Писатели истории Августов

(Отрывки цитируются в переводе С.П. Кондратьева под редакцией А.И. Доватура по изданию: Властелины Рима. Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Пер. с лат. С.П. Кондратьева; Под ред. А.И. Доватура. М., 1993)

Адриан. 14. (11) Он[369] бывал строгим и веселым, приветливым и грозным, необузданным и осмотрительным, скупым и щедрым, простодушным и притворщиком, жестоким и милостивым; всегда во всех проявлениях он был переменчивым.

Адриан. 20. (3) Марий Максим[370] говорит, что природе он[371] был жесток и только потому выказывал так много доброты, что боялся, как бы с ним не случилось того же, что с Домицианом.

Элий. 1. (1) Диоклетиану Августу от преданного ему Элия Спартиана привет. Мое намерение, Диоклетиан Август, величайший из стольких государей, – повергнуть на рассмотрение твоей божественности жизнеописание не только тех лиц, которые занимали положение государей, ныне принадлежащее тебе, как это я сделал по отношению к государям вплоть до божественного Адриана, но также и тех, которые, не будучи ни государями, ни Августами, либо носили имя Цезарей, либо таки ли иначе притязали на высшую власть согласно народной молве или своим собственным чаяниям.

Антонин Пий. 13. (4)Он[372] – едва ли не единственный из всех государей – прожил, не проливая, насколько это от него зависело, ни крови граждан, ни крови врагов, и его справедливо сравнивают с Нумой, чье счастье, благочестие, мирная жизнь и священнодействия были и его постоянным достоянием.

Север. 19. (6) После его[373] смерти все высоко оценивали его – главным образом потому, что государство в течение долгого времени не видело ничего хорошего ни от его сыновей, но после, когда многие устремились к власти и Римское государство стало добычей для грабителей.

Песценний Нигер. 1. (1) Редко и неохотно описываются в благоприятном свете деяния тех, кого победа их противников сделала тиранами. Поэтому далеко не все сведения о них имеются полностью в письменных памятниках и анналах. (2) Ведь прежде всего писатели искажают те важные даяния, которые делают им честь; затем – о некоторых умалчивают; наконец, никто не станет требовать большой тщательности в исследовании их происхождения и жизненного пути, так как считается достаточным рассказать об их дерзости, о войне, в которой они были побеждены, и о понесенной ими каре.

Опилий Макрин. 1. (1) Жизнь тех государей, которые – были ли они тиранами или цезарями[374] – правили недолгое время, покрыта мраком неизвестности, потому что и об их частной жизни нет достойных упоминания известий – ведь если бы они не домогались императорской власти, о них вообще никто не знал бы – и об их правлении нет возможности много говорить, так как оно было непродолжительным. Однако мы изложили то, что мы почерпнули от разных историков, по крайней мере то, о чем стоит упомянуть… (3) Юний Корд[375] задался целью опубликовать жизнеописания малоизвестных императоров, но сделал это не очень удачно. (4) Заявляя, что он не будет пренебрегать никакой мелочью, он все же собрал мало материала, притом этот материал, недостойный упоминания: как будто о Траяне, Пии или Марке необходимо знать, сколько раз они выступали, какие у них был перемены блюд, когда они меняли свою одежду, кого и когда выдвигали на должности. (5) Стремясь охватить все это, он наполнил свои книги баснословными сообщениями, описывая разные пустяки, тогда как о мелочах либо вовсе не следует писать, либо следует писать очень немногое, если на основании этого можно делать заключения и их нравах, о которых нам действительно следует знать…

Антонин Гелиогабал. 1. (1) Я никогда не стал описывать жизнь Гелиогабала Антонина, который назывался также Варием[376] (пусть бы никто не знал, что он был римским государем), если бы раньше это же государство не имело Калигул, Неронов и Вителлиев. (2) Но так как одна и та же земля производит ядовитые травы и хлеб, а также другие полезные растения, одна и та же земля порождает змей и домашних животных, то прилежный читатель вознаградит себя, когда в противовес этим чудовищным тиранам будет читать об Августе, Траяне, Веспасиане, Адриане, Пии, Тите, Марке. (3) Вместе с тем он поймет и суждение о них римлян, так как эти последние императоры правили долго и умерли естественной смертью, а те были убиты, трупы их волокли по улицам, к тому же – они были признаны тиранами, и даже имена их неприятно произносить.

Александр Север. 65. (1) Ты неоднократно спрашивал, величайший Константин[377], что сделало таким государем его, сирийца родом[378], иноземца, тогда как столько людей, римлян родом, столько людей из других провинций оказалось бесчестными, грязными, жестокими, отвратительными, несправедливыми, развратными. (2) Прежде всего я могу ответить на основании мнения порядочных людей, что хорошим государем можно быть от природы, которая повсюду является единой матерью. Затем, этот мог стать превосходным под влиянием страха, так как весьма дурной был убит[379]. … (4) Твоему благочестию известно – это ты прочитал у Мария Максима, что в лучшем положении и едва ли не в более безопасном состоянии находится то государство, в котором дурной государь, нежели то, в котором дурные друзья государя, так как недостатки одного дурного могут быть исправлены многими хорошими людьми, но над многими дурными людьми никоим образом не может одержать верх один, как бы он ни был хорош.

