Лекция № 1 13 страница

Мужчины в черных костюмах и белых рубашках, в ухе у каждого пуговичка наушника, провод уходит под пиджак. Внимательные взгляды, неулыбчивые лица.

«Вот интересно, – думала Мири, – это в кино так точно схвачен образ, или они начинают копировать охранников, которых видят на экране? Наверное, это такое взаимное влияние».

– Вы можете подняться в свой офис, господин Ларю, но вашей подруге придется отложить визит до другого раза.

– Что такое? – щеки Антуана вспыхнули.

– Французский буржуа в гневе страшен, месье, вы рискуете, – нахально произнесла Мири. – Вы разве не слышали о Французской революции? А потом они изобрели гильотину.

– Мадам? – охранник, никак не реагируя на насмешливые слова, ждал, когда она покинет лифт.

– Проверьте ваши списки, там должно быть мое имя, – Мири достала документы.

– Я иду на ту самую закрытую вечеринку, которую вы так тщательно охраняете.

Охранник некоторое время изучал поданный ему паспорт, потом смотрел на изображение в карманном компьютере; и там, и там на картинке имеет место быть особа с длинными темными волосами и хоть какими‑то щеками. Сотрудник службы безопасности оглядел стоявшую перед ним тощую коротко стриженную блондинистую девицу, что‑то коротко буркнул и, возвращая документы Мири, сказал:

– Вам придется пройти процедуру проверки отпечатков пальцев.

– Что?! – Антуан рванулся было вперед, но Мири поймала его за рукав. Обвила руками за шею и зашептала в ухо:

– Не сердись и не шуми. Ты ведь меня тоже не узнал. Я сейчас быстренько поработаю… Жди меня в машине через часок, ладно?

– Раз ты так хочешь…

Она добавила поцелуй в щечку, и Поросенок сдался. Охранники невозмутимо наблюдали за происходящим. Когда Мири вышла из лифта, один из «людей в черном» вошел в кабину и со словами «Я провожу вас», нажал кнопку пятого этажа. Антуан сердито сопел, но промолчал.

Мири прошла процедуру сверки отпечатков пальцев. Когда она пошла в туалет, за ней отправилась одна из женщин‑агентов. Девушка не обратила на это особого внимания. Нельзя сказать, что меры безопасности сильно ее раздражали. Хотя таких строгостей она прежде не видела. Даже на том аукционе, куда приезжал принц Чарльз с королевой‑матерью, охраны было меньше.

В лифте Мири поднималась с двумя охранниками. Когда двери раскрылись, она увидела Николая. Он не сразу узнал ее и неуверенно спросил светловолосую девушку в дорогом костюме от Шанель:

– Вы от Павла Генриховича?

Но тут же темные глаза глянули на него исподлобья, а рот сложился в презрительную гримаску, и секретарь с облегчением воскликнул:

– Мири! – он шагнул к ней, больно сжал руку. – Я думал… я уже не надеялся, что ты приедешь.

– Почему?

– Но как же… Ты буквально пропала, ни слуху, ни духу.

– Ты не забыл, как интересно началось наше путешествие? А уж как оно продолжалось, я и вспоминать не хочу.

– Да‑да, конечно, ты права, – они уже шли по коридору. – Кстати, могу тебя немного успокоить – Рустему лучше. Операция прошла хорошо, и он скоро поправится.

– Я рада… – Мири искоса взглянула на секретаря и, больше ради желания сказать гадость, чем из‑за каких‑то реальных подозрений, нахально поинтересовалась:

– А вот интересно, почему это нам так трудно было сюда добраться, а вы вдруг оказались в безопасности?

Лицо Николая как‑то дрогнуло, он сглотнул, и девушка с удивлением проследила глазами, как дернулся кадык на его шее. И заметила, что ворот рубашки чуть потемнел. Неужели он надел несвежую сорочку? Мельком удивилась она и тут же поняла, что это от пота – очередная капелька стекла из‑под аккуратно подстриженных волос на шее.

– Я… мне тоже пришлось нелегко, – сдавленным голосом отозвался Николай. – Я угодил в камеру и… мне пришлось ждать, пока шеф вызволит меня…

Мири не ответила: голова ее полнилась подозрениями и недобрым предчувствием. Но на расспросы времени не осталось: коридор кончился массивными резными дверями, перед которыми маячили двое из службы безопасности.

Охранник, получив подтверждение от начальства, открыл двери зала.

