Экзистенциальная психиатрия 10 страница

В шизофреническом озарении больной вдруг видит смысл собственной жизни и свое мессианство. Все становится неважным в сравнении с этой наивысшей целью, которая отныне будет ему светить. Иногда эта цель бывает социально позитивной. Больной посвящает все мысли созданию великого произведения своей жизни, например, харитативного, как брат Альберт, художественного, как Стриндберг, Монсель, либо философского, как, предположительно, Конт. Чаще шизофреническая харизматика производит на окружение впечатление безвредного либо вредного чудачества (странности), как в случае одного больного, который для спасения человечества от грозящего конца света отрубил себе палец ноги.

Возникает вопрос, имеют ли бегло представленные здесь проблемы шизофренического мира что-нибудь общего с тематикой и методом философского мышления. Психиатру трудно ответить на этот вопрос, ему необходима помощь философа. Представляется, что следующие моменты могут оказаться согласующимися.

1. Отрыв от конкретности и благодаря этому большая легкость перемещения в пространстве и времени.

2. Стремление к преодолению границы, отделяющей человека от его окружения, отсюда - поиски сущности вещей, неудовлетворенность их внешней картиной.

3. Склонность к созданию интегрирующих структур и к навязыванию их окружающему миру, благодаря чему действительность приобретает логические черты причинных связей.

4. Большая заинтересованность проблемами фундаментальными и окончательными в ущерб делам обычным и повседневным.

Никто не сомневается, что шизофрения - болезнь; за это говорит уже хотя бы огромная степень страданий таких больных. Однако нельзя отрицать, что есть в этой болезни нечто возвышенное, а именно то, что специфически человеческие особенности подвергаются в ней катастрофическому возрастанию.

СТАРЫЙ ЧЕЛОВЕК И ВРАЧ

Многие психиатры считают, что пожилой возраст делает невозможным применение психотерапии. Эта позиция может быть правильной с точки зрения авторов определенного психотерапевтического метода, особенно если он слишком сложен или ставит слишком амбициозные цели, например, изменение структуры личности; в этом случае такой метод лечения, разумеется, не пригоден для старых людей, ибо они не могут измениться. Но, с точки зрения больного, такая позиция неверна, даже бесчеловечна, поскольку, как бы то там ни было, именно старый человек нуждается в психологической поддержке. Наиболее просто психотерапию можно определить как лечение с помощью психического воздействия и, следовательно, она может применяться и в лечении пожилых людей.

Первым и основным условием всякой психотерапии является желание сблизиться и познать больного. Уже в ходе психотерапии это сближение приобретает характер своеобразной эмоциональной связи (определяемой на профессиональном языке как трансфер - перенос в отношении чувств больного к врачу, и контртрансфер - обратный перенос - в отношении чувств врача к больному); познание больного в ходе последовательных встреч с ним становится все более богатым; открываются новые горизонты, и он предстает в новом свете, что обогащает медицинские знания о человеческой природе, а для больного является одним из важных терапевтических факторов.

Вначале, однако, должно быть желание сближения со старым человеком. И здесь надо быть искренним в отношении самого себя; не всегда это желание существует; внешняя доброжелательность маскирует мысли типа: <он уже свое прожил>, <мое время и усилие пригодились бы кому-то молодому>. Подобные мысли, хотя бы и очень глубоко скрываемые, немедленно перечеркивают полезный эффект психотерапии.

Психическое воздействие требует искренности; если мы кому-нибудь действительно должны помочь, мы должны этого действительно хотеть. В других видах лечения эта первая интенция не играет существенной роли, так как при них важнее всего само действие, мануальное или фармакологическое, в то время как в психотерапии все дальнейшее лечение зависит от этого основного фона чувственного отношения к больному. Когда оно негативное, все слова, жесты, выражение лица становятся фальшивыми; больного трудно обмануть, и он чувствует фальшивую маску врача.

