Проза второй половины 20-х гг. 3 страница

Герои рассказов П-а не просто существуют в конкретном ис­торическом времени, а активно в нем участвуют и его созидают. Они изменяются либо вместе с ним, либо под влиянием лич­ного опыта. Никита Фирсов из "Реки Потудани", демобилизован­ный красноармеец, находит свое место в будничной мирной жиз­ни. Федор из "Фро", напротив, тяготится будничным существо­ванием и собирается поехать в Китай на революционную войну. Назар Фомин - и один из "строителей страны", и воин. В юнос­ти он разделяет утопические мечты многих своих современни­ков, думая, что "наступила эпоха кроткой радости, мира, братства и блаженства, которая постепенно распространится по всей земле" [с.305]. Он энергично участвует в строительстве электростанции (повторяющийся автобиографический мотив у П-а) и надеется "на изменение и оживление в будущем всей тя­гостной гнетущей самое себя природы" [с.307]. Но после того как электростанция уничтожается вредителем, "вера Фомина в близкое блаженство на всей земле была нарушена сомнением". Однако на прежнем месте он вновь строит электростанцию, еще более мощную, чем погибшая. После нового разочарования - ухода от него любящей жены, Афродиты, Фомин разочаровывается в утопической мечте, понимая, "что всеобщее блаженство и наслаждение жизнью, как он их представлял дотоле, есть лож­ная мечта и не в том состоит истина человека и его действи­тельное блаженство", а в способности одолевать горе, встаю­щее на жизненном пути. Цитата, с.310. П, нападающий на "убо­гое блаженство", как и Булгаков, полемизирует с Маяковским, автором "Клопом" и "Бани", и отказывается от революционного утопизма, признавая " сокровенность мира ". Похожую эволюцию переживает Афродита. Разочарованная во втором муже, она признается Фомину, к которому хочет вернуться, что "она неп­равильно понимала жизнь, желая лишь радоваться в ней и не знать ни долга, ни обязанностей" [с.311]. П решительно про­тив гедонистического, эвдемонического отношения к жизни. Ее смысл - в социальном и профессиональном творчестве, любви к ближнему, радости-страдании, единении с народом, человечест­вом, природой.

Вечный план в рассказах П-а прежде всего связан с темой любви, о которой писатель много размышлял. П продолжал традицию высокой духовности этого чувства, свойственную русской классике. В "Реке Потудани", "Фро" и "Афродите" П отрицает в любви чисто чувственное, в коночном счете эгоистическое начало. Цитата. С.364. Никита Фирсов и Люба любят друг друга самоотверженно и жертвуют друг другу необходимым: Н отдает перешить свою шинель в женское пальто, сам ходит зимой в старом отцовском пиджаке на вате, может простудиться; Люба, чтобы перевезти больного Н-у к себе, очевидно, продает бо­тинки или учебник. Никита готов как можно дальше отодвинуть момент физической близости, а Федор словно стыдится быть счастливым в то время, когда необходимо строить и воевать. Такое понимание любви сближает платонического П-а с Черны­шевским, герой которого "особенный человек" Рахметов не поз­воляет себе личного счастья. Однако искусственно сдерживае­мая чувственность в конце концов взрывается и чуть не приво­дит героев п-х рассказов к смерти. В "Реке Потудани" и "Фро" почти реализована метафора "умереть от любви" (Фро посылает мужу телеграмму, что она при смерти, Люба, оставленная му­жем, бросается в реку, но ее спасают). В финалах обоих про­изведений герои приходят к более естественному пониманию любви: не только духовной ("Река Потудань"), и не только фи­зической (переосмысление мотивов "Анны Карениной" в "Фро"). Цитата. 259. Наиболее полно красота супружеской любви в ее радостях и страданиях, в ее многогранности раскрыто в "Афро­дите". Чувство Фомина к жене - единственное, верное, самоот­верженное, дающее импульсы к творчеству, не иссякающее даже после разлуки и, возможно, смерти любимой.

