3 страница. Ты озадаченно наблюдаешь, как я отхлёбываю глинтвейн и, кажется, ищешь решение

Ты озадаченно наблюдаешь, как я отхлёбываю глинтвейн и, кажется, ищешь решение. Потом слегка нерешительно предполагаешь:

- То есть моё сопровождение тебя не устроит?

- Соби, у тебя крыша поехала?

- Нет, – ты явно обижаешься. – Я думаю, как тебя обезопасить.

- Нас ученики из Горы со своими зачётами достают минимум раз в две недели, и, кстати, перерывы сокращаются! Но ничего, я и в магазины до сих пор один хожу, и до школы езжу, и из школы, между прочим, тоже! А теперь из-за одной глупой случайности ты хочешь меня под колпак загнать? Я не согласен!

Ты сжимаешь губы и тоже берёшь кружку, но не пьёшь. Смотришь на тёмную винную поверхность и отставляешь обратно.

- Я не хочу тебя сковывать. Но мысль, что с тобой может что-то случиться… Рицка, я живу с ней постоянно. Непрерывно опасаюсь за твою безопасность, когда мы не вместе. Если я могу повлиять на ситуацию, отчего ты не позволяешь мне этого сделать?

Будто ты тут единственный, кто опасается.

Я нахохливаюсь и плотнее закутываюсь в покрывало:

- Потому что когда ты зовёшь… или я… мы же успеваем! И сегодня тоже!

Ты слабо усмехаешься:

- Я не рассуждал. Кажется, я осознал происходящее, уже когда ты схватился за меня. Ты прав, это рефлексы. Но всё же…

- Ты их всех заставил забыть, что мы там были? – перебиваю я севшим от вина голосом.

- Да. Вкруговую просканировать пространство и переключить внимание двум десяткам сознаний – не проблема. К тому же там не было паранормов.

- Откуда ты знаешь? – я не хотел сворачивать с темы, но мне становится интересно.

- Разум тех, кто наделен силой, ощущается иначе… – начинаешь ты – и внезапно хватаешься рукой за горло.

Я отбрасываю покрывало, рывком придвигаюсь к тебе и ловлю за локти. Ты роняешь голову мне на плечо и часто, судорожно дышишь. На каждом глубоком вдохе у тебя прорывается всхлип, словно в воздухе не хватает кислорода, и ты никак не можешь глотнуть достаточно.

- Чёрт, Соби!

Горло и… Где ещё? Наугад, без единой мысли шарю по тебе ладонями, одну кладу между лопатками, другую на солнечное сплетение… Обещал силой поделиться? Бери, бери…

Ты со стоном обнимаешь меня – и наконец переводишь дыхание.

- Не рассказывай, чего нельзя, – я хмурюсь так, что лбу больно, – не надо!

- Я не знал, – твой голос не громче шепота и всё ещё дрожит, – не знал, что это тоже… закрытая информация.

- Да у вас там всё закрытое! – я медленно глажу тебя по спине, стаскиваю с хвоста резинку, чтоб сырые волосы рассыпались по плечам. Обстриженная прядь тут же падает вперёд и щекочет мне щёку. – Ненавижу твою Гору! Ненавижу!!

Ты тихо вздыхаешь, спрятав лицо у меня на плече.

- Не бойся всё время, – говорю я, когда колючий комок в горле удаётся сглотнуть. – Я тебя звать умею. Понятно?

- Да, – ты дотрагиваешься губами до моей ключицы. – Рицка, у меня есть идея.

Я осторожно отстраняю тебя и подозрительно заглядываю в лицо:

- Какая?

- Мне кажется, что плавать ты умеешь. Давай поможем твоему телу вспомнить этот навык?

От неожиданности я не нахожусь, что сказать – а ты внимательно глядишь на меня и ждёшь ответа. Лицо у тебя мгновенно осунулось, вид такой же, как был вчера после боя… С этим надо что-то делать. И я даже знаю, что.

Решительно закатываю тебе манжет домашнего джемпера, поднимаю вверх рукав своей бумажной водолазки – ты засунул меня в неё и в свою шерстяную безрукавку, чтоб я прогрелся, на мне скоро чайник можно будет кипятить, - и соединяю Имя.

