Андрей Парабеллум Николай Сергеевич Мрочковский 19 страница

Вскинув подбородок, чтобы увеличить свои три с половиной фута роста, Эльва уставилась на интерьер шатра:

- Эрагон, Сапфира, Насуада... Анжела. Доброго дня. - На этом она метнулась прочь к выходу. Ночные Ястребы расступились, и она, пройдя между ними, вышла наружу.

Эрагон стоял, чувствуя себя неуверенно.

- Какого монстра я создал? - Два Ночных Ястреба Ургала коснулись краев своих рогов что, как ему было известно, являлось выражением их злости. Насуаде он сказал:

- Мне жаль. Я, кажется, только сделал тебе еще хуже — хуже всем нам.

Со спокойствием горного озера, Насуада поправила свои одеяния перед тем, как ответить:

- Неважно. Игра просто немного усложнилась, вот и всё. Этого стоит ожидать, чем ближе мы подбираемся к Урубаену и Гальбаториксу.

Мгновение спустя, Эрагон услышал свист предмета, мчащегося к нему по воздуху. Он вздрогнул, но как бы быстр он ни был, не успел избежать издевательского удара, прилетевшего в его голову и отправившего его на встречу со стулом. Он перекатился через сидение и прыгнул на ноги, его левая рука поднялась, чтобы отразить надвигающийся удар, а правая чуть задержалась внизу, готовая нанести удар охотничьим ножом, который он снял с пояса во время кувырка. К своему удивлению он увидел, что это Анжела ударила его. Эльфы столпились в дюймах позади гадалки, готовые скрутить ее, если бы она попыталась напасть на него снова, или вывести из шатра, если бы Эрагон приказал это. Солембум располагался в ее ногах, с обнаженными когтями и клыками, и стоящей дыбом шерстью.

Но в тот момент, Эрагона меньше всего заботили эльфы.

- Зачем ты сделала это?- потребовал он ответа. Он вздрогнул поскольку его разбитая нижняя губа треснула, разрывая плоть еще дальше. Теплая, с привкусом железа кровь сочилась вниз по его горлу.

Анжела наклонила свою голову:

- Теперь я оказалась перед необходимостью провести свои ближайшие десять лет, обучая Эльву правилам поведения! Это не то, что я планировала на следующее десятилетие!

- Обучать ее? - воскликнул Эрагон, - Она не позволит тебе. Она остановит тебя так же легко, как и меня.

- Хумф. Вряд ли. Она не знает ни что беспокоит меня, ни что могло бы причинить мне боль. Я закрылась от нее в тот день, когда мы впервые встретились.

- Не поделишься ли ты этим заклинанием с нами? - спросила Насуада. - После случившегося, для нас было бы благоразумным иметь средства защиты от Эльвы.

- Нет, не думаю, что поделюсь, - сказала Анжела. После чего прошла на выход из шатра в сопровождении Солембума, изящно помахивавшего хвостом.

Эльфы вложили в ножны свои клинки и отступили на небольшое расстояние от палатки.

Насуада потерла свои шрамы округлым движением.

- Магия, - выругалась она.

- Магия, - согласился Эрагон.

Они сдвинулись с места, когда Грета бросилась на землю и стала рыдать и вопить, вырывая свои тонкие волосы, расцарапывая себе лицо, и раздирая на себе одежду.

- О, моя бедная дорогуша-а! Я потеряла-а своего ягненочка! Потеряла-а! Что же случится с нею, совсем одинокой? О, горе мне, мой маленький цветочек отверг меня. Это - позорная награда за мой труд, согнувший мне спину как рабе, которой я и являюсь. Как жесток и тяжел этот мир, который всегда крадет у тебя счастье, - Она застонала, - Моя сливка. Моя розочка. Мой милый душистый горошек. Ушла! И никто не позаботится о ней.... Губитель Шейдов! Вы ведь присмотрите за нею?

Эрагон схватил ее за руку и помог встать на ноги, утешая ее обещаниями, что они с Сапфирой не спустят с Эльвы глаз. Если только, как сказала Эрагону Сапфира, она не попытается всадить нож между нашими ребрами.