Выводы. Эволюция мировидения П-а: от максималистской уве­ренности в человеческом разуме в раннем творчестве через сомнения в этой уверенности до постижения духовной гармонии. В творчестве 40-х гг. утопический смысл образа народа и на­родной жизни отчасти снимается.

Философск. пов. " Джан " (35) написана по впечатлениям от поездки П в 34 г. в составе бригады пис-й в Средн. Азию. Главн. героя повести экономиста Назара Чагатаева по оконча­нии московск. вуза направляют на работу на родину в Ср. Азию, чтобы он помог вымирающему полукочевому народу джан (д. - душа), с которым герой кровно связан (его мать из это­го народа). Понять смысл пов-и помогает запись в архиве П-а: "Важное. Утрата матери Чагатаевым - утрата души: и поиски души всю остальную жизнь". Мать Ч-а туркменка Гюльчатай в детстве прогнала сына в люди. М. б., это она сделала для то­го, чтобы он вырос на чужбине и вернулся, вывел свой народ из пустыни и дал ему новый закон. В основе пов. миф с симво­лическим сюжетом, основанном на мотиве путешествия: блужда­ние в пустыни народа джан символизирует странствие души в поисках разума. Разум по законам философ. повести предстает в лице Чагатаева. "Чувства" - это джан, милая жизнь, душа, утерянная и не обретеная в подлинном бытии, народ. Чагатаев, вернувшийся в Ср. Аз., нашел и мать и способность жить в се­бе самом. П показывает муки движения джан к земле обетован­ной, страдания в пустыне от голода и жажды. Зд. е. сходство с библейской легендой о Моисее. В то же время Ч - и Проме­тей, который, натыкаясь на жестокую игру сил природы (симво­лична схватка героя с орлами, которые терзают его, на равно­душие и безволие спасаемого народа. Ч., похожий на мифоло­гич. культурн. героя, страдая и почти погибая, все же творит новое сознание, превращает людей из природн. вещ-ва в членов об-ва. Он выводит людей из пустыни, с помощью девочки Айдым строит для них четыре дома. Два грузовика с продуктами приш­ло в поселение джан из Ташкента, теперь народ освобожден от полной зависимости от природы. Однако народ уходит поодиноч­ке из нового общего дома, а его пастырь Ч вновь остается один. Зд. перекличка с финалом "Ч". Но Ч гораздо умнее слеп­ца Чепурного и совсем не похож на инквизитора Прокофия (его напоминает в "Д" Нур-Мухамед, мечтающий продать народ в рабство в Афганистан). Ч движим искренней любовью к родному народу. И все же и зд. П показал невозможность создать рай волюнтаристским путем, т.е. построить соц-м (" Счастье всегда имеет большой размер, оно равняется всему соц-му", - уверяют деятели ЦК партии Узбекистана. Эту точку зрения разделяет и сам автор). И лишь найдя в своих душах силы для продолжения жизни и желание быть счастливым, джан сам возвращается к Ч-у в новый аул.Символичны в "Д", как и в "Ч" и "К", образы ма­тери и ребенка. Похоронив умершую мать, Ч остро ощущает не­обходимость помнить о предках. Именно после ее смерти он за­чинает с девушкой Ханом ребенка. Эта напряженная память, как и необходимое продолжение рода - своеобразно реализованная у писателя федоровск. идея воскрешения отцов - вера П в кол­лективное бессмертие народа на уровне рода. Значим и образ взятой Ч-м на воспитание девочк и Айдым - символ будущего возрождения народа джан. С Айдым Ч уезжает в М-ву, где она станет учиться и откуда потом вернется "ученой девушкой" (или мифологической культурн. героиней) к народу джан. Судь­ба Ч-а повторится на новом историч. этапе. В пов. созданы картины одухотворенной природы, к которой человек относится с родственной любовью (задумчивые черепахи... Ср. с Пришви­ным). Т. о. в "Д" П., как и Замятин в р. "Мы", отдал дань мифотв-ву, основе модернистской поэтике. В тв-ве П-а 30-х гг. преобладает ощущение трагического, дисгармонического бы­тия, невозможности сиюминутного счастья (р-зы "Фро", "Река Потудань"): "Счастье - незаслуженно". Поэтому реального дос­тижения счастья в п-й прозе нет. Писатель дает своим героям лишь ожидан. и обещан. счастья в будущем. Таковы финалы "Сокровенн. человека", "Ч" и "Котлована", послевоенного р-за "Возвращение" (опубл. в 46 г. под названием "Семья Иванова" и вызвал нападки на писателя за "клевету на советскую семью").