Само помещение было не особенно велико, зато обставлено со старомодной роскошью, как гостиная в дорогущем отеле: на обтянутых шелком стенах подлинники картин художников девятнадцатого века в барочных рамах, тяжелая мебель в стиле рококо (Антуан знает, что у него под боком такая роскошь?). Камин, отделанный малахитом и яшмой, на полке – часы. «Прекрасная вещь, – определила Мири, – бронза и фарфоровые фигурки; скорее всего Франция, восемнадцатый век. Эти каминные часы стоят больше, чем моя квартира в предместье Лондона».

На ковре ручной работы, краски которого затуманились от времени, но узор по‑прежнему поражал совершенством, расставлены были несколько столиков, окруженных креслами. За одним – двое мужчин в белоснежных арабских одеждах и платках пили кофе. От его крепкого аромата у Мири на секунду закружилась голова. «Должно быть, это арабские шейхи, – решила она. – А вот те типы за другим столиком кто?» Смуглые лица, как незаполненные бланки, хорошего качества костюмы и неброские галстуки, белые рубашки – с одинаковым успехом могут быть кем угодно. А скорее всего посредники. Третий столик занимали двое хмурых людей. Один смотрится в цивилизованном окружении более‑менее уместно, и костюм на нем сидит получше, но вот второй – бородатый тип со смуглым лицом – сверкает на всех глазами и явно страдает от отсутствия под рукой привычного оружия. Рубашка на нем без галстука, а выражение лица – смесь недоверия, жестокости и высокомерия – видимо, коррекции не поддается.

Два столика пустовали. Мири с Николаем сели на указанные распорядителем места.

Не успели они перевести дух, как двери вновь распахнулись и появились два последних участника: высокий господин средних лет вкатил в зал инвалидное кресло, в котором сидел старик. Его ноги были укрыты шотландским клетчатым пледом; усохшее, как у мумии, тело облачено в твидовый костюм с модной в этом сезоне лиловой сорочкой; шею скрывал шейной платок. Коротко стриженные седые волосы подчеркивали резкие черты лица. Старик походил на хищную птицу: острым носом, неулыбчивым ртом и пристальным взглядом светлых глаз. «Может, сам и не заклюет уже, но с удовольствием посмотрит, как это будут делать другие», – подумала Мири с неприязнью и, следуя за мыслью о птенцах старика, принялась разглядывать его спутника. Господина средних лет проще всего было описать словами «настоящий ариец». Роста он оказался высокого, сложения спортивного, с правильными чертами лица (их несколько портило надменное выражение) и осанкой, которую в кино демонстрируют офицеры вермахта.

Двери отворились еще раз, и в помещении появился невысокий полноватый человек, в котором Мири, к изумлению своему, узнала Антуана. За ним следовали четверо охранников. Аукционист занял место подле стола, на котором Мири углядела привычные орудия труда ювелира: мощную лампу, увеличительные стекла, весы….

Двое охранников встали за спиной Антуана, двое остались подле закрытых дверей.

– Господа, прошу внимания, – негромко произнес Антуан на вполне приличном английском. – Позвольте приветствовать вас и спросить: все ли понимают мое произношение?

Он по очереди взглянул на каждый столик; взгляд его не выражал ничего, кроме вежливого интереса, и Мири с трудом подобрала отвисшую челюсть. Ай да Поросенок! Она ему разливалась про аукцион, а он промолчал и ни полсловечка не проронил. Между тем Антуан собрал букет молчаливых кивков и продолжил:

– Мы все собрались здесь сегодня ради одной удивительной вещи. Это исторический артефакт, и один из вас станет его счастливым обладателем. Прошу вас взглянуть на систему торгов. – За спиной аукциониста одна из стенных панелей отошла в сторону, и появился экран.

– В столешницу каждого столика вделана клавиатура компьютера. Прошу вас нажать ту же цифру, что на табличке, стоящей на вашем столе.

Произошло быстрое движение и на табло загорелись пять панелек под цифрами от одной до пяти.

– Прекрасно, господа, благодарю вас! Это и есть система нашего голосования. После того как я назову стартовую цену, каждый желающий может набрать сумму, которая покажется ему разумной. И обновлять ее… по мере хода торгов. Участник, достигший предела своих средств и не желающий продолжать торг, должен будет покинуть зал, чтобы остальные смогли продолжить…

– Я хочу увидеть камень!

