Лекция № 1 10 страница

– А потом нас еще раз вызвал господин Зиверс, – продолжал Айзек. – В тот раз он сказал, что нужно приехать на всякий случай, если важному человеку понадобится расспросить эксперта. Но мы не понадобились…

Старик прикрыл глаза и словно вновь оказался в предвоенной Вене. Их с Йозефом привезли в богатый дом на шикарном черном автомобиле. На улице неподалеку находилось кафе, и так вкусно пахло кофе и корицей, что даже страх перед мрачными провожатыми становился меньше. Йозеф мучительно медленно поднимался по лестнице, отдыхал после каждой ступеньки. Айзек поддерживал его под руку, а сзади маялся то ли охранник, то ли провожатый – здоровый тип с грубым лицом. Они добрались только до площадки второго этажа, когда с улицы послышался шум мотора; еще одна машина затормозила подле здания. И тогда господин Зиверс показался внизу лестницы и крикнул:

– Быстрее, отведите их в синюю гостиную!

– Да он еле ползет, – сквозь зубы отозвался сопровождающий.

– На руках неси! – донеслось снизу.

Охранник негромко выругался, потом вырвал из рук Айзека чемоданчик с инструментами и сунул его старику:

– Держи! А ты, молокосос, бери меня за руки.

Перехватив руки крест‑накрест, они образовали подобие сидения. Старый Йозеф испуганно цеплялся за плечи молодых людей, но не проронил ни слова, пока его почти бегом возносили на третий этаж.

Закрытые шторы превратили синюю гостиную в подобие сумрачного аквариума, но охранник не удосужился включить свет, он просто захлопнул дверь, и шаги его загрохотали вниз по лестнице. Ювелиры оказались в полумраке. Айзек помог старику сесть, а сам прислонился к стене, тяжело дыша. Он был молод, но не привык к подобным физическим упражнениям. Когда кровь перестала стучать в висках, Айзек понял, что слышит доносящиеся из соседней комнаты голоса.

– Итак, вы лично убедились, что все инсигнии на месте и это оригиналы?

– О да, господин рейсхфюрер, – подобострастно ответил Вольфрам Зиверс, руководитель Аненербе. Он чувствовал себя чертовски неуютно под взглядами людей, сидевших в полутемной комнате. Гиммлер – человек весьма предсказуемый, и хоть взгляд его колюч и лицо не выражает ничего, кроме недоверия, но второй пугал господина Зиверса гораздо больше. Карла Виллигута называли личным магом Гиммлера и был он личностью не слишком известной, а потому опасной. Этакая темная лошадка. Да еще глаза у него… так и буравит своими черными гляделками. Господин Зиверс завздыхал и с тоской подумал, что очень хотел бы сейчас оказаться в собственной гостиной. Или в уютном кабинете. Казалось бы, он достиг высокой должности, руководит могущественной организацией и должен заниматься исключительно руководящей работой. Так нет же! Вначале по поручению рейхсфюрера он, как мышь архивная, лично собирал все документы и мотался по библиотекам и музеям, отыскивая сведения о Копье Судьбы. А теперь вот его послали в Вену, чтобы он как специалист удостоверил подлинность имперских знаков высшей власти.

Гиммлер встал и подошел к окну. Их небольшое совещание проходило в доме на окраине Вены, принадлежавшем одному из сторонников НСДАП. Хозяин был счастлив оказанной ему честью, но старался лишний раз не путаться под ногами. Рейхсфюрер отогнул край тяжелой бархатной портьеры. Внизу, на мостовой, стоял темный автомобиль охраны. Гиммлер слышал тяжелое дыхание Зиверса и чувствовал его тревогу. Толстяк даже несколько осунулся за последнее время. Вот про Виллигута этого не скажешь. Его словно и нет в комнате, так неподвижен он и так бесстрастен. Официальная биография Карла Виллигута была прозрачна, как слеза ребенка: он происходил из рода военных и вся его жизнь, так же, как жизнь его предков, была посвящена войнам во славу Германии.

