Основы философии 18 страница. Как и всякая власть, демократия заключает в себе определенную опасность для отдельной личности, подчиняя ее воле большинства

Как и всякая власть, демократия заключает в себе определенную опасность для отдельной личности, подчиняя ее воле большинства. И если интересы отдельной личности, как и интересы меньшинства, не защищаются, а то и прямо подавляются, приносятся в жертву государству, то такая власть перерастает в свою противоположность – тоталитаризм, абсолютную власть большинства над меньшинством, коллектива над личностью, общего интереса над частным и индивидуальным.

Против диктата большинства западная культура разработала систему правовых норм, которая предоставляет личности автономию, защищает ее от государственного произвола. Своим истоком правовое государство имеет надежду людей на равенство возможностей, на относительную свободу в своей индивидуальной жизни.

Но достижения западной культуры не абсолютны. Технологический, экономический и правовой рационализм плохо уживаются с нравственной верой в добро. Частнопредпринимательская деятельность, жесткая конкуренция резко ограничивают сферу сострадания и милосердия, деформируют нравственные принципы братства и уважения к каждой личности.

Не случайно, что именно западноевропейская культура породила социал-дарвинизм с его пренебрежительным отношением к народам Азии и Африки, культы насилия и техники, две мировые войны и завоевательные походы против неевропейских народов. «Сегодня Европа сильна и могущественна, и европейцы считают себя самыми цивилизованными и культурными в мире, – писал Дж. Неру. – Европейцы смотрят свысока на Азию и ее народы, они приходят и захватывают в странах Азии все, что могут» (47. Т. 1. С. 40).

Да и в отношении к природе в системе Западной культуры нет места для благоговения перед жизнью.

6. Диалог культур и кризис европоцентризма

Наш современник британский ученый Тойнби, исследуя всемирную историю, пришел к выводу, что до XX в. у человечества не было общей судьбы. Тибетская, китайская, египетская цивилизации, цивилизация доколумбовой Америки жили, подчас ничего не зная друг о друге, и уж, конечно, не имея общего исторического опыта. Сегодня ситуация коренным образом изменилась. Впе­рвые в истории человечества различные континенты соединены средствами массовой коммуникации, и события на каждом из них немедленно получают отклик во всем мире.

Следовательно, всеобщая современная история началась. Но это не означает, что все цивилизации находятся в процессе слия­ния в однородную массу. Мир может иметь общую судьбу, но не общую культуру.

Впервые человечество начинает жить «в мире миров», осознавая самобытность и самоценность каждой культуры.

Однако в XX в. обозначился и некий пространственно-культурный предел дальнейшего развития человечества. С одной стороны, человечество все в большей степени начинает ощущать себя единым социальным организмом на Земле и «Робинзоном» в космических масштабах, а с другой, – перед ним маячит признак антропологической и экологической катастрофы. Пожалуй, впервые культура пытается осмыслить во всей полноте исторический вызов укорененности человека в бытии. Поразительно, но ныне культура касается вещей не второстепенных, а главных для мироздания, т.е. идет на смертельный риск, формулируя перед человеком последние вопросы и побуждая решать их так, как будто бы до сих пор никаких решений не было.

Все что требует осмысления того образа культуры, который сформировался в предшествующие эпохи.

Традиционно культура рассматривалась как специфически человеческий способ гармонизации противоречий «неухоженности» социального бытия. Гармонизацию человеческого общества пытались обосновать с помощью эстетических, этических и религиозных ценностей. Словом, в культуре видели ту мачту, к которой велел привязать себя Одиссей, чтобы устоять перед голосами сирен. Нужно было зафиксировать сознание в одной точке и во что бы то ни стало остаться неподвижным.

Культура представлялась чем-то завершенным и постоянным. Она выкристаллизовывалась в нормах и образцах, будь то заповеди морали творения искусства, интеллектуальные добродетели мирового разума. Более того, в соответствии с высокими и абстрактными идеалами некоторые исследователи пытались построить идеальную модель культуры, выбросив из нее то «мрачное» Средневековье, то «индивидуалистическое». Возрождение, то «холодный» аналитический рационализм Нового времени.