19. Подарки из золота

Эрагон стоял рядом с Сапфирой в пятидесяти ярдах от темно-красного шатра Насуады. Радуясь быть свободным от всего волнения смятения, которое окружало Эльву, он пристально смотрел на ясное голубое небо и вращал своими плечами, уже уставший от событий этого дня. Сапфира намеревался слетать к реке Джиет и искупаться в ее глубокой, медленной воде, но его собственные цели были менее определенными. Он все еще должен был закончить смазывать свою броню, подготовиться к свадьбе Рорана и Катрины, навестить Джоада, определить местонахождение подходящего меча для него, и также... Он поскреб свой подбородок.

"На сколько ты уйдешь?" – спросил он.

Сапфира расправила свои крылья, готовясь к полету.

"Несколько часов. Я хочу есть. Как только я стану чистой, я собираюсь поймать двух или трех из тех пухленьких оленей, которых видела щипающими травку на западном берегу реки. Вардены перестреляли так много их, тем не менее, мне, вероятно, придется пролететь с полудюжину лиг к Спайну прежде, чем я найду какую-нибудь дичь, стоящую охоты."

"Не залетай слишком далеко, - предостерег он, - а то ты можешь столкнуться с Империей."

"Не буду, но если я случайно встречу одинокую группу солдат... – Она облизывалась. – Я насладилась бы быстрой борьбой. Кроме того, люди имеют вкус точно такой же приятный, как и олени."

"Сапфира, ты не сделаешь этого!"

Ее глаза заблестели.

"Возможно да, возможно нет. Это зависит от того, носят ли они броню. Я ненавижу кусать через металл, и вытаскивать свою пищу из панциря так надоедает."

"Понятно. - Он глянул на ближайшего эльфа, высокою, с серебристыми волосами женщину. – Эльфы не захотят, чтобы ты отправилась одна. Ты позволишь нескольким из их полететь на тебе? Иначе, они не смогут идти наравне с тобой."

"Не сегодня. Сегодня я охочусь одна! – Взмахнув своими крыльями, она взлетела, поднимаясь все выше и выше. Когда она повернула на запад, к реке Джиет, ее голос прозвучал в его уме, более слабый чем прежде из-за расстояния между ними. – Когда я вернусь, мы полетим вместе, не так ли, Эрагон?"

"Да, когда ты вернешься, мы полетим вместе, только ты и я."

Ее желание этого заставило его улыбнуться, когда он наблюдал ее полет далеко на запад.

Эрагон опустил свой взгляд, так как Блодгарм подошел к нему, гибкий как лесная кошка. Эльф спросил, куда улетела Сапфира, и, казалось, был недоволен объяснением Эрагона, но если у него и были какие-то возражения, он оставил их при себе.

- Правильно, - сказал Эрагон сам себе, когда Блодгарм присоединился к своим товарищам.

Он зашагал через лагерь, пока не нашел большой квадрат открытой площади, где около тридцати варденов практиковались с различным оружием. К его облегчению, они были слишком заняты обучением, чтобы заметить его присутствие. Присев, он положил свою правую руку, ладонью вверх, на утоптанную землю. Он подобрал слова древнего языка, которые ему понадобятся, затем пробормотал:

- Кулдр, риза лам йет ун малтхинае унин боллр.

Почва около его руки осталась неизменной, хотя он мог чувствовать, что заклинание просеивает землю в сотню футах в каждом направлении. Секунд через пять поверхность земли начала кипеть как горшок воды, оставленный очень долго на сильном пламени, и приобрела ярко-желтый блеск. Эрагон узнал от Оромиса, что везде, куда бы он ни пошел, земля точно содержит мелкие частицы почти каждого элемента, и пока они будут слишком малы и разбросаны в обычном порядке, умный маг с большим усилием сможет извлечь их.