Но имелась и другая сторона в биографии этого человека. Он был известен как «последний наследник» древней линии германских святых Виллиготис, ведущих свой род из бесконечных глубин истории. Виллигут утверждал, что владеет родовой памятью, которая позволяет ему помнить события из жизни его племени более чем тысячелетней давности. Он сообщал, что получает советы и наставления в рунической форме от своего деда, Карла Виллигута, умершего много лет назад, а тот, в свою очередь, озвучивает волю древних вождей германцев.

Рейхсфюрер повернулся и негромко, но весомо заговорил:

– Завтра, 13 марта 1938 года свершится предначертанное. Наш вождь Адольф Гитлер торжественно въедет в Вену и предъявит свои права на имперские инсигнии. Сопровождать вождя будет шеф Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии Вильгельм Кейтель. Они проследуют в музей замка Хоффбург, где хранятся реликвии. Вы, господин Зиверс, будете ожидать его там. Кто еще в группе встречающих?

– Вальтер Бух, юрист. А также Эрнст Кальтенбруннер, глава австрийских СС.

– О да, на этого человека вполне можно положиться, – кивнул Гиммлер. – Кальтенбруннер организует охрану на должном уровне. Что ж, будем считать, что все от нас зависящее мы сделали, и остается лишь стать участниками исторического момента. Идите, господин Зиверс, и отдохните. Завтра вам нужна будет свежая голова. Ведь вы будете творить историю.

Откланявшись, Зиверс вышел, стараясь не показать, сколь нетверда его поступь. Отдохнуть! Да он глаз не сомкнет! Если только пунш горячий принять в качестве лечебного средства?

Когда за руководителем Аненербе закрылась дверь, подал голос Карл Виллигут.

– Этот человек глуп, – сказал он.

– Ну и что? – Гиммлер пожал плечами. – Зато он исполнителен. И он сделает то, что я ему прикажу. И будет молчать.

– Вы правы. – Виллигут говорил негромко, однако голос его был хорошо слышен. Глаза следили за рейхсфюрером, но тело при этом оставалось совершенно неподвижным. Гиммлер, который хотел было вернуться за стол, так и остался у окна. Ему неуютно было находиться слишком близко к этому человеку. – Фюрер уже выбрал место для хранения инсигний?

– Да. Он получил откровение, когда был в состоянии транса. Копье Судьбы должно покоиться в древней приходской церкви Святой Екатерины Нюрнбергской, в том зале, где когда‑то проходили состязания мейстензингеров.

– Очень торжественно, – без всякого выражения произнес Виллигут, и Гиммлер не посмел заподозрить насмешку в его словах. – Зиверс принес опись вещей, хранящихся в замке Хофбург?

Гиммлер жестом указал на кожаную папку с тисненным золотом имперским орлом. Плавным движением его собеседник придвинул к себе документы и принялся быстро просматривать листы, отпечатанные на машинке.

«Что он там видит? – удивленно думал Гиммлер. – Темно и букв не разобрать. Этот черт еще и способен видеть ночью, как кошка».

– Вот то, что нам нужно, – подал голос Виллигут. Он подвинул документы на край стола и направил на них свет лампы.

Гиммлер подошел и, опершись ладонями на стол, уставился на список. «Орден нагрудный императора Франца‑Иосифа, в оправе 27 бриллиантов… не то, ах вот, отчеркнутая строчка: перстень с рубином. Камень не огранен. Внутри заметны темные примеси. Вес 49 каратов».

– Вы уверены? – Рейхсфюрер вздрогнул, потому что сам не узнал собственный голос, он прозвучал хриплым карканьем.

– Я смогу сказать вам с уверенностью тот ли это камень, лишь когда увижу его воочию, – спокойно заявил Виллигут. – Но я проследил путь рубина, начиная с тех древних времен, когда им владел граф Дракула. Где он только ни побывал, этот замечательный камень! И в России и во Франции. И везде за ним тянется кровь. После Великой французской революции он оказался в Германии, и я пытался добраться до него, искал, имея полномочия от кайзера использовать неограниченные средства… Если бы тогда, в годы войны, этот священный камень воинов, камень победителей, попал в нужные руки, все для Германии могло бы обернуться по‑другому!