Ты с прерывистым вздохом прикрываешь глаза:

- Рицка…

- Уже четырнадцать лет Рицка. Бери давай.

Ты не споришь. Только безошибочно находишь меня свободной рукой, ловишь в ладонь затылок и закрываешь рот поцелуем.

- И всё же, что ты думаешь о моём предложении? – спрашиваешь, когда наши губы неохотно размыкаются.

- Научиться плавать?

- Вспомнить, как это делается, – поправляешь ты серьезно. – Ты вел себя в воде не как утопающий. Твои движения стеснял холод, верхняя одежда и испуг, но я видел, как тонут. Поверь, это выглядит совсем иначе.

Я некоторое время обдумываю твои слова. Потом вношу встречное уточнение:

- Если не будешь постоянно опасаться, что я куда-то денусь.

Имя пульсирует теплом и светом. Ты смотришь на меня глубокими, очень синими глазами и отвечаешь без воодушевления, но уже спокойнее:

- Я не смогу. Но постараюсь тебя не ограничивать.

- Ответ неверный, – правда, рассердиться сейчас не удастся. Меня твоё упрямство временами страшно злит, я раньше ждал, что оно на убыль пойдёт, а его, по-моему, с каждым месяцем прибавляется. Но то ли я привык… то ли ты меня в очередной раз испугал. Я не знаю, как убрать тебе эти блоки. А ты не знаешь, что их активирует. Иногда рассказываешь часами и всё в порядке, а иногда как сейчас – безобидная фраза и…

- Какой будет правильным? – ты не улыбаешься, но голос понемногу теплеет. Будто в него с интонациями силы возвращаются.

- Ты меня не ограничиваешь. Ты волнуешься о ерунде!

- Твоя безопасность не ерунда, – ты решительно выставляешь подбородок. – Она для меня куда важнее собственной.

- Отлично, а нервы у тебя стальные?

- Что ты имеешь в виду?

- Да то, что так жить нельзя! Мы свихнёмся, если будем постоянно бояться!

- У меня не вызывает опасения мир за окнами, – откликаешься ты, подумав. – И не страшат вызовы. Единственный страх, который я знаю, Рицка – не уберечь тебя.

А я – тебя лишиться. Ответить нечего, я опускаю голову и молчу.

- Это не паническое, – продолжаешь ты негромко. – Просто… Пойми, у меня никогда не было такого чувства, как к тебе. Не было никого… кто считал бы меня не просто своим Бойцом, но и семьей, – заканчиваешь ты шёпотом.

Я сжимаю ладонью твой локоть – Имя мы так и не разомкнули:

- Я не пропаду. Точно.

Ты не поднимаешь глаз и честно стараешься улыбнуться. Безуспешно. Я наблюдаю твои попытки и торопливо повторяю:

- Звать ты меня научил. И сам зовёшь. И… ну… в общем, да, я согласен учиться плавать.

Вместо ответа ты накрываешь мою ладонь своей и трудно сглатываешь – я вижу, как двигается горло.

Раньше меня мучило, что ты мне не веришь.

А теперь веришь, но постоянно боишься, что я исчезну. Уйду к какой-нибудь девчонке вроде Миоки, или меня убьют, или я под машину попаду, или утону… Это нервное, наверное. Ты меня недавно так достал в очередной раз, что я в сердцах обозвал тебя параноиком. Ты не возразил, только вздрогнул слегка, будто я тебя этим словом ударил. Я тут же встал с подушки и пошёл к тебе извиняться. Пришлось даже признаться, что сам без тебя обходиться разучился. Совсем.

- Соби, пожалуйста, – прошу без особой надежды на результат, – со мной ничего не случится.

Ты вдруг сжимаешь зубы – так что челюсти белеют – и отвечаешь, будто возражая кому-то невидимому:

- Да. Я тебя защищу.

Ну хоть какой-то итог.

- Научи меня плавать, – перевожу я разговор окончательно. – Только где? Холодно ведь уже!

