Atilde; И.В. Кульганек, 2006 3 страница

Дорога наша от Цзун Сучжи сперва лежит каменистыми увалами около 10 верст, идущими с востока на запад, до подошвы хребта Дарха­на, возвышающегося вдали, по правую сторону, и затрудняющими переход наших телег. Мне сие едущий с нами тайчжи назвал Дэл. Спустившись с утомительного каменного хребта, ехали мы по песчаной равнине, от коей по таким же увалам пробирались <мы> до урочища Батхай, в
22 верстах от ночлега. В лощинах, пересекающих холмы, насчитали мы до 8 озер, коих берега по большей части покрыты хучжиром. Вода в них осталась от дождей, шедших с<его>[им] лет<а>[ом]. В засухи, гово­рят, жители терпят здесь крайний недостаток в воде и потому откочевывают от сей дороги (15-б) далеко в сторону, выгоднейшую для своего скотоводства. В колодце близ нашей станции вода желтоватая, с червями. Мы были принуждены брать воду для употребления в пищу из озера солончаного. Еще надобно заметить, что сегодняшний наш стан, хотя и расположен на песчаном бугре, но он лежит ниже вчерашнего. От Эрги очень приметно мы опять стали подниматься на высоту.

18-го. Дневали. Станционный тайчжи объяснял свою молитву: «Ом ма ни пад ме хум» по-монгольски следующими словами: «чжиргоган цзуйлун хамук амитан амур болтоггай»24. 1) Да будет спокойствие всем животным шести родов. 2) Светский монгол, получив тахил, переменяет имя и носит красный пояс.

19-го. Поутру мороз 13 [градусов] по Реомюру. От станции дорога лежит в направлении к Ю по каменистым увалам, потом к ЮВ около 20 верст равниною, с обеих сторон окруженною хребтами, из коих по левой руке имеется [равнина под] название[м] Курдэту, а под конец – Собок.

Далее открылась пространная равнина, несколько покатая к Ю. Поч­ва земли песчаная, травы мало, местами только (16-а) встречались озера и небольшие долины, хучжиром покрытые.

Наконец достигли мы станции Олон Хутуг (Много Колодцев), в
38 верстах от ночлега. Здесь два колодца и 4 озера с солонцеватою водою. На семи перевалах встречали мы довольно [много] юрт и около них незначительные стада овец и рогатого скота.

На упомянутой равнине, окруженной горами, по левой руке видели мы два шестка с привешенными лоскутками красного и желтого цвета, на которых напечатаны тибетские слова, вокруг разбросаны дощечки с молитвою «Ом ма ни пад ме хум» и буквами тарни, далее пепел от сожженного аргала и земля, исцарапанная хищными зверями.

Надобно было предполагать, что здесь совершилось погребение какого-либо монгола. В самом деле, в 30 шагах к западу лежал труп одного ламы, растерзанный хищными зверями: остатки его делились паствою25воронов. На голове трупа осталась часть кожи с волосами, конец одной ноги съеден, другой ноги вовсе не нашли мы. Ужасное для иностранца зрелище (16-б). По словам одного ламы, богатых умерших со всеми обрядами сжигают монголы, читают молитвы, делают поминки и пр., бедных же, не оставивших ничего на покупку дерева, на приглашение и угощение духовенства, бросают в поле, иногда только завернув в войлок или ветхое платье.

