Основы философии 16 страница

Еще одно немаловажное обстоятельство способствовало обращению к ученому знанию — что потребность борьбы с еретиками. Ведь еретик — это толкователь – в той или иной степени свободы — Священного Писания. Аргумент веры, следовательно, недостаточен в борьбе с ересью, так как еретик – верующий иногда фанатично, человек. Необходима ученая мудрость, чтобы доказывать ложность еретических посылок.

Наконец, следует учесть, что и само возникновение христианства и его последующее развитие не происходило и не могло происходить в интеллектуальном вакууме. С самого начала своего распространения в Европе христианство наложилось на античную культуру и было вынуждено взаимодействовать с античной философией. Понадобилась длительная работа теологов по гармонизации и согласованию античных и христианских источников. Но в дальнейшем в это интеллектуальное пространство вовлекались новые и новые сферы знания, с которыми приходилось согласовывать веру.

В саду этих обстоятельств вера не могла стоять вне знания, она не могла исключить размышлений разума из своей сферы. Напротив, она постоянно нуждалась в его мощных подпорках. Навстречу этим потребностям и шла теология, заключившая союз веры и разума. В недрах теологии рождалось особое знание со своими традициями, стилем мышления, канонами.

Союз, заключенный верой с разумом, формировался постепенно и включал ряд принципиально различных этапов. В рамках этого союза существовали как центростремительные, так и центробежные силы, до определенной поры дремавшие внутри этого симбиоза, а затем, проснувшиеся и нарушившие хрупкое равновесие.

На первом этапе для обоснования отношений между верой и разумом многое сделал Августин Блаженный. Без мысли, с его точки зрения, нет веры. Но и мысль вне веры бесполезна. Философия должна прояснять веру, углублять ее понимание. Вера – конечная цель разума, а разум — поводырь для веры.

Во времена схоластики Ансельм Кентерберрийский (IX в.) учил «верить, чтобы понимать», а Абеляр (XII в.) «понимать, чтобы верить». Но различия между ними несущественны. Вера всегда оказывается началом и конечным итогом того пути, который должен пройти философский разум в обосновании религии.

Талантливый систематизатор теологии Фома Аквинский (XIII в.) подводит итог в решении поставленной проблемы: философия призвана служить теологии.

После Коперника, Галилея, Ньютона со становлением механистической научной парадигмы вера вытесняется за пределы науки. Там, где присутствует вера, нет места научному знанию, а там, где есть такое знание, нет места вере.

Однако наука классического периода, для которой парадигмой был механистический детерминизм, во многом упрощала понимание мышления, что и показало дальнейшее развитие философии и естествознания. Начиная с немецкой философии Канта – Гегеля и с методологических достижений создателей квантовой физики, представления об активности познающего субъекта и неотделимости исследователя от экспериментальной ситуации стали нормативными. Исследования Гилберта и Гёделя в математике показали принципиальную открытость любой, даже самой формализованной системы знания, какой не является ни одна естественнонаучная (тем более гуманитарная) дисциплина. Это значит, что вера, интуиция, эстетическое чутье, озарение (инсайт) и т.д. принципиально неуст­ранимы из научного и обыденного мышления. Более того, с середины XX в. исследованиями теологов более очевидными стали гносеологические обоснования догматики и вероисповедных принципов. Исследования философов — М. Элиаде, Р. Отто, Ж. Дерриды и др. — священного, сакрального, нуминозного показали сложность познавательного и практико-теургического процесса, где вера, интуиция и знание, образ и ценность образуют сложное единство. Тем не менее научное знание и религиозное, несомненно, различаются хотя бы объектом. Научное знание своим источником имеет объективную реальность, способ развития научного знания состоит в исследовании этой реальности научными методами, критерий оценки истины лежит в практике. Научный разум открыт для новаций, ни одна научная теория не может претендовать на роль догмы, наука развивается через сомнение и критику устоявшихся положений. В свою очередь, религиозное знание, которое своим объектом имеет религиозные отношения между Богом и человеком, во многом пользуется теми же методами и средствами, что и научное и обыденное познание. Так называемые догмы — это не более, чем обобщенные результаты религиозной практики (Откровение, Священное Писа­ние, аскетический опыт отцов Церкви и т.д.). Когда какие-то теоре­тические положения называют догматическими, то это — обыден­ное словоупотребление, не имеющее отношения к религиозным догмам. Если средневековая философия была догматической именно в этом обыденном смысле слова, то догматичным было все мышление средневековья, как и его сословный строй жестко иерархичным. В религиозной мысли догма — это понятийная фиксация опытных данных, исходный постулат. Когда утверждается, что Бог — троичен в ипостасях, то это — не более догма (в обыденном смысле), чем утверждение, что скорость света не зависит от скорости движения источника света. Теория — и достаточно свободная — начина­ется с понимания факта троичности Бога, как и теория, объясняю­щая, почему скорость света не зависит от скорости его источника. Становление теории осуществляется обычным порядком. И вера здесь занимает такое же место, как и в любом знании Вера в ее религиозном смысле имеет особый собственный статус именно на ступени получения данных первоначального религиозного опыта. Это особая, очень сложная и малоисследованная область человеческой психики и эвристической практики, которая плодотворно и целенаправленно изучается целым рядом отечественных и зарубежных богословов, философов, естественников.