"Возвращение". Семья много значила для П-а и его худож. сознания. "Мать" - символ родины, народа, женск. начала, чув-ва, души, естества, природы. "Отец" - пастырь, идеолог, начало мужское, духовное, идеальное. Они, по П-у, не должны существовать отдельно, ибо тогда наступают дисгармония и трагедия. Объединение этих первоначал бытия рождают п-го одухотворенного человека. Чув-ва и сознание порождают сер­дечность. Мать, отец, ребенок - семья. Единение родины, на­рода с пастырем рождает большую семью, гос-во. Вот почему таким страшным явл-ся в пр-х П-а сиротство. Человек, лишен­ный отца, бездуховен, матери - бессердечен. Отсюда и ярост­ный культ у П-а предков и потомков, стариков, покойников и детей. "Идиллический хронотоп" лежит в основе п-го худож. мира, семья - его сущностная мифологема. Война для П-а - прежде всего метафора разрушения дома, семьи, родины. Не случайно в "В" ссору м. матерью и отцом прекращают дети, как бы выводя мир из войны к миру. Итак, очевидно, что ср-во построения у П-а гармонии - любовь, а утрата любви приводит к хаосу мира. Это - универсальное ср-во связи м. всеми эл-ми мира - природой и людьми как разорванным некогда трагически единством. Идея возвращения к любви, т.е. к ср-ву обретения гармонии, есть в р-зах "Фро", "В-е", "Афродита", "Река Поту­дань". Все герои П-а вечно пребывают в поиске Афродиты, сим­волизирующем гармонию.

Худож. метод, язык и стиль. П - писатель-модернист, по мнению Голубкова, экспрессионист (в антиутопич. пов. "Котло­ван" проявилась политическая оппозиц-ь, свойственная экспр-му). По-моему, П близок примитивистам и обэриутам. Сказ лишь в ранних пр-х, затем вместо него стилизация и по­пытка сломать мост м. письменной и устной речью. Создает в сфере просторечия способы выражения тех мыслей, которые су­ществовали в высокой лит. традиции. Сочетание метафоризации и поэтической этимологии ("лысая земля", "слепое сердце", "намокшее сердце") и деметафоризации (почти научн. понятия "вещ-во существования", "пространство природы", являющиеся важными философск. образами). Деавтоматизация сочетаемости, основанная на семантическом неологизме (в "Ч" "он ел тело курицы"). Изменение синтаксиса. Это ведет к грамматическому и семантич. абсурду, что сближает П-а с обэриутами (Введенс­ким, Хармсом, Заболоцким). Это - рез-т выведенного П-м нару­жу "народного" сознания. У зрелого П-а на уровень слова и словосочетания выводятся основн. мировоззренческие понятия и скрытые смыслов. слои. Яз. становится "прозрачным" и "оду­хотворенным". Появление необычн. п-о яз. - один из ответов на требование критики, не удовлетворявшейся состоянием "ор­наментальной прозы" сер. 20-х гг.