В 1/2версте на север от нашего стана построены на каменном фундаменте из кирпича кумирни по правилам тибетской архитектуры мастеровыми, из Долоннора выписанными, стóящими около лана серебра. Название оных по-монг[ольски:] Тэгус баясхоланту номлан бутгэкчи кит 26. Обнесены каменною стеною, оштукатуренной, в виде четырех­угольника. Главная кумирня еще не имеет полного внутреннего прибора. Напротив дверей, в углублении капища, близ северной стены, стоит стул с 3 подушками, на котором восседает хубилган – лама, основатель кумир­ни, во время молебствия. Перед ним две скамейки и войлоки на полу для лам, собравшихся на богослужение. За стулом хубилгана в стене дверь для выхода на двор, где на каменном пьедестале помещена курильница (пакбур). Далее [находится] еще капище, но (17-а) не столь обширное, как первое, где на жертвенник[е] расставлены статуи бурханов, весьма искусно и красиво, частью в Долонноре, частью же в Пеки­не, литые Шигемуния, Майдария, Хоншим бодисатва, Аюшри и пр. С левой стороны у дверей кресло для хубилгана, желтого материала, обтянутое, перед ним, на столике, колокольчик, бубенчик, в углу помещены танг[утские] и монг[ольские] книги, у восточной стены на столике медная, позолоченная и со вкусом отделанная коштом нынешнего хубилгана субурга, а возле <ея>[нее] изображение деревянное Далай-ламы, обвернутое в рызу желтого цвета, употребляемую высшим шигемуниан­ским духовенством во время богослужения, и небольшая статуя Шигемуния, с правой стороны у западной стены медное изображение Оточи<я>, окруженного 8 высшими и 54 низшими божествами, в углу на столике набожные книги. Перед главным жертвенником стоят большая курдэ и музыкальные инструменты.

Не распространяясь с исчислением подробностей убранства сей кумирни, вообще сказать можно, что она заслуживает внимания путешественника (17-б) во всех отношениях как редкое здание по своей архитектуре и внутренним украшениям.

Хубилган лама по имени Лобсан, сын одного монг[ольского] воина (хуик кун), основатель сей кумирни, имеет от роду 25 лет, содержится подаянием от набожных. При нем на его коште живут здесь 4 ламы и дряхлая мать. С западной стороны, за оградою кумирни, стоит обширная юрта, окруженная 9 каменными домиками, в коих во время молебствия помещаются собравшиеся ламы и приготовляется пища. Престарелый лама, живущий при сей кумирне, рассказывал нам, что после кончины прежнего хубилгана отыскано 3 шестилетних мальчика, родившихся в день смерти хубилгана, из коих каждый назывался хубилганом, утверждая, что душа покойного в нем явилась. Спор сей и недоумение со стороны лам и родственников был решен пекинским гегеном Чжанжа-хутухтой, который указал истинного хубилгана в лице Лобсана. Перерожденец сей в присутствии старшего духовенства должен был рассказать все происшествия из жизни покойного (18-а) хубилгана, узнать его платье, рызы, колокольчик, бубенчик и пр. и сим образом удостоверить всех, что в нем поселилась душа предшественника.

С того времени [он] отдан был под надзор старого ламы учителя и, несмотря на свою святость, учится у него тибетскому языку, догматам и обрядам Шигемуниева закона. Теперь он достиг уже степени гелуна. Здешние кумирни от 3-х лет существуют. В последней хранится еще череп человеческий, оправленный в серебро, служащиий вместо чашки обыкновенной перерожденца.

2-го. Мороз 12 [градусов] по Реомюру поутру.

От Олон Хутука, вчерашнего нашего ночлега, продолжали мы путь по каменистым местам, с коих спустились к колодцу Оркиого. От него поворотили налево, к востоку, на низменную долину, усыпанную камешками, окруженную песчаными буграми, изрытыми сильным дождем, и покрытую гучжиром. Очень вероятно, что сия долина была дном обширнейшего озера, изобилующего солончаками. Посреди огромный возвышается песчаный бугор в виде острова (18-б).

На нем ныне раскинута юрта. Вдали на В гора Берке, к В же – Табун-ула, или Эмчи Табун Хоро. В сей долине наша дорога берет направление к ЮВ через холмы, пересекаемые лощинами до станции Сайн Усу, близ колодца с хорошей водою на 23 4/5версты от ночлега. На сего­дняшнем переезде грунт земли частью песчаный, частью же дресвою или песком с глиной перемешанным покрыт. Корм подножный весьма скуден. На всем пространстве волнуется степной ковыль (дересу27) или разбросаны кусточки будургуны. По дороге попадалось много сердоликов желтого цвета. По сторонам рассеяны многие юрты, окруженные значительными стадами овец и рогатого скота, привыкшего питаться местными растениями, вредными, впрочем, для иноземных лошадей, особенно – зеленоватою травою, известною у монголов под названием «сули». Между тем, странно было смотреть на множество тропинок, протоптанных скотом, в здешней стране находящимся. Озер много, и почти все изобилуют солончаками.