Странный звук наполнял комнату. Рейхсфюрер слушал Виллигута как завороженный и все же краем сознания пытался понять, что еще он слышит. И лишь когда его придворный маг замолчал, Гиммлер понял, что этот неясный шум – его собственное частое и надсадное дыхание. И что он все еще стоит в неудобной позе, опершись руками о стол и наклонившись к списку. Он разогнул спину и опять отошел к окну. Темные, глубоко посаженные глаза Виллигута следили за рейхсфюрером. Если он, Карл Мария Виллигут, все рассчитал правильно, если звезды не обманули его, и он поставил на нужного человека, то именно этот немец приведет его к могуществу. И тогда он, Карл Виллигут, сможет творить историю, ту историю, которую сочтет нужным. Ему вдруг показалось, что Гиммлер колеблется. Желая преодолеть нерешительность рейхсфюрера, Виллигут спросил:

– Скажите, вы помните, как фюрер рассказывал о своем видении, том, где присутствовало Копье Судьбы?

– Да, конечно.

– Помните его слова про кровавый водоворот и маску смерти, которую он видел на дне? Кричащее лицо? – Виллигут заметил, как передернулся рейхсфюрер и, не дожидаясь ответа, продолжал:

– Я читал описания камня. Человек с сильной волей, заглянувший в камень, видит там именно это – маску смерти, вопящий лик. И если полководец впитает в себя ярость камня, его силу, ничто не сможет остановить такого человека. Само собой кольца недостаточно: нужны воля и разум. Нужен ум, точный и способный предвидеть многое.

И Вилллигут склонил голову в почтительном полупоклоне. Человек, стоявший у окна, невольно расправил плечи и твердо сказал:

– Хорошо, я вам верю. Добудьте мне этот камень [7].

В тот вечер Рустем никуда не спешил, воздал должное местной кухне, выпил кофе, а потом долго беседовал с Людочкой, сидя подле горящего камина. Рыжеволосая женщина смотрела на него влюбленными глазами. Рустему Людочка понравилась чрезвычайно, но он помнил о работе: сначала нужно выполнить задание. Поэтому он лишь смотрел на нее влажными темными глазами, расспрашивал о жизни и работе, говорил низким голосом, от которого у женщины сладко замирало сердце, но ничего лишнего себе не позволил и ушел спать один. На следующий день утром Рустем спал дольше обычного, потом немного размялся, поел и пошел помочь собачникам погрузить животных; им предстояло ехать на выставку в Реймс.

– Мне эта затея с боем не нравится, – говорила Людочка, передавая ему клетку с йоркширскими терьерами. – Ты так рискуешь… Неужели действительно нельзя как‑то иначе выкрутиться?

– Это избавит меня от необходимости просить денег в долг, – сухо ответил молодой человек. – Каждый зарабатывает как может.

– Да, но… а если ты проиграешь?

– Мири все равно получит определенную сумму: я договорился. И сможет добраться до… родственников.

– Ну, не знаю… странно все это, – Людочка покачала головой. – Но, в конце концов, вы взрослые люди и поступайте, как знаете.

– Спасибо, – Рустем взял ее за руку и поднес ладонь к губам. Он поцеловал не тыльную часть ладони, а внутреннюю, у основания кисти: там, где бьется пульс. Жест получился очень нежным и почти интимным. Людочка на какой‑то миг замерла, потом ее белая кожа вспыхнула огненным румянцем, она торопливо отдернула руку, пробормотала:

– Надо поговорить с Мустафой… он обещал заказать корм на обратную дорогу… – и пошла, почти побежала к гостинице.