Л-8 Тема "ТВОРЧЕСТВО М.А.ШОЛОХОВА (1905-1984)"

Ш - выдающийся реалист. Его тв-во проникнуто любовью к народу (м. б., поэтому таким близким был ему Платонов, с кот. Ш дружил и кот - у по мере сил помогал), исполнено психологич. глубины и противоречивости. Она возникла из-за давления политической идеи. Дебют Ш-а - выход в 26 г. сб-в "Донские р-зы" и "Лазоревая степь" был отмечен положительн. рецензиями критики, предвещал дальнейшие свершения. В "Д-х р-х" есть наброски того, что будет разработано в рр-х. Лучшие пр-я писателя - р.-эпопея "Тихий Дон" (28-40, 4 книги, 8 частей, 230 глав, 130 персонажей; наиболее соответствует авторскому замыслу 1-е изд-е 29 г. Нобелевск. премия 65 г.) и р-з "Судьба человека" (56-57). В них созданы психологически многомерные, динамичные образы героев. Эти характеры с ярко выраженными св-ми рус. людей воспринимаются и как типы своего времени. Но после ослепительн. взлета в "Т Д" - явное снижение интеллектуального и эстетич. уровня в двух след. рр. Во второй кн. " Подн. цел." и главах р. " Они сражались за Родину " (отдельн. главы 43-44, нов. редакция 69) идеологически навязчиво освещены перипетии рус. истории.

Ш не первым из сов. пис-й стал писать о сложн. путях казач-ва в революции и гражд. войне. Об этом же - знаменитый р. "Железный поток" А.Серафимовича, уроженца Донской области.

Но Ш создал огромный роман-эпопею хроникального типа, охва­тившую 10 лет рус. истории с 12 по 22-й гг. Своим замыслом - п-ть казач-во в революции - автор противостоял сов. декрету об уничтожении сословий, который стал юридич. оправданием политики расказачивания. С 20 лет Ш работает над "Т Д". Многое писал на основании документов, публикаций и живых свидетельств участников событий, многие жизненные факты помнил сам. «При отсутствии письменных источников о событиях 1919 года именно устные источники были главными при написании 6-й и 7-й частей “Тихого Дона”, посвященных Вешенскому восстанию. Лишь под конец этой работы, в 1930 году, Шолохов <…> “получил разрешение ГПУ пользоваться всеми секретными документами, касающимися Вешенского восстания”, то есть был допущен в закрытые архивы. Мы получили подтверждения, что он в них работал. Но нет ни одного свидетельства, что кто-то другой, кроме Шолохова, пользовался этими секретными архивами. <…> Шолохов же, по свидетельствам его земляков, вел бесконечные разговоры с казаками о временах недавней гражданской войны на Дону. Подтверждение тому дал Сталин <…>: “ Евдокимов (начальник Ростовского КГБ. – Ф.К.) ко мне приходил два раза и требовал санкции на арест Шолохова за то, что он разговаривает с бывшими белогвардейцами. Я Евдокимову сказал, что он ничего не понимает ни в политике, ни в жизни. Как же писатель должен писать о белогвардейцах и не знать, чем они дышат? ”

Мы получили в Ростовском ФСБ доступ к следственному “Делу” в трех томах такого вот “белогвардейца” Харлампия Ермакова, расстрелянного по приказу Ягоды, полного георгиевского кавалера, командира первой дивизии повстанцев, а потом – красного командира 1-й Конной Буденного. <…> в январе 1927 года Харлампий Ермаков был арестован, а через несколько месяцев расстрелян. <…> Шолохов после возвращения Ермакова с гражданской войны многократно навещал Харлампия Васильевича и вел с ним продолжительные беседы. Харлампий Ермаков обладал уникальной памятью, был прекрасным рассказчиком, крупным, масштабным человеком.

<…> По свидетельству Шолохова, Харлампий Ермаков был главным прототипом Григория Мелехова. <…> Именно Харлампий Ермаков был главным источником информации о Вешенском восстании – и не только о нем – для автора “Тихого Дона”.

<…> в рукописи, в первой редакции “Тихого Дона”, относящейся к осени 1925 года, главный герой романа поначалу не Григорий Мелехов, а Абрам Ермаков, наделенный тем же обликом, что позже и Григорий Мелехов; а точнее – обликом Харлампия Ермакова, у которого, как и у Григория Мелехова, была бабка-турчанка.

