Глава 5. Подъем предпринимательской деятельности во второй половине XIX в. - начале XX в. В России 10 страница

Массовые статистические источники показывают абсолют­ное преобладание кулацкой группы в промыслах предпринима­тельского типа. Предпринимательство выражалось во владении заведениями, связанными с промышленным производством, имеющими значительное оборудование; в работе на заказ, с привлечением наемной рабочей силы на базе использования избыточных средств производства в хозяйстве. Эти предприятия были заведениями по первичной обработке сельскохозяйственной продукции - мельницы, крупорушки, маслобойни и т. д. В Центральном промышленном районе 3/4 кулацких хозяйств имели предпринимательские неземледельческие занятия.

Кулаки давали людям работу и дополнительный заработок (речь могла идти только о справедливости оплаты), создавали производство товаров на продажу, а, значит, снижали цены, обеспечивали и себя. Именно путь свободного производства про­дукции - единственный путь к появлению товаров и к снижению цен, а не призывы к сознательности не повышать цены.

Между зажиточными и другими крестьянами создавались объединения - супряги, по найму-сдаче инвентаря, совместно­му пользованию средствами производства. Из этой формы ор­ганизации, основанной на взаимовыгодном договоре независи­мых сторон, могли бы вырасти различные формы кооперации.

В середине 1920-х гг. учтенные доходы предприниматель­ской группы превышали доходы бедняков в 4 - 5 раз, а серед­няков в 2 - 2,5 раз; эта разница не являлась баснословной. По­ловина кулаков давала деньги в долг.

Вытесняемое из торговли кулачество направляло большую часть своих средств в сельскохозяйственное производство с применением рабочей силы. Так как земля была поделена меж­ду крестьянами поровну, кулаки сдавали внаем лишний инвен­тарь, скот, арендовали недостающую землю. Кулак приспосаб­ливался к новому строю, был к нему лоялен в большинстве своем, но это не свидетельствовало о его особой "хитрости" или "перемене политических средств борьбы", а только о жела­нии жить лучше. Кулаки, как и все люди, стали браться за ору­жие, когда их хотели переучивать жить и хотели научить не работать.

Сельская буржуазия находила поддержку в лице теперь уже известных аграрных теоретиков. К концу 1920-х гг. сложилась система взглядов на развитие экономики деревни: от крупно­предпринимательских до поддержки зажиточных середняков, нашедшая выражение в "теории производительных сил" Конд­ратьева, концепции "семейно-трудовой кооперации" Чаянова, в бухаринской идее "мирного врастания кулака в социализм".

Но общественное развитие пошло другим путем. В ходе хлебозаготовительной кампании 1928 - 29 гг. у кулаков было изъято 150 млн. пудов хлеба. Деревенская буржуазия агитировала сельское население создавать "крестьянские союзы" против активистов партийного и советского аппарата.

Поставленные в невыносимые условия, когда приобретен­ное своим трудом отнимали - и только поэтому! - кулаки бун­товали. В 1929 г. было убито 10 тыс. активистов социали­стического строительства, которым дали в руки оружие и внушили, что по классовому признаку они могут отнимать чужое. В 1929 г. было 1300 кулацких или организованных кула­ками выступлений. Были среди кулаков и кровопийцы, и те, кто использовал бедственное положение людей, то есть то, что Ленин определил как "азиатское надругательство", но, судя по всему, и беднота была не лучше, соглашаясь участвовать в жес­токих, неразумных экспроприациях.

С этого времени изживание кулака ("чтобы не было бога­тых") пошло полным ходом. В 1927 г. 3,6 % крестьян-кулаков лишили избирательных прав ("лишенцы"), в 1929 г. - 4,1 %. Были лишены права голоса в кооперации лица, "применяющие наемный труд с целью извлечения прибыли, а также живущие на нетрудовые доходы".