Глядя вслед Людочке, Рустем хищно улыбнулся. Пухленькая и милая рыжеволосая женщина нравилась ему гораздо больше, чем тощая и язвительная Мириам. Он решил, что, когда это задание будет выполнено, он непременно отыщет Людочку. А пока… пока нужно сосредоточиться на более близкой и куда менее приятной цели. Он направился в лес, который начинался едва ли не за забором отеля. Надо размяться. Бой с тенью, пробежка – он в отличной форме, но разминка не повредит. Не прошло и получаса, как у него в кармане завибрировал телефон.

– Да?

– Рустем, Люда с тобой? – голос Мири звучал недовольно.

– Нет, я на пробежке. Что‑то случилось?

– Да нет. Просто пора ехать, а ее нигде нет. Виктор уже копытом бьет…

Рустем повернулся и, набирая скорость, побежал к гостинице. Впрочем, когда он оказался у ворот, автобус уже выруливал с территории, и он увидел в окне Виктора, который выговаривал что‑то Людочке. Но молодая женщина совсем, кажется, его не слушала, ее взгляд лихорадочно метался, отыскивая кого‑то.

– Она никак не хотела ехать, не поговорив с тобой, – услышал Рустем голос Мири, которая удивленно следила глазами за автобусом. – Виктор чуть не силой запихнул ее в машину.

И тут Людочка увидела Рустема. Оттолкнув Виктора так, что мужчина рухнул в ближайшее кресло, она бросилась к выходу. Автобус остановился, двери открылись, и Людочка буквально выпала на руки Рустему.

Мири стояла рядом, онемев от изумления, и таращилась на эту сцену в духе то ли драмы, то ли водевиля.

– Я не знала, можно ли кому‑нибудь сказать, – лихорадочно говорила Людочка, обвив руками шею молодого человека и плотно прижавшись к нему роскошной грудью. – Но меня это напугало. Я подумала, вдруг это важно…

– Что? О чем ты? – Рустем гладил ее по волосам, и видно было, что отпускать трепещущее в его объятиях тело ему не хочется.

– Я ходила к Мустафе, договариваться насчет корма, а потом Мики, Светкин йорк, сбежал. Я его искала, искала. Нашла, но он улизнул и забрался в кусты. Я полезла за ним. И прямо напротив оказались окна кабинета. Там был Мустафа и еще один парень, здоровый. Голый по пояс и с такими мышцами… я сразу подумала, что это твой противник. А Мустафа, он… он держал в руках жабу. Толстую такую… и этот парень… он ее поцеловал. Я не знала, что думать… вдруг это какая‑то восточная магия, и они хотели навести на тебя порчу или еще что… Я так испугалась! Я просто не переживу, если с тобой что‑нибудь случится!

– Люда! – Виктор свешивался с подножки автобуса и орал в полный голос. – Мы едем без тебя!

– Езжай, – Рустем с некоторым трудом оторвал от себя девушку, которая уже всхлипывала. – Спасибо тебе, ты… ты молодец. Может, ты даже спасла мне жизнь.

– Хочешь, я останусь? – спросила Людочка, подняв на него голубые глаза, опушенные темными от слез ресницами.

«Ни фига себе, – думала Мири, наблюдая за трогательной сценой. – Я что, невидимка? Подруга, называется! Не то чтобы мне так уж нужен этот цыган или турок, или кто он там… но по сюжету мы вроде как пара?»

– Я тебя найду, – ответил Рустем, твердой рукой увлекая девушку к автобусу. – Сейчас мне нужно закончить работу, а потом я обязательно найду тебя. – Он быстро прижался ртом к ее губам, и вот уже Людочка без сил обмякла в кресле, а весь автобус, затаив дыхание, наблюдает за тем, как, прихватив Виктора за грудки, Рустем коротко сказал:

– Присмотри за девушкой. И не обижай ее, слышишь?

Виктор, заглянув в темные глаза бойца, быстро кивнул и ответил:

– Хорошо‑хорошо, конечно, я все понимаю…

Автобус уехал, а Рустем все стоял во дворе, хмуро глядя ему вслед.