Когда сопоставляешь хранящийся в “Деле” “Послужной список” Харлампия Ермакова и “служивскую” биографию Григория Мелехова – совпадения поражают. Практически это одна и та же воинская биография.

<…> Конечно же, Григорий Мелехов не фотография с Харлампия Ермакова, но ярчайший художественный образ»[246]. Шолохов писал Григория Мелехова «и с себя.

Нет сомнения, Григорий Мелехов для Шолохова — фигура подлинно народная и одновременно глубоко трагическая, выразившая суть трагедии времени, к которому он принадлежал. Взгляд на революцию извне лишил бы роман той напряженной внутренней боли, того качества трагедийности, без которого “Тихий Дон” не был бы “Тихим Доном”»[247], -- пишет Ф. Кузнецов.

Картина мира и мировоззрение. Картина мира в «Т Д» позитивистская, неметафизическая. «Своеобразие романа Шолохова в том и состоит, что он написан человеком, принявшим революцию — в ее высших, идеальных, гуманистических принципах, — но не приемлющим тех конкретных форм ее осуществления, которые несут, вместо освобождения, боль и страдание народу. Главным своим притеснителем, главным виновником бед и страданий народа, геноцида по отношению к казачеству Шолохов считал не революцию как таковую, а ее конкретное воплощение на юге России…», -- утверждает Ф. Кузнецов. Эта точка зрения подтверждается в романе адресованным стороннику советской власти Штокману высказыванием одного из героев, казака-старообрядца, об ошибках советской власти и причинах Верхнедонского восстания: «Потеснили вы казаков, надурили, а то бы вашей власти и износу не было. Дурастного народу у вас много, через это и восстание получилось.... Расстреливали людей.... Кому же антирес своей очереди ждать? Быка ведут резать, он и то головой мотает» («ТД». Кн.3. Ч.6. Гл.XXXIX).

Главн. герой р-а донской казак Григорий Мелехов и все др. персонажи прямо или косвенно связаны с донским хутором Татарским, принадлежащим станице Вешенской, с куренем семьи М-х. Зд. и прямые спутники Григория и те, к-рые лишь участвовали в решении судеб Области Войска Донского. Хроника рус.-германской войны 14-17 гг. и двух революций в Росс. дана с такой последовательностью и точностью, что явл-ся своего рода их энциклопедией. При этом все вмещено в малое пространство Области Войска Донского, даже показанные в пр-и исторически. лица: Николай II бегло обрисован в одном эпизоде, но его п-т выражает трагическ. ситуацию развала фронта, императорск. власти и революц. хаоса. Так же даны и историч. лица, принимавшие участие в гражданской войне в Росс. Керенский, Корнилов, Деникин, Алексеев, Романовский воздействовали на ход братоубийственных сражений за Дон. Но главной заслугой Ш является то, что он показал всю историч. судьбу донск. казач-ва на переломных этапах жизни всей нации, всего народа. Мотивировка Шведск. академии по поводу Ноб. премии: за "худож. силу и правдивость, с которыми Ш в своей Донской эпопее изобразил историч. эпоху в жизни рус. народа".

В первых двух книгах многообразно исследованы предпосылки политич. идеи самост-ти Области Войска Донского, так или иначе вдохновлялявшего донщину в ее б-бе с большевиками и с белой гвардией, кот. напрасно надеялась опереться на казач-во. В этих книгах воссоздана иногороднсть, чужеродность идей М-вы для казаков. Хроника ведется на основе довольно расплывчатой идеи автономии Дона, которая должна утвердиться в сфере рус. революции, расправы с деспотизмом. Так, чисто казацк. суть большевиствующего Подтелкова особенно ясно видна в отношении передела земли, что и высказал он недвусмысленно Гр.-ю: " Землей мы не поступимся. Промеж себя, казаков, землю переделим, помещицкую заберем, а мужикам давать нельзя. Их - шуба, а наш рукав. Зачем делить, - оголодят нас". II, 5, II. Эти слова изъяты уже из изд-я р-а 53-о г. К концу р-а эпопейн. масштаб и динамика событий сменяются интенсивностью собственно романного развития образов героев. Показав широко и многопланово "казач-во в революции", Ш сосредотачивает свое внимание на судьбе главн. Героя и его родных и близких.