Постепенно усиливался налоговый нажим. Установка была дана еще в 1919 г.: "с бедных крестьян - ничего, с середняка умеренно, с богатого - много". В 1926 г. сельскохозяйственный налог в общей сумме всех платежей с бедняцко-середняцкой группы составлял 4,9 %, с предпринимательской группы -39,4 %; то есть кулаки поддерживали государство, которое про­тив них боролось. В 1929 г. кулаки заплатили 30 - 45 % налогов (индивидуальное обложение), в то время как 36,8 % маломощ­ных хозяйств было освобождено от налогов.

Аренда земли, чтобы не допустить эксплуатации, разреша­лась в строгих рамках, запрещалась субаренда (сдача третьему лицу). От кулаков крестьяне постепенно переходили в под­чинение государству, как после отмены крепостного права - от помещиков в государственную собственность, или еще раньше, в результате Опричнины и других мероприятий - от бояр во владение государства.

В период НЭПа предпринимательство допускалось в мелком и среднем производстве. Мелкое и в значительной степени среднее производство может нормально и плодотворно сущест­вовать и развиваться только в условиях саморегулирующейся экономики. Попытки регулировать мелкое производство, а именно им было представлено производящее предприниматель­ство в годы НЭПа, означали его разрушение. Все преимущество мелкого производства и состоит в том, что оно быстро перенала­живается, перебрасывает капиталы, реагирует на конъюнктуру.

В начале НЭПа как будто складывались для него благопо­лучные условия. В аренду кооперативам, артелям, товарищест­вам и частным лицам разрешалось сдавать государственные предприятия. Частная собственность не только допускалась, но и поддерживалась на предприятиях мелкой и средней промыш­ленности, однако подчеркивалась необходимость контроля и регулирования со стороны государственных органов. Это оз­начало увеличение контролирующих чиновников, на содержа­ние которых и тратились налоги с этих предприятий. Государ­ство, имеющее большой контрольный аппарат, больше проиг­рывало, чем выигрывало, так как содержание чиновников было дороже, чем выгода от контроля.

Создание частных предприятий не должно было противо­речить социалистическому выбору; должно было приобрести цивилизованный, регулируемый характер, получить социальную направленность. На деле это означало произвольный контроль со стороны государства и никаких гарантий в будущем.

Если бы производственные коммерческие принципы развива­лись последовательно, то получилось бы обычное капитали­стическое развитие, и социализм был бы ни при чем, а это до­пустить было невозможно. Мелкая промышленность включалась в народохозяйственный оборот через систему сбыта и снабжения, а это означало полную зависимость от этой системы.

Гражданским Кодексом периода НЭПа предусматривалось право открывать промышленные предприятия с соблюдением всех постановлений, регулирующих промышленную деятель­ность, право собственности на строения и движимое имущест­во, на промышленные предприятия. Частные предприниматели были обязаны предоставлять в государственные органы сведе­ния о своей хозяйственной работе, изменениях в составе пред­приятий и другие сведения. Была устранена коммерческая тай­на, что делало невозможной конкуренцию.

В 1923 г. хозяев вместе с наемными работниками было 37,8 тыс. чел., в дальнейшем - 65 тыс. чел. Всего рабочих и служащих, занятых в частной сфере, было 420 тыс. чел., а об­щая численность рабочих и служащих - 8 млн. 160 тыс. чел.

Были допущены частные предприятия с числом рабочих до 20 человек. В целом в промышленности частный сектор состав­лял 4 % в первые годы НЭПа, а потом снижался. Большее значение приобрел частнокапиталистический сектор в мелкой промышленности, где получили распространение нелегальные формы капиталистических предприятий. Но и в этом случае удельный вес капиталистических производств не превышал 12%.