От центра желтого участка, фонтан сверкающей пыли изогнулся дугой и приземлился в середину ладони Эрагона. Там каждая блестящая пылинка объединялась со следующей, пока три сферы чистого золота, каждая размером с большой лесной орех, не легли на его руку.

- Летта, - сказал Эрагон и опустил магию. Он откинулся на свои пятки и оперся на землю, поскольку волна усталости нахлынула на него. Его голова наклонилась вперед, и его веки наполовину опустились, поскольку его зрение задрожало и затуманилось. Сделав глубокий вдох, он любовался гладкими зеркальными шарами на своей руке, пока ждал своей силы, чтобы вернуться. "Такие красивые вещи, - подумал он. – Если бы только я мог сделать это, когда мы жили в долине Паланкар... Это было бы почти легче, чтобы зарыть в землю золото, все же. Заклинание не взяло бы так много у меня, так как я нес Слоана вниз с вершины Хелгринда."

Он положил золото в карман и отправился снова через лагерь. Он нашел палатку повара и съел большой обед, в котором он нуждался после произнесения довольно трудных заклинаний, затем направился к месту, где сельские жители из Карвахолла остановились. Когда он приблизился, то услышал звон металла, ударяемого о металл. Любопытный, он повернулся в том направлении.

Эрагон обошел линию из трех фургонов, поставленных поперек входа в переулок, и увидел Хорста, стоящего в тридцатифутовом промежутке между палатками и держащего за один конец пятифутовую стальную болванку. Другой конец болванки был ярко-вишнево-красным и лежал на поверхности огромных двухсотфунтовых наковален, которые опирались на вершину низкого, широкого пня. С обеих сторон наковальни большие и сильные сыновья Хорста, Олбрих и Балдор, сменяя друг друга, наносили удары по стали кувалдами, которые они заносили над своими головами в гигантских дуговых ударах. Импровизированный горн пылал в нескольких футах за наковальней.

Стук был настолько громким, что Эрагон держался на расстоянии, пока Олбрих и Балдор не закончили расплющивать сталь и Хорст не возвратил болванку в горн. Махая своей свободной рукой, Хорст сказал:

- Эй, Эрагон! – Затем он поднял палец, предупреждая ответ Эрагона, и вытащил затычку, свалянную из шерсти, из своего левого уха. – Ах, теперь я могу слышать снова. Что привело тебя, Эрагон? – Пока он говорил, его сыновья подкинули побольше древесного угля в горн из ведра и приступили к уборке щипцов, молотков и других инструментов, которые лежали на земле. Все трое мужчин блестели от пота.

- Я хотел знать то, что вызывало такое волнение, - сказал Эрагон. – Я должен был догадаться, что это был ты. Никто больше не может создавать такого сильного шума, кроме как кто-то из Карвахолла.

Хорст засмеялся, его густая борода в форме лопаты указала на небо, пока его веселье не истощилась.

- Ах, это льстит мне, да. И не ты ли живое доказательство этого, а?

- Все мы, - ответил Эрагон. - Ты, я, Роран, все из Карвахолла. Алагейзия никогда не будет такой же, как только многие из нас умрут. – Он жестом показал на горн и другое оборудование. – Почему ты здесь? Я думал, что все кузнецы были…

- Это так, Эрагон. Это так. Однако, я убедил капитана, который отвечает за эту часть лагеря, позволить мне работать ближе к нашей палатке. – Хорст дернул за кончик своей бороды. - Это из-за Илейн, ты знаешь. Этот ребенок, плохи дела у нее, и неудивительно, учитывая, через что мы прошли, чтобы добраться сюда. Она всегда была хрупкой и теперь я волнуюсь, что... хорошо... – Он встряхнулся как медведь, избавляющий себя от мух. – Возможно ты мог взглянуть на нее, когда у тебя будет возможность и посмотреть, можешь ли ты облегчить ее положение.

- Я сделаю это, - пообещал Эрагон.

С удовлетворенным ворчанием Хорст приподнял болванку над углями, чтобы лучше судить о цвете стали. Погрузив болванку назад в центр огня, он дернул своей бородой в сторону Олбриха.