(19-а) Близ нашего стана обширное, ныне иссохшее, озеро, покрытое соляными кристаллами. Сегодняшний наш стан почти на 350 саженей над поверхностью моря. А вершина Гунтуя на 700 саженей.

21-го поутру мороз 10 1/2[градусов] по Реомюру.

От Сайн Усу ехали мы по равнине около 4<-х> верст до отрасли хребта, разделяющего Cеверную Гоби от Южной, Талайн Ирмык. С вершины его открывается обширная равнина, к Ю заключающаяся цепью гор Сэрэн, вдали синеющеюся. Далее дорога лежит упомянутою равниною Тамчи Тала до хребта Уха-нуру, через который наши лошади, изнуренные не столько отдаленностью места, сколько от недостатка подножного корму, с трудностью пробирались до урочища (вставка: на сем переезде в одноколках и повозках 11 лошадей выбились из сил) Улан Будургуна, в 30 в[ерстах] от Сайн Усу, находящегося среди гор, близ озера, с солонцеватою водою. Почва земли частью песчаная, частью же каменистая, дресвою усыпанная. Степь, почти совершенно обнаженная, покрыта местами дересу, или ковылем, или же золотарником (алтагана). На дороге, кроме кварцу, порфиру, приметны еще и (19-б) сердолики желтого цвета.

Сегодня встретили мы одного сунита, везущего соль на верблюде в 6 мешках, около 12 пудов. По его словам, соль сию собрал на Эмч Табун Хоро и везет в Халган, надеясь через 5 дней достигнуть оного и продать свой товар по 2 чина пуд, т.е. около 1[р.]80 к.

От Сайн Усу вместе с нами ехал один монгол, ведя 3 лошади. Он весьма жаловался на проезжих по казенному делу чиновников, которые отнимают у жителей лошадей и гонят до следующего кочевья. Часто случается, прибавил он, что чиновники, встретив едущего по своей надобности монгола, берут лошадей для проезда до кочевья. По сей причине и жители всячески стараются переселяться как можно далее от дороги, из опасения, дабы не лишиться скотины по наглости чиновников, которые обыкновенно обременяют их своими требованиями.

Малейшее при сем случае сопротивление вменяется в вину упрямому жителю и наносит ему много неприятностей. Близ границы восточных (20-а) сунитов имеет пребывание Домо-геген. Числа сих степных первосвященников не мог определить нам монгол, отвечая только, что их много в Монголии. Духовенство здесь неимоверно распространяется. У монголов первый сын остается в звании отца, второй поступает в монахи, третий причисляется к светскому сословию, а четвертый поступает в сан духовный. Безженные ламы наносят вред нравственности и в роскоши проводят жизнь коштом скудных степных обитателей. Впрочем, по сознанию монголов, потеря невинности не считается пороком девицы. Короткие связи жены даже с посторонним человеком не заслуживают гнева мужа ея, который равным образом волен искать удовольствия в другом обществе. Многоженство в обыкновении у монголов. Каждая жена иметь должна особую свою юрту и особо заниматься домашним хозяйством. Но, как в сем случае, неизбежны ссоры и беспорядки, то монгол бедный только одною женою довольствуется. Бракосочетание бывает на 10-м году жизни. (20-б) До свадьбы жених не знает лично своей невесты. Избранный сват подносит хадак отцу и матери невесты, предлагает жениха, делает от его имени условия. В назначенный день жених должен пригласить родственников и знакомых на пир. В то время сват, закутав невесту, увозит в юрту к жениху и там заплетает ей косу 28.