Из этих цифр видно, что частный сектор не мог подорвать существующий государственный строй. Но у частного, ком­мерческого производства были свои сильные стороны. Мелкое производство, расширяясь, стремилось к среднему и крупному, что является естественным для активно расширяющегося про­изводства. Частники сосредотачивали денежные и материаль­ные ресурсы и получали тем самым возможность воздейство­вать на экономику. Бесспорными были факты влияния частного сектора, как более экономически сильного, на цены, заготовки сырья, сбыт продукции. Особенно проигрывала госу­дарственная промышленность в условиях инфляции, которая продолжалась до 1924 г., при наличии нескольких параллель­ных валют, находящихся в обращении. Только рынок мог ре­ально определить их действительную стоимость, а не непово­ротливый государственный хозяйственный аппарат.

Новые предприятия не были связаны с дореволюционными, а их создатели были выходцами из мелкобуржуазных слоев. В Петрограде в 1922 г. среди владельцев частных предприятий бывших торговцев было 26,2 %, домохозяек - 28,4 %, ремеслен­ников - 13,4 %, служащих - 5,7 %; 3/4 из них были новыми в предпринимательстве людьми. Накопления они получили в результате торговли и промыслов в период Гражданской войны, некоторые сохранили дореволюционные накопления. Произ­водственная буржуазия могла существовать только при условии кредитования ее государственными банками, снабжения сырь­ем, материалами с государственных предприятий. Отсюда боль­шой риск частных вложений в промышленное производство.

Между тем создание частных предприятий помогло бы госу­дарству разрешить проблему безработицы. В начале 1920-х гг. в Европейской России было 0,5 млн. безработных. Безработица усиливалась в связи с закрытием мелких и средних предпри­ятий, средств на поддержание которых у государства не было, а также в связи с концентрацией промышленности, сокращени­ем штатов учреждений.

Слабо оснащенные техникой, мелкие частные предприятия имели более высокую производительность труда. В Москве,

например, в частных мелких заведениях выработка на рабочего составляла 5,3 тыс. руб. в год, а в целом по промышленности -3,3 тыс. руб. По-видимому, это достигалось не за счет сверх­эксплуатации, так как в первой половине 1922г. из ПО за­бастовок, захвативших исключительно государственные пред­приятия, только одна была на частном предприятии - на коже­венном заводе в Ярославле.

В момент наивысшего развития НЭПа и появления его ре­зультатов, в 1925 - 26 гг., в частном секторе имелись владельцы очень крупных состояний, но их было мало. В Москве и в Ле­нинграде в эти годы было 855 человек, имевших годовой доход свыше 20 тыс. рублей. Основная же масса мелких производите­лей имела доход, сравнимый с зарплатой рабочего фабрично-заводской промышленности, и работала в некооперированном самостоятельном производстве - у кустарей и ремесленников; при этом рабочий день продолжался 10 - 12 часов, а в некото­рых промыслах 14 - 16 час. Постепенно положение кустарей и ремесленников становилось хуже.

Квартирный налог, введенный в конце 1924 г., увеличивал обложение нэпманов на 10,5 %. Квартплата и квартирный на­лог достигали 50 % всех остальных государственных и местных налогов и сборов. По заключению специалистов Наркомфина, налоговая система, сложившаяся к 1925 г., в целом почти не оставляла места для частного накопления. Налоги брались в зависимости от прибыли - нэпманы теряли стимул в расшире­нии дела. В 1926 г., когда частная торговля и промышленность достигли наибольшего подъема, они стали вытесняться. Пре­кратилось кредитование частных предприятий, повысилась арендная плата за помещения, возросли для частников тарифы за провоз грузов на автотранспорте.

Использование частного капитала в государственных целях при таком утилитарном подходе не оправдывало себя, частный капитал скрывался, избегал государственного контроля. Госу­дарственные органы, при широком участии общественности, проводили конфискацию имущества злостных неплательщиков налогов. К 1931 г. частное предпринимательство практически прекратило свое существование в законных формах.