Вера как верность Богу и последовательное практическое осуществление в жизни религиозных идей, ценностей и норм – это уже другая область веры, не имеющая прямого гносеологического значения.

Перейдем к рассмотрению второго типа веры, которая состоит в психологической уверенности в правильности содержания высказывания. Эта вера играет важную роль как в обыденной жизни, так и в научном познании.

Данная вера обусловлена принципиальной открытостью любого знания, виртуальностью бытия. Существуют качественно различные виды такой веры, обладающие различной степенью мотивации поступков человека: от уверенности в чем-либо (например, в том, что и завтра университет продолжит работу) до жизненных убеждений в неизбежность торжества добра над злом и т.д.

Подобный тип веры – неотъемлемый компонент практической деятельности. В своей жизнедеятельности человек постоянно принимает решения, осуществляет волевой выбор. Обстоятельства, при которых принимаются решения, очень редко бывают однозначными и чаще всего допускают несколько альтернатив в выборе стратегии и тактики деятельности. Там, где индивид не может прийти к однозначному решению на основе имеющейся информации и его выбор не навязан ему принуждением, вступает в силу свободная воля. Индивид вынужден опираться на свою веру в успех предприятия.

Вера и знание представляют собой диалектически взаимосвязанные противоположности. Вера помогает действовать в условиях неопределенности. Если бы существовала полная информированность, то отпала бы необходимость в вере. Однако такая информированность в виртуальном мире принципиально невозможна. Поэтому устранить неопределенность при принятии решений человеку никогда не удастся. Человек потому и принимает свободное решение, что принципиально нельзя просчитать его как логичный вывод.

Но и вера не возникает на пустом месте. Она формируется жизненными обстоятельствами, практическим опытом. Поэтому можно сказать, что вера основывается на знании и опыте. Возникает ситуация, которая не вписывается в алгоритмы, – ситуация нового решения. В этом случае подвижность мира компенсируется подвижностью сознания, его эвристикой и конечно же верой в свое всемогущество и способность справиться с ситуацией

В научном познании ученый также вынужден действовать в неопределенной ситуации. Такая ситуация возникает на всех уровнях познания эмпирическом, теоретическом и технической разработки. При постановке эксперимента возникают различные возможности в его реализации. Безусловно, ученый, планируя эксперимент, исходит прежде всего из накопленного знания, но заранее рассчитать все возможные трудности на пути реализации эксперимента редко удается. И ученый зачастую прибегает к волевому решению, он просто верит в то, что выбранная стратегия и тактика эксперимента приведут его к успеху.

Выдвигая гипотезу, исследователь всегда ограничен в фактических данных. Недостаточность эмпирической базы может обусловливать с равной вероятностью различные гипотетические объяснения каких-либо явлений. Но принимая решение в пользу дан ной гипотезы, исследователь должен верить в свою правоту.