В разговорах с больным обнаруживаются его основные жизненные проблемы. У каждого человека они разные, но, помимо индивидуальных различий, существует их определенное своеобразие, связанное с возрастом. Одни проблемы у детства, другие в молодом возрасте и совсем иные - в старом возрасте. Следующие проблемы можно считать осевыми в старости: одиночество, возраст, жизненный баланс, тело, смерть.

Модель жизни в нашей цивилизации, по которой эффективность (efficiency) является высшей мерой ценности человека, не способствует старым людям. Естественным образом, с возрастом уменьшается общая эффективность организма, а с ней производительность труда и плодотворность усилий. Сегодня можно видеть много старых людей, которые изо всех сил стараются равняться молодым энергией, эффективностью работы и даже внешним видом. Они прекрасно видят, что когда потеряют свою эффективность, то станут ненужными. А ненужные должны отойти, они обречены на одиночество.

У старых людей достаточно часто наблюдается гипер-компенсаторная чрезмерная активность. Такой хлопотливый, вечно озабоченный старый человек защищается непрестанной активностью перед чувством пустоты, ненужности и одиночества. В старости уже не поспевают за быстрыми изменениями в окружающем мире. Он становится все более непонятным, чужим и холодным. Все чаще всплывают образы из прошедших времен, когда был молодым и когда мир притягивал, а не отталкивал.

Реальный мир отступает перед миром воспоминаний. Если врач найдет минуту времени, чтобы послушать воспоминания своего старого пациента, он может узнать много интересных вещей, а у больного уменьшит чувство одиночества. Кто-то готов войти в мир его переживаний; он уже больше не совсем один в этом мире. Слушающий связывает мир прошлый с миром настоящим. Мир настоящий, действительный, становится менее чужим и холодным, так как в нем есть человек, который понимает прошлый мир старого человека. Старый человек не чувствует себя уже таким ненужным, так как заинтересованность слушающего указывает на то, что его жизненный опыт может кому-то пригодиться.

Было бы, пожалуй, трюизмом утверждать, что календарный возраст не соответствует возрасту субъективному, и что человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. Всегда встречались и встречаются <молодые старички> и моложавые, темпераментные старики. Субъективный возраст зависит от многих факторов, прежде всего, от жизненной динамики. В норме ее проявления вызывают то, что иногда мы чувствуем себя радостными, полными энергии и жажды жизни, словом - молодыми, а иногда печальными, угнетенными, не видящими перед собой будущего, т. е. старыми. Колебания обусловлены отклонениями от основного уровня жизненной динамики, который у одних бывает выше, у других ниже, что в значительной степени детерминирует их субъективное чувство возраста. Проблемой, требующей исследования, является определение коррекции календарного возраста с возрастом биологическим и субъективным. Абстрагируясь от упомянутых периодов депрессии (пониженной жизненной динамики), можно утверждать, что большинство людей чувствует себя значительно моложе относительно своего календарного возраста.

Субъективный возраст является важным компонентом автопортрета человека (self-concept). Образ самого себя формируется окончательно в старшем юношеском возрасте. Разумеется, позднее он изменяется в зависимости от колебаний настроения и различных жизненных обстоятельств (поражений, успехов и т. п.), но основа его остается неизменной. Субъективное чувство собственного возраста довольно туманно, однако можно рискнуть высказать взгляд, что какое-то первичное чувство собственного возраста задерживается на периоде окончательного формирования собственного автопортрета, т. е. периоде старшего юношеского возраста. Разумеется, по мере возрастания календарного возраста все чаще чувствуется несоответствие между субъективным возрастом, закрепленным в период окончательного формирования собственного образа, и возрастом действительным.