Удачной и перспективной формой сочетания общественного и личного интереса, чуть ли не изобретением НЭПа считается кооперация, но она существовала в России давно. Со страниц журнала "Современник", основанного А. С. Пушкиным, впер­вые прозвучали призывы к гражданам России объединиться в кооперативные союзы. С тех пор кооперативное движение активно и плодотворно развивалось, и в начале века каждый тре­тий россиянин состоял членом кооператива; издавалось 117 газет и журналов потребкооперации. В период НЭПа в кооперативном движении не было главного - свободы и добро­вольности членов кооперативов. Коллективные формы деятель­ности возможны там, где существуют свободные субъекты объ­единения, где предшествующим ходом развития созданы для них все нужные элементы, где они вырастают из бесконечных наслоений предшествующих исторических формаций.

Промышленная и потребительская кооперация была под непосредственным контролем государства, сдавала ему всю продукцию, получала кредиты. Работать в таких кооперативах было можно, улучшать благосостояние, а богатеть нельзя. Но и на такие кооперативы начинаются гонения после речи Сталина в декабре 1929 г. Наступает пора полностью государственных колхозов.

В период НЭПа были попытки сотрудничества с капитали­стическими странами, после революции возлагались большие надежды на технологическое сотрудничество с США. При кон­фискации иностранной собственности на территории бывшей Российской империи в 1918 г. было сделано исключение для собственности американских компаний "Зингер", "Вестингауз" и некоторых других. Позднее Совнарком вел переговоры с крупными американскими промышленниками - о разработке нефти на Сахалине, горнорудных концессиях на Урале. Извест­но плодотворное сотрудничество Советской России с Армандом Хаммером. Менее известен исторический факт передачи Лени­ным через М. Литвинова предложения правительству США о предоставлении ему в аренду военно-морской базы на Камчатке в обмен на техническое сотрудничество. Но в целом идеоло­гические и экономические причины не позволили России в пе­риод НЭПа сотрудничать с капиталистическими странами.

Существует точка зрения, что при определенных обстоятель­ствах результаты НЭПа могли бы быть другими. И на то, что эта точка зрения не была лишена оснований, указывает опыт развития Дальневосточной Республики (ДВР) в 1920-е гг., за­кончившей свое существование 15 ноября 1922 г.

Это было "буферное государство" между Россией и Япо­нией, где у Красной Армии уже не было сил противостоять интервенции. В республике сохранилась частная собственность, допускались к участию в политической жизни эсеры, меньше­вики и представители буржуазных партий. В Конституции ДВР были закреплены свободы слова, печати, собраний, а также стачек - эта свобода "не подлежит никаким ограничениям со стороны государства" (ст. 19). Для малых народов была дана свобода самоуправления. Депутатов Учредительного собрания выбирали тайным голосованием. Большевики во время выборов получили 92 из 382 мандатов.

Положение в ДВР к началу восстановительного периода в 1920 г. было тяжелым: по сравнению с 1913 г. вдвое сократи­лись посевные площади, на четверть уменьшилось поголовье скота, наполовину - валовое промышленное производство. Была практически выведена из строя железная дорога, связываю­щая республику с европейской частью страны. Развал на Транссибе стал благом для ДВР, так как, хотя с "буржуазной демократией" все же было покончено, в хозяйственной жизни порядки почти не изменились. Из Москвы Дальнему Востоку диктовалась только самая общая задача. Средства выделялись всему региону, вложенные в экономику деньги не требовали согласования в Совнаркоме. Для Дальнего Востока НЭП стал не началом новой политики, а продолжением экономической политики ДВР,

К 1924 г. в аренду было сдано 402 золотых прииска. Образо­вались смешанные акционерные общества, в которых государ­ственные учреждения делили паи с предпринимателями. К 1927 г. удельный вес частного сектора в промышленности края составил 26 % - в пять с половиной раз выше, чем в сред­нем по стране.

Было заключено около тридцати крупных договоров с аме­риканскими, японскими и английскими компаниями. Напри­мер, по соглашению 1925 г. с Японией предусматривалось ис­пользование иностранного капитала и оборудования для добычи энергоносителей на Северном Сахалине. Кроме того, плата составляла 15 % валовой добычи на нефтяных месторож­дениях и до 18 % - на угольных. В течение всего восстанови­тельного периода внешняя торговля имела положительный ба­ланс. К 1927 г. экспорт в 1,5 раза превысил довоенный уровень. Доля импорта в потреблении достигла 30 % (по стране в це­лом - 5,6 %).