При подобном подходе к культуре не возникает ни малейшего желания в обосновании ее как творчества. Напротив, структура охранительно консервативного подхода неизбежно выталкивает все, что неудобно для канона, все бескомпромиссно-критическое, из которого еще неизвестно, что получится, словом, проблемное бытие.

Неадекватность культурно-эпистемологической парадигмы peaлиям XX в. привела к разрушению нормативного образа культуры (в качестве такового рассматривалась западноевропейская культура) и формированию оппозиции «культура — цивилизация», с разграничением толкования и знания, смысла и информации, динамики и стабилизации. Эти идеи, разработанные рядом мыслителей (Ф. Ницше, О. Шпенглер), несмотря на все их новаторство, все же не смогли преодолеть до конца синдрома единой и единственной культурологической точки зрения на реалии истории. В конечном счете их европоцентризм сузил теоретические возможности альтернативного выбора стратегии дальнейшей эволюции истории и сфокусировал ее в «Закате Европы».

Наивный европоцентризм, сокрушенный двумя мировыми войнами, экологическими проблемами, побудил западноевропейскую культуру отказаться от высокомерных претензий на превосходство не только в сфере экономики и политики, но и в сфере духовной культуры. Политическое благоразумие диктует: мировое влияние Запада может сохраниться при условии определенного «примирения» с Востоком. Так, появилась потребность синтеза культур. Но синтез этот виделся все же преимущественно в соответствии с духом прошлых времен: он должен подключить к западным ценностям то, что в какой то степени созвучно им в культуре Вос­тока.

Однако этим намерениям не суждено было сбыться. Нереальность, а главное — изначальная ущербность задуманного синтеза в полной мере обнаружилась в национально-освободительных бу­рях, пронесшихся по афро-азиатскому континенту, в упорстве молодых суверенных государств придерживаться своей линии в мировой политике (движение неприсоединения, в первую очередь). Вероятно, последним фактором на пути отрезвления явились события 80-х годов, получивших условное название «фундаменталистского» взрыва, самым сильным из которых была Иранская революция.

Учитывая объективную обусловленность культурного плюрализма, бессмысленно надеяться на возможность его уничтожения. Всякая унификация чревата насилием. Но если синтез невозмо­жен, вполне допустимо, что реальна идея культурной толерантности, межкультурного диалога-адаптации. В современных условиях нет альтернативы стремлению народов к взаимопониманию на основе изучения истории развития культур, а также эволюции и трансформации собственных традиций с учетом общего исторического опыта.

А общий исторический опыт свидетельствует о том, что запад­ноевропейская цивилизация оказалась в кризисе далеко не в последнюю очередь вследствие узости свой культуры. «Чрезмерное развитие индивидуализма в современном Западе ведет прямо к своему противоположному — к всеобщему обезличению и опош­лению» (61. Т. 1. С. 25).

Мир массового потребления полностью поглотил и подчинил себе европейца. Обладание вещами в соответствии с рекламой, увеличение плотности потребления различными атрибутами ком­форта стало его идолом. Любовь заменил секс, дружбу — денеж­ный расчет, заботу о ближнем — брезгливая к неудачнику подачка. Еще в прошлом веке К. Д. Кавелин справедливо писал: «Западные европейцы забыли внутренний, нравственный, душевный мир человека, к которому именно и обращена евангельская проповедь. Последнее и есть, как мне кажется, ахиллесова пята евро­пейской цивилизации, здесь корни болезни, которая ее точит и подкапывает ее силы. Западный европеец весь отдался выработке объективных условий существования в убеждении, что в них одних скрывается тайна человеческого благополучия и совершенствования субъективная сторона в полном пренебрежении» (33. С. 465).