В определенные периоды жизни, например, у женщин в период климакса, а у мужчин в возрасте около сорока лет, эта разница чувствуется особенно болезненно, оказываясь причиной многих фрустраций. Старые люди, уходя в мир прошлого, в воспоминаниях видят себя молодыми. Осознание своего действительного возраста бывает для них болезненным. Врач должен помнить об этом и стараться смотреть на них их собственными глазами, а не через документ, фиксирующий их возраст. Стараясь войти в мир воспоминаний своего седого пациента, врач тем самым как бы делает его моложе, что немаловажно для его самочувствия, психологического и даже физического.

Еще один фактор не позволяет трактовать пожилого пациента согласно его свидетельству о рождении, а именно то, что при каждой болезни выступает явление регрессии. Больной человек чувствует себя немножко ребенком: ищет помощи, опеки, нежности. Старый человек в этом смысле не составляет исключения и часто можно услышать, как он говорит о своем докторе, нередко человеке молодом: <это мой отец>; это, может быть, наивысшая похвала, какую может заслужить врач.

Индивидуальную жизнь нельзя рассматривать без учета пространственно-временных координат. Проблема биологического времени в последнее время стала темой многих интересных исследований. В жизни человека важную роль играет его ощущение собственных прошлого и будущего. Отношение этих двух отрезков времени по-разному представляется в разные периоды жизни. Как известно, молодые живут будущим, старые - прошлым. Об этой банальной истине нередко забывают психотерапевты, стараясь в работе с молодыми людьми концентрироваться на их переживаниях детства, а со старыми пациентами не слишком охотно задерживаясь на их детстве и молодости, хотя сами больные именно в этом периоде находят силы для того, чтобы переносить неприятное настоящее.

В жизни наступает час, когда отрезок прошлого начинает явно преобладать над отрезком будущего. Тогда в первый раз начинают подводить <баланс жизни>. Как представляется, этот момент наступает раньше у мужчин (около 40 лет), чем у женщин (в период климакса). Это утверждение, однако, требовало бы более основательного исследования. Старый человек имеет позади уже не один <баланс жизни>; за многие годы, отделяющие его от этого перелома, он успел уже привыкнуть к разнообразным оценкам своей жизни. Привыкание к оценке своей жизни, которая, как правило, бывает не слишком благоприятной, связывается с принятием некоторой дистанции в отношении к самой жизни. Жизнь не кажется уже столь <серьезной>, как в молодости и зрелом возрасте, как в детские годы, она начинает приобретать привкус игры. Возможно, поэтому дети часто легче находят общий язык с дедушками и бабушками, чем с родителями. Несмотря на значительно большую разницу в возрасте, их связывает общая установка <понарошку>, установка на игру, которую одни принимают, вступая на арену жизни, а другие - сходя с нее.

В разговорах со старыми пациентами следует вчувствоваться в эту своеобразную философию старости и во взгляд на жизнь sub specie aetemitatis.(1) А если больной чересчур болезненно ощущает свой жизненный баланс, это обычно свидетельствует о том, что он еще не дозрел до своего возраста. Под влиянием разговоров с врачом баланс жизни пациента становится менее негативным; тогда легче смотреть с дистанции на свою жизнь.

К старости тело все больше становится источником страданий. Оно оказывает все большее сопротивление своей малой эффективностью, неловкостью и неуклюжестью. Утрачивается власть над ним. Отпадают уже удовольствия стола и ложа. Зато все большую значимость приобретает то, что уменьшает боль и страдания. На ночном столике собирается все больше бутылочек и коробочек с лекарствами, а визиты врача радостно приветствуются. Приходя, он пробуждает надежду на уменьшение страдания тела. Не всегда, однако, врач может помочь. Органы тела уже изношенные, сложные механизмы организма по любой пустяковой причине подвергаются декомпенсации. Нередко врач бывает сам изумлен тем, что больной поправился, хотя по всем объективным данным должен был скорее уже не жить.