Приезжает жених в ту же юрту, где лама читает установленные для сего молитвы, и тем кончаются простые обряды монгольского бракосочетания. Много девиц состариваются в Монголии и не выходят замуж. Сие происходит или от того, что природа им отказала в красоте, свойственной женскому полу, или – что много молодых монголов постригается в сан духовный, в котором бракосочетание по закону Шигемуни запрещено.

Любопытный мой спутник за каждым ответом спрашивал меня: так ли в России, а потом – о качестве земли, произведениях оной и пр. В заключение разговора прибавил он: «Наши вообще хвалят русских, превозносят их богатства (бобры, лисицы, соболи), с удивлением рассказывают, что русская земля (21-а) изобилует лесом, хлебом, травою, водою, скотом и серебром». Потом начал спрашивать о бурятах, России подвластных, а заметив у меня седло, серебром обложенное, бурятской работы, с неизъяснимою радостью объяснял<ся>, что его единоплеменники, сохраняя свою веру, язык, законы, обыкновения, под покровом белого царя вполне наслаждаются счастьем29… «А мы живем в стране бесплодной», – [cказал он].

22-го. Переезд довольно затруднителен по хребтам и лощинам, покрытым песком. Со станции Ундур Ару, потом в лощине, оставив влеве Долоннорскую дорогу, поворотили мы направо, через хребет Цзанчир-нуру, с которого пробирались по песчаным и ковылем заросшим оврагам до последнего хребта Серен. С вершины его открылся вид на степь с песчаными холмами, в коих некогда томились наши купеческие караваны и Миссии. У южной подошвы последнего хребта расположена почтовая станция, в 22 верстах от ночлега, в урочище Кул Худук (21-б), где находится колодец весьма хорошей воды, какой мы уже давно не имели во время нашего странствия по Монголии. Овраги, по которым мы проходили, были изрыты сильным дождем, и остались здесь следы бывшей огромной дождевой реки. Станция Кул Худук находится уже в кочевьях барун-сунитов, и потому явились к нам новые чиновники, назначенные сопровождать Миссию до цахарской межи. Юрты наши были тесны, из войлоков изодранных и не могущих нас защитить пред силою западного ветра.

23-го. От Кул Худука ехали мы по степи около 3-х верст до первой высоты, отрасли хребта Серена, за которой идет равнина, покатая в югу, с некоторыми возвышениями, до нашей станции Шара Будургуна между двумя песчаны­ми холмами, отстоящей на 24 версты от ночлега. Почва земли песчаная, местами перемешанная с глиною. Переезд сей не труден, но утомителен для духа по своему единообразию. Высокий ковыль или пагубная сули прикрывает отчасти наготу степи. В долинах заметили мы до 8 озер, из коих некоторые довольно обширны (22-а) и известны местным жителям под именами: Арагшан, Цзамеин-нур. К дороге прилегают довольно глубокие рытвины, размытые в песке дождевыми потоками. По сторонам белеются обширные места, покрытые гучжиром. Редко встречаются юрты. На половине переезда по правой руке находятся три ветхих кибитки, жилище одного 10-летнего хубилгана, где и отстраивают капище коштом набожных монголов, приходящих на поклонение новому перерожденцу. Впрочем, переезд сей по пескам, как преддверие к песчаным хребтам, наполняющим все пространство между Шара Будургуною и Дурмой, убивает воображение путешественника, на своих лошадях пробирающегося медленно по страшной монгольской степи, коей название Гоби, равно как Африканской Сахары, наводит ужас и уныние.

Барун-сунитские чиновники рассказывали, что 2 года тому назад в продолжение 4 лет была ужасная засуха летом и выпадал глубокий снег в степи, так что скот от недостатка подножного корма совершенно обессилел и в хошуне Барун-сунитском, и в Дурбан Кэукэт (22-б).

Из 100 верблюдов или лошадей оставались не более 10, из 1000 овец – не выше ста. Претерпевая такое бедствие, степные жители чрезвычайно оскудели в своем хозяйстве.

Правительство никаких не давало им пособий.

К счастию, в последние два года от частых дождей летом степь приобрелась зеленью, и травы было довольно для прокормления оставшихся после падежа стад.