– Эй, – Мири нерешительно дернула его за рукав. – Что это с ней было? Крыша поехала? Жабы какие‑то…

– Твоя подруга молодец, – ответил мужчина, холодно взглянув на свою подопечную. – Думаю, она и правда спасла мне жизнь.

– Ты тоже веришь в магию?

– При чем тут магия? Все строго научно: есть экзотический вид жаб, железы в их коже вырабатывают некий токсин. Это яд, но на крупных животных, таких как люди, он в определенных дозах действует не как яд, а скорее как галлюциноген и анальгетик.

– То есть он вызывает глюки? Этот боец будет мультики смотреть, вместо того, чтобы кулаками махать? – насмешливо спросила Мири.

– Этот боец не будет чувствовать боли, что бы я с ним ни делал, – ровным голосом отозвался Рустем, и у Мири как‑то сразу свело желудок, а ладони стали мокрыми и холодными. Она незаметно вытерла их о джинсы и почти робко спросила:

– И как же… ты тогда с ним не сможешь справиться, да?

– Да, справиться с ним будет невозможно. И поэтому мне придется его убить.

«Может, я тоже под воздействием какого‑нибудь галлюциногена?» – Мири оглянулась и незаметно ущипнула себя за руку. Стало больно. «Детский сад, – одернула она себя. – Щипание серьезных видений не рассеет, но, к сожалению, действо, происходящее на моих глазах, реально. И именно поэтому оно так пугает».

Бог знает, чего она ждала от боя, но все оказалось, как в самом дурном кино. Этакий малобюджетный боевик. Лес, сумерки, круг вытоптанной прошлогодней травы на широкой поляне, подвешенные на безлистных ветках лампы. Провода, как змеи, тянутся в машине с работающим генератором. И возбужденные лица людей, стоящих под деревьями. Еще несколько минут назад они гомонили, крича на разные голоса, толкаясь подле переносных столиков, за которыми принимали ставки. Мири разобрала русскую, французскую, арабскую, польскую речь. Кажется, кто‑то говорил по‑английски и по‑немецки.

Женщин было мало – в основном зрительская аудитория состояла из мужчин, одетых в кожаные куртки и свитера, кое у кого на головах были мусульманские шапочки.

Они оставляли свои машины на дороге у въезда в лес или на парковке подле гостиницы Мустафы и шли через лес, стягиваясь к поляне. Здоровались, пожимали руки, похлопывали друг друга по плечам, переговариваясь, переходили от группы к группе. Ни дать ни взять светский раут.

Бойцов было всего четверо: Рустем; смуглый, невысокий, но очень плотно сложенный человек, которого выставил хозяин гостиницы; и еще двое. Сложно организовать настоящий турнир за такое короткое время, пояснил им Мустафа.

Мири пребывала в некоем подобии ступора. Ей все время хотелось подойти и пощупать окружающих людей и предметы, чтобы избавиться от впечатления нереальности происходящего. Вон ужасно колоритный дядька, обросший неопрятной бородой, в кожанке и каракулевой шапочке, с быстрыми черными глазами. За его спиной двое молодых мужчин повыше ростом, застывших в почтительном молчании. Мустафа подходит, они обнимаются и, похлопывая друг друга по плечам, что‑то говорят. Хозяин гостиницы идет дальше, здоровается с лощеным господином в дорогом костюме, по виду – не меньше, чем испанский гранд или французский барон. Тонкие усики, очки в золотой оправе, холеное лицо. Мири изо всех сил прислушивалась к разговору и наконец поняла, что господин – хозяин антикварной лавки в соседнем городке.

Неподалеку от антиквара стоит женщина – одна из немногих здесь. Крупная, крепко сбитая тетка в джинсах, резиновых сапогах и толстом свитере. Светлые волосы скручены в высокий узел и даже отсюда видно, какие они тяжелые и густые. Лицо у нее обветренное и немного одутловатое, но Мири уверена, что в молодости она была очень хороша собой.