Иногда мелкими лечебными средствами достигаются значительные эффекты. В определенной степени это напоминает ситуацию в больничных <участках> гитлеровских концлагерей, уже из того периода, когда они были захвачены политическими заключенными. Там также минимальными лечебными средствами возвращали больных к жизни. В старости, подобно тому, как бывает в пограничных ситуациях (например, в концлагере), а также в младенческом периоде, следовательно, когда жизнь соприкасается со смертью, драматически проявляется явление психофизического единства. Психический слом в подобных ситуациях равнозначен физическому и нередко приводил к смерти. Когда организм сильнее, то субъективное отделяется от объективного, т. е. психическое от соматического. Иногда возникает иллюзорное впечатление, что субъективное (субъект, <я>) управляет объективным (предметом, телом).

1. С точки зрения вечности (лат.)

Отношение человека к смерти, в общем, имеет амбивалентный характер. Она возбуждает страх, но также и влечение. Вероятно, не бывает людей, которые бы никогда в жизни не фантазировали о смерти и не видели в ней единственного выхода. Чем дальше смерть, тем легче с ней флиртовать. Молодые легко рискуют своей жизнью ради удовлетворения своих героических склонностей и, в общем, также с большей легкостью, нежели старые, совершают попытки покончить с собой в периоды слома. Число суицидных попыток обычно уменьшается в те периоды, когда смерть близка (например, во время войн или стихийных бедствий). Среди старых людей случаются самоубийства, но их причиной обычно являются чувства одиночества, ненужности, отрицательного жизненного баланса. Подобно тому, как многие больные раком не допускают до своего сознания мысли, что страдают неизлечимой болезнью, так и старые люди отгоняют от себя мысль, что их недалекое будущее замыкается смертью. Хлопочут о повседневных делах, переживают по поводу того, что будет через несколько или десяток-другой лет, вопреки тому, что у них существует лишь ничтожная вероятность дожить до того времени, живут вымышленными страхами, что им грозит нужда, берегут ненужные вещи <на черный день>, который может наступить и т. п. Все эти мелкие заботы и беспокойства, часто бредового характера, охраняют их перед перспективой смерти.

Хотя иногда они кажутся смешными, не следует пренебрегать ими; для больного они важны, и вокруг них вращаются его мысли и чувства. Когда врач терпеливо выслушивает его жалобы, больной чувствует облегчение, что смог кому-то пожаловаться, что его огорчения принимают всерьез, что с его планами и проектами еще считаются. Черная стена смерти, перед которой стоит старый человек и от которой он защищается нередко нелепой и смешной хлопотливостью, мелкими заботами и огорчениями, отдаляется, когда все это кем-то всерьез принимается и, значит, включается в круг социальной действительности. Ибо то, что нереально, всегда имеет большие размеры и вызывает большие психические пертурбации, сравнительно с тем, что ожидается в реальности. Необходимо всегда относиться с уважением к мелким заботам старого человека, ибо они часто составляют единственный смысл его жизни и при этой жизни удерживают. Иногда потеря любимой собачки ускоряет смерть ее хозяина.

Иногда под влиянием разговора со старым человеком также и врач учится иначе смотреть на свои амбиции, заботы и планы. Вероятно, разница между его важными делами и малозначительными заботами старого человека не так велика, как это представляется.

Время, посвященное старым людям, никогда не бывает для врача потраченным впустую; нечасто ему удается воспользоваться другими возможностями - как с целью углубления своих знаний, так и повышения житейской мудрости - так, как в случае контакта с больным. А для старого человека врач часто бывает единственным, кто хочет его понять и подлинно доброжелателен к нему; благодаря ему нередко возвращается уже утраченное желание жить. Обязанностью врача является защищать жизнь, хотя бы объективно возможностей для жизни оставалось совсем немного.

АЛКОГОЛЬ

Психиатр, имея дело с алкоголиком, которому он хочет помочь, прежде всего задается вопросом, почему он пьет. От умения найти ответ на этот вопрос в значительной мере зависят результаты лечения. Ибо, зная причину, можно снизить эмоциональное напряжение, с ней связанное, и тем самым уменьшить стремление к алкоголю у больного.

