А) Имманентная и трансцендентная априорность

Таким определением, разумеется, облегчить себе жизнь невозможно. В голову приходит сослаться здесь на известное интерсубъективное единство математи-

516 ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ческих положений, т.е. на согласие различных субъектов в том, что они усматривают очевидным. Если ограничивать это согласие с субъективной стороны границами того, что доступно отдельному лицу с объективной стороны — содержаниями, достаточно проясненными в научном плане, чтобы претендовать на всеобщую значимость, — то его феномен существует правомерно. Вопрос лишь в том, достаточно ли его, чтобы сделать ощутимым бытийственный характер математических предметов.

Но здесь наталкиваешься на границу аргументации. Любую математическую ситуацию можно сделать очевидной, пожалуй, для каждого, кто имеет достаточный уровень познания (математические способности и подготовка), чтобы ее схватить: если он вообще ее понимает, он найдет ее «такой и никакой другой». В этом состоит часто упоминающееся согласие субъектов в их математическом усмотрении; а так как дело идет о познании a priori, то этот феномен можно точнее обозначить как «интерсубъективную всеобщность априорного». Так как она означает одно только согласие субъекта с субъектом и оставляет в неопределенности соответствие делу, то, несмотря на множество субъектов, охватываемых ею, она остается только лишь имманентной или субъективной, и то a priori, на которое она опирается, есть лишь «имманентная априорность», в которой «объективная значимость», т.е. собственно познавательная ценность, еще находится под вопросом.

Относительно этой имманентной априорности теперь можно показать, что везде, где она имеет действительно познавательный характер, она уже основывается на некоем общем отношении субъектов к су-

_______ ПРОБЛЕМА И ПОЛОЖЕНИЕ ИДЕАЛЬНОГО БЫТИЯ 517

щему положению, т. е. на «трансцендентной априорности» — на такой, следовательно, которая уже имеет объективную значимость. Интерсубъективное согласие в этом случае будет уже следствием идентичности предмета, который именно потому будет очевиден для всех как один и тот же, что он имеет в себе свое определенное так-бытие, а последнее каждый, кому оно вообще попадает в поле зрения, может видеть только так, как оно есть, но не как оно не есть.

Если теперь это соображение попытаются понять как аргумент в пользу в-себе-бытия предмета, то совершат логический круг. Ведь предпосылкой данного соображения было то, что имманентная априорность уже имела познавательный характер, а это как раз значит, что ее предмет -— в-себе-сущий. Предполагается, таким образом, именно то, что должно получиться в качестве следствия. Ибо своеобразие априорного в сознании в том, что оно вовсе не необходимо выступает априорным «познанием» и что по нему как таковому никогда прямо не видно, является ли оно познанием или нет. Ведь есть и такие содержания сознания, которые не проистекают из опыта, т. е. суть a priori, но тем не менее являются не познанием, но, например, свободной выдумкой, конструированием, фантазией или даже ошибочным допущением, предположением, необоснованным мнением. То, что мы в жизни зовем «предрассудком», есть нечто вполне априорное, название свидетельствует об этом совершенно однозначно; но предрассудок не имеет познавательного характера, ему недостает «объективной значимости». Поэтому первой задачей всякой тенденции к познанию является освобождение от предрассудков.

518 ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Неокантианство было виновно в том, что подвергло забвению двусторонний и проблемный характер априорного, что смогло априорное ео ipso* счесть познанием. Напротив, Кант уже знал о трудностях, связанных с познавательной претензией в априорном. Отсюда его рьяные усилия доказать оправданность этой претензии для определенного, очень ограниченного набора первых базовых априорных моментов. Судить о себе a priori позволяет все возможное, но не все, о чем вынесено априорное суждение, истинно (имеет объективную значимость). Суждения как таковые вообще индифферентны к истинному и ложному; по ним как таковым не видно, являются ли они выражением некоего усмотрения дел (познания) или нет. Ведь доказательство «объективной значимости» и у Канта образует главную задачу «критики». А заключается она не в чем ином, как в обнаружении основных условий, при которых «синтетические суждения a priori» могут считаться содержательным усмотрением сути вещей. Подобно тому как, с другой стороны, негативное дело «критики» заключается в том, чтобы показать, что известные априорные суждения метафизики неправомочно претендуют на влияние и познавательную ценность.