Ты чуть удивлённо взглядываешь на меня:

- Запишемся в бассейн. Он работает круглый год.

- В бассейн? – что-то меня в этом смущает, не пойму, что. А когда доходит, я так прикусываю губу, что ты замечаешь.

- Рицка?

Я вспомнил, о чём хотел спросить. И спрошу. Только не смотри на меня так пристально.

- Соби, я хотел вопрос задать… Он не о Горе, не думай… Про университет. Ну, про твою учёбу, в смысле общение.

Ты несколько недоумённо поднимаешь бровь:

- Задай. Но какая связь?..

- Есть, – поспешно перебиваю я, – ты сперва выслушай.

- Конечно, – ты наклоняешь голову, оценивая собственное состояние. Я знаю этот твой взгляд: будто проверяешь у себя внутри какую-то микросхему. – Спасибо. Я обещал тебе восстановление сил, а вместо этого взял у тебя сам.

- А у меня ощущение, что мне тоже прибыло, - я размыкаю Имя и потягиваюсь. – Лучше?

Ты улыбаешься:

- Хочется жить. Я тебя люблю.

Только не в одной реплике, Соби. А то разговора долго не получится. Я осторожно отползаю обратно на своё место, отодвигаю в сторону скомканное покрывало: мне уже тепло.

Ты берёшь свой подстывший глинтвейн и указываешь глазами на мою кружку:

- Иначе придётся варить второй раз.

- Нет, он тёплый, - я отпиваю и придумываю, как начать. Не придумывается. Тогда я набираю в грудь воздуха и выдаю на одном дыхании:

- Соби, помнишь, ты неделю назад сказал, что шейные платки тебе успеваемость повысили? Какая тут логика?

Ты знакомым до движения жестом дотрагиваешься до бинтов:

- Самая прямая. Гм… Рицка, у вас в школе ведь преподают этику и основы поведения?

- Да. А что?

- Можешь назвать основной принцип, который применяется при выборе одежды, украшений, образа в целом?

Я как тетрадку пролистываю в памяти уроки, но ничего полезного и отвечающего на твой вопрос в голову не приходит. Ты, должно быть, понимаешь это по моему лицу, потому что терпеливо продолжаешь:

- Внешность не должна привлекать внимания деталями, которые говорят о физических недостатках, об ущербном здоровье или несчастных случаях. Подобные недочёты следует маскировать и скрывать, чтобы не рождать в окружающих негативных мыслей и скверного настроения.

Я широко раскрываю глаза: нечто в этом роде нам объясняли, но я тогда не воспринял всерьёз, сам не знаю почему. Ты незаметно улыбаешься и продолжаешь:

- Рицка, взгляни на индустрию здоровья и красоты. Отбеливатели зубов, освежители дыхания, дезодоранты, шампуни… Я ничего не могу сказать о косметике, но думаю, Юйко-тян дополнила бы список.

- Так, – я вроде бы сообразил, осталось дождаться твоей завершающей фразы. Я угадываю, какой она будет, и мне жжёт губы следующий вопрос. По-моему, я вот-вот сделаю очередное открытие. Не из приятных.

- А теперь представь, какое я производил впечатление, год за годом являясь на лекции с забинтованным горлом… и хорошо, если только им, – ты смеешься, не слишком весело, но искренне.

Я моргаю, рассматривая тебя, и не могу понять причины.

- Соби, но почему?!

- Что почему? – ты тыльной стороной ладони убираешь назад волосы.

- Почему ты так ходил? – я вот-вот начну путаться в словах. – Если ты знал, что это… ну… порицается, и у тебя из-за этого проблемы были… Ты же сам говорил, что не хочешь, чтоб тебе задавали вопросы!

- А мне их и не задавали, – у тебя очень неласковая улыбка. Только она адресована определённо не мне. – Никто, ни сокурсники, ни преподаватели.

- Зато оценки снижали!

Ты делаешь такое движение бровями, что я даже хмыкаю. Тебе наплевать? По-че-му?