Нахождение ответа, однако, дело непростое, о чем свидетельствует хотя бы то, что при лечении алкоголизма доминирует негативное подкрепление, т. е. употребление алкоголя связывается в терапии с неприятными последствиями (например, введением определенных препаратов), чтобы тем самым вызвать отвращение к алкоголю. Значительно лучшие результаты дало бы положительное подкрепление, т. е. создание таких ситуаций, в которых неупотребление алкоголя было бы для больного связано с удовольствием. Подобные ситуации возникают иногда без участия врача; например, алкоголик перестает пить во время экскурсии или после покупки автомобиля, или найдя себе какое-нибудь увлекательное занятие и т.п. В таких случаях - экскурсия, автомобиль, хобби и т. п.- уменьшается dolor existential - <боль существования>, которая лежит в основе алкоголизма.

Эту <боль существования>, которая, вероятно, является специфически человеческой чертой, человек всегда стремился каким-то способом уменьшить; и одним из старейших и простейших способов этого был и остается алкоголь. Долг психиатра - найти у своего пациента своеобразие этой <экзистенциальной боли>, чтобы иметь возможность хотя бы немного ее уменьшить. Этиология здесь многофакторна, и как всегда в психиатрии - необходимо двигаться в трех плоскостях одновременно: биологической, психологической и социологической. Непросто установить иерархию важности разных факторов; бесспорно, среди них немалую роль играют факторы социального характера.

<Если сравнивать Польшу с западными странами, - писал Ян Гурский, - то видно, что во многих из них пьют больше, либо столько же; в немногих из них пьют так же. Каковы причины такого польского способа употребления алкоголя?> - спрашивает автор.

Люди пьют по-разному. Иначе пьют, отмечая какие-то праздники, для того, чтобы вызвать приятное настроение в обществе, иначе - с горя и т. д. Можно выделить несколько стилей выпивки: неврастенический, контактивный, дионисийский, героический и самоубийственный.

Неврастенический стиль состоит в том, что пьют небольшими дозами, но часто, в состоянии утомления и раздражения, стало быть, при главных симптомах неврастенического синдрома. Достаточно одной-двух рюмок, чтобы поправить самочувствие и уже в лучшем настроении продолжать повседневную жизнь. Разумеется, врачующее действие алкоголя - мнимое, так как постоянное его употребление усиливает симптомы неврастенического синдрома. Под влиянием алкоголя человек все чаще становится утомленным и раздраженным, что, в свою очередь, вынуждает к дальнейшему, все более частому употреблению алкоголя; типичный пример порочного круга.

Контактивный стиль наблюдается у тех, для кого важнее всего достижение лучшего контакта с другими людьми. Уже после небольшой дозы алкоголя человек несмелый становится более уверенным в себе, уменьшается дистанция в отношении к <важной> персоне, становится легче общение, молчаливая компания оживляется, люди становятся более симпатичными и более интересными, возрастает чувство социальной связи <iwee feeling>. Это - стиль выпивок, общий, пожалуй, для всех культурных кругов; в общем, здесь достаточно небольших доз алкоголя.

Легко, однако, перейти от этого стиля к следующему - <дионисийскому>, также распространенному во многих культурных кругах. Здесь пьют уже много, так как речь идет о достижении помраченного состояния, в котором можно было бы оторваться от повседневной действительности. По Ницше, <аполлонийская установка ценит ясность, прозрачность, выдержанность, уравновешенность, замкнутость, совершенство, гармонию. Дионисийский же стиль ценит прежде всего полноту и плодотворность жизни, ее порыв, который сносит все границы, отрицает все законы, разбивает любые гармонии, для которого динамика важнее совершенства>.