Анализируя западную цивилизацию, В. Соловьев отмечал, что в области знания ее постигла та же судьба, что и в области жизни общественной. Христианское рвение понять смысл жизни сменилось увеличением технологически подчинить во имя практической выгоды естественные силы. Следствием этого явилась утрата обществом объединяющего духовного начала. Западная цивилиза­ция тем самым обрекает людей на мелкий практицизм и заботу о банковском счете. Хотя в ней модно говорить о правах личности, сами права понимаются крайне ограниченно. Акцент делается не на личности, а на ее эгоизме и индивидуализме, на ее праве в угоду себе принести в жертву и семью, и государство, и этнос, и Родину.

Выражая глубокое различие между Восточной и Западной ци­вилизациями, известный английский писатель Р. Киплинг говорил: «Восток есть Восток, а Запад есть Запад, и никогда им не сой­тись». В этих словах нет всей истины. Современный кризис инду­стриального общества, его ориентации на технологический, эко­номический и политический рационализм, массовое производство и потребление делают необходимым внимательное отношение к ценностям традиционного восточного общества, к достижениям китайской, индийской, арабо- и ираноисламской культуры. Без диалога Востока и Запада у человечества нет будущего.

7. Место России в диалоге Западной и Восточной культур

Общеизвестно, что в российской цивилизации огромную роль играют традиционные начала. Соборность, коллективизм, служе­ние своему народу, т.е. приоритет общенациональных интересов над личными заботами антипрагматический настрой – все это существенные черты русской культуры. Культура русской нации складывалась во многом как острая гуманистическая реакция на неустроенность и административный произвол в практической жизни, немало отягощавшие самочувствие наших предков.

Русская культура всегда обладала странным «компенсаторным» механизмом развития, суть которого — в самозабвенном искании чистых идеалов в ответ на внешнее насилие.

В самом деле, чем хуже в стране шли дела практические, тем с большим рвением русская душа рвалась в царство добра справедливости и правды. Результатом этого порыва является воображаемый град Китеж, фанатизм Аввакума, образ «Святой Руси», сектанство, хождение в народ, русская идея. Факт, что именно в России XIX в, страдавшей от варварских пережитков крепостничества, уступавшей своим европейским соседям по многим пара метрам экономического и политического благоустройства, осуществился беспрецедентный взлет искусства, были созданы непреходящие шедевры, покорившие «сытую и спокойную» Европу. Точно также блистательные успехи «серебряного века» были достиг нуты Россией в условиях гибнущей империи, в преддверии наступающего социального переустройства страны.

Все перечисленные принципы свойственны русскому народу и жизненно необходимы в условиях сурового климата и не менее суровой истории. «Вся наша деятельность и силы были поглощены исключительно выработкой одних непосредственных внешних условий государственного и народного существования. Столетия прошли в этих заботах, в борьбе за бытие, в развитии первых зачатков гражданственности и языка» (33. С. 281).

Мысль Кавелина нельзя понимать в том смысле, что русский народ в течение столетий только тем и занимался, что боролся за внешние условия своего существования, позабыв о духовной пище. Наоборот, русский народ выстоял в борьбе с многочисленными противниками только потому, что у него была высокая культура. Ни Восток в лице исламизированных кочевников, ни Запад в лице католицизированных разбойников рыцарей не могли предложить русскому народу более высокие духовные ценности, чем те, которые он сам выработал на базе принятого им православия.

Своеобразие каждой культуры наиболее полно обнаруживается в так называемые критические периоды ее истории. Для России таким периодом оказались петровские реформы. Петр повернулся лицом на Запад. Технические и научные достижения западноевропейских стран вызывали у него восторг. Здравый рассудок подсказывал ему, что невозможно развитие страны, распространение грамотности и здравоохранения без крутых социально-культурных преобразований.

Нарочитое пренебрежение к старине со стороны Петра и его окружения разожгли страсти в стране и способствовали формированию духовной оппозиции его реформам. Диалог русской культуры с европейской или европеизация русской культуры? Если европеизация русской культуры, то слепое заимствование или же критическое отношение к Западу? Так остро встал вопрос в XVIII в. для России.

Петровские реформы всколыхнули Россию, не оставив никого равнодушным в оценке достигнутых результатов и определении дальнейших путей развития страны. Одним из следствий глубоких раздумий о судьбе своей родины явилось формирование в среде русской интеллигенции западничества, славянофильства, а затем и евразийства.