Гоби от продолжительной засухи, лишенная травы и воды, угрожает совершенным истреблением местного скотоводства.

Жители здешние не платят никаких постоянных податей, но в узаконенное время года начальник их ван с 2 тусалакчиями отправляется в Пекин по делам службы, содержатся там коштом своих хошунов, и хошуны, смотря по состоянию, обязаны снабжать их всем нужным в дороге и столице.

Вышеупомянутая кумирня называется Ганчжур-сумэ или Чолотейн-сумэ. Хубилган по имени Данчжун Гэндун, сын цзун-сунитского тай­чжия Бату, теперь находится в Тибете, в местечке Лабаран или Дашиин Чил, где занимается изучением тангутского языка и Шигемунианского закона. Кумирни (23-а) же здешние существуют <же> от 20 лет.

24-го. Дневали. После обеда ходил я к В от нашего стана осматривать кумирни, в 3-х верстах находящиеся, за хребтом Мойхал, в котором глубокая, в 5 сажень, рытвина, вероятно, сильным ветром сделана. Вода также немало здесь действовала, как можно заметить из высоких берегов, изрытых дождевыми водостоками. Огромная масса песку, нанесенная ветром, прильнула к глинистому дну рытвины, по которому мы прошли за хребет.

Там на долине, Хорога окруженной, белеются замерзшие озера и холмики из глины, будто нарочно насыпанные. Буря, некогда здесь свирепствовавшая, разнесла песок, наполнявший сие место, к ближайшим горам. На той же долине, в расстоянии на 1/2версты, построены два монастыря из обожженного кирпича, окруженные такими же субурганами или юртами, в которых живут ламы. Оба монастыря обнесены оградою. Сперва отправился я в юго-восточный монастырь Хутул Баясхуланту. В ограде, по правой стороне от востока, увидал я юрту, где лама совершал вечернее молебствие. Правой рукою ударял он вдруг в тазы и бубен, левою по временам перевора­чивал (23-б) листки молитвенника, но взоры его были более устремлены на нас. По окончании молебствия показал нам капища. В ограде сей находятся, кроме главного, еще два, лицом к первому обращенных. В одном из последних, напротив дверей, стоит огромный кумир Майдария, будущего правителя мира, за шелковою занавесью. У стен в 4-х больших шкафах, на полках, размещены 222 тома «Данчжура»30на тибетском языке. Стоят более 1000 лан.

В хорошем переплете: сверх сего – монгольский «Юм»31в 12 томах (вставка: Тиб. Обыкновенно в 16 т.) и прочие богослужебные книги, чтение коих может быть предметом многолетнего труда одного любопытного человека. В главной кумирне сделан алтарь, где кроме изображений бурханов помещены «Ганчжур»32и другие книги, жертвенник с полным прибором. Перед дверьми алтаря, напротив входа, стоят три кресла, из коих среднее предназначено для хутукты-гегена, иногда приезжающего сюда на молебствие, рядом, по обеим сторонам его, – седалища 2-х хубилганов. В углах кумирни множество хороших тюфячков, на которых сидят низшие ламы. Во время торжественного богослужения собирается многочисленное духовенство, до 400 человек. В послед­ней кумирне три (24-а) жилища разных бурханов, из меди представленные (вставка: кроме кумирен в ограде еще два здания: кладовая и кухня с огромными котлами, в коих приготовляется пища для лам, собирав­шихся на молебствие). В 1/2версте отсель на Север, на той же долине, – другое капище, красивое архитектурною опрятностью и размещением внутренних принадлежностей, превосходящее все прочие, до сего времени нами виденные в Монголии. В ограде весь двор вымощен обожженным кирпичом. Перед кумирнею, среди двора, на котором возвышается кумирня, по сторонам стоят две хорошие юрты. Сама кумирня построена за 10 лет искусными китайцами, которые свой вкус умели соединить с потребностями монгольского капища 33. Чистота в отделке весьма редкая, особенно среди монголов и в скудной степи. Богатая утварь и дорогие кумиры (вставка: Туинхур, Майдари и Тэмдэн до 1000 ланов сереб[ра] стоят) украшают капище, а хорошее оных расположение и опрятность очаровывают зрителя.