- Сюда теперь, дай ему немного воздуха. Оно почти готово. – Когда Олбрих начал нагнетать воздух кожаными мехами, Хорст ухмыльнулся Эрагону. – Когда я сказал варденам, что был кузнецом, они были так счастливы, что можно было подумать, что я был другим Всадником. У них нет достаточно много рабочих по металлу, ты видишь. И они дали мне те инструменты, которых у меня не было, включая эту наковальню. Когда мы оставили Карвахолл, я оплакивал будущее, что у меня не будет возможности практиковать свое ремесло снова. Я не кузнец, создающий мечи, но здесь, ах, здесь есть достаточно работы, чтобы Олбрих, Балдор и я были заняты в течение последующих пятидесяти лет. Не платят хорошо, но по крайней мере мы не растянуты на дыбе в темницах Гальбаторикса.

- Или раззаки не смогут грызть наши кости, - заметил Балдор.

- Да, и это тоже. – Хорст показал жестом своим сыновьям поднять кувалды снова и затем, держа войлочную затычку около своего левого уха, сказал:

- Есть что-нибудь еще, что ты хочешь от нас, Эрагон? Сталь готова, и я не могу оставлять ее в огне больше, не ослабляя.

- Ты знаешь, где Гедрик?

- Гедрик? – Морщинка между бровями Хорста углубилась. – Он должен тренироваться с мечом и копьем вместе с остальными мужчинами, что в четверти мили отсюда. – Хорст указал большим пальцем.

Эрагон поблагодарил его и пошел в указанном Хорстом направлении. Повторный звон металла о металл возобновилось, ясный как перезвоны колокола и такой же отчетливый резкий и проникающий как стеклянная игла, пронзающая воздух. Эрагон закрыл свои уши и улыбнулся. Его успокоило то, что Хорст сохранил свою силу воли и что, несмотря на потерю его богатства и дома, он все еще был тем самым человеком, которым он был в Карвахолле. Так или иначе постоянство и способность быстро восстанавливать душевные силы кузнеца возродили веру Эрагона в то, что если бы только они смогли свергнуть Гальбаторикса, то все было бы в порядке в конце, и его жизнь, а также и жителей Карвахолла возвратятся в видимость нормы.

Эрагон скоро достиг места, где мужчины Карвахолла тренировались со своим новым оружием. Гедрик был там, как Хорст и предположил, и бился с Фиском, Дармменом и Морном. Быстрого слова со стороны Эрагона однорукому ветерану, который вел тренировки, было достаточно, чтобы добиться временного освобождения Гедрика.

Дубильщик подбежал к Эрагону и встал перед ним, его взгляд опустился. Он был низким и смуглым, с челюстью как у дога, с тяжелыми бровями и руками, толстыми и скрюченными от помешивания отвратительно пахнущих чанов, где он консервировал свои шкуры. Хотя он был совсем не красив, Эрагон знал, что он был добрым и честным человеком.

- Что я могу сделать для тебя, Губитель шейдов? – пробормотал Гедрик.

- Ты уже сделал это. И я пришел сюда, чтобы отблагодарить и отплатить тебе.

- Я? Как я помог тебе, Губитель шейдов? – Он говорил медленно, осторожно, словно боясь, что Эрагон поставил ловушку для него.

- Вскоре после того, как я убежал из Карвахолла, ты обнаружил, что кто-то украл три бычьи шкуры из сушильного сарая с чанами. Я прав?

Лицо Гедрика потемнело в смущении, и он зашаркал своими ногами.

- Ах, хорошо, что я не запирал ту хижину, ты знаешь. Любой мог бы срезать и унести те шкуры. Кроме того, учитывая то, что случилось с тех пор, я не могу увидеть, как это важно. Я уничтожил большую часть своего запаса прежде, чем мы двинулись в горы Спайн. Кто бы ни взял те шкуры, избавил меня от необходимости уничтожать еще три. Так что забудем старые обиды, говорю я.