Мири вздрогнула. Старик зашевелился в кресле и повторил тем же каркающим голосом:

– Я хочу его увидеть и убедиться, что это тот самый камень!

– Непременно, – Антуан был так безмятежен, словно его и не прерывали на полуслове. – Но вначале будьте любезны, подтвердите, что вы согласны с оглашенными мною правилами.

На табло одно за другим загорались слова: Да, да, согласен, ок, принято.

– Благодарю вас. Теперь прошу: наш сегодняшний лот.

Антуан подошел к стене, взялся за раму одной из картин и открыл ее. Глазам присутствующих предстал сейф. Загородив собой дверцу, мужчина набрал код, затем достал мобильник и, набрав номер, сказал:

– Откройте, пожалуйста.

На электронной панели сейфа появились очертания руки и надпись: «Идентификация отпечатков пальцев».

Антуан приложил пухлую ладонь к планшету, и дверца, тихо щелкнув, открылась. Мири удивилась, что уловила щелчок, но, впрочем, в комнате стояла такая тишина, что и муху было бы слышно. Все присутствующие, кроме охраны, не отрывая глаз и затаив дыхание, следили за аукционистом. Антуан достал из сейфа ларчик и, крепко держа его в руках, повернулся к потенциальным покупателям.

– Я подойду к каждому из вас, – сказал он. – Вы сможете осмотреть камень. Если среди вас есть эксперты, то они могут воспользоваться инструментами.

Один из облаченных в черные костюмы мужчин поднял руку. Мири сделала то же самое.

– Я буду обходить столы в порядке нумерации. Номер первый.

Антуан остановился подле стола с соответствующей табличкой и открыл шкатулку. Все присутствующие непроизвольно вытянули шеи.

Мири увидела неправильной формы камень величиной с крупный грецкий орех. Внутренняя поверхность шкатулки была выстлана светлой замшей, и было видно, что камень насыщенного красного цвета.

Старик смотрел на камень, не отрываясь, долгие несколько минут, но никто не торопил его.

– Это он, – слова больше походили на предсмертный хрип, он откинулся в кресле и закрыл глаза. Его спутник извлек откуда‑то из недр кресла кислородную маску и флакон с лекарством. Брызнул старику в рот лекарство и приложил к лицу маску.

– Я могу продолжать демонстрацию? – невозмутимо спросил аукционист.

Старик что‑то неразборчиво хрипел под маской. Мири показалось, он требовал вернуть ему камень. Но его спутник кивнул и на безукоризненном английском произнес:

– Мы закончили осмотр.

Антуан перенес шкатулку к следующему столику. Охранник доставил инструменты. Один из мужчин с непроницаемыми лицами надел ободок с лупой, взял в руки камень и принялся внимательно его осматривать. Затем поместил его в специальный прибор.

Окружающие терпеливо ждали. Даже старик успокоился и затих. Но взгляды всех были прикованы к темно‑красному сгустку, который то вспыхивал огненным светом, то казался почти черным.

Эксперт закончил осмотр камня. Вернул его на замшевое ложе, кивнул Антуану и что‑то шепотом принялся говорить своему коллеге.

Аукционист остановился перед Мири и Николаем. Несколько секунд Мири смотрела Антуану в лицо, но тот не подал никакого знака, ничем не показал, что знает ее. Тогда она опустила взгляд и уставилась на камень. Девушка сразу поняла, что ей не хочется его осматривать, он неприятен ей. Это было странно, ибо сами камни всегда казались ей красивыми… другое дело, что люди порой умудрялись запачкать их следами жадности, предательства и даже убийства. Но она всегда твердо знала, что вины камней в том нет – все дело в природе человека. Однако здесь глаза ее видели нечто иное. Мири взяла камень и вздрогнула, словно прикоснулась к чему‑то обжигающе‑холодному.

Камень был всем, что могло пугать: ненавистью фанатика; тысячью бритв, которые грозили впиться в кожу; сгустком змеиного яда; от прикосновения к нему немели пальцы, дыхание становилось затрудненным. Преодолев себя, Мири взяла поданный ей обруч, надела его и поднесла камень к лампе. Теперь она не только осязала, но и видела ужас. Под неровной поверхностью жил темный сгусток. «Это называется вкрапление, – стараясь успокоиться, внушала она себе. – Какое вкрапление, слишком велика область. Затемнение…». Но мысли расползались, словно кто‑то капал на них кислотой. Мири смотрела внутрь камня, и ее не отпускало кошмарное впечатление, что она видит затылок или спину и не хочет, не хочет взглянуть в лицо. Но рука, повинуясь многолетней привычке, повернула камень, и девушка увидела лик. Странным образом он не имел черт, и потому нельзя было сказать, что он уродлив. Но игра света и тени, какие‑то древние силы сделали его переменчивым. Сутью его были ужас и боль. Мири отшатнулась: ей показалось, что изнутри камня на нее смотрит нечто. Торопливо стащила лупу и сказала дрожащим голосом:

– Благодарю вас, я закончила.

