Глава 22. На следующий день после того, как Куп поужинал с Валери и Джимми, ему позвонил Эйб

На следующий день после того, как Куп поужинал с Валери и Джимми, ему позвонил Эйб. Они встретились, и бухгалтер сказал – если в ближайшие три месяца Куп не переломит ситуацию в свою пользу, с «Версалем» придется распрощаться. И, судя по выражению его лица, Эйб был серьезен как никогда.

– Ты должен крупную сумму департаменту налогов, должен нескольким магазинам, должен отелям и даже своему лондонскому портному, – сказал Эйб. – Всего – чуть больше ста восьмидесяти тысяч долларов, и это только самые неотложные платежи. Кроме этого, ты должен ювелирным фирмам и… словом, кому ты только не должен! Наверное, на всей земле не найдется человека, которому бы ты не задолжал хотя бы полсотни долларов. Но тебя, как видно, это мало волнует, поэтому я скажу тебе вот что: если до конца года ты не заплатишь налоги и не покроешь перерасход на кредитных карточках, тебе даже не позволят продать «Версаль» самому. Его у тебя просто конфискуют и выставят на аукционные торги. Ты этого добиваешься? Если да, в таком случае я умываю руки…

– Конечно, нет, Эйб, я… – Ничего подобного Куп не ожидал. Положение оказалось поистине катастрофическим, и впервые за много лет он наконец осознал всю катастрофичность ситуации. Кроме того, за полгода общения с Алекс Куп стал другим и впервые набрался мужества посмотреть в лицо фактам.

– Думаю, выбор у тебя невелик: тебе придется либо продать «Версаль», либо жениться на Алекс, – подвел итог Эйб, но Купа эти слова покоробили.

– Мои отношения с этой женщиной не имеют никакого отношения к моим финансовым проблемам, – с достоинством ответил он, но Эйб только головой покачал. Внезапная щепетильность Купа показалась ему глупой. В кои‑то веки у него появилась великолепная возможность без особых усилий поправить свои финансовые дела, и Эйб не понимал, почему Куп упорно не хочет воспользоваться случаем. Женившись на Алекс, Куп стал бы богаче, чем был за всю свою карьеру в кино.

На следующий вечер в «Версаль» вернулась Алекс. Она подменяла двух заболевших коллег и проработала подряд почти трое суток. И, как назло, эти семьдесят часов выдались очень беспокойными. Семь срочных случаев, бьющиеся в истерике матери, один погибший малыш и его отец, который угрожал перестрелять врачей из охотничьего ружья и которого пришлось выдворять из отделения с помощью наряда полиции… Алекс и сама не понимала, как она все это выдержала. К тому моменту, когда она подъехала к «Версалю», она мечтала только об одном – о горячей ванне и десяти часах сна. У нее даже не было сил рассказать Купу обо ноем, через что ей пришлось пройти.

Куп встретил ее в прихожей. Он был в «Версале» один.

Джейсон и Джессика должны были вернуться еще не скоро, и Тайрии уехала с Марком в Акапулько.

– У тебя был тяжелый день? – спросил Куп, и Алекс покачал головой. От усталости она готова была разреветься, как самая заурядная истеричка. Ей хотелось навестить Джимми, у которого от долгого лежания в помещении появились синдромы «кабинной лихорадки»[10], но это было выше ее сил, и она решила, что заглянет к нему утром. Она позвонила ему из больницы, но разговор был коротким – Алекс была нужна каждую минуту.

– Три тяжелых дня, – ответила она, и Куп предложил ей приготовить бутерброды и чай.

– Я, наверное, не смогу проглотить ни кусочка, настолько я устала, – объяснила Алекс. – Сейчас приму ванну и завалюсь спать. Прости меня, ладно? Завтра я буду в порядке.

Но на следующее утро сам Куп был не в настроении.

Когда они сели завтракать, он смотрел прямо перед собой, отвечал невпопад и был погружен в свои мысли. На завтрак Алекс приготовила яичницу с беконом, но он к ней даже не притронулся – только выпил два стакана апельсинового сока и съел два тоста.

