ГЛАВА 22. На следующий день я проснулась около двенадцати

На следующий день я проснулась около двенадцати. Из коридора доносились странные шлепающие звуки. Натянув халат, спустилась в столовую и обнаружила там Маню с двумя неизвестными женщинами в спортивных костюмах. Одна вешала занавески, другая надевала плафоны. Не видя меня, Маруся вовсю командовала тетками:

- Потом отмоете мебель, да не забудьте зеркала в холле.

- Что здесь происходит? - спросила я.

- Да надоело до смерти, - в сердцах ответила Маня. - Весь дом разгромили, а на место ничего не вернули. Уборка называется! Вот наняла бригаду.

Мы пошли на кухню. Там наводила порядок еще одна баба, и кто-то тихонько напевал в столовой, шумя пылесосом.

- Где ты их взяла и неужели Зайка согласилась?

- Она и знать не знает, - усмехнулась Маня. - Все продумано. Капа с девчонками в девять утра отправилась в детскую больницу, договорилась о комплексном обследовании. Хочет узнать, как лучше подготовить девочек к полету, все-таки почти одиннадцать часов в воздухе, смена часовых поясов... Так что их до вечера не будет. Кешка унесся в суд, еще восьми не было, а у Зайки сегодня коллоквиум по арабской литературе. Маловероятно, что раньше ужина заявится... Все схвачено. Купила "Из рук в руки" и позвонила. Никто и знать не будет, если ты не выдашь.

- Никогда, - пообещала я, - самой надоел разгром.

- Знаешь, уезжай-ка ты лучше по делам, - предложила девочка. - Быстрей закончат, если никто под ногами путаться не станет, их здесь девять человек, живо управятся...

- Так ты пропустила школу! - возмутился во мне педагог.

- Мусек, - напомнила Маня, - сегодня суббота...

Первым делом я, поймав такси, добралась до дома Никиты Коростылева и обнаружила "Вольво" спокойно стоящим возле ларька "Мороженое". Тихо радуясь, что на него не польстились ни угонщики, ни эвакуаторы, я села за руль. Есть у меня хороший повод для встречи с предприимчивой директрисой Анной Степановной, вот только окажется ли она на месте в выходной?

Но госпожа Мирная восседала в кабинете, сосредоточенно изучая что-то в толстенном гроссбухе.

- Большое спасибо, - от души сообщила я с порога, - девочка просто прелесть, муж придет в вое-, торг. Документы отдадите?

Не понимаю, - начала придуриваться Анна Степановна, - какие такие документы?

- Как это?! - завопила я, радостно отмечая, что секретарша в маленьком предбанничке перестала болтать по телефону. - Десять тысяч долларов отдала сразу, обещали бумаги сделать моментально, а теперь обманываете...

- Я ничего не обещала, - директриса быстро встала, поплотнее закрыла дверь, - свидетельство о рождении, акт об усыновлении, медицинскую карту получите у Алексея Николаевича Пискунова. Неужели вас не предупреждали?

- Простите, я не поняла, - сбавив тон, принялась я оправдываться, - думала, обращаться следует к вам... А можно еще ребеночка получить?

- Пожалуйста, - пожала плечами Анна Степановна, - хоть десяток берите.

- Мне-то больше не надо, но в Париже живут две бездетные подруги...

- Что ж, - улыбнулась Мирная, - пусть приезжают. К сожалению, у нас в России такие дети обречены на нищету, и мы делаем благородное дело, меняем сиротам судьбу.

Ага, и еще получаем неплохие дивиденды от этой, так сказать, благотворительности.

- С удовольствием посоветую Жаклине и Франсуазе обратиться к вам, но вот только...

- Что? - спросила Анна Степановна.

- Сейчас столько пишут, что гены являются определяющим обстоятельством в характере человека! Хотелось бы все-таки знать, что за родители у крошек. Конечно, мы с Капитолиной их уже купили и назад отдавать не собираемся, но... Подскажите, на что в нашем случае лучше обратить внимание при воспитании: спрятать алкоголь, особо подчеркивать порочность воровства... Какие-нибудь вредные пристрастия были у биологических родителей?

Мирная секунду рассматривала меня в упор немигающим взглядом, потом, очевидно, сделала вывод - богата, но глупа и не опасна.