- Рицка, я не показывал Имя, поскольку это означало разглашение информации о школе, - ты доцеживаешь свой глинтвейн и отставляешь опустевшую чашку. – Но чего ради я должен был скрывать бинты? Чтобы окружающим было приятнее на меня смотреть? Я им безразличен, отчего их комфорт должен меня волновать?

- Да не их! А собственный! – я не представляю, как ещё объяснить. – Ты же… Вот ты сейчас сказал, что привлекать внимание к всяким… «недочётам» невоспитанно! Выходит, ты это знал и нарочно нарывался?!

Ты вдруг смотришь прямо мне в глаза:

- Да, нарочно. И не только в университете.

Я забываю все свои доводы, а ты медлишь и заканчиваешь, не отводя взгляда:

- Я ходил так по общежитию и на занятия в Горе. И по улицам тоже.

- Зачем?

Вот теперь ты задумываешься перед тем, как ответить. И отвечаешь гораздо тише:

- Меня не волнует мнение посторонних. Им никогда не было дела до меня, отчего я должен беспокоиться о них? Для меня важно мнение моей Жертвы. И всё.

- А Кио? – вырывается у меня против воли. Ты сухо смеешься, встряхнув головой:

- О нет. Только не Кио, прошу тебя! Его участие… – ты передёргиваешься, – я предпочитаю равнодушие.

Ну да. Я сжимаю кулаки: ногти вминаются в ладони, зато лицо остаётся спокойным. Ваше приятельство… оно странное. Я в курсе, что оно наполовину вынужденное, из-за учёбы, но всё равно. То, что Кио периодически о тебе брякает, в глаза и за глаза, меня просто в бешенство приводит. Мы с ним чем дальше, тем чаще сцепляемся.

А Сэймэй? Что, он твоё поведение видел и никак не реагировал? Или ему до такой степени наплевать было?

Я глотаю вопрос и жду, не скажешь ли чего-нибудь ещё. Судя по всему – нет. Тогда я осторожно говорю сам:

- Но теперь же ты закрываешь шею. Я имею в виду, не буквы, а вот как сегодня – бинты есть, но ты платок надел.

Ты задумчиво проводишь пальцем по краю чашки: вправо, влево, снова вправо. И отвечаешь после долгой паузы.

- Ты что-то изменил в моём восприятии, Рицка. Я до сих пор помню, как впервые снял при тебе повязку. Никто никогда не говорил мне, что кожа должна дышать, что моё здоровье имеет значение. Ты убедил меня, что я тебе небезразличен – и мне расхотелось ловить испуганные взгляды. Я даже на штрафы за курение в общественных местах больше не трачусь, - ты неожиданно фыркаешь.

- Ты что, и это делал назло?!

Ты поднимаешь прозрачные смешливые глаза:

- Ну да. Можно курить в сфере, но я её не ставил.

И почему я считал в начале нашего знакомства, что ты взрослый и правильный?

- Рицка, – замечаешь ты, крайне довольный произведённым эффектом, – у тебя сейчас такой вид, словно я сказал, что Земля квадратная.

- Круглая… Представляю, как мы с тобой в моём шестом классе смотрелись! Ты с бинтами и я в пластырях!

Ты делаешь невинное лицо:

- Несколько нестандартно?

Я секунду гляжу на тебя – и начинаю смеяться.

- Рицка, – ты нагибаешься ко мне, завладеваешь запястьем, – раз уж зашёл разговор о моей учёбе… Я безмерно признателен тебе за то, что окончу университет.

- Да я-то здесь при чём?!

- Ты не позволил мне бросить, – тон у тебя абсолютно непререкаемый. – Дал понять, что моё образование для тебя важно.

- Конечно, важно! – я возмущённо скребу ногтями твою ладонь. Ты сжимаешь мои пальцы крепче и неуловимо вздрагиваешь. – Эх, мне бы тоже сейчас закончить…

- Я не допущу, чтобы ты бросил школу, – отзываешься ты моментально. – Услуга за услугу. Хотя бы девять классов ты должен получить.

- Ну спасибо!

- Пожалуйста. Между прочим, мне тоже предстоит два года магистратуры.