- Возможно, - сказал Эрагон, - но я все еще чувствую себя обязанным честью, чтобы сказать тебе, что именно я украл твои шкуры.

Гедрик встретил его пристальный взгляд затем, смотря на него, словно он был обычным человеком, без страха, трепета или неуместного уважения, как будто дубильщик менял свое мнение об Эрагоне.

- Я украл их и не горжусь этим, но мне нужны были шкуры. Без них, я сомневаюсь, что выжил бы достаточно долго, чтобы достигнуть эльфов в Дю Вельденвардене. Я всегда предпочитал думать, что я одолжил шкуры, но правда в том, что я украл их, поскольку у меня не было никакого намерения возвращать их. Поэтому у тебя есть мои оправдания. И так как я держу шкуры или оставлю их, кажется правильным только заплатить тебе за них. – Из своего пояса Эрагон извлек одну из золотых сфер - твердую, круглую и теплую от жара его тела — и вручил ее Гедрику.

Гедрик уставился на солнечный металлический жемчуг, его массивная челюсть сжалась, образовывая линии вокруг его тонкогубого рта, сурового и твердого. Он не оскорблял Эрагона, ни взвешивая золото на своей руке, ни кусая его, но когда он заговорил, то сказал:

- Я не могу принять это, Эрагон. Я был хорошим дубильщиком, но кожа, которую я делал, не стоила столько. Твоя щедрость делает тебе честь, но она будет беспокоить меня, чтобы оставить это золото. Я чувствовал бы себя так, словно не заработал его.

Не удивленный, Эрагон сказал:

- Ты не откажешь другому человеку в возможности торговаться за справедливую цену, не так ли?

- Нет.

- Хорошо. Тогда ты не можешь отказать и мне в этом. Большинство людей торгуется вниз. В этом случае, я хочу торговаться вверх, но я буду еще торговаться так отчаянно, как будто пытался спасти себя горсткой монет. Для меня шкуры стоят каждую унцию того золота, и я не заплатил бы тебе медными монетами меньше, даже если бы ты приставил нож к моему горлу.

Толстые пальцы Гедрика сомкнулись вокруг золотого шара.

- Раз ты так настаиваешь, я не буду столь груб, чтобы продолжать отказывать тебе. Никто не может сказать, что Гедрик Оственссон позволил удаче пройти мимо него, потому что он был слишком занят, утверждая о своей недостойности. Моя благодарность тебе, Губитель шейдов. – Он положил шар в мешочек на своем поясе, обернув золото в лоскуток шерстяной ткани, чтобы защитить его от царапин. - Гэрроу сделал справедливым тебя, Эрагон. Он сделал справедливым и тебя, и Рорана. Он, возможно, был резок, как уксус и так же тверд и сух, как зимняя брюква, но он хорошо воспитал вас двоих. Он гордился бы вами, я думаю.

Неожиданная волнение сдавило грудь Эрагона.

Когда Гедрик повернулся, чтобы присоединиться к другим сельским жителям, он сделал паузу.

- Если я могу спросить, Эрагон, почему те шкуры стоят так много для тебя? Для чего ты использовал их?

Эрагон захихикал:

- Для чего использовал их? Да ведь с помощью Брома я сделал седло для Сапфиры из них. Она не носит его так часто, как она привыкла — не с тех пор, как эльфы дали нам подходящее драконье седло — но оно служило нам хорошо во многих ситуация и битвах и даже в сражении в Фартхен Дуре.

Удивление подняло брови Гедрика, открывая бледную кожу, которая обычно была скрыта в глубоких складках. Как раскол в сине-сером граните, широкая усмешка расползлась по его челюсти, изменяя его черты.

- Седло! – он перевел дух. – Вообразите, моя дубленная кожа для седла всадника! И без намека на то, что я делал все то время, нет меньше! Нет, не всадника, а Всадника. Он – тот, кто наконец уничтожит черного тирана! Если бы только мой отец мог видеть меня теперь! – Ударяя своими пятками, Гедрик затанцевал импровизированную джигу. С его неуменьшающейся усмешкой он поклонился Эрагону и понесся назад к своему месту среди сельских жителей, где начал рассказывать всем в пределах слышимости.