– Что с тобой? – спросила Алекс. У Купа было такое лицо, словно это он был вымотан до предела. Алекс же после крепкого сна и плотного завтрака чувствовала себя бодро, но, наверное, дело было в том, что она моложе и быстрее восстанавливала силы. Не могла она понять только Одного – от чего Куп мог так устать.

– Я должен сказать тебе одну вещь, – ответил Куп, и его лицо помрачнело.

– Что случилось?! – испугалась Алекс. Куп не ответил, но ей показалось – она знает, что он собирается ей сказать.

– Я давно хотел тебе сказать, но… Я и так преподнес тебе неприятные сюрпризы, а ты молодец, все вытерпела. Но есть нечто, чего ты не знаешь. Обо мне. Я не хотел тебе говорить, потому что это тоже не очень приятные вещи… Да что там – ведь я и себе боялся в этом признаться!.. – Куп печально улыбнулся. – Я кругом в долгах. Когда‑то у меня были большие деньги, но, подобно блудному сыну, я расточил имение мое с блудницами. К сожалению, у меня нет отца, к которому я мог бы вернуться и покаяться в грехах.

Мой отец давно умер, да у него и не было денег – все, чем он когда‑то владел, он потерял во время Великой депрессии. В настоящее время мои дела из рук вон плохи. Долги, налоги, текущие расходы… В ближайшие три месяца мне необходимо заплатить по крайней мере двести тысяч. В противном случае мне придется продать «Версаль».

Он ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, а Алекс показалось, что Куп собирается попросить у нее денег. То, что он только что ей сказал, не смутило и не расстроило ее. Они были достаточно близки, чтобы не иметь друг от друга никаких тайн. Алекс всегда считала, что любая правда, даже самая неприятная, лучше недомолвок и умалчивания.

Кроме того, о финансовом положении Купа она знала от отца.

– Это, конечно, неприятно, но это не конец света, – улыбнулась она. – Бывают вещи и похуже.

Болезнь, смерть, врожденное уродство, потеря любимого человека – вот что имела в виду Алекс. По ее глубокому убеждению, все остальное не имело существенного значения.

Куп покачал головой.

– Для меня все это очень серьезно, Алекс, – сказал он. – Всю жизнь я создавал определенный образ, и он для меня важен – важен настолько, что ради него я частенько поступался принципами: снимался в плохих фильмах, тратил деньги, которых у меня не было, и все ради того, чтобы и дальше оставаться тем самым Купером Уинслоу, которого все знали… или думали, что знают. Разумеется, я не горжусь этим, но факт остается фактом: я совершил много ошибок, а теперь пришла пора расплачиваться… – Это была почти исповедь, и иначе Куп не мог. Сейчас в нем говорила долго молчавшая совесть, а вовсе не желание вызвать в Алекс сочувствие. Самое странное, что Куп почти готов был смириться с потерей «Версаля», но он не хотел, чтобы между ними что‑то оставалось недосказанным.

Но она поняла его по‑своему.

– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе? – спросила Алекс. – Я правильно тебя поняла? – Она любила Купа, и ее не останавливало даже то, что Куп не хотел иметь детей. Но даже эту жертву Алекс готова была принести ради него – она была убеждена, что Куп стоит и большего.

Но его ответ удивил ее.

– Нет, не хочу. И именно поэтому я заговорил об этом.

Брак с тобой был бы для меня самым простым выходом из положения, но… это только кажущаяся простота. Если бы я сейчас женился на тебе, я бы до конца дней своих гадал, ради чего я это сделал – ради тебя самой или ради денег…

– А может быть, об этом не надо думать? Ведь я же не виновата, что родилась в богатой семье и что у меня есть деньги. Мой характер, мои деньги, моя работа – все это не может существовать одно без другого. И ты либо принимаешь меня такой, какая я есть, либо… не принимаешь.