Галлиен. 5. (1) И все это происходило вследствие того, что Галлиен[380] внушал к себе презрение. Ведь ничто в больше степени не подстрекает дурных людей в дерзостным поступкам, а хороших к достославным, чем страх перед дурным императором или презрение к распущенному.

Тридцать тиранов. 1. (1) Написав уже много книг не так, как пишут историю, и не красноречиво, а самым обыкновенным языком, мы дошли до того времени, когда в годы правления Галлиена и Валериана ввиду того, что Валериан был занят великими нуждами Персидской войны, появилось тридцать тиранов[381], ибо к Галлиену относились с презрением не только мужчины, но и женщины… (2) Вследствие того, что эти люди, набросившиеся на императорскую власть из разных частей мира, были настолько малоизвестными, что даже ученейшие мужи не могли ни много рассказать о них, ни разведать; далее, ввиду того, что все историки, писавшие по-гречески и по-латыни, пропустили некоторых из них и даже не упомянули их имен[382]; наконец, так как некоторые сведения о них у большинства писателей переданы совсем по-разному, я собрал в одну книжку…

Бож. Клавдий. 1. (3) И непозволительно было бы умолчать о том государе, который оставил такое многочисленное потомство, который доблестно окончил войну с готами[383], который как победитель уврачевал общественные бедствия, который на благо человеческому роду, хотя и не по собственному почину[384], но сам как будущий император удалил от кормила государственного правления чудовищного императора Галлиена; если бы он мог дольше пробыть в этом государстве, то вернул бы нам благодаря своим доблестям, своей рассудительности, своей предусмотрительности Сципионов, Камиллов и всех прочих древних героев.

Бож. Аврелиан. 43. (1) Спрашивается, что делает государей дурными. Прежде всего, друг мой, безнаказанность, затем обилие всяких средств, кроме того, бесчестные друзья, заслуживающие проклятия прислужники, алчные евнухи, глупые или презренные придворные и… неосведомленность в государственных делах. … (3) Собираются четверо-пятеро человек, договариваются между собой обманывать императора и подсказывают ему, что он должен утвердить. (4) Император, запертый в своем доме, не знает истины. Он вынужден знать только то, что говорят ему эти люди; он назначает судьями тех, кого не следовало бы назначать, отстраняет от государственных дел тех, кого он должен был бы привлекать. …Как говорил сам Диоклетиан[385], хорошего, осторожного, превосходного государя продают за деньги.

Проб. 2. (6) Я хочу лишь заверить в том, что, с одной стороны, я описал факты, которые всякий, кто пожелает может изложить более возвышенным слогом; (7) с другой стороны, у меня было намерение, рассуждая о жизни государей и времени их правления, подражать не саллюстиям, ливиям, тацитам, трогам[386] и всем наиболее красноречивым писателям, а Марию Максиму, Светонию Транквиллу, Фабию Марцеллину[387]… и прочим, которые, заботясь не столько о красноречии, сколько об истине, увековечили память обо всем этом. (8) Ведь я принадлежу к любопытствующим – отрицать этого я не могу; на это воодушевляете меня вы, так как, зная много, хотите знать еще гораздо больше.

Кар, Карин и Нумериан. 1. (1) Что судьба властвует над государством, что она поднимает его на вершину могущества и обращает в ничтожество, – это ясно показала смерть Проба[388]. (2) В течение веков, то возвышаемое различными потрясениями, то поражаемое ими, наше государство испытало в чередовании бурь и счастья почти все те превратности, какие испытывает единичный смертный человек. Казалось, после разнообразных несчастий оно будет спокойно пользоваться непрерывным счастьем, когда после сильного и энергичного государя, каким был Аврелиан, Проб взял в свои руки законы и кормило правления, согласно решению сената и народа. (3) Но великая катастрофа, наподобие кораблекрушения или пожара, когда роковым образом разъяренные воины устранили столь замечательного государя, довела государство до такого отчаяния, что уже боялись появления домицианов, вителлиев и неронов. (4) Ведь нравы государя, когда они еще не известны, вызывают больше опасений, нежели надежд, особенно в том государстве, которое после нанесенных ему недавно ран переживало скорбь, выстрадав пленение Валериана[389], расточительность Галлиена и удары чуть ли не тридцати тиранов, стремившихся присвоить себе жалкие члены государственного целого.

2. (1) Ведь если мы захотим вспомнить, какие превратности судьбы испытало с самого основания города Рима Римское государство, то найдем, что никакое другое государство в большей степени не наслаждалось благами и не страдало от бедствий.

Кар, Карин и Нумериан. 3. (6) Судьба, которая любит постоянные перемены и почти всегда является врагом справедливости, завистливо отказала Клавдию в долголетнем правлении. (7) Ведь и Аврелиан убит так, и Тацит погиб так, и Проб лишен жизни так, что становится ясно, что для судьбы нет ничего более приятного, чем вносить непрерывные перемены в государственные дела, вводя в них разные случайности.

Кар, Карин и Нумериан. 21. (2) Прими, мой друг, этот мой дар, который… я выпустил в свет не как образец красноречия, а ради удовлетворения любопытства. Главной моей целью было, чтобы красноречивому человеку, который пожелал бы изложить деяния государей, не пришлось разыскивать материал и чтобы мои книжки стали слугами его красноречия. (3) Тебя же прошу: будь доволен и стой на том, что мы хотели написать лучше, нежели сумели это сделать.