Разработка теории также может натолкнуться на альтернативные подходы. Из научной практики известно, что существуют так называемые эквивалентные теоретические подходы. Их эквивалентность в том и состоит, что одна и та же эмпирическая база одинаково соответствует различным теоретическим объяснениям. В этих случаях ученый отдает свое предпочтение той или иной теории за счет веры в нее.

Наконец, сами истоки познавательной деятельности уходят в глобальную веру ученого в то, что мир в принципе познаваем, что, познавая мир, можно достичь истины. Без этой веры ученому просто бесполезно приступать к научному исследованию.

Конечно, вера ученого существенно отличается от веры невежественного человека. Вера ученого аккумулирует весь его жизненный опыт, опирается в определенной степени на историю науки и накопленные знания. К тому же его вера корректируется научным сообществом.

Научное сообщество ничего не принимает на веру. Аргумент веры исключается общепринятым стилем научного мышления. Ученый может в индивидуальной деятельности руководствоваться чем угодно, в том числе и опираться на веру. Но как только научная идея им формулируется и представляется на суд научной общественности, она немедленно попадает под огонь перекрестной критики профессионалов.

В научном сообществе действует «методическое сомнение», организованная критика, которая ставит жесткий фильтр на пути общественного признания научных идей. И можно быть уверен­ным, что научное сообщество не пропустит в науку произвольных, недостаточно обоснованных аргументами идей и теорий.

Тема VII. ЧЕЛОВЕК В МИРЕ КУЛЬТУРЫ. ВОСТОК. ЗАПАД. РОССИЯ В ДИАЛОГЕ КУЛЬТУР

Человек и культура неразрывно связаны друг с другом. Каков человек, такова и его культура. В какой культурной среде воспитывается индивид, таков его образ жизни, таковы его установки и цели. Какова цивилизация — такова и ее культура. Гонка вооружений, вспышки национальной вражды, триумф «массовой куль­туры», политический диктат в отношении малых государств и эко­номическое порабощение так называемого Юга характеризуется великими гуманистами как упадок культуры. В период первой мировой войны всемирно известный гуманист А. Швейцер проро­чески поставил диагноз XX в. «Мы живем в условиях, характеризующихся упадком культуры. И не война создала эту ситуа­цию — она сама есть лишь ее проявление» (81. С. 33).

1. Культура и культурно-историческая жизнь

Общество — это социально-практический способ бытия людей. И этот способ носит культурно-исторический характер. На этой стороне жизни людей мы и остановимся.

Понятие культуры тесно связано с культом. Термин «культ» берет начало от латинского слова colere — возделывать, почи­тать. На религиозной основе древние народы в целях самосохранения и поддержания преемственности и этнического единства создавали разнообразные культы предков, погребения, растений и животных, покровителей земледелия и семья, героического вождя и т.д. Так, культ погребения прослеживается уже у неандертальцев, т.е. примерно, сто тысяч лет назад. К этой же седой древнос­ти относятся и следы ритуального каннибализма.

Все культы представляют собой совокупность обрядов почитания того, кто казался людям могущественным, способным им помочь и уберечь от напастей. В обрядах преследовалась цель снискать расположение могущественной силы, задобрить ее или почтить ее память.

Каждый культовый центр располагался в определенном месте, а культовой деятельностью занимались определенные лица — колдуны, шаманы, жрецы. Культовые ритуалы сопровождались жертвоприношениями, процессиями, песнопениями, танцами, молитвами и пр. На протяжении длительного времени такие ритуалы сохранялись в неизменном виде. У каждого народа существовал годичный культовый календарь. Таким образом, культ регламентировал и программировал деятельность людей, выступая как некоторый набор предписаний, обязательных для выполнения.

