Эпитеты

При строгом осмыслении слова в его каком-нибудь одном ос­новном значении мы видим, что оно обозначает какое-нибудь яв­ление из целой группы ему однородных. Освобождая слово от всех ассоциаций, связанных с его лексической, языковой природой, т.е. от лексической и эмоциональной окраски, от случайных при­знаков, мы можем пользоваться им как строгим условным обозна­чением объективного, определенного явления, и наше отношение к слову будет определяться нашим отношением к обозначаемому им объективному явлению. При таком осмыслении слова оно ста­новится термином. Так, слово «треугольник» в своем математичес­ком значении обозначает известную математическую фигуру, со­ставленную из пересечения трех прямых линий (то же слово в другом своем осмыслении — уже как музыкальный термин — обо­значает инструмент из группы ударных). Совокупность всех явле­ний, обозначаемых термином в одном определенном его значе­нии, называется объемом термина; совокупность признаков, общих всем явлениям, входящим в состав объема, называется содержанием термина (или соответственного понятия, выражаемого термином). Так, объем термина (или понятия) «дом» представляет совокуп­ность всех зданий, к которым применимо слово «дом». Содержа­нием понятия будут признаки, отличающие эти здания от других предметов (в эти признаки входит и признак происхождения: дом построен, пещера не есть дом; и признак назначения: дом служит для вмещения людей и т.п.). Но если мы сосредоточим внимание не на всех домах, а на какой-нибудь особой группе домов, выделяющихся из числа прочих особым признаком или рядом при­знаков, отсутствующих у других домов, то мы составим новое по­нятие «меньшего объема» (не все дома, а только некоторые) и боль­шего содержания (все признаки «дома» и еще признак, свойствен­ный только выделяемой группе). Иногда это новое понятие может быть выражено одним словом-термином, например: вилла, изба,

дача, дворец, особняк, вокзал и проч. Но может случиться, что новому понятию не будет соответствовать единый термин. В та­ком случае мы прибегаем к составным терминам, присоединяя к общему термину грамматическое определение, заключающее в себе признак, выделяющий данную группу явлений из общего объема явлений, обозначаемых термином. Так, создаем термины «дере­вянный дом», «трехэтажный дом», «казенный дом» и т.п. Грамма­тическое определение, сужающее объем термина и заключающее в себе новый признак, присоединяемый к содержанию термина, называется логическим определением. Функции логического опре­деления состоят в том, чтобы выделить обозначаемое явление из группы ему подобных, чтобы указать на признаки, которыми оно отличается.

От логического определения существенно отличается поэти­ческое, которое не имеет функции выделения явления из группы ему подобных и не вводит нового признака, не заключающегося в слове определяемом. Поэтическое определение повторяет признак, заключающийся в самом определяемом слове, и имеет целью обращение внимания на данный признак или выражает эмоцио­нальное отношение говорящего к предмету. Так, когда мы гово­рим «широкая степь», «синее море», то этим самым не отделяем «широкой степи» от какой-нибудь другой (т.е. не мыслим узкой степи) и не противопоставляем «синего моря» — морю другого цвета, а лишь выделяем эти признаки ввиду их важности для дан­ного словосочетания. В большинстве случаев, когда мы говорим об индивидуальных явлениях, определения даются не в логичес­ком, а в поэтическом порядке. Поэтическое определение называ­ется эпитетом.

Подобно грамматическому определению эпитет при существи­тельном выражается преимущественно прилагательным (пустын­ные леса, прохладный мрак), при глаголе и прилагательном — на­речием (горячо любить — горячая любовь), но может быть выра­жен и иначе, например: «звуки рая», «дышать прохладой». В узком смысле под эпитетом понимают только определение при сущест­вительном.

Следует отметить, что одно и то же грамматическое определе­ние может быть эпитетом, но может им и не быть. Например, в сочетании «красная роза», если мы словом «красная» определяем особый сорт роз, отделяя ее от чайной розы, белой розы и т.д., то определение является логическим. Но если мы имеем в виду толь­ко красные розы, наиболее обычные, то в сочетании «красная роза» определение их обращает внимание на свойство, указанное сло­вом «роза», и определение явится эпитетом.

Логическое определение вместе с определяемым составляет один сложный термин, и потому оно гораздо сильнее примыкает к оп­ределяемому, чем эпитет, который имеет самостоятельное значе­ние и произносится с большей самостоятельностью, принимая на себя хотя бы ослабленное логическое ударение. Выделение эпите­та в произношении тем сильнее, чем неожиданнее самый эпитет. Эпитеты постоянные, т.е. привычные и традиционные (синее небо, дальняя дорога, широкое поле, красное солнце), вьщеляются весь­ма слабо.