Она положила камень на подставленную подушечку, и в этот момент раздался грохот и мигнул свет. Комната погрузилась во мрак буквально на секунду, потом зажглось аварийное освещение: несколько ламп, расположенных на стенах.

Люди, словно вырванные из транса, растерянно озирались. Охранники уже были возле Антуана. Двое оттирали его к сейфу, двое, доставая на ходу оружие, бросились к окну. В комнате имелось два окна, завешанных тяжелыми бархатными портьерами на тон темнее, чем обивка стен. Портьеры расшиты были геральдическими лилиями и украшены кисточками и ламбрекенами. Сейчас одна из портьер вспучилась, и карниз висел, наполовину вырванный из стены. Охранник, с оружием наготове, дернул шторы, за которыми слышался глухой звук.

Стекла в здании были пуленепробиваемые, рамы металлические, хоть и выкрашены под дерево. Но мощный снаряд, пущенный с большого расстояния, сумел пробить оборону. Рама оказалась вывороченной вместе и осколками стекол, и теперь окно представляло собой зрелище, достойное кисти Дали – мешанина стекла и перекрученного металла.

За окном висели на веревках два человека. Один бился о раму, но движения его были беспорядочны и конвульсивны. На стекле от каждого прикосновения оставался мутно‑красный след. Еще пара толчков – и человек обвис тряпичной куклой. Стало видно, что голова, лицо, шея, – все залито кровью. Скорее всего он спрыгнул с крыши сразу после взрыва, надеясь проникнуть в комнату, но не рассчитал и напоролся на острый металлический край рамы, который разрезал ему плечо и шею – алая артериальная кровь широкой лаковой струей залила одежду и капала вниз, на улицу. Второй человек был жив, он что‑то кричал и раскачивался на веревке, стараясь приблизиться к окну. Сверху зазвучали выстрелы, и он тоже обмяк на веревках.

Мири не могла даже кричать. На нее снова, как тогда в лесу, напал ступор. Звуки отошли на второй план, и она в немом оцепенении смотрела, как тело опять дернулось и поползло наверх: там кто‑то выбирал веревку. Охранник начал задергивать шторы, но тут раздался новый звук, на этот раз внутри комнаты. Бородатый человек в плохо сидевшем костюме без галстука покинул свое место за столом. Должно быть, внимание охранников сосредоточилось на происходящем за окном, или бородач двигался слишком быстро. Так или иначе, Мири увидела, что он уже подле Антуана. Аукционист прижался спиной к стене, его прикрывали двое охранников, но одного нападавший отшвырнул к стене, а второй выстрелил в бородача, но тот, казалось, этого даже не заметил. Грохот выстрела показался оглушительным, он прорвал пелену ужаса, и на Мири в тот же миг лавиной обрушились звуки: она услышала крики охраны и хрип – Николай сидел рядом, закрыв лицо руками и тяжело, с хрипом дышал. Антуан, видимо, тоже был в шоке: он даже не закрыл ларец, только вжался спиной в стену, выставив перед собой шкатулку с камнем. Бородач схватил рубин, поднял его над головой – в тусклом свете аварийных ламп камень казался черным. Мири уставилась на него как завороженная. Мужчина крикнул что‑то на гортанном языке, Мири не разобрала ничего, кроме неизбежного имени Аллаха, и в тот же миг он сунул камень в рот и кинулся к окну.

Охрана рванула было следом, но высокий ариец успел раньше. На голову бородача опустился тяжелый деревянный стул, мужчина по инерции пролетел еще пару метров и рухнул на бесценный ахалтекинский ковер, заливая его кровью.

В комнате стало относительно тихо. Надсадно дышал Николай, который сидел на своем месте, и так и не отнял рук от лица. Озирались охранники, стараясь увидеть, есть ли еще угроза. Компаньон бородача неподвижно сидел за столом, положив руки на его поверхность, и внимательно смотрел на пистолет одного из охранников, который держал его на мушке.