Здесь изображения бурханов находятся в алтаре, за решеткой, обтянутой шелковою тканью. В решетчатой стенке с божествами открываются двери, в которые можно войти желающему посмотреть странные идолы, предметы, обожаемые поклонниками Шигемуни<я>. При сей кумирне имеет жилище один лама, которого монголы величают Бурхан-ламою, а собственное его имя, из уважения (24-б) к лицу, произнести не смели 34. Я видел только две комнаты-приемные сего жреца, пристроенные к капищу и одинаковым образом убранные. Перед входом в оные сделан длинный, из отличной дабы, навес.

Внутри оных, за перегородкою, на некотором возвышении, стоит кресло, желтою канфою покрытое, на которо<м>[е] садится сам Бурхан-лама. Стены первой половины комнаты украшены металлическими зеркалами, лучшими китайскими картинами и несколькими изображениями божеств. Потолок по-китайски ярко расписан квадратами, пол покрыт коврами, в углах помещены ящички, в числе коих и русские изделия не последнее занимают место. С обеих сторон капища перпендикулярно пристроены особые здания Бурхан-ламы (вставка: Бурхан-лама есть родственник Дуран-вана, начальника Барун-сунитского хошуна). По мнению монголов, в нем обитается Цаган Манцзушри или Амида бурхан. Лама сей без помощи лекарств исцеляет больных. За оградою, в маленькой часовне, огромная курдэ, обшитая множеством экземпляров таинственной шигемунианской молитвы, которой чудесное действие прославлено в книгах богословских. Далее, у ограды, в особенном домике, стоит красивая одноколка ламы, китайцами же сделанная. Итак, в скудной глубокой Монголии, в темной и ужасной степи, нечаянно мы нашли престранный памятник китайского зодчества, достойный внимания (25-а) путешествующих. Бедный монгол от усердия в своей вере жертвовал своим имением только для сего капища, но в постройке оного своею рукою вовсе не участвовал. Порабощенный китаец искусством превзошел своего победителя. Прежде монголы, а ныне маньчжуры, покорив Китай 35, <на>[со]шлись в необходимости приноровиться к обычаям своих рабов и пользоваться плодами их просвещения и промышленности. То же почти присходило и у римлян, господствовавших [над] греками.

29-го поутру вместе с прочими членами Миссии посетил я опять вчера виденное капище. Бурхан-лама, который вчера инкогнито скрывался в числе любопытных монголов, нас окружавших, ныне сам показывал свою домашнюю кумирню и охотно отвечал на наши вопросы. За оградою, у юрт, стоял караван верблюдов, навьюченных товарами, везомыми в Долоннор. Проводник сего каравана, троекратно поворотив верблюдов во­круг себя, отправился в путь. Обряд сей обратил наше внимание 36. Станционный цзанчин объяснил нам, что в юрте лама совершил молебствие о благополучном пути, а в заключение и верблюды должны были три раза обойти вокруг хозяина, произнесшего таинственное мани.

