Первая война

Началась война волков с неандертальцами. Волки изменяли поведение, создавая формы активного сопротивления доминированию неандертальцев. Надо сказать, что неандертальцы к этому времени разбаловались, убедившись в том, что противостоять их доминированию никто не может. Вместе с тем, защищать они себя не привыкли, а в сытом состоянии доминировать у них не получалось. Поэтому сытого неандертальца волки легко могли гонять. Более того, на него можно было пытаться охотиться. Если попытка вдруг оказывалась удачной, результат оправдывал усилия.

Сапиенсы активно участвовали в боевых действиях, так как наградой за труды были не только останки туши, но и черепа неандертальцев. Каждый череп содержал бесценный клад: мозг весом 2,5 килограмма. Конечно, a la guerre com a la guerre («на войне как на войне» – фр.) и в пылу битвы гибли и сапиенсы. Их тела тоже доставались волкам на обед, а остатки и черепа – соплеменникам в качестве сюрприза[97].

Эхо той войны давно стихло, и лишь редкие находки палеоантропологов напоминают о славных днях битв. В пещере Кафзех (близ Иерусалима), где всегда было очень сухо, и сухо до сих пор, лежат тысячи пробитых черепов неандертальцев и сапиенсов. Нам сегодняшним легче вообразить картину настоящей войны, с метанием каменьев, героями и смертью за идею. По-видимому, всё было гораздо прозаичнее: одни животные едят других животных[98], используя камни для разбивания черепов.

Однако с течением времени популяционные модели поведения, как волков, так и неандертальцев изменились, они «привыкли» друг к другу и научились разделять свои владения.

Но, как всегда: «Паны дерутся, у холопов чубы трещат». От замирения двух царствующих домов в накладе остались подданные. Волки, эволюционируя, встроились в свои экониши и сформировали эффективную модель поведения. И в этой модели уже не было места для сапиенсов. Волки стали более эффективными загонщиками и не нуждались больше в сторонних услугах. Попытки сапиенсов поучаствовать в волчьей охоте всё чаще приводили к тому, что жертвой становился они сами. Счастливые времена первой дружбы с волками для сапиенсов закончились.

Неандертальцы теплых чувств к сапиенсам никогда и не испытывали. А в собственно гоминидной эконише неандерталец был существенно эффективнее сапиенса. Попытки сапиенсов конкурировать с неандертальцами были заведомо обречены.

Ситуация знакомая: эффективность одного вида существенно ниже эффективности другого, что ставит первый перед выбором «усложняться или вымирать». Особенно печально для сапиенсов было то, что никакой подходящей возможности усложнения биосфера им предложить не могла. В их популяционной модели поведения смешались обломки былых побед, полностью потерявших актуальность перед лицом новых героев.

Как всегда, началось быстрое вымирание – на этот раз, сапиенсов. И вот в самый критический момент, когда, казалось бы, уже всё бесполезно, когда сапиенсы почти разделили участь всех предков, а неандертальцы окончательно воцарились на Земле, случилось…