- Вы же понимаете, - пустилась она в объяснения, - какие люди отдают ребенка в приют. Сейчас ведь не война, когда в сиротских домах оказываются самые обычные дети. Я, между прочим, тридцать лет кручусь в этой системе и не припомню благополучных родителей у воспитанников. Либо уголовники, либо наркоманы и алкоголики...

- И все-таки, - с упорством носорога двигалась я к цели, - вот Аня, например, темноволосая девочка, кто у нее в анамнезе?

Анне Степановне надоела приставучая и дотошная иностранка, и, очевидно, директриса решила поскорее от меня отделаться. Она встала, раскрыла большой шкаф, порылась на полках, вытащила довольно объемную папку, сунула мне в руки. "Аня Бороздина. Родилась 1 ноября 1997 года, скончалась 12 июля 1999-го" - стояло на желтой обложке. Я невольно вздрогнула и открыла дело.

Мирная оказалась права. Отец Анечки, уголовник со стажем, из своих тридцати пяти лет почти двадцать провел за решеткой. Оставалось только удивляться кротости и терпению Аниной мамы, Раисы Михайловны, безропотно поджидавшей муженька и исправно беременевшей во время его кратких пребываний на воле. У Анечки было четыре брата и одна сестра. Дети у Бороздиных получились, как ни странно, хорошие. Старшая, пятнадцатилетняя девочка, училась на парикмахера, мальчики ходили в школу. Дома жила только будущая парикмахерша, остальные мотались по детским домам. Раиса Михайловна объясняла это просто - денег нет прокормить такую ораву. Однако рожать не переставала, с упорством дворовой кошки производя на свет никому не нужное потомство. Анечка - последыш. К Мирной попала в мае, до этого воспитывалась в Доме малютки номер триста шестьдесят два.

- Очень хорошее место, - пояснила Анна Степановна, - просто удивляюсь, как тамошней директрисе удалось создать такой коллектив. Из этого дома приходят в основном здоровые и с нормальным развитием дети.

У Анечки и впрямь не нашлось пока никаких болячек, так, легкий диатез на рыбу, а в остальном - полный порядок.

Бороздиным сообщили о смерти дочки, но они, как видно, не сильно расстроились. Раиса Михайловна опять ждала очередного ребенка.

- Ладно, - пробормотала я, - а моя Оля?

- Пожалуйста, - протянула Мирная еще одну совсем тоненькую папочку.

Внутри обнаружились разнообразные медицинские справки, из которых стало ясно, что у девочки Верещагиной Никаких хронических болячек нет. Но ни слова о родителях или родственниках.

- Она что, в капусте родилась? - съехидничала я. Мирная покачала головой:

- Нет, конечно, девочка поступила от Савостиной Жанны Яковлевны. Слышали про такую? Я покачала головой.

- Удивительная женщина, - сказала Анна Степановна, - я вот тоже пытаюсь добрые дела делать. Ну не отдавай я детей на воспитание в семьи иностранных граждан, какова будет судьба несчастных здесь? Детский дом, профессиональное училище, пьянка... А так совершенно иная судьба ждет.

"Ну надо же, - подумала я, - до чего же странное существо человек! Оправдает любые, даже самые гадкие свои поступки".

- Но до Жанны Яковлевны мне далеко, - продолжала Мирная, - правда, говорят, у нее большие связи в администрации президента, якобы ее курируют на самом верху...

Несколько лет назад Савостина, энергичная врач-педиатр, подняла в прессе удивительную кампанию. Началось с небольшого объявления, опубликованного в газете "Из рук в руки".

"Дорогие женщины! Если вы родили нежеланного ребенка, не убивайте дитя, принесите его нам. Вас ни о чем не спросят. Мы просто возьмем малютку и устроим его судьбу. Не берите греха на душу".

Так начинался кризисный центр "Милосердие". Жанна Яковлевна несколько раз выступала по телевидению, убеждая матерей никогда не идти на детоубийство.

- Мы полностью сохраняем тайну, - сообщала она, - никогда не спрашиваем у пришедших имен и фамилий. Боитесь показаться на глаза, оставьте младенца у дверей. Мы устраиваем их судьбы.

Дело благословил сам патриарх, московский мэр выделил здание, телефоны и адрес центра регулярно печатались в газетах...