Западники (П. Я. Чаадаев, Н. В. Станкевич, В. Г. Белинский, А. И. Герцен) связывали будущее страны с усвоением и адаптацией исторических достижений стран Западной Европы.

Конечно, Россия не могла вечно оставаться в рамках традиционной цивилизации, и рано или поздно она должна была вступить на путь построения индустриального общества. В этом плане западноевропейские страны являли собой пример. Развитие науки и техники на Западе делало успехи, обеспечивая тем самым научно-техническое превосходство Запада над Востоком.

Для России заразительными были успехи Запада и в области просвещения, здравоохранения, демократии и быта. Уже в XVII вв. Москву стали проникать достижения быта и техники, а затем и западноевропейские идеи. Приобщение России к западноевропейской культуре было неизбежно. В поддержку этого приобщения и выступали западники.

Против европеизации, но за диалог с Западом выступали славянофилы (И. В. Киреевский, А. С. Хомяков, К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин). Они предложили учение о соборности, самодержавии и православии. Эти три принципа, по мнению славянофилов, определяют устройство России, уклад жизни русского населения и его нравственность. Славянофилы категорически выступали против слепого усвоения страной форм западноевропейской политической жизни. Чрезмерная рационализация культуры Запада, ее мещанский практицизм и утилитаризм, считали славянофилы, убивает духовность, превращает человека в расчетливого эгоиста.

В своей полемике с западниками славянофилы не уставали напоминать об организованных католиками крестовых походах на русскую землю, о возмутительном поведении польской шляхты в Москве во времена Смуты и о вызывающем по отношению к русской культуре образе жизни петровских временщиков. «Вся внешность европейской культуры была усвоена без всяких изменений, совершенно механически... И сладкая еда, и мягкие постели, и изящная праздность высшего класса, и роскошь обстановки, костюма, жилья — все это стало обыденным явлением» (46. Т. 3. С. 131).

К сожалению, критика европеизации русской культуры у славянофилов часто сопровождалась идеализацией традиционных, патриархальных отношений в стране, защитой самодержавия и обрядовой религиозности. Между тем, страна нуждалась в переменах, в распространении просвещения, строительстве школ и научных учреждений, в демократизации общественной жизни.

Естественно, что при реформировании социально-экономических порядков необходимо обращаться к мировому опыту. И здесь нельзя своеобразие культуры рассматривать как запрет на возможность ее обогащения культурными достижениями других народов.

В 1921 г. во взглядах на место России в диалоге Запада с Востоком сложилась и третья точка зрения – евразийство. Его представители —Н.С. Трубецкой, П. Н. Савицкий, Г. В. Вернадский, Л. Н. Гумилев. Оригинальной чертой евразийства является акцент на Азии, азиатской компоненте России. Запад скептически относится к претензии России быть европейской державой. Его политики полагают, что Россия в Европе – некое чужеродное тело. Особую неприязнь у них вызывает православие.

В своей работе «Европа и человечество» (София, 1920) Трубецкой писал, что ориентация восточноевропейских народов на Запад пагубна для их самобытной культуры. Особенно опасно для их будущего распространяемое западноевропейскими политиками мнение о их неполноценности. Уступка этому мнению влечет за собой отрыв от собственной истории, забвение культурных традиций.

«Затаенной мечтой каждого европейца является обезличение всех народов Земного шара, разрушение всех своеобразных обликов культур, кроме одной европейской.., которая желает прослыть общечеловеческой, а все прочие культуры превратить в культуры второго сорта» (26. С. 54).

Развивая мысль о том, что каждый этнос самым тесным образом связан с ландшафтом, местом развития, Л. Н. Гумилев делает вывод, что общечеловеческая культура, одинаковая для всех народов, невозможна. На земном шаре не может быть единого культурного центра Разнообразие природных условий требует полицентризма. Одним из таких центров является евразийский.