- А почему девять классов? – странная цифра. – Их же двенадцать!

- Можно попробовать договориться о сдаче последних трёх лет экстерном, – ты поправляешь на переносице очки. – Правда, это означает жизнь на износ в ближайшие года полтора. А с нашими приключениями…

- Погоди-погоди, – прерываю я, и ты немедленно умолкаешь, не сводя с меня глаз. – Экстерном сдать три года… А дальше?

Ты не мигая смотришь на меня. Между нами только дыхание, даже холодильник выключился. Тишина настолько глубокая, что слышны порывы ветра за окном.

- Дальше… Если ты согласишься, я хотел предложить вариант отъезда.

- В смысле из страны? – уточняю я шёпотом. – И куда?

Ты прикладываешь мою ладонь к своей щеке:

- Во Францию.

2.

Ты обещал, что найдёшь бассейн, до которого из дому будет самый короткий маршрут. Я тебя так и не спросил, как ты себе нас в этом месте представляешь. Там же до плавок раздеваться придётся! И переключение внимания не подходит – мы ведь там легально бывать станем, по времени, под запись… Приходить и пропадать не получится.

Почти вижу чужие взгляды на твою спину, и зубы заранее стискиваются. Ладно, в случае чего… я разберусь. Никто на тебя таращиться не будет!

После твоего объяснения про то, почему ты бинты не скрывал, у меня язык не повернулся эту тему продлить. Потому что кое-что сопоставил. Кио говорил, после смерти Сэймэя ты стал как зомби. А может, раньше, Соби? Я два года тебя знаю, и ни за что бы не предположил, что ты мог ходить по улицам и искать неприятностей. Я не понимаю, отчего. И почему тебя никто остановить не пытался, тоже. Или они пробовали, но ты не слушал? Я видел, как ты с Ритцу говорил. Едва сознание не терял, а интонации оставались окончательными. Тебя с места не сдвинешь, когда ты считаешь, что прав.

А Сэймэй… ему, наверное, дела не было. Если он не опасался тебя убить, чуть сильнее ножом надавив, какая ему потом была разница, как ты выглядишь! Но при нём ты всё же как-то сдерживался. А когда он погиб… ну то есть мы все так решили… Ты начал нарываться сознательно, да? Силы оставалось всё меньше, жить было незачем…

Соби, мне ведь тоже после его смерти – не могу себя заставить думать иначе, мой брат умер! – тоже было горько и тошно. Но не до самоубийства же! А у меня до тебя никого ближе Сэймэя не было.

Мне кажется, здесь кроется что-то ещё. Только ты не расскажешь, я по твоему виду в тот момент понял, что не хочешь. Тебе реакция окружающих правда была неинтересна?

В итоге мы еще раз поговорили о воде, ты пообещал, что научишь меня на ней держаться, и тогда страх перед глубиной уйдёт. Может, ты и прав. Я не мог тебе рассказать, но ведь были у Сэймэя на диске снимки, где мы всей семьей на пляже! Наверняка я тогда купался, хотя бы на мелководье. Может, на физиологическую моторику моя амнезия не распространяется? Или хотя бы здесь её удастся подвинуть в сторону…

В случае чего просто научишь меня с нуля. Я тебе доверяю.

Заканчиваю пылесосить пол, большим пальцем ноги нахожу кнопку выключения пылесоса и вытираю взмокший лоб. Ты полчаса назад вышел в магазин, и вообще-то пора бы вернуться. Я сам требовал, чтоб ты меня не контролировал постоянно, и не хочу тебя дёргать мыслеречью каждые десять минут, но времени уже прошло немало!

«Соби?»

«Подхожу к лестнице», – откликаешься ты сразу же. Я шумно вздыхаю, хоть и знаю, что этот вздох ты тоже услышишь:

«Понял».

Отпираю замки на входной двери и жду, пока поднимешься. А потом ухожу убирать пылесос в шкаф.

Если мы действительно решим уезжать… Вещи будем оставлять и раздавать знакомым. Иначе великое переселение народов Евразии покажется развлекательной прогулкой. И ты еще считаешь, что у нас обоих склонность к минимализму!