Остальные тоже замерли на местах, как в известной гоголевской сцене. Мири сразу поняла, до чего это похоже на спектакль, который она ходила смотреть еще в школе. Кажется, учились они тогда классе в девятом… Режиссер решил освежить классику и поразить всех оригинальным решением, а потому действие гоголевской пьесы разворачивалось в интерьерах современных. Сам городничий обретался в шикарном особняке, напичканном дорогой техникой, Хлестаков остановился в каком‑то отстойном отеле типа гостиницы «Молодежной» – с проститутками и грязным баром. Немая сцена имела место быть в типичном директорском кабинете – с длинным столом и портретом президента.

Персонажи одеты были в костюмы, как и положено представителям городской администрации, по чину: кто‑то от Хьюго Босса, кто‑то – от универмага распродаж… Разумеется, шейхов в кипельно‑белых восточных одеяниях в том спектакле не было, просто потому что Гоголь о них не писал, а режиссер не додумался, но сходство происходящего на аукционе с тем давним спектаклем поразило Мири. Ей неудержимо захотелось смеяться. Смеяться, потому что сцена напоминала спектакль, на котором было ужасно весело, и Сережка целовался на галерке с Людой. А еще у Мири имелись все основания веселиться, потому что она кое‑что заметила. И не знала, говорить ли об этом. Этого не могло быть, не могло, не могло! Она затряслась от смеха и поймала на себе удивленный взгляд Антуана и внимательный – охранника. Нет‑нет, я им не скажу. Меньше знаешь, лучше спишь.

Мири прижала ладонь к дрожащим от смеха губам и впилась зубами в собственную кожу. От боли брызнули слезы, но желание смеяться, слава богу, пропало.

Окружающие понемногу приходили в себя. Один из охранников продолжал держать на мушке сидевшего за столом пособника экстремистов. Второй склонился над бородачом и сделал какой‑то знак коллеге, тот отошел к двери и забубнил в переговорник.

Антуан, аккуратно поставив ларчик на стол, вернулся на место аукциониста и тем же вежливым голосом произнес:

– Господа, по очевидным и независящим от нашего аукционного дома причинам нам придется перенести данное мероприятие на завтра. Мы будем ждать вас в то же время, что и сегодня.

Двери распахнулись и появились новые охранники. Гостей по двое препровождали к лифту. Остальные ждали. Антуан куда‑то ушел. Мири и Николай уходили последними. Девушка с трудом подняла секретаря на ноги. Его трясло, на бледном лице губы выделялись скорее за счет синего, чем красного оттенка.

Увидев его в таком состоянии, она заявила охраннику, что им нужен врач. Тот кивнул и Николая под руки провели в лифт. Спустились буквально на один этаж, несколько шагов по коридору, и они оказались в уютной комнате с кушеткой, на которую охранники уложили Николая. Секретарь словно очнулся, нашел глазами Мири.

– Где мы?

– Вам стало плохо, я попросила врача.

– Нет! – он попытался сесть. – Все нормально, надо связаться…

– Если у вас сердце не выдержит, Павел Генрихович не обрадуется, – строго заявила Мир. – Лежите, я буду с вами.

Солидный седовласый доктор, облаченный в пиджачную пару и шелковую сорочку с шейным платком от Гуччи, появился через полминуты. Пощупал пульс, поцокал языком:

– Нервы, нервы… Сердце до сего дня беспокоило?

– Нет, я здоров, – пробормотал Николай.

– Ну, я же и говорю – все от нервов.

Он достал ампулу и стал готовить шприц, но секретарь вдруг шарахнулся в сторону:

– Что это?

– Лекарство, которое не позволит вашей аритмии зайти слишком далеко.

Видя, что пациент по‑прежнему не склонен к лечению, врач протянул ему коробку.

– Я не вижу, буквы прыгают, – протянул Николай жалобно.

Мири взяла коробку с ампулами, вытащила листок и принялась читать:

«Показания:

Острые и хронические нарушения мозгового кровообращения, в т. ч. ишемический инсульт и его последствия;

дисциркуляторная энцефалопатия, вегетососудистая дистония;

психосоматические заболевания;

невротические и неврозоподобные расстройства с проявлением тревоги, страха, эмоционального напряжения;

расстройства памяти и внимания, нарушение умственной работоспособности;

психические и неврологические заболевания в пожилом возрасте, атеросклероз сосудов головного мозга…»

Она сделала паузу и подняла взгляд на секретаря. Тот скривился:

– Ладно, колите.