Лица, лица, от них кружится голова. Мири закрыла глаза, чтобы не видеть их, и прислонилась к горячему плечу Рустема. Тот спокойно сидел на деревянной скамейке под деревом. Он одет в джинсы и майку, на плечи накинута куртка. Со стороны казалось, что он даже дремлет. Но Мири чувствовала, как от его тела волнами расходится тепло и что‑то еще, некое ощущение опасности. Рустем обнял ее, прижал к себе и с тревогой вгляделся в бледное личико девушки.

– Тебе нехорошо? Давай ты пойдешь в номер и подождешь меня там?

– Нет, я с тобой! – она цепляется за него, как за что‑то знакомое и реальное в этом призрачном лесу. Да что там в лесу! Где благополучный и устроенный мир, в котором она прожила всю свою жизнь? Дорогие гостиницы, хорошие машины, комфортабельные лайнеры. И вместо этого – подозрительные ночлежки, собачий автобус и вот теперь этот лес, где она на правах подружки бойца, но ведь и это ложь! Ложь! Мири вспомнила, как Рустем ласково и неохотно отрывал от себя Людочку. Надо же, кто бы мог подумать… Ей стало немного обидно, обычная женская ревность: «он решил, что она лучше». Инстинктивно она крепче прижалась к Рустему, но тут же устыдилась себя. «Ведь он мне совсем не нравится, и если у них с Людой что получиться, так и замечательно».

Чтобы подстегнуть народ и заставить людей делать ставки, Мустафа уже не первый раз представлял бойцов.

– Рустем! – голос его глуховато звучал среди деревьев, и туман в свете ламп поднимался дымными клочьями. – Наш гость и темная лошадка! – Рустем встал и, сбросив куртку с плеч, повернулся, приветствуя болельщиков. Послышались одобрительные возгласы. Некоторые подходили, чтобы взглянуть на бойца вблизи. Щупали мышцы, заглядывали в глаза, пытаясь оценить потенциал. Мири передергивало от нервного ужаса, но Рустем держался совершенно спокойно.

– Исмаил! Победитель последних трех боев!

Смуглый крепыш никак не отреагировал на приветственный гул толпы. К нему никто не подходил, видимо, все знали, чего можно ждать от этого человека.

– Бруно! Профессиональный боксер, черный пояс каратэ!

Высокий светловолосый парень вскинул вверх руки, приветствуя зрителей. Он сверкал улыбкой, как голливудская звезда, и то ли разминался, то ли демонстрировал зрителям удаль и мастерство, подпрыгивая в воздух, как Джеки Чан, проводя быструю серию ударов в никуда, как Кличко.

– Фредерик! Гроза портового Гавра! – Четвертым оказался здоровенный негр, его кожа лаково блестела в свете ламп. Он не улыбался и никто как‑то не рискнул пощупать его мускулы, встретившись взглядом с маленькими глазками, угрюмо глядевшими из‑под нависших век.

– Почему он такой потный? – испуганно спросила Мири, поглядывая на чернокожего гиганта.

– Это масло или жир, чтобы руки противника скользили, и труднее было провести захват. – объяснил Рустем.

– О! А почему ты ничем не натерся?

– Я так не работаю.

Одна из припаркованных на просеке машин издала вдруг резкий гудок, и гомонящие зрители примолкли. Мири думала, что проведут жеребьевку, но как оказалось, здесь были свои правила. Победитель прошлого боя выбирал себе противника. Потом сражались два других бойца и в финале встречались два победителя.

Исмаил выбрал Бруно. Кольцо зрителей уплотнилось, Мустафа крикнул что‑то гортанное, и бой начался.