Об отъезде мы пока больше не говорили. Ты сказал, что детальное обсуждение требует подготовки, объяснил, что тебя интересовало моё принципиальное согласие, и попросил не углубляться в этот вопрос раньше времени. Согласие я дал, и теперь у меня ощущение, что в ближайшую пару лет скучно нам определённо не будет.

- Рицка, – окликаешь ты с кухни, – я исполнил своё вчерашнее обещание.

- Какое? – я закрываю шкаф и отправляюсь к тебе.

Ты демонстрируешь две ярких обёртки:

- Купил нам мороженого.

Я заглядываю в спортивную сумку, с которой ты обычно выходишь за покупками:

- Только два?

- Нет, четыре, – ты улыбаешься, – два уже в холодильнике.

- Какая предусмотрительность, – бурчу я, несколько смущаясь от твоего ответа. Я что, такой предсказуемый?

- Если у тебя сделаны все домашние задания, давай посмотрим какое-нибудь кино?

- Сделаны. Вчера ещё, ты же помнишь, я Юйко звонил!

- Да, – ты убираешь в холодильник остальную еду. – Но не мешало убедиться. Кстати, ты не забыл, что я завтра тебя встречаю?

- А то, – я вскрываю упаковки на мороженом. – Хочешь поучаствовать в том, как я этим… – я пропускаю слово, – буду объяснять, что к Юйко лезть не надо?

- Обязательно, – ты выпрямляешься, закрываешь дверцу, – она и мой друг тоже.

- Ага. Какое кино будем смотреть?

- Не знаю. Выбери на своё усмотрение.

Я скребу пятернёй в макушке:

- Ну… Тогда как насчёт «Я – легенда»?

…Перед сном я не выдерживаю и задаю вопрос, который мне вторые сутки не даёт покоя:

- Соби, но почему Франция?

- А почему нет? – откликаешься ты без удивления, словно мы продолжаем разговор, и моё уточнение логично. – Или ты предпочёл бы Америку?

Вспоминаю посмотренный фильм и морщусь:

- Нет, там и без апокалипсиса жить не хочется.

Ты пожимаешь плечами:

- Мне Соединенные Штаты тоже не внушают энтузиазма. А Франция всегда нравилась.

- Но у нас же нет языка!

Я уже молчу про то, как придётся оформлять документы. Об этом лучше пока просто не думать.

Ты расправил на разостланной постели одеяло и разгибаешься, оборачиваясь ко мне:

- Зато есть почти два года на его изучение. Насколько я помню, ты выбрал французский вторым иностранным?

- Не прикидывайся, что не знаешь! Только у меня неуд по аудированию, хронический!

Ты подходишь ко мне, останавливаешься у края стола и берёшь за руки, заставляя повернуться на стуле:

- Рицка, говорю тебе ещё раз: у нас почти два года на изучение французской лексики и фонетики. Мы успеем.

- У тебя ведь французский тоже в пассиве, да? – я хмурюсь, но не отнимаю запястья. Всё равно уже нажал на «завершение работы», к мышке больше тянуться незачем. Сейчас системник выключится, и можно спать укладываться.

- Да, – ты встряхиваешь головой, отбрасывая за спину волосы, – нужно признать, я им несколько пренебрегал. Английский всегда давался мне легче.

- И что делать будем?

Ты отпускаешь меня сам. Поддергиваешь брючины джинсов и усаживаешься на корточки, снизу вверх заглядывая мне в лицо. Я автоматически опускаю ладони тебе на плечи: само собой получается.

- Запишемся в дзюку, – произносишь ты негромко, проверяя мою реакцию. – Если ты решишься сдавать экзамены экстерном за три года, эта мера необходима. Там же выучим язык до уровня, нужного для экзамена.

- Какого?

- На владение речью, он необходим при оформлении вида на жительство, – ты слегка сощуриваешься. – Я пока не знаю деталей, Рицка. Потерпи, я найду информацию и буду более конкретен.

- Ладно, – я тяжко вздыхаю. – Но у меня жуткий акцент, а когда надо переводить на слух, я глохну.