Образы героев. Изначально в натуре Григория Мелехова заложены прекрасные качества — гуманизм, любовь к земле и всему живому, чувство собственного достоинства, умение горячо и преданно любить.

Еще совсем молодой Григорий увлекается замужней соседкой солдаткой Аксиньей Астаховой, вызывая у нее ответное пылкое чувство. Но после возвращения Степана Стахова домой Григорий понимает: нужно разорвать связь с Аксиньей. Григорий надеется, что семейная жизнь с юной красивой, трудолюбивой и доброй Натальей Коршуновой поможет ему забыть Аксинью. Но ни Григорий, ни Аксинья не смогли жить друг без друга. Поэтому Григорий бросает Наталью и уходит с любимой в Ягодное, имение богатого помещика Листницкого, где они нанимаются на работу. Родившаяся дочь, казалось бы, скрепляет эту незаконную семью. Но начавшаяся война 1914 г. разлучает героев. Григорий отправляется на фронт, где раскрываются присущие ему чувство долга и благородство: он спасает офицера, вынося его с поля боя, спасает и тяжело раненого Степана Астахова. А когда Григорий возвращается домой в отпуск, его новая семья уже разрушена: умер ребенок, сотник Листницкий соблазнил терявшую от горя рассудок Аксинью. Мелехов обнаруживает в трудной житейской ситуации нравственную твердость и бескомпромиссность: решив вернуться в отчий дом, к Наталье, мстит за свое поруганное чувство, жестоко избивая соперника.

Григорий отстаивал свое достоинство и в других ситуациях. Во время войны 1914 г. не позволял избивающему солдат вахмистру ударить себя.

Чистому и гуманному Мелехову приходится нелегко на войне. Он приходит в ужас от коллективного изнасилования казаками польки Франи и пытается спасти девушку. Он долго переживает после того, как в самом начале своей боевой жизни в пылу азарта боя зарубил ни в чем не повинного австрийца. Григорий Мелехов на протяжении всего романа-эпопеи выступает как, противник грабежей и расправ над пленными (хотя одну их партию он отправил на тот свет после гибели своего брата Петра), как правдоискатель, задумывающийся обо всем устройстве жизни и своей ответственности за него. Шолохов открывает и у так называемого простого человека яркую индивидуальность, глубину переживаний, поиски смысла жизни.

Главное у Ш не областническая, а общечеловеческая проб­лематика. Как и Булгаков и А.Толстой, Ш утверждает в р-е обще­человеческую нравственность. Но критерии выявления общечело­веческого зд. иные. Реакция его героя от земли, менее образованного, чем герои-инт-ты, эмоционально более сильная. При этом Г М-у труднее найти дорогу в метели историч. событий. Он блукает, мечется м. красными и белыми.

В 5 части 2 кн., гл. XII во время боя за станицу Глубокая Григорий сражается на стороне красных. Но жестокая расправа председателя ревкома и Донского Совнаркома Федора Подтелкова с белым офицером Чернецовым и других красных с безоружными пленными офицерами ужасают Григория. Сам раненый, он бросается было на упивающегося своей властью Подтелкова. Подобная жестокость и ооталкивает Григория от красных.