(25-б) Станция Шара Будургуна находится в собственно барун-сунитских кочевьях, но для уравнения земских повинностей, по распоряжению начальства, барун-суниты должны были содержать две предыдущие станции наши, несмотря на то, что они расположены на цзун-сунитской земле. По причинам трудного следующего переезда до Дурмы, отстоящей на 26 1/2версты от ночлега, наши одноколки отправились со станции в 31/2часа пополуночи. На всем пространстве от Шара Будургуны до Дурмы возвышаются песчаные бугры, составляющие один хребет, тянущийся с востока на запад, разрезанные глубокими песчаными же оврагами. Наш обоз беспрестанно то поднимался на холмы, то спускался в глубокие лощины, рыхлым песком покрытые. Лошади выбились совершенно из сил, несмотря на то, что усталые были заменяемы немедленно свежими. Высланные 8 верблюдов монголами со станции несколько облегчили нагруженные одноколки. При всем том обоз наш собрался на станцию не прежде 8 часов вечера, после неимоверных трудов, перенесенных нашими людьми и монголами в продолжение 16 1/2часов. Этот переезд в 1807 г. стоил 5 дней труднейшего путешествия нашим миссионерам, отправленным из России на лошадях. С вершины одного (26-а) холма все сие место представляется в виде волнующегося моря. Песчаные бугры подобно волнам морским наводят ужас на зрителя, а сам переезд утомляет путешественника. В лощинах белелись озера замерзшие, или гучжир покрывает дно иссякшей воды. Из песков торчит только золотарник, дересу, сули (род осоки), arbemina и conspernium pungens. Монг сульчир – колючее растение. Изнуренные лошади с жадностью глотают оные. В нескольких местах видели мы скирды набросанного сульчира. Здешние жители вырывают сие растение и, высушив на солнце, молотят его на гумне, потом, зажарив, толкут в ступке на порошок и употребляют на хлебы и с чаем кирпичным. Длинные и толстые корни золотарника могли бы заменять дрова в безлесной степи, но монголы более привыкли к аргалу, коим согревают свои скудные юрты. И приготовляют пищу.

Изобилие соли составляет здесь предмет торгов­ли с китайцами, в Халгане, Долонноре и в других городах живущими.

Монголы удивляются, что кит[айское] прав[ительство], зная очень хорошо трудность перехода по степи, назначает для нас постоянно одну и ту же дорогу по Монголии. Варварская политика и приверженность к древним обыкновениям всегда ссылается на прежние примеры, не переменяет своего хода потому только, что так искони заведено. Это камень преткновения для успехов образованности в обширном и (26-б) многолюднейшем народе. Всякая новость здесь потому только не принимается, что она нова и прежде не была известна. Важный, молчаливый и упрямый китаец, равно как и хитрый маньчжур, повелевающий, на один шаг не продвинется, не справившись с тем, что прежде существовало. Но не менее того монголы удивляются и русским, что они, имея у себя верблюдов и зная все невыгоды поездки по степи, еще решаются совершить путешествие в Пекин через Монголию на лошадях, со столь тяжелым обозом.

26-го. Дневали. Один тайчжи, во время посещения нас, с особенным вниманием рассматривал наши вещи. Увидев чубук с янтарным мунд­штуком, сейчас взял он несколько аргалу, потер рукавом янтарь, испытывая его силу притягивания. То же делал и со стеклом. Понятие электризации в Монголии!

Приехавшие в наш стан ховараки рассказывали нам, что вправе от дороги, в урочище Хорога, находятся каменные кумирни под названием Энхэ Амаголан, построенные китайцами и в китайском вкусе, красивые, где имеет пребывание 60-летний хамбу-лама.

27-го. Со станции Дурмы поднялись мы прямо на песчаную высоту, Дурмейн Элесу называемую, с которой, спустившись на лощину, опять поднялись на песчаный хребет Аца.

(27-а) Весь сей переезд, равно как и предыдущий, состоит в песчаных буграх, рассекаемых оврагами. Но сегодня подъемы и спуски не были столь затруднительны, как перед Дурмою, и в долинах грунт глинистый, который от дождей, шедших летом ныне, застыл; нанесенный ветром песок на нем не очень глубок. Близ дороги встречалось немало солончаков. Проехав 22 1/4версты, остановились мы в урочище Цахилдак. Это вторая и последняя станция в кочевьях Барун-сунитских. Провожатые монголы сказывали нам, что отселе на 7 дней езды в урочище Ордос по сие время хранятся юрты Чингис-хана 37со всеми домашними его вещами. Ежегодно тайчжи, избранные из каждого монгольского рода, отправляются туда, совершают молебствия и в жертву приносят кобылицу духу великого своего основателя могущества Монголии, окропив оную аршаном, разделяют на части и увозят оные в свои кочевья. Ближайшие монголы стараются сохранить в целости жилище обожаемого Чингиса. Урочище сие получило название от слова «ордо», означающего дворец. Ордосцы считают Чингиса своим и свое название производят от слова «ордо».