- Это поправимо, – возражаешь ты упрямо. – Мы будем говорить друг с другом и совершенствоваться.

Представляю, во что это совершенствование выльется, вздыхаю ещё раз, а ты с неожиданной хитринкой улыбаешься:

- Je t'aime à la folie.

- Что?!

- Je vis pour t'aimer, - продолжаешь ты тем же тоном. И так смотришь…

- Соби, а перевести?

Ты абсолютно бессовестно качаешь головой:

- Я предпочту, чтобы ты сделал это самостоятельно.

Я возмущённо хлопаю глазами, а ты накрываешь мои ладони своими и встаешь, так что мне тоже приходится подняться. Ты обнимаешь меня, мерно дыша в макушку.

- Рицка, я постараюсь, чтобы тебе понравилось.

Мне уже нравится. То, как тебе сейчас спокойно – особенно.

Я закрываю глаза и прислоняюсь щекой к твоему домашнему джемперу:

- Когда в дзюку записываться пойдём?

- На неделе. Потом возьмём абонемент в бассейн и составим график посещений.

Бои туда включить не забудь.

Я ничего не говорю. Киваю тебе и неудержимо зеваю. Ты целуешь меня в кончик кошачьего уха:

- Иди в ванную.

- Иду.

*

Понедельничное утро встречает нас барабанящим в окно дождём. Словно и не было солнечных выходных: крупные капли сползают по стеклам, чертят мокрые перекрывающие друг друга дорожки. Небо низкое и висит над самыми крышами – кажется, высотки должны протыкать его, как слой серой ваты.

Я зябко ёжусь, выползая из-под одеяла, ставлю ноги на пол и в который раз радуюсь, что у нас не принято покрывать половицы лаком. Доски прохладные, но не леденят ступни. И никакой ковёр не нужен.

Ты возникаешь в проёме между раздвинутыми ширмами, в руке чашка с кофе:

- Я уж хотел сам тебя будить.

- Не надо, – я встряхиваюсь и заставляю себя встать. – Просто погода сонная.

- Да, циклон пришёл за несколько часов, – ты наблюдаешь, как я непослушными со сна руками поправляю наши подушки, и сдержанно предлагаешь: – Оставь. Я всё сделаю, когда ты уедешь в школу.

Я секунду думаю и соглашаюсь. Прохожу мимо тебя и кошусь на ненастье на улице: рулонная штора поднята, комнату заливает тусклый утренний свет, и даже отсюда отлично видно, что выходить из дому противно. Мокро и холодно, будто январь, а не ноябрь. Настроение тоже никакое: ни плохое, ни хорошее, должно быть, я ещё не проснулся. Хорошо бы это в ближайшие четверть часа всё-таки сделать, иначе буду клевать носом на всех уроках.

- Зато какао на столе, – утешаешь ты, словно я посетовал вслух. – Горячее.

Я смотрю на тебя: в самом деле? Машинально принюхиваюсь и действительно ощущаю в воздухе привкус шоколада. Ты накрыл чашку блюдцем, чтоб не остыло, поэтому я сразу не почувствовал.

- Не за что, – откликаешься ты мягко. Я смаргиваю и невольно улыбаюсь краем рта:

- Кто бы говорил о проницательности.

- В два я приеду к школе, – замечаешь ты, пока мы планомерно уничтожаем мой любимый морковно-ореховый салат. – Хочу быть уверенным, что не опоздаю.

- Но не бить же их, – отзываюсь я с набитым ртом. Получается слегка невнятно. – Ты вообще представляешь, что тут сделать?

Ты пожимаешь плечами:

- Приблизительно. Конкретнее решим на месте.

Девчонок не отлупишь. Вот пару парней, который обозвали Юйко «ключной тёлочкой», я проучил, еще летом, тут всё просто было. А что теперь предпринять, понятия не имею.

- Разберёмся, - обнадёживаешь ты негромко. – В крайнем случае, можно испугать их не угрозами.

Я сумрачно взглядываю на тебя:

- И думать забудь, ясно? Не хватало только, чтоб они о силе узнали!