В некоторых поэтических стилях эпитет усиленно культивиро­вался, и каждое почти существительное сопровождалось эпите­том. Например:

Уж утра свежее дыханье В окно прохладой веет мне. На озаренное созданье Смотрю в волшебной тишине; На главах смоляного бора, Вдали лежащего венцом, Восток пурпуровым ковром Зажгла стыдливая Аврора, И с блеском алым на водах, Между рядами черных елей Залив почиет в берегах.

(A. M a й к о в, 1838 г.)

Такие обязательные эпитеты именуются «украшающими». В сти­ле, культивирующем украшающий эпитет, обычно эти определе­ния традиционны и не действенны в своем значении. Поэтому часто украшающие эпитеты образуются из безразличных, ко все­му прилагаемых слов. Так, в поэзии 20-х годов XIX в. всякая «дева» бывала непременно «юная», «нежная» или «милая», всякий «сум­рак» — «таинственный». В описательной поэзии XVIII в. во Фран­ции всякая деталь пейзажа была «смеющейся» (в русских перево­дах «веселой»): «riant bocage» («веселая рощица») и т.п. Потреб­ность в безразличном эпитете для придания фразе полноты и ок­ругленности, для выделения определяемого, мы часто испытыва­ем и в разговорной речи, пользуясь в качестве эпитета словами «такой», «какой-то» и т.п. Ср.: «В этот раз я была в каком-то смущении» (Достоевский. «Неточка Незванова», первая редакция 1849 г. Во второй редакции данное место читается «я была в страш­ном смущении». Из этой поправки видно, что слово «какой-то» вовсе не значило «неопределенный», «неясный», как можно было бы предполагать, а замещало собой неподысканный эпитет, не-

обходимый для полноты фразы. Это ясно, если оставить фразу без эпитета).

В античной поэзии (например, в Гомеровском эпосе) часто наблюдаются «постоянные» эпитеты, т.е. эпитеты, раз навсегда закрепленные за некоторыми словами или именами, например: «Аполлон сребролукий», «быстроногий Ахиллес», «светлоокая бо­гиня», «златотронная Гера» и т.п.

В поэтическом словоупотреблении эпитет бывает весьма часто метафорическим. Таково словосочетание «свинцовые мысли».

Метафорический эпитет отличается от обыкновенной метафо­ры тем, что в нем есть элемент сопоставления. Можно, например, в контексте заменить слово «зубы» словом «жемчужины». Мы по­лучим чистую метафору, весь эффект которой заключается в том, что слово «зубы» не употреблено. Но можно сказать «жемчужные зубы». Здесь эпитет «жемчужные» играет ту же роль, что и слово «жемчужины» в первом случае, но отличие то, что слово «зубы» все же сказано, и поэтому облегчено понимание предложения. «Жемчужные зубы» или «зубы-жемчужины» дает сопоставление слова, называющего предмет в прямом значении, со словом, назы­вающим его метафорически.

В этом отношении сила метафоры, с одной стороны, ослабле­на, а с другой стороны, получается особый эффект в сопоставле­нии двух слов в различном смысловом применении (одно в пря­мом, другое в переносном значении). Чтобы усилить этот эффект сопоставления, подбирают иногда эпитет противоположный или противоречащий определяемому, таковы — «сладкая горечь», «звуч­ная тишина», «мрачный свет» и т. п. Подобные противоречивые (в прямом значении) эпитеты носят название оксюморон.

Метафорический эпитет есть первый шаг к метафорическому сравнению. Вместо «жемчужные зубы» можно сказать «зубы, как жемчуг». Здесь еще нет момента психологического сравнения, но словесная форма уже подходит к нему. Если же мы скажем, что «зубы своим цветом и блеском похожи на жемчуг», то мы имеем уже законченное сравнение.

Метафора существенно отличается от сравнения тем, что в ней слово фигурирует только в своем переносном значении, — и пото­му его прямое значение осознается весьма неотчетливо. В сравне­нии слова употребляются в их прямом значении, и внимание об­ращается на сопоставление двух совершенно отчетливых понятий. Сравнение может быть осмыслено до конца и поэтому выражается законченным предложением, отмечающим отдельный этап мыс­ли, — метафора же есть элемент выражения и в самостоятельную мысль не развивается.

Несмотря на это различие метафоры и сравнения, возможны промежуточные формы выражений, где присутствуют и элементы сравнения, и элементы метафоры, возможна градация выражений от метафоры к сравнению, и поэтому в каждом отдельном случае следует анализировать — присутствует ли в данном выражении преимущественно метафора или сравнение¹⁴. Вопрос этот возни­кает всегда, когда мы имеем словесное сопоставление метафори­ческого и прямого слова*.