Истина в интеллекте и истина в вещах

Однако, коль скоро понятие «истинное» является определением сущего в некотором отношении, а именно в отношении к интеллекту, то напрашивается вывод, что истинное первично находится в вещах, а затем уже в душе. Тем более, что утверждение о том, что истина первично — в душе, может привести к заблуждению Протагора, полагавшего человека мерой всех вещей (с которым полемизировали еще Платон и Аристотель («Метафизика» 11, 6 (1009а 17); См.: С. 134)) и к утверждению того, что «камни, скрытые в сокровеннейшем лоне земли, не были бы истинными камнями, поскольку они не видны»⁴¹.

Вопросу о том, в чем первичнее находится истина, посвящена вторая глава первого вопроса «Об истине» и первая глава 16-го вопроса из «Суммы теологии». Ответ Фомы основывается на учении о унивокальной и эквивокальной предикации, которая в S.th. ql6, а6 излагается следующим образом: нечто предицируется многим вещам унивокально, когда оно находится в каждой из них согласно сущностному основанию (например, «живое существо» предицируется в собственном и одинаковом смысле каждому виду животного). Но когда нечто предицируется многим вещам по аналогии, то оно находится, согласно сущностному основанию и совершенным образом, только в одной из них, от которого именуются остальные (например, «здоровое» говорится и о живом существе, и о моче, и о лекарстве, но «здоровье» в собственном смысле есть свойство живого организма; лекарство же именуется «здоровым», поскольку оно воздействует на здоровье, а моча — поскольку является показателем здоровья).

«Истинное» же сказывается о многом эквивокально; стало быть следует определить, в чем оно находится в совершенном смысле. Любое действие становится совершенным, достигая своей конечной цели. И в то время, как движение желающей способности имеет целью желаемую вещь, движение познавательной способности направлено, как к цели, к душе, поскольку надлежит чтобы познанное было в познающем тем способом, каковым существует само познающее. (Таким образом в действиях души есть некий круг (о котором говорил еще Аристотель⁴²) — вещь, находящаяся вне души приводит в движение интеллект, познанная вещь приводит в движение желание, а желание стремится к тому, чтобы достичь ту вещь, от которой воспринято движение). И потому Аристотель говорит⁴³, что «... ложное и истинное не находится в вещах, так, чтобы благо, например, было истинным, а зло непременно ложным, а имеются в [рассуждающей] мысли, в отношении же простого и его сути — даже и не в мысли».

Но коль скоро существует интеллект практический (являющийся причиной вещи и ее мерой) и теоретический (который воспринимает нечто от вещей, и вещи служат как бы его мерой)⁴⁴, то нам следует различать два случая:

1) наш интеллект воспринимает знание от природных вещей, выступающих его мерой⁴⁵;

2) божественный же интеллект (в котором все существует, подобно тому, как все сотворенное искусством — в интеллекте мастера) дает им меру.

Таким образом мы имеем дело с соотношением трех терминов:

1) божественного интеллекта — задающего меру, но не измеримого;

2) природной вещи — задающей меру и измеримой;

3) нашего интеллекта — измеримого и задающего меру только созданным им вещам⁴⁶.

Природные вещи, таким образом, располагаются между двумя интеллектами, и называются «истинными» согласно соответствию и тому и другому — согласно соответствию божественному интеллекту в той мере, в которой они совершают то, к чему определены божественным интеллектом⁴⁷; согласно же соответствию с человеческим интеллектом, поскольку им присуще вызывать о себе истинную оценку, а «ложные» говорится о тех, которым «присуще создавать видимость того, что они не есть, или каковые они не есть»⁴⁸. Первый смысл истины присущ вещи первичнее, чем второй, поскольку сравнение ее с божественным интеллектом первичнее, чем с человеческим; поэтому, если бы не было человеческого интеллекта, то можно было бы говорить об «истинных вещах» в отношении к божественному интеллекту; но если представить отсутствие и того и другого интеллекта, и при этом вещи, если допустить невозможное, остались бы, то «истины» не осталось бы никоим образом.