На фоне подпрыгивающего Бруно Исмаил казался малоподвижным и неповоротливым. Он принял защитную стойку, подняв перед собой сжатые кулаки, и чуть поворачивался навстречу шустрому блондину. Осознав, что инициатива должна исходить от него, Бруно бросился в атаку. Удар ногой в корпус – Исмаил покачнулся, но остался стоять. Зрители свистели, кто‑то выкрикивал советы, кто‑то – насмешки. Бруно провел блестящую атаку: удар в корпус, от которого Исмаил закрылся, и подсечка, которую он не увидел, и потому рухнул на бок. Однако, оказавшись на земле, он успел извернуться и в свою очередь ударить соперника по ногам. Тот упал. Некоторое время они боролись. Зрители подступили ближе, теснее сжав кольцо. Рустем встал на скамью, чтобы видеть происходящее, и Мири неохотно, но сделала то же самое. Собственно, когда она опять увидела тела бойцов, все уже было ясно: Исмаил добрался до горла противника и, никак не реагируя на наносимые ему удары, сжимал руки.

– Он его убьет, – прошептала девушка, чувствуя, как к горлу поднимается дурнота.

Рустем даже не взглянул на нее: он внимательно наблюдал за происходящим. Не прошло и минуты, как Исмаил откатился в сторону и медленно, почти неуклюже встал. Толпа загомонила, Мири с ужасом видела перед собой лица зрителей: радостные, разочарованные, возбужденные, искаженные криком, притворно‑равнодушные, но ни одного сочувствующего. Двое парней выскочили в круг, за ноги потащили блондина – его тело – в сторону и тут же, под деревьями, деловито принялись паковать его в черный мешок.

– Слушай внимательно, – услышала Мири шепот Рустема: – Если я проиграю, иди к Мустафе. Он все равно должен заплатить. Причем прямо здесь, на месте, на глазах у людей. Но вначале вызови машину из города. Позвони, вот номер, я списал в справочнике. Отойди за деревья, сделай вид, что тебя тошнит, и потихоньку вызови такси. И, разговаривая с Мустафой, упомяни, что машина здесь, и шофер знает наши имена. Хоть какой‑то свидетель. Ты поняла?

– Меня сейчас вырвет, – пробормотала Мири, чувствуя, как все плывет перед глазами, и холодный пот струится по спине.

Рустем проследил, как она бредет к кустам, и шагнул на ринг. Один из парней, следовавших за Мустафой, сделал несколько шагов за девушкой, но услышав звуки, доносившиеся из кустов, презрительно фыркнул, встал так, чтобы видеть ее голубой свитер, и принялся следить за боем.

Рустем понимал, что против прямого удара Фредерика он не выстоит – слишком большая разница в весе. Наверняка этот парень на спор убил пару если и не быков, то баранов. Кулаки пудовые. Ну да посмотрим, кто кого. Рустем двигался быстро, позволив лишь пару раз задеть себя, и, ловя удар вскользкую, легко падал и так же легко поднимался. Его удары не причиняли негру серьезного вреда – тот был буквально покрыт панцирем из мышц, но зато бесили его изрядно. Фредерик оказался неожиданно эмоциональным. Когда Рустем в прыжке ударил его ногой в ухо, негр затряс головой, и толпа разразилась свистом и хохотом. Это взбесило гиганта: он заревел и пошел на противника, нагнув голову. Рустем отступал, и кольцо зрителей бегом расступалось перед ними. Вот и ствол дерева, рядом кусты, больше отступать нельзя. Молодой человек подпрыгнул, повис на ветке и, оттолкнувшись ногами от ствола, перелетел через голову Фредерика. Тот развернулся и на секунду оказался открыт и не готов к тому, что его ожидало. Подсечка, пинок – и негр упал на колени. Вложив всю силу в следующий удар, Рустем рубанул его по шее. Хруст был слышен не только ему, но и стоявшим вблизи зрителям.

Поклонившись людям, лиц которых он не различал – все плыло перед глазами от пота, Рустем вернулся к скамье, на которой жалкой дрожащей фигуркой скорчилась Мири.

– Ты его убил? – шепотом спросила она.

– Нет, но сломал ключицу и отбил яйца. И то, и другое, думаю, поправимо. Но сегодня он бороться уже не сможет.