Естественно, что культ не исчерпывает всей совокупности обычаев, выражающих нрав, нравственную жизнь первобытных племен, но он, вне сомнения, – их сердцевина. В культе содержится священное для первобытного человека начало. Власть богов казалась общинникам абсолютной, и подчинение этой власти, которая в своей сущности была ничем иным, как выражением воли родоплеменного коллектива, содействовало их самосохранению

Обычай представляет собой определенный способ поведения людей, выработанный сообществом и обязательный для всех его членов. В нем обобщается социальный опыт, его предписания определяют общепринятый и в этом отношении нормальный для данного коллектива образ общения и жизни. От индивидуальной привычки, характерной для отдельного представителя коллектива, обычай отличается обязательностью и теми санкциями, которые коллектив принимает в отношении ослушника. Обычай, по выражению А. С. Пушкина, – «деспот меж людей».

Естественно, что обычаи различаются как масштабом своего влияния на людей, так и социальной значимостью своих предписаний. Существуют семейные, родо-племенные, национальные и общечеловеческие обычаи. Они затрагивают как семейно-бытовые и религиозные отношения, так и имущество, безопасность и управление общественными делами. В силу своей важности обычаи, касающиеся собственности, безопасности и управления, фиксировались сообществом в виде письменных распоряжений и в дальнейшем принимали форму закона.

Становление обычаев происходило стихийно, под влиянием общественной потребности в самосохранении, поддержании порядка в сообществе и регулировании отношений между его членами. В них отсутствует личный произвол. Они – выражение коллективной воли, и в качестве живого достояния общества, они, несомненно, — общественное благо, ценность. Важнейшей стороной этой ценности является то, что в обычае содержится неизвестное животному миру нравственное начало. Ведь обычай – это образец поведения, которому нужно следовать и который свято соблюдается и поддерживается коллективом. Все, что в рамках обычая, — свято, нравственно. Все, что вне его – безнравственно.

Если обычаи укоренились в жизни родо-племенных коллективов, стали регуляторами семейных и межсемейных отношений, то прак­тически осуществляются в обрядах. Обряд, с одной стороны, — это ряд строго определенных обычаем действий, а, с другой, — эмоционально-психологическая реализация предписаний, без которой сам ритуал теряет свою привлекательность и воспитательную силу. В обряде достигается сопереживание участниками коллективного пред­ставления своей причастности к сообществу, живущему по своим особым, священным для него правилам и дающему жизнь входящим в него индивидам. Обряды сопровождают рождение и смерть, свадь­бу и совершеннолетие, семейные и общенациональные праздники, исторические и религиозные события. Они воспитывают и одновре­менно актуализируют социальную память, помогая глубже осознать ту систему ценностей, которой живет сообщество, и сами образуют ценность культурной жизни народа.

И обычаи, и обряды — порождение стихийной, родовой жизни людей. Общение различных этносов, постоянная необходимость фиксировать накапливающийся социальный опыт в новых нормах и правилах поведения и неизбежное возрастание значимости сферы собственности, гражданских отношений делают обычаи объектом осознания и совершенствования. Такое осознание и со­вершенствование невозможны без определенного уровня индиви­дуализации жизни людей и одновременно содействуют росту их инициативы и изобретательности.

Расширение хозяйственной деятельности, усиление межобщинных и межплеменных связей, рост торговых отношений и возрас­тание роли собственности требовали переосмысления сложивших­ся в обществе обычаев, отбору тех из них, которые больше соот­ветствовали культурному прогрессу общества. Зарождающаяся государственная власть берет на себя инициативу очищения обы­чаев от устаревшего (например, ритуального каннибализма) и поддержания новых, более прогрессивных обычаев. Ее предста­вители становятся инициаторами сознательного формирования таких правил общественного поведения, которые с согласия большинства принимаются в качестве разумных норм.

Естественно, что идущие на смену стихийно принятым обыча­ям нормы поведения должны отличаться и своим характером. Такие нормы утверждаются как законы.

Но для нас сейчас важнее другое, а именно то, что эти законы предлагаются индивидами, наиболее дальновидными и авторитетными для того времени представителями различных народов. Так начинается относительно новая фаза в культурной жизни общест­ва, которую можно назвать культурно-исторической.