Только союз с Востоком позволил русскому народу отстоять свою независимость и не попасть «к немцам на галеры». Только как евразийская держава и только через евразийство Россия сможет сохранить свою культурную самобытность, политическую и экономическую независимость и избежать американских галер (26. С. 31).

Россия – уникальная страна, в которой существует самобытная культура, адекватная как географическим условиям, так и ее историческим традициям и национальному характеру русской нации. И для нее неприемлемы ни европейский национализм, ни космополитизм. Еще в конце прошлого века Кавелин в письме Достоевскому отмечал, что главная ошибка западников – в том, что они на европейские идеи смотрели как на общечеловеческие. На самом деле они – порождение европейского национализма и индустриального общества. России нужны достижения европейской цивилизации, но не для того, чтобы русским стать европейцами и утратить свою самобытность, а для того, чтобы учесть достижения мировой науки и техники, выбрать из мировой культуры то, что соответствует ее традициям и укрепляет ее самобытность. Рос­сии близки и понятны слова Дж. Неру о том, что «именно Азия дала великих идейных вождей, которые, возможно, оказали на мир большее влияние, чем кто-либо другой или что либо другое где бы то ни было. Азия дала великих основателей главных религий» (47. Т. 1. С. 41).

В С. Соловьев резко отзывался о той части русской интеллигенции, которая «вместо образа и подобия Божия все еще продолжает носить образ и подобие обезьяны» и обезьянничает перед Западом, и призывал «восстановить в себе русский народный характер, перестать творить себе кумира изо всякой узкой ничтожной идейки... стать равнодушнее к ограниченным интересам этой жизни, свободно и разумно уверовать в другую, высшую действительность» (61. Т.1 С. 31).

Культура как Запада, так и Востока полна непреходящих духов­ных ценностей. В наше время безостановочно идет процесс интеграции, взаимообогащения культур. Занимая выгодное географическое положение, учитывая свое евразийство и опираясь на богатство своей культуры, Россия способна содействовать диалогу Запада и Востока и внести в этот диалог свой посильный вклад.

Участвуя в диалоге Запада и Востока, Россия сохранит свою само­бытность и самостоятельность, свое православное лицо и коллективистские принципы. Только в этом случае ей посчастливится стать образцовым государством как в политико-экономическом, так и в научно-техническом и культурно-нравственном отношениях.

Тема VIII. ЛИЧНОСТЬ. ПРОБЛЕМЫ ЕЕ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ И РАЗВИТИЯ

Есть научное понятие — человек. Все, обладающие необходи­мыми родовыми признаками человека, как жившие прежде, так и живущие теперь, — люди. Но как остро каждый из нас ощущает свою особенность, исключительность, непохожесть на других. Откуда они у нас? Что формирует личностные качества людей, формы и способы их взаимоотношений? И можно ли при всей несхожести отдельных людей выделить типы личности?

1. Понятие индивидуальности

Человек — это многогранное и многокачественное явление продукт общества, природное существо, субъект культуры и т.д. Поэтому для своего выражения он требует различных понятий, важнейшими из которых являются: «человек», «индивид», «индивидуальность», «личность».

Понятие «человек» отражает общеродовые черты, присущие человеческому индивиду, его биологическую организацию, сознание, язык, способность трудиться. Таким образом, оно дает самую общую и потому предельно абстрактную характеристику индивида, лишенную его конкретного образа.

Понятие же «индивид» обозначает человека как единичного представителя человеческого рода, принадлежащего одновремен­но и природе, и обществу, объединяющего в себе совокупность биологических свойств и социальный облик.

Но как индивид связан с обществом, позволяет ли эта связь индивиду быть индивидуальностью и претендовать на личную автономию?

Проблема индивидуальности всегда привлекала внимание ученых и связывалась с вопросом, может ли человек стать самим собой, самобытной, уникальной личностью. Индивидуальность – неповторимое своеобразие какого-либо явления, отдельного суще­ства, и, естественно, в первую очередь, относится к человеку, глубокое познание которого невозможно без его рассмотрения в качестве индивидуальности.