(27б) 28-го поутру шел небольшой снег. От Цахилдака около 2 1/2версты пробирались мы через песчаный еще хребет Холойн Элэсу, коего три подъема были больно затруднительны для наших повозок по причине крутизны.

За хребтом открылась равнина Того, где почва глинистая и твердая.

Вправе видно каменное капище Тогойтуйн-сумэ, построенное в древности тусалакчием богдо-ноином (вставка: сын коего был первым хубилганом здесь), родственником (турул) Чингисовым. И посвящена имени богдо-хану, в честь которого ежегодно в 10-м месяце бывает здесь байрун хурал, радостное собрание лам для совершения молебствия.

Ныне имеет здесь пребывание 15-летний хубилган Дагба, сын тай­чжия, который вскоре отправится в Тибет для изучения тангутского языка и обрядов шигемунианских. Близ капища на пригорке стоит пирамидальный субурган. За равниною пробирались мы по крутым увалам песчаного хребта Уечжинган Шил, простирающегося с В к З. Далее спустились мы на долину, покрытую высоким ковылем и имеющую грунт глинистый. Здесь находилось много скота около глубокого колодца. Влево от дороги стоят 8 юрт, жилище богатого тайчжия. Из долины мы опять поднялись на гору. С левой стороны дороги, на холме, сделана насыпь земляная, (28-а) на коей воздвигнут из кирпича оштукатуренный, весьма красивый и, может быть, единственный в Монголии обо под названием Цаган Обо. Отселе открывается прелестнейший вид на оставленные нами в стороне горы, на которые из-за тусклых облаков падали солнечные лучи. Против обо, на правой стороне, возвышается отдельный хребет, в виде огромного вала, а к западу синеется длинный кряж гор, Ного-ниру называемый, – граница Сунитских кочевьев от Цахарских. На хребте встретили мы караван из 120 верблюдов, навьюченных солью, из Бумбату в Цзун-сунитские кочевья тянущийся, в Калган, для промена на пшено. Наконец, спускаясь через увалы, прибыли мы на урочище Гашбату, или Элесуту, на 24 версты отстоящее от ночлега. Недалеко от станции встретил нас цзанчин Энкэчжиргал цахарского ведомства. По его словам, мы теперь находимся в хошуне Кубошара, состоящем из 18 1/2эскадронов. Начальник сего хошуна ухэрид – по имени Михайирет. Хошун сей есть желтое знамя с каймою (вставка: и в крайней только необходимости посылается против неприятеля как самое храбрейшее. В следующем хошуне, Гулишара, считается 18 эскадронов.)

Цахары, как вообще заметить можно, оборотливы, расторопны, вежливы, а как потомки цахаров, помогавших маньчжурам при завладении Китаем в 1644 г., пользуются большою (28-б) доверенностью у нынешних своих повелителей. (Вставка: Но при всем том они, как избалованные союзники, в обращении даже с маньчжурскими чиновниками упрямы и дерзки, преимуществами своими гордятся перед прочими монголами, а как первые изменники в презрении у халхасов и сунитов, цахары переселены в Цзун-сунитские кочевья, притеснены ненаказанно от местных коренных жителей, которые для избежания неприятности вынуждены были откочевать далее от прежних своих мест.) Часть их земель назначена под пастбища стад бокдохановых, как изобильная травою и водою. По дороге нашей корм подножный приметно лучше становится против нами виденного в степи. Из числа 8 цахарских хошунов, следующих к востоку, расположены: Кубошара, Гульшара, Куботу Улан, Гульулан. В Кубошара считается 18 эскадронов, из коих первый, теригун сумун, имеет некоторые преимущества. В каждом эскадроне по 70 человек находится. Командует хошуном ухэрид-амбань, при котором находятся 5 тамагану-цзангинов, 2 цзарукчея, монгол и маньчжур. В каждом эскадроне по 1 цзанчину (с голубым (нефритовым) шариком на шапке) кундую, чжундбе и 6 бошко<в>.