– Я все понимаю, но… Честно говоря, я даже не уверен, что люблю тебя – люблю настолько, чтобы на тебе жениться. Мне нравится быть с тобой, нравится заниматься с тобой сексом… Таких, как ты, я еще никогда не встречал. И вместе с тем ты – решение всех моих проблем, идеальный ответ на все мои молитвы и упования. Если я женюсь на тебе, весь мир назовет меня альфонсом, и это, наверное, будет только справедливо. Твой отец наверняка уверен, что мне нужны только твои деньги, и в конце концов ты сама, быть может, начнешь думать так же., И это будет конец того Купера Уинслоу, которого я так хотел сохранить, так что куда ни кинь – всюду клин. Да, мой бухгалтер считает, что я должен жениться на тебе; это, конечно, гораздо проще, чем работать и зарабатывать деньги на налоги, на содержание особняка и на все остальное, но я так не могу поступить. Я не хочу быть альфонсом, Алекс! И я, возможно, люблю тебя достаточно сильно, чтобы сказать: я никогда на тебе не женюсь. Я просто не могу…

Алекс побледнела от ужаса.

– Ты… ты это серьезно? – спросила она помертвевшими губами. – Я… я не понимаю!

На самом деле она все поняла, просто ей не хотелось в это верить.

Куп пожал плечами.

– Да, Алекс, вполне серьезно. Кроме того, я слишком стар для тебя. И я не хочу иметь детей – ни от тебя, ни от Шарлей и вообще ни от кого. Благодаря судьбе у меня уже есть дочь, но она – взрослая женщина. Тайрин очень хороший человек, но это не моя заслуга, ведь я не сделал для нее ровным счетом ничего. Да, Алекс, я слишком стар для тебя, слишком стар и слишком беден, к тому же я выдохся и устал.

А ты… молода и богата. Именно поэтому я считаю, что мы должны прекратить наши отношения.

Алекс почувствовала в груди такую тяжесть, что ей захотелось кричать.

– Но… почему? – выдавила она с трудом. – Ведь я даже не просила тебя жениться на мне. Это вообще не обязательно – мы прекрасно проживем и так. Что же касается моего богатства, то говорить мне о нем – это… С твоей стороны это просто нечестно!

Эти слова заставили Купа улыбнуться, но улыбка у него вышла печальная и усталая, и впервые Алекс заметила, как он немолод.

– Нет, Алекс, – мягко возразил Куп, и в его глазах заблестели слезы. – Ты должна выйти замуж и нарожать детей. Из тебя выйдет превосходная мать… и домашний доктор в одном лице. Что касается меня, то… Я уже понял – Шарлей намерена идти до конца. Она устроит грандиозный скандал, она вытряхнет грязное белье на всеобщее обозрение, и я ничего не могу с этим поделать. Мне хотелось бы уберечь тебя от этого, и я вижу только один способ… Пойми, Алекс, я не могу использовать тебя в своих целях. Я не могу позволить тебе решать мои финансовые проблемы. Как я уже сказал, если я женюсь на тебе, мне будет очень трудно разобраться, почему я это сделал. И если быть откровенным до конца, то девять шансов из десяти будет за то, что я сделал это ради денег. Если бы не острая необходимость срочно рассчитаться со всеми долгами, я бы, наверное, даже не задумался о браке и продолжал жить, как жил.

Куп еще никогда не говорил с Алекс настолько откровенно, но он знал – она заслуживает того, чтобы знать о нем правду. Всю правду.

– Значит, ты меня не любишь? – Голос Алекс дрожал, как у маленькой девочки, которую приемные родители только что вернули обратно в приют. Куп отверг ее – совсем как ее собственные отец и мать. Как Картер. Никаких надежд на то, что он просто неудачно шутит, у Алекс уже не оставалось – слишком серьезным было его лицо.