Определение индивидуальности есть попытка постичь целостность конкретного субъекта, исходя из его единичных параметров. Задача этого определения — усложнение простого выделения факта отдельности некоего человека до развитых представлений о формировании и существовании его уникальности. При этом исходный акцент обращения к человеку не только не теряется, но служит постоянным ориентиром и целью постижения человеческой реальности, ее наиважнейшей исходной характеристикой.

Сама природа сберегает в индивиде не только общевидовые, но и неповторимые, уникальные признаки, что обнаруживается уже на генетическом уровне. Биологическая неповторимость организмов жестко запрограммирована генотипом и сохраняется при любых изменениях окружающей среды. Чем шире биологическое разнобразие особей, тем прочнее положение состоящего из них вида в природе.

Также и успешное функционирование и развитие общества предполагает наличие определенного уровня разнообразия его членов. Именно разнообразие его членов, существование ярко выраженных индивидуальностей представляет собой действительное богатство всякого общества и его культуры. Поэтому индивидуальное своеобразие людей – это закон социального развития. Это и есть так называемый парадокс индивидуальности Общество требует известной унификации индивидов, например, профессиональной, и одновременно не может существовать без сохранения и развития индивидуальных особенностей людей. В этом смысле индивидуальность можно представить как общественный способ существования человека.

Индивидуальность и единичность – это не одно и то же. Единичное подтверждает факт существования индивидуальности, указывая на ее наличность, но не выражает качественную определенность индивидуального бытия. Отсюда определение индивидуальности через единичность является формальной ее характеристикой, не связанной с ее содержательным анализом.

Индивидуальность не сводится к различиям индивидов, не тождественна неповторимости личности. Это далеко не единственный признак индивидуальности. Недаром в античной философии он вообще не играл существенной роли в характеристике индивидуального бытия. Общая направленность мировоззрения древних греков, рассматривавших мир как вечный круговорот и повторение бытия, сводилась к подчеркиванию приоритета всеобщности над случайной обособленностью.

Главная причина того, что неповторимость индивида не тождественна индивидуальности, заключается в определении индивидуальности как целостной характеристики. Индивидуальность следует раскрывать как единую, многоуровневую структуру, связанную с целостным представлением об индивиде.

То, что индивидуальность проявляется и на биологическом, и на психическом, и на социальном уровнях, объясняет, почему она представляет интерес для многих наук. Это позволяет говорить об индивидуальности как биологической, психологической и социальной проблемах.

Примечательно, что сам термин «индивидуальность» означает единство многообразного. Поэтому для того, чтобы разобраться в проблеме индивидуальности, нужно представить человека не только как открытую, но и как закрытую систему с точки зрения ее цело­го. Человек представляет собой единство внутренне взаимосвязан­ных его свойств.

Конечно, индивидуальность есть лишь относительно замкну­тая система. «Открытость» и «закрытость» в равной мере необхо­димы для нормального существования системы. Для того чтобы индивидуальность была устойчивой, она должна быть каждый раз непроницаемой для внешней среды, но при всей своей обособлен­ности индивидуальность – всегда часть внешнего мира, в посто­янном взаимодействии с которым она существует и развивается.

Как целостная система индивидуальность включает в себя, во-первых, общие черты, свойственные индивиду как представителю биологического вида и человеческого общества; во-вторых, осо­бенные признаки, которые присущи ему как участнику конкретных общественных отношений; в-третьих, единичные признаки, связанные со спецификой его биологической организации, соци­ального окружения.

Указанные свойства человека, взятые сами по себе и не как их простая совокупность, но с учетом всей внутренней взаимосвязи и целостности, — и образуют индивидуальность человека. Отсюда, в качестве конкретного существа индивидуальность обладает та­ким общественным бытием, в котором единичное и общее, при­родное и социальное не просто присутствуют, а взаимодействуют, сливаясь в единое целое.

Индивидуальность по-разному проявляется в предметном мире, органической природе и человеческом обществе. Соответственно существуют различные ее формы: предметная, биологическая и социальная. К числу наиболее общих признаков индивидуальности относятся: обособленность, целостность, самобытность, непо­вторимость, активность, которые в той или иной степени присущи всем ее формам.