Культурно-историческая жизнь характеризуется тем, что в обществе появляются основатели нетрадиционных религиозных учений и гражданские реформаторы, которые оказывают непосредственное воздействие на жизнь своих народов. Эти личности сами продукт своего времени и своего народа, и то, что они создают, носит на себе следы эпохи и этноса. Так, в законах Ману, предписывавших обязанности для каждого общинника, обнаруживается брахманистский культ древних индийцев, а учение Будды выражает собой существенные перемены в Древней Индии, прото определенной части индийского народа против кастового строя и засилия брахманов. В то же время поучения Конфуция выражают трезвый, практический ум китайца. Но нельзя отвергать и то, что эти законы, религиозно нравственные поучения носят на себе и индивидуальную печать своих творцов и что таким образом личные качества последних обнаруживают свое обрачное действие на общество. И Будда, и Конфуций символизируют собой определенные типы культуры, и их личные достоинства и особенности вошли составной частью в ценности этих культур.

Культурно-исторический процесс тем и характеризуется, что открывает простор для растущего влияния духовного мира индивида на общество, и где культурно-историческая жизнь более содержательна, там и значение личности гораздо больше.

Культурно-исторический процесс в общественном разделении труда, в отделении умственного труда от физического, формировании собственности и государства находит свое выражение в культурных явлениях, которые становятся духовным богатством. Обращаясь к созданным и создаваемым духовным ценностям, творческая личность извлекает из них много больше того, что в них вложено и закладывается. Относительно самостоятельный мир духовных ценностей становится источником различных новаций во всех сферах жизни общества, которые сами все больше дифференцируются и разнообразятся. Но это возможно лишь при одном условии. Эти ценности и творческие умы находятся в постоянном контакте. Духовные ценности – не застывший, окостенелый, мертвый груз, а пульсирующая реальность в руках людей. И сами люди реально могут жить, лишь используя духовные ценности, располагая ими в качестве своей опоры и средства. И само единство созданных ценностей и их творцов – это выражение и мера совершенства культурно-исторического процесса.

2. Социальная психология как одна из культурных детерминант жизнедеятельности людей

Одним из культурных факторов развития общества является социальная психология. Ее формирование относится к становле­нию общества, религиозно-нравственных переживаний, веры в могучую силу объединяющего сородичей сопереживания радост­ных и трагических событий в жизни формирующегося сообщест­ва. В коллективном труде, в обрядовых ритмичных танцах и пес­нопениях, религиозных процессиях и молитвах, магических за­клинаниях и колдовстве и даже групповом каннибализме закла­дывались основы социальной психологии за счет включения ин­дивидуальных переживаний в социальные формы.

Социальная психология — это совокупность эмоциональных состояний общественных групп их переживаний и мироощуще­ний, их радостей и забот, ритуалов и традиций. В ней коренятся мотивы экономического, политического и нравственного поведе­ния, привязанности индивида к определенному образу жизни и социально-экономическим стандартам.

Но в социальной психологии содержится и непосредственная реакция общественных групп на происходящие экономические, социально-политические и культурно-эстетические события.

В ней можно без труда обнаружить, во-первых, психологичес­кий аспект. К нему относятся установки, настроения и пережива­ния, влияющие на поведение как индивида в общественной груп­пе, так и всего сообщества по отношению к собственной подгруп­пе, а также к другим сообществам.

Во-вторых, социальный, поскольку акцент делается не на пси­хике индивида, а на переживаниях и настроениях, обычаях и об­рядах общественных групп. В качестве таковых можно рассмат­ривать и молодежные объединения любителей музыки или по­клонников футбольной команды, союз ветеранов, трудовой кол­лектив, социальный слой (бюрократию, театральную интеллигенцию), общественный класс (рабочие, капиталисты). Социальный аспект чрезвычайно важен. Общественный облик группы детер­минирует структуру переживаний и настроений, эмоциональное отношение к «чужакам» и конкурирующим сообществам.