Врач ловко закатал рукав и ввел лекарство.

– Теперь надо полчасика обязательно полежать. А вы, мадмуазель? – он повернулся к Мири, и она вдруг поежилась под пристальным взглядом. – Могу предложить успокоительное и, если боитесь уколов, есть прекрасный препарат: растительные компоненты, принимается преорально…

Мири прислушалась к себе и решила, что не станет пить лекарство. В голове царил сумбур, но в целом организм, видимо, уже привык к постоянным стрессам и реагировал вяло.

– Спасибо, но я в норме… А можно нам чаю? Горячего… – пробормотала она.

– Конечно, мадмуазель. Вы правы: лекарства лекарствами, а горячий чай – это панацея. Сейчас распоряжусь. Если понадоблюсь – вот звонок, я в соседней комнате.

С этими словами доктор еще раз послушал у Николая пульс, одобрительно кивнул и вышел.

Они молчали, пока не принесли чай. Мири тут же налила себе чашку, пожалев, что это тонкий фарфор, а не толстостенная керамическая кружка, о которую можно было бы согреть ладони.

– Николай, выпейте горячего. И еще я вам сахар положила. Вот увидите, это поможет.

Секретарь кивнул, но руки у него дрожали, и Мири пришлось поить его самой. Он осилил полчашки и откинулся на кушетке.

– Позвать врача? – встревожилась девушка.

– Нет. Мне лучше. Сердце почти успокоилось. Просто нужно еще немного полежать.

– Вот и хорошо. Вы лежите, а я буду пить чай.

Она быстро одолела первую чашку, налила еще и задумчиво уставилась на бисквит, поданный к чаю. Видно, что он свежий. И пахнет просто замечательно, как у бабушки… И он полит… Девушка наклонилась и потянула носом – настоящим клубничным вареньем. Вон и ягодка мятая такая, как положено в варенье. Мири уже облизнулась, но тут красный цвет варенья напомнил ей ту лаково‑блестевшую кровь, которая толчками выливалась из раны висевшего за окном человека.

Есть сразу расхотелось, и Мири принялась за вторую чашку чая, раздумывая: как могло оказаться, что камень, который проглотил бородач, был не тем, который она осматривала до этого.

Да, само предположение абсурдно. Но Мири уверена была – то, что она держала в руках, не имело никакого отношения к тому, что поднял над головой обезумевший экстремист.

Ее дар, ее чутье не могло ошибиться: даже не прикасаясь к камню, она видела, что он мертвый. Искусно сделанная подделка, внутри затемнение, цвет густой крови, неправильная форма – все похоже. Но в камне не было ярости богов.

– Думаю, мне пора идти, – сказал Николай, и Мири подскочила от испуга. Она так ушла в свои мысли, что не заметила, как секретарь пришел в себя.

Николай встал, и Мири, придирчиво оглядев его, решила, что секретарь вполне способен передвигаться самостоятельно. Он твердо держался на ногах и цвет лица выглядел вполне нормальным. Улучшение подтвердил и врач, который явился, услышав их голоса, и настоял на том, чтобы пощупать пульс у месье. Мири показалось, что эскулап был несколько озадачен столь быстрым вхождением своего подопечного в норму, но настаивать на дальнейшем пребывании в здании не стал.

– Ты пойдешь звонить Павлу Генриховичу? – спросила Мири, пока они спускались в лифте.

– Я не помню, чтобы мы перешли на дружеский тон и фамильярное обращение, – резко сказал Николай.

Мири удивленно вытаращила глаза. Впрочем, они ведь пережили вместе гораздо меньше, чем с Рустемом, и утром действительно, кажется, общались на «вы».

– Извините, – сказала она, натянуто улыбнувшись. – Это последствия шока.

А про себя подумала: «вот козел, небось у шефа своего набрался снобизма».

– И вы меня извините, – сказал Николай, тряхнув головой. – Я, кажется, тоже еще не вполне адекватен. И думаю, вы правы, нам нужно доложить начальству о происшествии. Лучше, если мы сделаем это вместе. Мой ноутбук в машине.

Охранники спустились вместе с ними в подземный паркинг и вежливо, но твердо попросили покинуть здание и вообще квартал. Территория оцеплена, проводятся следственные и прочие мероприятия. Ремонт, опять же.