Стремящийся убежать прежде, чем их группа могла обрушиться на него, Эрагон скользнул между рядами палаток, радуясь тому, чего он достиг. "Это может занять некоторое время, - он подумал, - но я всегда оплачиваю свои долги."

Вскоре он достиг другой палатки, ближайшей к восточному краю лагеря. Он постучал в жердь между двумя передними откидными пологами.

С резким звуком вход дернулся в сторону, показывая жену Джоада, Хелен, стоящую в проходе. Она рассматривала Эрагона с холодным выражением на лице.

- Ты пришел, чтобы поговорить с ним, я предполагаю.

- Если он здесь. – Который, Эрагон отлично знал, был, поскольку он мог чувствовать сознание Джоада так же ясно, как и Хелен.

На мгновение Эрагон подумал, что Хелен может отрицать присутствие своего мужа, но затем она пожала плечами и отодвинулась в сторону.

- Тогда ты можешь также войти.

Эрагон обнаружил Джоада сидящим на табурете и детально изучающим различные свитки, книги и пачки неплотной бумаги, которые были сложены высоко на раскладушке, свободной от одеял. Редкая копна волос свисала через лоб Джоада, подражая кривому шраму, который тянулся от его черепа до левого виска.

- Эрагон! – закричал он, когда увидел его, черты сосредоточенности исчезли с его лица. – Приветствую, добро пожаловать! – Он пожал руку Эрагона и затем предложил ему табурет. – Сюда, а я буду сидеть на углу кровати. Нет, пожалуйста, ты – наш гость. Ты хочешь каких-нибудь еды или напитка? Насуада дает нам дополнительную порцию, так что не ограничивай себя, чтобы мы не проголодаемся по твоему мнению. Это плохая плата за проезд по сравнению с тем, когда мы служили тебе в Тирме, но тогда никто не должен был пойти на войну и не думал есть хорошо, не даже король.

- Чашка чая подойдет, - сказал Эрагон.

- Чай и булочки. – Джоад поглядел на Хелен.

Схватив чайник с земли, Хелен утвердила его на своем бедра, устанавливая пузырь меха с водой в конце горлышка, и нажала. Чайник отразил унылым шумом, когда поток воды ударил в его дно. Пальцы Хелен напряглись вокруг горлышка бурдюка, ограничивая поток вялой струйкой. Она оставалась такой, с бесстрастным видом человека, выполняющего неприятную задачу, пока водяные капельки барабанили раздражающими ударами по внутренней стороне чайника.

Извиняющаяся улыбка мелькнула на лице Джоада. Он уставился на клочки бумаги около своего колена, пока ждал, что Хелен закончит. Эрагон изучал складку на палатке.

Вялая струйка текла больше трех минут.

Когда чайник наконец наполнился, Хелен убрала опустевший бурдюк из горлышка, повесила его на крюк на столбе в центре палатки и вылетела как ураган.

Эрагон поднял бровь.

Джоад вытянул свои руки.

- Мое положение у варденов не такое видное, как она надеялась, и она обвиняет меня в этом. Она согласилась сбежать из Тирма со мной, ожидая, или я верю, что Насуада продвинет меня в правящие круги ее советников или предоставит мне земли и богатство, достойные лорда, или некоторой другой непомерной награды за мою помощь в краже яйца Сапфиры много лет назад. То, на что не рассчитывала Хелен, было не очаровательной жизнью обычного фехтовальщика: сон в палатке, готовка ею еды, стирание собственной одежды и так далее. Не случается так, что богатство и статус – ее единственные проблемы, но ты должен понять, она родилась в одной из самых богатых судоходных семей Тирма, и большую часть нашего брака, я весьма имел успех в своих собственных начинаниях. Она не привыкла к таким лишениям, как эти, и она должна еще смириться с этим. – Он пожал плечами. – Моя собственная надежда была на то, что это приключение — если оно достойно такого романтика – уменьшит пропасть, которая открылась между нами в последние годы, но как всегда, ничто никогда не бывает так просто, как кажется.