Определение индивидуальности как системного, целостного объекта состоит в конечном счете не в перечислении ее различных черт, а в выделении главного системообразующего фактора, обу­словливающего ее целостную сущность и связывающего все ее частные определения в общее понятие. Таким сущностно-образующим фактором индивидуальности, характеризующейся самыми различными чертами, является самобытность конкретного индивида, его способность быть самим собой, выступать самостоятель­ным существом в рамках природного, социального, культурного целого.

Признаки единичности и неповторимости в этой связи не явля­ются критерием понятия индивидуальности потому, что не выра­жают ее целостного и самобытного характера.

Данный подход не ограничивается фиксацией голого факта единичности и неповторимости индивидуальности, а позволяет раскрыть внутреннюю структуру и механизм ее функционирова­ния и развития. Только на такой основе можно не формально, а органически включить индивидуальность в общие связи, показать ее место и роль в бытии той системы, элементом которой она яв­ляется. Такое понятие дает возможность связать ее с процессами и тенденциями социального развития.

Отметим в этой связи, что часто уникальное, неповторимое в индивидуальности образуется самим сочетанием общих, типичных свойств человека. Еще и поэтому правильно то замечание, что вне связи с общим индивидуальность не существует. Но неверна и другая крайность — сведение индивидуальности всецело к общим свойствам человека. И в том, и в другом случае индивидуальность лишается своего собственного значения. В первом случае теря­ясь в уникальности и случайности, во втором — растворяясь в универсальном. Давая целостное представление о человеке в един­стве его единичных и общих свойств, понятие индивидуальности тем самым характеризует его как конкретное существо.

Индивид выступает в качестве индивидуальности, когда он бе­рется в автономности его бытия. Все люди живут в обществе, но каждый при этом живет своей индивидуальной жизнью, т.е. обо­собляется в относительно самостоятельную «точку бытия», что и позволяет ему активно, творчески проявлять себя в окружающем мире. Индивидуальность человека состоит не столько в том, что каждый индивид неповторим, хотя и в этом также заключен мо­мент его индивидуальности, а в том, что каждый представитель человеческого рода — это отдельный, самобытный мир, который, будучи включен в социальную структуру, сохраняет свою относи­тельную самостоятельность.

Конечно, самостоятельность индивида опирается на его неповторимость, но одновременно и на его общие свойства, связываю­щие его с родом. Каждая индивидуальность приобретает свою само­стоятельность прежде всего благодаря той роли, которую она иг­рает в обществе. Вот почему индивидуальность нельзя понимать как абсолютную независимость индивида от внешнего мира. Сущ­ность индивидуальности составляет самобытность индивида, опирающуюся на постоянное взаимоотношение его с обществом.

Определение индивидуальности как особой формы бытия человека в обществе позволяет преодолеть биологизаторский подход к ее пониманию, согласно которому она дается человеку от природы, а в обществе лишь социализируется. Оно направлено также против психологизма, ограничивающего индивидуальность сферой сознания, психологических особенностей личности. Оно дает возможность представить индивидуальность как особое сформировавшееся качество конкретного человека, взятого в единстве его природных и социальных свойств.

Индивидуальная самобытность проявляется во всех признаках индивидуальности. Именно она делает индивидов подлинно неповторимыми существами. Разумеется, их неповторимость обу­словливается уже природными факторами, которые играют важную роль в определении индивидуального бытия. Специфический узор каждого покрова пальцев рук, например, служит одним из средств установления индивидуальной идентичности и опознания человека. Но истинный смысл индивидуальной непо­вторимости связан не столько с внешним обликом индивида, сколь ко со способом его бытия в качестве самостоятельного субъекта, в его деятельности, направленной на создание материальных и духовных ценностей. Здесь прежде всего и проявляется индивидуальная неповторимость и незаменимость конкретного человека. Это касается определения и других свойств индивида, которые могут быть адекватно поняты в конечном счете как проявле­ние целостной индивидуальности.