– Может, в отель? – робко спросила Мири.

Николай заколебался, и она уже совсем неуверенно закончила:

– Я остановилась в «Ле Флер». Это буквально на соседней улице.

– Что ж, может, это и неплохая мысль.

Таким образом они потратили на дорогу совсем немного времени, но в Женеве не так просто припарковать машину на улице, и потому им опять пришлось спускаться в подземный паркинг, а затем на лифте подниматься в отель.

Оказавшись в номере, Николай огляделся, одобрительно кивнул и сел в кресло у окна.

– Подвинь мне столик, – велел он.

Мири открыла было рот, чтобы послать наглеца, но что‑то удержало ее, и она послушно подтянула к креслу тяжелый стеклянный, на металлической раме, стол. Николай водрузил на него ноутбук, открыл и принялся стучать по клавишам.

– Принеси мне воды, просто умираю от жажды, – сказал он.

Девушка отошла к бару и налила в высокий стакан воды со льдом. Вернувшись, подала его мужчине. Тот одним глотком осушил полстакана, не глядя, сунул его на столик и продолжал заниматься компьютером.

«Вот так, – медленно закипая, думала Мири. – Ни тебе спасибо, ни мне здрасти. И кто тут теперь хам?» Она исподтишка поглядывала на секретаря и чувствовала, что этот человек начинает ее пугать. Может, у него крыша поехала от шока? После всего пережитого на аукционе немудрено, но в какую‑то странную сторону она поехала. То он желает соблюдать политес, то хамит откровенно и незатейливо.

– Иди сюда, – велел ей Николай. – Сядь рядом, я подключаюсь.

Мири села на ручку его кресла. На экране ноутбука появился Павел Генрихович. Картинка немного искажала пропорции, и борода делала ювелира похожим на пирата, но в целом связь была прекрасная.

Первым делом ювелир вытаращил глаза при виде незнакомой блондинки, и Мири, улыбнувшись, быстро сказала:

– Здравствуйте, Павел Генрихович. Это я, Мириам. Немного сменила имидж. У нас, девушек, это бывает.

– Ага, – Павел Генрихович откашлялся и тут же сурово произнес: – Я вас слушаю.

– Аукцион отложен до завтра из‑за непредвиденных обстоятельств, – начал Николай.

– Что?! Каких таких обстоятельств? Ты что несешь? – Павел Генрихович подался вперед, Мири успела только заметить, что за ним мелькнул Семен Исаевич и еще один мужчина, кажется, начальник службы безопасности. Однако это длилось буквально секунду, и вот уже весь экран занимал крупный нос, выпученные глаза и сердитый рот ювелира. Девушка почувствовала, как Николай окаменел, и решила, что надо как можно скорее разрядить обстановку.

– Ой, Павел Генрихович, представляете, там один тип попытался украсть камень, – затараторила она, – а его сообщники чуть было не проникли в здание, они стреляли, наверное, ракетой, а может, это бомба была, они пробили стену, но их всех убили и… – Мири сделала паузу, переводя дыхание.

Павел Генрихович перевел ошарашенный взгляд с девушки на секретаря.

– Что она болтает?

– Несколько сумбурно, но Мириам излагает факты, – сухо заметил тот. – Произошла неудачная попытка ограбления, и устроители перенесли аукцион на завтра.

– О каких суммах сегодня шла речь?

– К торгам приступить не успели.

– Черт… – ювелир некоторое время молчал, потом сказал:

– Завтра отправляйтесь туда снова. Еще раз осмотрите камень… Сегодня успели провести экспертизу?

– Нет, – сказал Николай прежде, чем Мири успела открыть рот. – Но завтра, я надеюсь, все пройдет нормально. Не могут такие солидные люди два раза подряд так пренебречь безопасностью.

Павел молчал, и Мири видела, что он переводит внимательный взгляд с нее на секретаря и обратно.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Тогда завтра я жду вашего доклада. Надеюсь, все пройдет удачно.

Николай дождался, пока шеф выключит связь, и закрыл ноутбук.

– Почему вы сказали, что я не успела провести экспертизу? – спросила девушка.

– Так надо. И не открывай рот, пока тебя не попросят, поняла? – секретарь вдруг стукнул по крышке ноутбука кулаком. – Мне не нравится, когда со мной так разговаривают… Чертов выскочка, что он себе позволяет! Ну да это ненадолго.