В эпизодах казни белыми красногвардейского отряда Подтелкова на хуторе Пономареве Григорий уже воюет на стороне отряда казаков станицы Татарской. Он напоминает Подтелкову о совершенной тем расправе над белыми офицерами: «Теперича тебе отрыгивается!» Но офицеры, казнящие Подтелкова, Кривошлыкова и их сторонников, -- лжегерои. Они вешают своих жертв в масках. Этот почти декадентский маскарад заставляет Григория остро ощутить трагизм и данной ситуации, в которой обнаруживается не социальное, а политическое противостояние казаков. Социально Григорию ближе те простые казаки, что шли за Подтелковым, но в его душе поселилась злоба к большевикам, которые «вторглись в его жизнь врагами, отняли его от земли! <…> Григорию иногда в бою казалось, что и враги его — тамбовские, рязанские, саратовские мужики — идут, движимые таким же ревнивым чувством к земле. «Бьемся за нее, будто за любушку», — думал Григорий» (кн.3, ч.6, гл. IX).

Но и служба у белых его не удовлетворяет. Поняв, что пружину отступления белых не остановить, Григорий самовольно покидает полк (там же). Впоследствии он признается: «— Я за себя воевал, а не за генералов. Мне, если направдок гутарить, ни те, ни эти не по совести», «Казакам эта власть, окромя разору, ничего не дает!

Мужичья власть, им она и нужна. Но нам и генералы не нужны. Что коммунисты, что генералы — одно ярмо» (кн.3, ч.6, XX).

2 апреля 1930 г. Ш пишет из Вешенской другу: «…Фадеев предлагает мне сделать такие изменения, которые для меня неприемлемы никак. Он говорит, ежели я Григория не сделаю своим, то роман не может быть напечатан… Делать Григория окончательно большевиком я не могу… Я предпочту лучше совсем не печатать, нежели делать это помимо своего желания, в ущерб и роману, и себе. … Если я и допишу «Т Д», то не при поддрежке проклятых «братьев» -- писателей и литерат. Общественности, а вопреки их стараниям всячески повредить мне… И допишу так, как я его задумал»[248].

Именно поэтому Ш приводит своего Григория к сторонникам Верхнедонского восстания. Мелехов командует дивизией повстанцев, он – доблестный комдив. Но и здесь его не покидают сомнения: «ему ли, малограмотному казаку, властвовать над тысячами жизней и нести за них крестную ответственность. «А главное — против кого веду? Против народа... Кто же прав?»

Григорий, скрипя зубами, провожал проходившие сомкнутым строем сотни.

Опьяняющая сила власти состарилась и поблекла в его глазах. Тревога, горечь остались, наваливаясь непереносимой тяжестью, горбя плечи» (кн.3, ч.6, гл.XXXYI). В этом описании внутренних терзаний Григория хорошо видны те уроки, которые Ш усвоил, учась в школе русского психологического романа. Оригинальность типа Григория М-а проявилась в поисках им какого-то третьего пути в истории. Но присущая народному сознанию трезвость подсказывает верный вывод: «Надо либо к белым, либо к красным прислоняться. В середке нельзя, — задавят» (кн.3, ч.6, гл.XLII).

Его внутренняя смута отягощается все усиливающимся в душе чувством трагической вины: ему, хлеборобу по натуре, бесконечно чужды обязанности человека военного, кроме того он понимает, что все же большая часть народа идет за красными: «Людей убиваешь... Неизвестно для чего всю эту кашу... Неправильный у жизни ход, и, может, и я в этом виноватый... Зараз бы с красными надо замириться и — на кадетов. А как? Кто нас сведет с Советской властью?» (кн.3, ч.6, гл.XLYI). Двойственность позиции Григория хорошо охарактеризовал начальник его штаба Копылов: «С одной стороны, ты — борец за старое, а с другой — какое-то, извини меня за резкость, какое-то подобие большевика» (кн.4, ч.7, гл.X).