– Спасибо, – прошептала она, и Рустем взглянул на нее удивленно. Выпил воды и умыл лицо. Сквозь зубы спросил:

– Позвонила?

Она лишь кивнула. Рустем снял майку, вытер ею мокрое от пота и воды лицо.

Внезапно их внимание привлекла повисшая над лесом тишина. То есть мотор генератора по‑прежнему бухтел за деревьями, но голоса людей смолкли. Мири и Рустем повернулись. Все зрители смотрели на них. А в круге стоял Исмаил.

Мири казалось, что шум и крики доносятся как сквозь вату. Она моргала, чтобы очистить зрение, хотя много бы отдала за то, чтобы не видеть происходящее на поляне. В страшном сне будут ей сниться обнаженные по пояс мужчины, кружащиеся по вытоптанной траве, кровоточащие ссадины, разбитые губы. Вот от удара в живот Рустем отлетел, рухнув на зрителей, которые не успели отступить. Но безжалостные руки вытолкнули его вперед – и, сплюнув кровь, он опять принялся кружить по поляне.

Лица и тела мужчин были покрыты кровью и синяками. У Исмаила заплыл один глаз, и он держался боком, стараясь не выпускать противника из поля зрения, но в остальном казался невредимым, в отличие от Рустема, который заметно прихрамывал на левую ногу.

Напряжение зрителей достигло апогея. Люди уже не сдерживались: они кричали, брызжа слюной, ругались, размахивали руками, толкали соседей, но бойцам все равно. Для них мир сосредоточился на поляне и на противнике, который смертельно опасен.

Чувствуя, что силы подходят к концу, Рустем бросился вперед. Захват, подсечка – он валит Исмаила и, чувствуя, как руки противника тянутся к горлу, изо всех сил пытался вырваться, не дать подмять себя. Исмаил не чувствовал боли, его практически бесполезно бить, и Рустем не стал тратить времени на напрасные удары. Его задача – поймать момент для захвата, двигаясь быстрее, чем противник.

Сейчас или никогда: руки Исмаила скользят по потному телу, да плюс масло, которым Рустем испачкался во время поединка с Фредериком. Рустем двигался быстрее и быстрее; анальгетик лишил Исмаила чувствительности, но и замедлил его реакции. Рустем заставлял себя забыть о боли в избитом теле, о раненой ноге, об ужасе перед тем, что нужно сделать. Он выворачивался из захвата, вскакивал на ноги первым, пока противник не успевал подняться с колен, и схватил его за шею. Сил осталось немного, но это последний шанс. Рывок – и звук ломающихся позвонков. Тело Исмаила обмякло, и он страшной безвольной куклой повалился на землю.

На секунду Рустем закрыл глаза, но лишь на секунду. Рано расслабляться – надо выбраться отсюда, пока вокруг люди, и вытащить девчонку. Мустафа вложил в Исмаила большие деньги, и не хотелось бы расплачиваться за свое разочарование.

Рустем открыл глаза, еще раз видит мертвого противника, но зрелище это не трогает его. Он нашел глазами Мустафу и пошел к нему, позволяя себе лишь немного щадить ногу.

Люди расступались перед ним, потому что от бойца пахло кровью и смертью и сейчас, не видя того и не понимая, Рустем был страшен. Он остановился перед хозяином гостиницы и сказал:

– Я хочу получить вознаграждение.

– Сейчас? – Мустафа поднимает брови. – К чему такая спешка? Победителя ждет пир…

– Меня ждет такси. Я уезжаю сейчас, – ответил боец, и губы Мустафы недовольно поджались. Краем глаза Рустем увидел молодых людей, стоявших за спиной хозяина гостиницы. Но за своей спиной он чувствует зрителей, которые сейчас еще поклоняются ему – человеку, воплотившему в себе бога войны, человеку, давшему им вспышку адреналина, бойцу, убившему противника. И он уверенно продолжал: – Скоро мне опять понадобятся деньги, и через пару месяцев я вернусь. Ты подготовишь другого бойца?

– Конечно!