– Честно говоря – я не знаю. Мне кажется, я даже не знаю толком, что такое настоящая любовь. Я уверен только в одном: настоящей любви между мужчиной в моем возрасте и женщиной в твоем не может… не должно быть. Это как минимум не правильно, так как не соответствует естественному порядку вещей. Грубо говоря, молодые женщины должны рожать здоровых и крепких детей, а старые мужчины… Они годны только для удобрения почвы. Так устроена жизнь, Алекс, и если я все‑таки женюсь на тебе – безразлично, по любви или только ради собственной выгоды, – это ничего не изменит. В итоге мы все равно придем к краху; этого не избежать, хотя сначала нам и будет казаться, что мы обманули всех: окружающих, природу, себя… Пойми меня правильно, Алекс: быть может, впервые в жизни мне представился шанс поступить достойно. Мне предстоит переступить через себя, через свои желания и привычки, и Я обязан это сделать. Я должен поступить так, как мне кажется правильным – правильным для нас обоих. А самое правильное в данном случае – это отпустить тебя на все четыре стороны и постараться самому исправить собственные ошибки.

Чтобы сказать все это, Купу пришлось совершить неимоверное усилие. Несколько раз голос его прерывался, но он находил в себе мужество продолжить. На Алекс он старался не смотреть. У нее был такой несчастный вид, что Куп боялся – он не выдержит, крепко обнимет ее и пообещает исполнить все, что бы она ни захотела. Только сейчас Куп понял, как сильно он ее любит – любит настолько, что готов пожертвовать собой и даже причинить ей боль, но не искорежить, не сломать ей жизнь. А именно этим все кончилось бы, если бы он поддался жалости и остался с ней.

– Мне кажется, сейчас тебе лучше уехать, – грустно закончил он. – Я знаю, как тебе, должно быть, больно, но поверь мне – это единственный правильный выход для нас обоих.

Алекс ничего не ответила. Медленно, словно во сне, она поднялась из‑за стола и, больше не сдерживая слез, стала убирать посуду, оставшуюся после завтрака. Потом она поднялась в спальню, чтобы собрать вещи. Когда Алекс снова спустилась вниз, Куп сидел в библиотеке, и вид у него был ужасный. Ему действительно было очень плохо, но он знал – они с Алекс должны расстаться.

– Страшная вещь – совесть, правда? – проговорил он, увидев Алекс, которая на секунду остановилась в дверях.

Раньше Куп не знал, что такое угрызения совести – их разбудили в нем Алекс и Тайрин, и он никак не мог разобраться, благословение это или проклятье. Единственное, что ему было очевидно, это то, что теперь он вряд ли сумеет избавиться от внутреннего голоса, который настойчиво нашептывал ему, как надо поступить в том или ином случае.

– Я все равно люблю тебя. Куп, – проговорила Алекс.

Она все еще надеялась, что он передумает и попросит ее остаться, но Куп ничего подобного не сделал.

– Я тоже люблю тебя, детка… Будь умницей, береги себя. – Куп даже не пошевелился, не поглядел в ее сторону, и Алекс, торопливо кивнув, вышла, боясь оглянуться. Она чувствовала себя Золушкой, которая задержалась на балу и узнала о наступлении полночи, только когда ее платье снова превратилось в грязные лохмотья. Только в отличие от сказочной героини у нее даже не было туфельки, по которой прекрасный принц мог бы отыскать ее и вернуть. Впереди Алекс ждали только одиночество, мрак и отчаяние.

Самое главное – она не могла понять Купа. Быть может, спрашивала она себя, у него кто‑то появился? Алекс и не подозревала, насколько она была близка к истине. У Купа наконец‑то появились обычная мужская гордость и достоинство. Пусть и в довольно солидном возрасте, он все же сумел обрести то, чего ему недоставало всю жизнь, – обрести и стать настоящим человеком.

И мужчиной.

Подъезжая к воротам, Алекс снова сравнила себя с Золушкой. Волшебство рассеялось, с горечью думала она, и из прекрасной принцессы она превратилась в невзрачную замарашку. Но в глубине души Алекс понимала, что это не так.

Просто сказка кончилась, и она осталась прежней, такой, как была всегда.