В конце “Тихого Дона” покинув разлагающуюся Повстанческую армию, Григорий вынужден уйти от преследований "стопроцентного красного" Михаила Кошевого и примкнуть к бывшему красному, а затем главарю банды Якову Фомину (по легенде Ш был знаком с ним лично, жил у него и вел политич. споры). Уйдя от Фомина и потеряв единственную в этом мире близкую душу - Аксинью, Г хочет вернуться к дому, сынишке, труду, хотя и знает, что не только свободы, а, может, и жизни под бдительным оком Кошевого не обретет. Трагедия М - следствие преупевания К-о. Торжествующ. честолюбец из бедняков, убийца и доносчик (конечно, из "классовых" соображений, движимый "долгом перед революцией") - от таких зависят благополучие народа и его надежды на будущее. Образ К-о - большого соц. обобщения.

Символичны и развязки множ-ва сюжетн. линий. Гибнут носители революц., социалистич. идеи - Иосиф Штокман, Иван Котляров, Валет, руководители революц. казач-ва на Дону Федор Подтелков и Михаил Кривошлыков. Все они шли путем беспощадн. б-бы. И их судьбы не менее трагичны, чем судьба Григория. (Вставка). Гибнет Илья Бунчук, изведавший наиболее полно внутренние борения и победу совестливости над железным подчинением классовому императиву. В его облике есть черты большевика-пролетария и казака. Р-з о нем дан как аналог р-за о Г М (хотя они не знакомы). Терзания Г-я после гибели Аксиньи напоминают горе Бунчука после гибели в бою его любимой Анны Погудко. В р-е Ш-а глубокое изобр-е человека. Кажд. вина воспринимается Г-м как беда, горе, т.к. в нем бушует жажда истины и справедливости. В этом отношении он наиболее полно выражает чаяния народа и потому является одним из мировых лит-х типов и вдобавок еще и трагическим героем.

Наиболее весомо из содержат-х особенностей романа пов-е о любви Г и Аксиньи, Натальи к Г-ю. Их любовь стала для Г-я и особенно Аксиньи судьбой. «— А я, Ксюша, все никак тебя от сердца оторвать не могу. Вот уж дети у меня большие, да и сам я наполовину седой сделался, сколько годов промеж нами пропастью легли... А все думается о тебе» (кн.3, ч.6, гл.XL), «Единственное, что оставалось ему в жизни (так, по крайней мере, ему казалось), это — с новой и неуемной силой вспыхнувшая страсть к Аксинье. Одна она манила его к себе, как манит путника в знобящую черную осеннюю ночь далекий трепетный огонек костра в степи» (кн.3, ч.6, гл.XLYIII). Именно любовь помогает возрождению души Григория, выжженной, опустошенной во время гражданской войны. Любовь Аксиньи и Григория восприним-ся сегодня, подобно отно­шениям Лары и Юрия Живаго, как несокрушимое противостояние силы человеческих чувств бесчеловечным вооруж-м схваткам и политической одномерности мировоззрений воюющих сторон.

Споры об авторстве "Т Д". Возникли с 28 г. - момента публ-и 1 и 2-й книг "Т Д" в ж. "Октябрь" и выхода отдельн. изд-м 1-й кн. в изд-ве "Московский рабочий". Даже ред-р ран­них р-зов Ш-а писатель-революционер Ф.Березовский сомневался в том, что молодой человек с начальн. образованием и не­больш. жизненным опытом "мог написать такую глубок., такую психологически правдив. книгу" (сн. по: Хабин, с.55). Такие высказывания пресечены нап-м "по поручению секретариата Рос-й Ассоциации Прол-х Пис-й" и опубл-м 29 марта 29 г. в "Правде" письмом А.Серафимовича, Л.Авербаха, В.Киршона,А.Фадеева и В.Ставского. Заканчивалось оно так: "Чтобы неповадно было клеветникам и сплетникам, мы просим лит-ю и со­ветскую общественность помочь нам в выявл-и "конкретных но­сителей зла" для привлечения их к судебной ответственности". Это письмо, подкрепленное затем высказ-м Сталина о Ш-е как "знаменитом писателе нашего времени", играло роль своеобраз­ной охранной грамоты.