К 1928 г. валовая продукция промышленности превзошла довоенный уровень в 3,2 раза, хотя помощь центра достигала всего 0,76 % от всех капиталовложений в стране. Молодое госу­дарство давало Дальнему Востоку свободу хозяйствования, рас­поряжения ресурсами, продукцией, рабочими руками.

В первой пятилетке край получил не 0,76 %, а 5 % общих капиталовложений, но за это пришлось расплачиваться свободой. Темпы развития замедлились. Дальисполком теперь распо­ряжался только средствами на сельское хозяйство и соцкультбыт. Все остальное финансирование шло через союзные наркоматы. Наступление на частника кончилось полной победой "в короткие исторические сроки".

Защита принципа свободного предпринимательства не оз­начает, что можно приветствовать все сопутствующие ему об­стоятельства. Само капиталистическое общество озабочено проблемами своего развития. Западному обществу потребова­лось не менее трех столетий сложнейшей трансформации, чтобы дойти до нынешнего высшего качества от состояния ди­кого капитализма, о котором писали его критики и противни­ки. В 1930-е гг. казалось, что эта система зашла в тупик.

Вот характерные высказывания относительно проблем капи­тализма: "Если экономистам не удастся открыть способ заста­вить систему свободного предпринимательства давать удовле­творительные для народных масс результаты, то безусловно усилится тенденция отхода от свободного предпринимательства к какой-либо форме социалистического государства" (Э. Голь­денвейзер, США). "Это правда, что коммунисты могут быть разбиты на поле брани, но это не означает конечной победы свободного предпринимательства и демократии. Конечная по­беда будет достигнута на экономическом фронте тогда, когда свободное предпринимательство и капитализм сумеют доказать рабочим, что они могут обеспечить им большую степень эко­номической безопасности, более высокий уровень жизни и большую свободу, чем другие системы" (П. Кассельман. Канада). В результате рабочих и социальных движений, не в послед­нюю очередь под влиянием русских революций, в результате общего развития цивилизации в развитых странах удалось ре­шить проблему занятости, повышения социальной защищенно­сти, при росте уровня жизни и экономической эффективности. В России, в условиях догоняющего развития, казалось, что этих сложностей можно избежать, используя в качестве рычага государственную власть, достичь того, к чему капитализм шел долго и мучительно. Но изобилие нельзя завезти, как бусы па­пуасам, его надо терпеливо строить самим. Пытаясь избежать самых острых противоречий и ошибок, нельзя отказываться от тех форм жизни, которые естественны человеческой природе.

Частная собственность, свобода деятельности и предприни­мательства, накопление средств к жизни и самостоятельное пользование ими - это атрибуты биосоциальной природы человека. Эти компоненты жизни людей действительно порождают неравенство, неравномерность распределения богатств и связаны не только с лучшими качествами людей, в чем их справедливо уличали сторонники социалистических и других идей. Стремление обеспечить защищенность людей от неспра­ведливостей общества свободного предпринимательства способ­ствовало появлению и широкому распространению марксизма и идей социального равенства и справедливости.

Однако опыт истории, особенно второй половины XX века, наглядно показал: обеспечить социальную защиту от эконо­мической эксплуатации человека человеком проще, чем создать эффективное и справедливое общество на базе так называемой обобществленной собственности. К человеческой природе легче приспособиться и использовать ее для развития, чем переделы­вать, совершенствовать (особенно насильно) самого человека. Можно перевоспитать, запугать одного человека, группу людей, перевоспитать общество невозможно - с каждым новым поко­лением пришлось бы начинать работу сначала. В этом смысле опыт НЭПа давал России шанс, так и не использованный, сочетать мудрость государственного регулирования и эгоизм вечной человеческой природы.