Два описанных Ницше стиля соответствуют тому, что Минковский обозначает как <ясное пространство> и <темное пространство> и что можно связать с основным биологическим ритмом - дня и ночи. День - царство разума и реальности, ночь - власть темных сил, диких страстей, экстаза, озарения и панического страха. Человек не может жить только днем, ему необходима также и ночь. Отсюда - его влечение к психозу, к иным <видениям мира>, к отрыву от реальности. Алкоголь и наркотики облегчают удовлетворение этого влечения. Алкоголизм такого типа встречается довольно часто у художников или у людей с художественными амбициями, а также у людей, утомленных жизнью. Тот же источник можно отыскать и в популярном среди молодежи Запада употреблении ЛСД. У нас, в более бедной стране, ЛСД заменяется, например, <клеем>. Название <клей> происходит от того, что обычно молодые люди используют его сообща, так как по их мнению, только в этом случае испытываются необычайные переживания.

<Героический> тип выпивок также требует больших количеств алкоголя. Лишь тогда достигается чувство своей силы и готовности к великим делам, которые обычно в наших условиях кончаются хулиганскими выходками. В таких случаях алкоголь высвобождает существующую в каждом человеке и подавляемую в повседневной жизни героическую пропорцию. Она составляет одну из прекрасных черт молодости, которую с незапамятных времен вожди эксплуатировали ради своих, не всегда благородных намерений.

Трудно определить, в какой степени в каждом человеке присутствуют самодеструктивные тенденции. Во всяком случае самоубийство можно считать специфически человеческим проявлением. Немного найдется людей, которые никогда в своей жизни не хотели покончить с собой.

Тип выпивок ради того, чтобы <залить горе> - явление хорошо известное. Требуется напиться <мертвецки> пьяным, чтобы забыть о том, что болит, чтобы покончить хотя бы на короткое время с собой и своим страданием. Агрессия по отношению к окружению соединяется с самоагрессией. Типы выпивок героический и самоубийственный переплетаются между собой. Со временем происходит алкогольная деградация и вместе с ней социальная смерть.

Проблема польского алкоголизма сводится к упоминавшемуся Яном Гурским парадоксу, состоящему в том, что Польша лидирует среди европейских стран по числу пьяниц, вовсе не лидируя по количеству потребляемого на душу населения алкоголя. Поляки любили и любят напиваться до бесчувствия. У них превалируют героический и самоубийственный типы выпивок. Это не значит, что другие типы отсутствуют, но они легко переходят в эти два последние. Начинают, например, по <одной> за компанию, а заканчивают героически-самоубийственным типом алкоголизации. Героически-самоубийственная нота нам не чужда. Пожалуй, ни один народ не начинает своего гимна словами о том, что отчизна еще не погибла.

Существует ли национальный характер? На этот вопрос не существует однозначного ответа. С биологической точки зрения существование национального характера возможно. Условия среды (среди которых немалую роль играют условия культурного характера) складываются таким образом, что определенные черты характера полезны, а другие - не полезны. Люди, обладающие полезными чертами характера, имеют больше шансов выжить и оставить потомство, нежели те, которые этих черт не обнаруживают. Набор генетических черт данной популяции (так называемой gene pool) должен, следовательно, от поколения к поколению изменяться в направлении количественного преобладания черт, полезных для данного общества. Таким образом, он будет отличаться от набора генетических черт популяций, живущих в иных средовых условиях.

Помимо врожденных черт, в формировании гипотетического национального характера играли бы роль приобретенные черты, обусловленные так называемым социальным наследованием и, следовательно, доминирующими в данном обществе моделями поведения.

Используя одну из психиатрических типологий, можно было бы глобально определить польское общество как характеризующееся преобладанием черт истерических и психастенических. Истерические черты (Бжезицкий назвал их скиртотимными, от греческого skirtao - танцую, чтобы подчеркнуть своеобразные нюансы, отличающие их от классического истерического типа) лучше всего иллюстрирует польский шлягон.(1) Эти черты - стремление импонировать окружению, произвести эффект без чувства обязательности, безграничная фантазия, чувства бурные, но поверхностные, легко и быстро переходящие от одной крайности к другой. Напротив, психастенические черты лучше всего выражает фигура польского крестьянина. Это - человек тихий, покладистый, избегающий споров, низкого мнения о себе, он охотно провалился бы под землю, чтобы никому не мешать.