- Ты чувствуешь, что вардены должны оказывать тебе большее внимание? – спросил Эрагон.

- Для меня – нет. Для Хелен... – Джоад заколебался. – Я хочу, чтобы она была счастлива. Моя награда была в бегстве из Гиллида со своей жизнью, когда Бром и я подверглись нападению Морзана, его дракона и людей; в удовлетворении знания, что я помог нанести удар, навредивший Гальбаториксу; в том, что смог вернуться к своей предыдущей жизни и всё же помогать дальше делу варденов; и в том, что смог жениться на Хелен. Это были мои награды, и я даже больше чем доволен ими. Любые сомнения у меня исчезли в тот момент, когда я видел летящую Сапфиру в дыме Пылающих равнин. Я не знаю, что сделать для Хелен, все же. Но я забываю о себе. Это не твои заботы, и я не должен возлагать их на тебя.

Эрагон коснулся свитка кончиком своего указательного пальца.

- Тогда скажи мне, почему так много бумаг? Ты стал переписчиком?

Вопрос позабавил Джоада.

- Едва ли, хотя работа часто так утомительна. С тех пор как я обнаружил тайный проход в замок Гальбаторикса, в Урубаен, и я смог привести с собой некоторые из редких книг из моей библиотеки в Тирме, Насуада назначила меня на поиск подобных слабостей в других городах Империи. Если бы я смог найти упоминание о туннеле, который вел под стены Драс-Леоны, например, это могло бы уберечь нас от большого кровопролития.

- Где ты ищешь?

- Всюду, где могу. – Джоад зачесал назад локон волос, который нависал над его лбом. – Истории; мифы; легенды; стихи; песни; религиозные трактаты; письма всадников, магов, странников, сумасшедших, мрачных властелинов, различных генералов, всех, у кого могло быть знание о тайной двери или секретном механизме или чего-то из этого рода, что мы могли бы использовать в наших интересах. Количество материала, который я должен проанализировать, огромно, поскольку все города стоят в течение сотен лет, и некоторые предшествуют прибытию людей в Алагейзию.

- Это вероятно, что ты действительно что-нибудь найдешь?

- Нет, вряд ли. Никогда не вероятно, что ты преуспеешь в том, чтобы выведать тайны прошлого. Но я могу все же достигнуть цели, учитывая достаточное количество времени. Я не сомневаюсь, что то, что я ищу, существует в каждом из городов; они слишком стары, чтобы не содержать тайные пути в и через их стены. Однако, это полностью другой вопрос, увековечены ли существующие пути и обладаем ли мы теми отчетами. Люди, которые знают о тайных лазейках и другом, обычно хотят держать информацию у себя. – Джоад схватил кучу бумаг рядом с ним на раскладушке и приблизил их к своему лицу, затем фыркнул и отшвырнул их. – Я пытаюсь решить загадки, изобретенные людьми, которые не хотели, чтобы они были решены.

Он и Эрагон продолжали говорить о других, менее важных делах, пока Хелен вновь не появлялась, неся три кружки горячего, исходящего паром чая из красного клевера. Когда Эрагон взял свою кружку, он заметил, что ее ранний гнев, казалось, спал, и он задался вопросом, слышала ли она снаружи то, что Джоад сказал о ней. Она вручила Джоаду его кружку и где-то позади Эрагона достала оловянную тарелку, загруженную плоскими булочками и маленьким глиняным горшком с медом. Затем она забрала несколько штук и встала, прислонившись к столбу в центре, дуя на свою собственную кружку.

Как было вежливо, Джоад ждал, пока Эрагон не взял булочку с тарелки и съел кусочек от ее, прежде чем сказал:

- Чем я обязан удовольствию от твоего общества, Эрагон? Если я не ошибаюсь, это не праздное посещение.

Эрагон потягивал свой чай.