К тому же в Горе об этом как пить дать узнают тоже. И без того весело. Мы, конечно, отступники, как нам чуть ли не всякий раз объясняют – но не преступники и тайн не разглашаем. Давать Ритцу в руки такой козырь я без крайней нужды не собираюсь.

Ты вздыхаешь:

- А жаль. Это было бы чрезвычайно действенно.

- Обойдёмся, - я дожёвываю и встаю. – Вкусно было, спасибо… Тогда договорились, в два. В случае чего зови.

- Ты тоже.

Я киваю и ухожу обуваться.

Не хочу сегодня боя. Только не сегодня.

Сколько раз это нежелание не срабатывало? Сегодня надо решить проблему Юйко, в среду у меня визит к Кацуко-сэнсей, как раз две недели прошло с предыдущего… Завтра? Да, вторник для боя подошёл бы, но наверняка Непреклонные по расписанию, которое нам подходит, не явятся.

А теперь ты собираешься записать нас в дзюку и в бассейн. Почему у меня то ощущение, что мы не успеваем жить, то – что жизни слишком много? И ты еще переживаешь, что мы общаемся мало!

Ты вот рисуешь всё реже. И всё больше времени на самые простые наброски тратишь. Меня это куда сильнее беспокоит, но я ничего не говорю. Не дурак, соображаю, что у тебя вдохновения нет… Откуда ему в таких условиях взяться?

- Мобильный с собой, – сообщаю вслух, проверив карманы. – Пиши, ладно?

- Я же буду тебя отвлекать, – ты выходишь в коридор и смотришь, как я застёгиваю куртку.

- Зато наверняка не засну!

Ты фыркаешь.

- Ладно, спасибо. Я, вероятно, съезжу в Гинзу, в «Кинокуниа», а оттуда приеду за тобой.

- Что ты там потерял? – я перекидываю через плечо ремень сумки и очень вовремя затыкаюсь: чуть не велел тебе остаться дома. Если сам протестую против ограничений…

- Хочу походить по разделу учебников и самоучителей, – ты притягиваешь меня к себе и невесомо целуешь в лоб. – Там превосходный выбор. А наш ближайший книжный меня не устраивает.

- Угу, – я отстраняюсь, открываю дверь и накидываю капюшон. Под зонтом я люблю с тобой ходить, да и деть его в школе особо некуда. – Тем более пиши, о впечатлениях.

- Слушаюсь, – голос у тебя ровный и какой-то… От него спокойнее делается. На приказы ты тоже этим словом отзываешься, но тогда оно звучит иначе. А сейчас просто мою просьбу к сведению принял – и обозначаешь, что запомнил.

Как ты сказал позавчера: тебе нужно моё принципиальное согласие? Вот и давай тебе понять, что не возражаю. Ты же как пить дать уже литературой по французскому озаботился!

Еще раз с тобой переглядываюсь и спускаюсь по мокрой железной лестнице. Шаги на ней отдаются гулко и отзываются вибрацией – так, что по икрам даже мурашки бегут.

В лицо бьёт ветер и дождь, но тянуть некогда: до автобуса минута осталась, если он нигде в пробку не встал. Я прибавляю ходу и поспешно направляюсь к остановке. До неё тоже как раз минута, скверно будет, если автобус мне хвост покажет. Тогда я на первый урок точно опоздаю.

…Я успеваю ровно к смыкающимся передним дверям – водитель замечает меня, узнаёт и открывает снова. Я впрыгиваю на подножку, откидываю с головы капюшон и перевожу сбитое дыхание:

- Доброе утро.

Не услышит, конечно, но видно ведь в зеркальце, что губами двигаю.

Он кивает – и автобус плавно выворачивает с остановки, вливаясь в утренний поток машин.

*

- Рицка! Рицка, эй! – я оборачиваюсь. Яёи скорым шагом идёт ко мне, ссутулившись и тоже натянув на голову капюшон осеннего плаща. Очки у него все в каплях, наверное, видно совсем нечётко. Надо тебе смс кинуть, чтоб ты зонт с собой взял.