Детерминируя поведение индивидов, социальная психология сама испытывает воздействие со стороны социально-экономичес­кого строя общества и всегда выражает исторические особенности общества, традиции и нравы людей.

Рассмотрим последовательно отмеченные срезы социальной психологии. В какой бы общественной группе не находился индивид, он испытывает ряд врожденных влечений, которые в своей основе природны. К ним относятся реакция на голод, самоутверж­дение, половой, родительский, оборонительный и стадный инстинк­ты. Эти влечения обнаруживают себя и в групповом поведении. В состоянии беспорядка, паники, митинговой анархии, самосуда, буйства толпы, озабоченности очереди, массовой эйфории инди­видуальные влечения многократно усиливаются и распространя­ются на большие массы людей Объединенные в ограниченном пространстве и во времени индивиды совместно переживают бес­покойство и страх, надежду и отчаяние, радость и горе, разочаро­вание и агрессию, любовь и ненависть, восторг и солидарность. Так, ожидание конца света, прихода антихриста влечет за собой массовое самоубийство. Страх перед нечистой силой порождает массовую охоту на ведьм. Любовь к родной земле вызывает мас­совый героизм, доходящий до самопожертвования. А все это уже не чисто биологические, а социально-культурные детерминанты поведения людей.

В различных проявлениях социальной психологии самым тес­ным образом переплетаются иррациональные и рациональные эле­менты психики больших масс людей. Страх перед голодом застав­ляет создавать неразумно большие запасы продовольствия. Ин­стинкт самосохранения провоцирует этнос на вероломство по от­ношению к соседям, хотя для этого может и не быть никакого основания.

На уровне разума социальные переживания находят свое вы­ражение в интересах. Раскол общества на классы породил такие культурные детерминанты, как классовая солидарность и классо­вый интерес, кастовая неприязнь к ниже стоящим общественным группам, сословная обособленность и узкосословный социально-политический интерес. Так, средневековое духовенство объединя­лось общим служением церкви, в которой оно видело средство стабилизации общества. Для феодалов характерно рыцарство, что требовало от них воинственности и смелости, мужества и отваги, преданности и чести. Психология рыцарства материализовалась в дворянских гербах, своеобразных фетишах, требовавших риту­ального обращения с собой.

На психологическое состояние народов и общественных групп накладывает сильный отпечаток историческая эпоха. Так, Рим­ская империя сложилась за счет подавления региональной госу­дарственности порабощенных народов, а также отказа от респуб­ликанских порядков в самом Риме. Своим следствием данный ис­торический процесс имел обесценение прежних идейных устано­вок и поиск новой религии, приемлемой для различных народов, включенных в состав единого имперского государства. Общим результатом тогдашнего духовного состояния общества стали ин­теллектуальная растерянность и деморализация. «Предоставлен­ный самому себе, индивид беспомощно стоял в потоке новых идей и стремлений, вливавшихся в общество. И он искал точку опоры, учения и учителей, которые научили бы его правде и мудрости жизни, которые указали бы ему верный путь в Царство Божие» (36. С. 105).

В атмосфере разложения традиционных форм жизни, всеоб­щей растерянности и веры в чудеса, в харизматическую личность, которая может быть учителем, заступником и образцом, сформи­ровалось христианство. Христос и стал тем искомым образцом, той личностью, которая источает из себя регулирующую и на­правляющую силу.

А вот что пишет Ле Гофф о психологическом состоянии запад­ноевропейского общества в эпоху Средневековья: «Чувство неуверенности – вот что влияло на умы и души людей Средневековья и определяло их поведение. Неуверенность в материальной обес­печенности и неуверенность духовная; церковь видела спасение от этой неуверенности... лишь в одном: в солидарности членов каж­дой общественной группы, в предотвращении разрыва связей внутри этих групп вследствие возвышения или падения того или иного из них. Эта лежавшая в основе всего неуверенность в конечном счете была неуверенностью в будущей жизни, блаженство в кото­рой никому не было обещано наверняка и не гарантировалось в полной мере ни добрыми делами, ни благоразумным поведением, а шансы на спасение столь ничтожны, что страх неизбежно преоб­ладал над надеждой» (40. С. 302).