- После битвы на Пылающих равнин я обещал, что я скажу тебе, как умер Бром. Вот почему я пришел.

Серая бледность заменила цвет на щеках Джоада.

- О.

- Я могу не делать этого, если это не то, чего ты хочешь, - Эрагон быстро заметил.

С усилием Джоад покачал своей головой:

- Нет, я хочу. Ты просто застал меня врасплох.

Когда Джоад не попросил, Хелен уйти, Эрагон засомневался, должен ли он продолжать, но затем решил, что не имеет значения, если Хелен или кто-то еще услышит его историю. Медленным, неторопливым голосом Эрагон начал перечислять события, которые произошли с тех пор, как он и Бром покинули дом Джоада. Он описал их столкновение с группой ургалов, их поиск раззаков в Драс-Леоне, как раззаки заманили их в ловушку вне города и как они ранили Брома, когда убегали из-за нападения Муртага.

Горло Эрагона сжалось, когда он говорил о последних часах Брома, о прохладной пещере из песчаника, где он лежал, о чувстве беспомощности, которое напало на Эрагона, когда он наблюдал уход Бром, о запахе смерти, который распространился в сухом воздухе, о последних словах Брома, о могиле из песчаника, сделанной Эрагоном с помощью магии, и о том, как Сапфира преобразовала ее в чистый алмаз.

- Если только я знал то, что знаю теперь, - сказал Эрагон, - тогда я, возможно, спас его. Вместо этого... – Неспособный произнести ни слова из-за напряжения в горле, он вытер свои глаза и проглотил свой чай. Ему было жаль, что это было не что-то более крепкое.

Вздох вырвался у Джоада.

- И так закончил Бром. Увы, нам всем гораздо хуже без него. Если бы он, возможно, выбирал способ своей смерти, тем не менее, я думаю, он хотел бы умереть также, на службе у варденов, защищая последнего свободного всадника.

- Ты действительно знал, что он был всадником?

Джоад кивнул.

- Вардены сказали мне это раньше, чем я встретил его.

- Он казался, словно был человеком, который открывал мало себя, - заметила Хелен.

Джоад и Эрагон засмеялись.

- То, кем он был, - сказал Джоад. – Я все еще не оправился от шока, когда увидел его и тебя, Эрагон, стоящих на нашем пороге. Бром всегда помалкивал, но мы стали близкими друзьями, когда путешествовали вместе, и я не могу понять, почему он позволил мне верить, что он был мертв в течение стольких лет, шестнадцати или семнадцати? Слишком долго. К тому же, с тех пор как Бром, который доставил яйцо Сапфиры варденам после того, как он убивал Морзана в Гиллиде, вардены не могли полностью рассказать мне, что у них было ее яйцо, не показывая, что Бром был все еще жив. Таким образом я провел лучшую часть двух десятилетий, убежденный, что единственное лучшее приключение в моей жизни закончилось неудачей и что, в результате, мы потеряли свою единственную надежду на появление всадника, который помог бы нам свергнуть Гальбаторикса. Это знание было не легким бременем, могу уверить тебя...

Одной рукой Джоад потер свою бровь.

- Когда я открыл нашу входную дверь и понял, на кого я смотрю, я подумал, что призраки моего прошлого пришли преследовать меня. Бром сказал, что он прятался, чтобы обеспечить то, что он все еще был жив, чтобы обучить нового всадника, когда он или она должен будет появиться, но его объяснение полностью никогда не удовлетворяло меня. Почему было необходимо для него порвать почти со всеми, кого он знал или заботился? Чего он боялся? Что он защищал?

Джоад потрогал ручку своей кружки.

- Я не могу доказать это, но мне кажется, что Бром, должно быть, обнаружил что-то в Гиллиде, когда боролся с Морзаном и его драконом, что-то столь важное, что оно сподвигло Брома оставить все, что было его жизнью вплоть до этого. Это фантастическая догадка, признаю, но я не могу объяснить действия Брома кроме принятия без доказательства того, что была информация, которой он никогда не делился со мной, ни с другой живущей душой.