не с инициатическим путем, а - с подчинением Творцу, у которого, с другой стороны, теперь вымаливают "помощь" в некогда самостоятельном человеческом творчестве.

Сама идея этого во всех отношениях "расслабляющего" Демиурга могла появиться только как знак крайнего забвения традиционного восприятия Бога. Это восприятие сохранилось еще даже в библейской традиции: " Я сказал: вы - боги, и сыны Всевышнего - все вы " (Пс. 81, 6). Эта, подлинно традиционная, идея Бога как Отца прекрасно выражает изначальное, раннее, образно говоря, детское мировоззрение человечества, что, конечно, отнюдь не означает некоего "инфантилизма", но напротив - свидетельствует об инициатической передаче человеческому архетипу уникальной, божественной способности сочетать метафизическую устремленность к Абсолюту и величие собственного земного действия.

Но такое сознание, после его "зрелого" - мифологического воплощения в эпоху " цветущей сложности ", было впоследствии напрочь вытеснено усредненным, "старческим" восприятием людьми себя как тварей, рабов, стада и т.д., возникшим из-за неумения или нежелания далее реализовывать эту божественную способность. (1) Из-за предпочтения ей - в плане созерцания - молитвы недоступному Творцу, а в плане действия - своих мелких карьер, обычаев, страстей и т.п. В сущности, сама идея Демиурга и возникла как психическая иллюзия, удобная для нейтрализации и взаимопогашения всех радикально-созерцательных и радикально-действенных ориентаций. Метафизический Арлекин, подменяющий высшее, духовное влияние на плотный мир своим низшим психизмом, и религиозный Демиург, как продукт этого психизма, - это две неразрывно связанные стадии одной и той же инверсии. Происходящей, как уже упоминалось, именно в последние периоды цикла: " Ибо век потерял свою юность, и времена приближаются к старости, так как век разделен на двенадцать частей - и девять частей его и половина десятой части уже прошли, и остается то, что - после половины десятой части " (Третья Книга Ездры, 14; 10-12).

Гностическое мировоззрение, пожалуй, явилось первым, где был четко поставлен вопрос о " Злом Демиурге ", создавшем отчужденное творение вопреки воле превышающего его " Доброго Бога ". И эта концепция представляла собой яркий пример адекватного - кризисного сознания, которое пришло на смену детскому сознанию начала цикла. Но все же гностицизм расценивал Демиурга преимущественно с этической точки зрения, в чем и состояла его метафизическая ошибка, поскольку речь в данном случае может идти лишь о дуализме Традиции и контр-традиции - а это уже сфера никак не этики и эмоций, но холодного метафизического интеллекта.

Рожденное всегда обречено на смерть, но оно может превратить эту мгновенную, как и рождение, смерть в инициатическую, отождествившись с Принципом и выйдя из проявленного потока становления. Сотворенное же на протяжении всего деградирующего цикла обречено лишь на такое же, медленное рас-творение в этом потоке, что является смертью действительно безысходной. Своего рода эвтаназией, в состоянии которой и пребывает современное, постепенно разлагающееся человечество, создающее, как ему кажется, "удобное" и "разумное" общество с мягкой (soft) идеологией либерально-правовой, всеусредняющей стерильности. Совершенно исключающее подлинно живые, радикальные проявления Слова и Действия, подменяя их жалкими упованиями и бессмысленно- нескончаемым "обустройством". " Говорят, что мир - скорее мысль, чем машина, - констатирует Мигель Серрано, - В таком случае, это - дурная мысль. И скорее кошмар, чем сновидение. Потерпевшее крах изобретение, чудовищная имитация. Извращение чего-то, что было Иным."

(1) Впрочем, Восточные Отцы Христианской Церкви "примиряли" креационизм и человеческую богореализацию таким, например, образом: " Человек есть тварь, но имеет повеление стать богом. " (Св. Григорий Богослов) Или - " человек призван вместить в своей воле волю Божью. Для кого-то здесь исполнение своей жизни, для других воля Божья останется внешним актом ". (Преп. Максим Исповедник) (в текст)