В определенной степени эти два типа личности взаимно дополняются так, что общество, состоящее из таких людей, может существовать; одни заседают, другие работают. Исчез шляхтич и исчез польский крестьянин, но определенные формы поведения сохранились; по-прежнему встречается шляхетское фанфаронство и крестьянское усердие. Оба описанных на первый взгляд противоположных типа связывает одна общая черта. И для одних и для других главным вопросом жизни является вопрос: <что другие обо мне подумают?> Истерик стремится завоевать одобрение окружения блеском, фанфаронством, блистательностью, а психастеник - тихой обязательностью.

1. Шлягон - грубоватый шляхтич.

Подобные формы поведения свидетельствуют о самолюбовании <автопортретом>, образом <я> (self-concept). Пользуясь модным ныне в психологии и психиатрии определением, можно было бы сказать, что в этом выражается определенная психическая незрелость. Ибо одной из черт психической зрелости является умение объективного восприятия самого себя и способность ответить на вопрос <каков я?> Это вопрос, типичный для молодежного возраста. В этом периоде жизни он может стать источником мучительных переживаний. При отрицательных оценках самого себя дело может дойти даже до попыток самоубийства. Чтобы отличиться перед самим собой и перед окружением, такой человек способен рисковать своей жизнью (молодежная героическая установка).

Алкоголь уменьшает мучительность вопросов, связанных с образом самого себя. Под его влиянием человек кажется самому себе лучше, благороднее, интеллигентнее, отважнее и т. п. Приходится, однако, пить до дна, чтобы дойти до дна своей души. А поскольку дна этого в действительности не существует, чем глубже погружаешься, тем темнее становится, и охватывает желание покончить с собой, в чем также алкоголь помогает, принося вместо смерти потерю сознания.

Представляется, следовательно, что определенные специфические черты польского алкоголизма выводятся из гипотетического национального характера, особенно из его психастенических и истерических элементов. Лечение в таких случаях должно основываться на повышении у пациента чувства собственной ценности и на обучении его искусству объективного восприятия самого себя.

В настоящее время много говорится и пишется о губительных влияниях современной технической цивилизации на здоровье человека. Интенсивное превращение естественной среды в искусственную, созданную человеком, является сильнейшим неврозогенным фактором. При попытках анализа вредности современной цивилизации приходят к пессимистическим выводам о том, что все, что из нее вытекает, вредит человеческому здоровью. Техникой отравляются три стихии: воздух, вода и земля. Через нее усложняются межчеловеческие отношения и нарушаются каноны человеческого общежития. Через нее уменьшается <жизненное пространство> человека; ему становится слишком тесно, слишком усиливается трение с другими людьми, с чем связано нарастание негативных чувств в отношении к ближним; всякое действие наталкивается на противодействие, а потому человек отказывается от творческой установки в пользу потребительской и т. д.

Человек современной цивилизации, прежде чем искать медицинской помощи, обычно сначала сам пытается редуцировать нервное напряжение и беспокойство, обусловленные в значительной степени условиями среды. Из различных способов такой аутотерапии (например, поиск контакта с природой, хобби, сексуальные эксцессы) чаще всего прибегают к помощи химических средств. Их можно разделить на три группы: психотропные препараты (средства, редуцирующие напряжение страха, либо возбуждающие или вызывающие психотические состояния), наркотики, алкоголь. В Польше, как представляется, традиционно используются методы химической аутотерапии; но больше всего используется алкоголь. В то время как в западных странах значительно больше, чем у нас, используются наркотики и психотропные средства. У нас невозможно справиться с алкоголизмом, а у них с наркоманией и злоупотреблением психотропными средствами.