Индустриальное общество несет с собой непрерывную цепь изобретений, стремительный рост разнообразных потребительских стоимостей и массовую репродукцию художественных ценностей. Уходят в прошлое надежды на вечные порядки, страх перед мате­риальной необеспеченностью, и их место занимает ощущение относительности каких бы то ни было нравственных ценностей, же­лание как можно больше получить от жизни и как можно меньше иметь обязанностей перед окружающими. Это социально-психо­логическое состояние индустриального общества ярко передал Я П. Полонский:

Среди бесчисленных забав,

Среди страданий быстротечных —

Каких страстей ты хочешь вечных,

Каких ты хочешь вечных прав?

Общественные настроения в такую эпоху изменчивы и быстротечны. Огорчение причиняет лишь отсутствие престижных вещей, а бездумная погруженность в вещный мир делает бытие людей неподлинным, чисто внешним. Отсюда слепое буйство молодежи на концертах рок-музыки, жестокие бесчинства на стадионах, рабское следование моде и массовой культуре, освобождение от нравственных устоев и угрызений совести.

Таковы некоторые особенности социальной психологии индустриального общества.

Социальная психология — это сфера не психического мира индивида, а межличностных отношений и настроений общественных групп, их обычаев и традиций. И поэтому установки, настроения и обычаи людей не могут не выражаться в общественном мнении, коллективных поступках и символике. Формы такого выражения различны: от установок и переживаний, обусловленных прирожденными влечениями, до миросозерцания и самоопределения общественных групп и исторических эпох.

Социальная психология, как уже отмечалось, в известной степени контролируется разумом, но в ней имеется и нечто такое, что не поддается никакой идеологии. Во все времена, во всех общественных системах обнаруживается относительно неизменная человеческая природа — органическое единство витальных потребностей и жизненного опыта. Для повседневной жизни, пронизанной многочисленными хозяйственными и бытовыми заботами, природа человека имеет определяющее значение. Здесь влияние высших культурных ценностей достаточно ограничено. И тем не менее природа человека общекультурный фактор формирования и развития людей.

3. Научно-теоретическое сознание и сознание как система духовных ценностей

Социально-практический способ бытия порождает и научно-теоретическое сознание. От социальной психологии оно отличается тем, что не является непосредственным и стихийным продуктом повседневной жизни, а представляет собой опосредованное и преднамеренное творение отдельных людей. Для теоретической деятельности нужна профессиональная подготовка, способность к абстрактному мышлению и доступ к идейному наследию.

Для общественного производства важно знание особенностей природных тел и закономерностей их взаимоотношения. Исследование причинно-следственных связей лежит в основе развития естествознания и техникознания. Зная причины, можно предвидеть следствия, а зная следствия, можно предугадать их причины. Еще Декарт отмечал, что знание сил природы делает людей ее господами и обеспечивает им здоровую и счастливую жизнь.

Теоретическое сознание охватывает собой и область социальных отношений. В социологии, экономической науке, правоведении, политологии и т.д. фиксируются различные особенности общественных отношений. Общественные науки претендуют на объективность отражения социальной реальности и используют для этого соответствующие методы исследования.

Социальная реальность находит свое отражение не только в науке. Общественное сознание выражается и в таких формах, как нравственность, искусство, религия, право, философия. Каждая из перечисленных форм удовлетворяет определенную общественную потребность. Искусство удовлетворяет потребность людей в красоте. Нормативную и регулятивную функции выполняют политические, правовые, нравственные и религиозные взгляды. Философия, как и религия, занимается разработкой мировоззренческих принципов. Общей особенностью форм общественного сознания является то, что они не столько отражают, сколько выражают запросы общества. В них раскрывается связь между потребностями общественного человека и средствами их удовлетворения. В свете этих потребностей люди оценивают то, что имеется в социальной реальности, и мотивируют свое поведение.