- Значит, узнать о родителях Оли невозможно? - спросила я. - Но ведь там берут только младенцев.

Мирная развела руками:

- Ничего не знаю, девочка поступила из центра, вот сопроводительная бумага.

Взяв адрес центра, я немедленно отправилась на Рязанский проспект. Большое типовое двухэтажное здание детского сада окружено железным забором. В воротах специальная площадочка и табличка: "Положите ребенка и нажмите кнопку".

Я надавила на красную пупочку, во дворе истошно зазвенело, и минут через пять вышла пожилая женщина в голубом халате.

- Что вам угодно? - спросила она.

- Газета "Мир новостей", хочу видеть Савостину.

- Жанна Яковлевна отсутствует, - ответила няня, - если желаете, главный врач тут.

Я пожелала, и мы вошли в пахнущее молочной кашей помещение.

Не знаю, как сама Савостина, но Римма Федоровна Кочеткова произвела на меня самое приятное впечатление. Простое, слегка усталое лицо, чуть тронутое косметикой, более чем скромное платье и никаких украшений.

- Хорошо, что пресса нас не забывает, - сообщила врач. - Хотите подробно написать или коротенькую заметку?

- Очень подробно! - пылко воскликнула я, радуясь, что мне повезло на добрую, но, судя по всему, не очень далекую женщину.

- Давайте проведу по помещениям, - предложила Римма Федоровна, и мы пошли в комнаты. - Центр существует несколько лет, и за это время к нам обратились сотни женщин. Кто-то принес младенца сам, кто-то положил в "приемник" на воротах. Во всяком случае, от смерти спасли не один десяток ни в чем не повинных детишек.

- А какова их судьба потом?

- Выписываем документы, даже словарь имен купили, - улыбнулась Римма Федоровна, - потом отдаем на усыновление. Огромная очередь стоит, даже не представляете себе, какое количество бездетных людей обращается к нам!

- Неужели не спрашиваете у матерей паспортные данные?

- Анонимность - непременное условие, - пояснила Кочеткова, - никто никогда не интересуется в нашем центре никакими сведениями. Бывает, правда, что посетительницы сами рассказывают о себе, делятся проблемами. В центре работают не только детские врачи и воспитатели, но и психологи, гинеколог и адвокат.

- А вдруг принесут украденного ребенка? - Поинтересовалась я.

Римма Федоровна спокойно пояснила:

- К нам иногда обращается милиция. Вот, помните, полгода тому назад шум большой был - пропал из коляски трехмесячный мальчик. Так сразу с

Петровки приехали. Пока господь миловал, криминальных историй не случалось. У нас ведь в большинстве случаев новорожденные. Наш контингент знаете какой? Родит где-нибудь втихаря и сюда бежит, рада-радешенька, что сейчас от ребеночка навсегда избавится.

- Годовалые дети редко попадают?

- Всего два случая, - сообщила Кочеткова, - один раз мальчика привезли, на вокзале подобрали. Вообще говоря, полагается в приемник сдавать, но Тема оказался у нас. Родителей не нашли, хотя милиция основательно занималась этим делом. А совсем недавно девочку подбросили. Жанна Яковлевна шла на работу, а та тихонечко на пороге сидит. Года полтора-два по виду. Практически не говорит, только имя сумела произнести - Оля. При ней записка.

- Какая? - в нетерпении вскрикнула я. Римма Федоровна вытащила большую книгу и прочла: "Извините, люди добрые. Мы сами не местные, денег никаких нет, зарплату не платят. Отказываемся от ребенка. Девочку зовут Оля".

- И все? - разочарованно протянула я.

- А что же еще? - удивилась врач. - Более чем понятно.

- Но разве вы оставляете у себя таких больших?

- Вообще, - пояснила Римма Федоровна, - никогда не говорили о возрасте детей. Но подумайте сами, около двух лет малыши начинают более или менее объясняться. И потом, ребенок должен был где-то жить до этого возраста. А наши клиенты, как правило, те, кто не хочет, чтобы окружающие знали, что у них был ребенок, - жертвы насилия, малолетние, проститутки, даже замужние женщины из обеспеченных.

- Эти-то почему подкидывают детей? Кочеткова грустно улыбнулась.

- Муж уехал по контракту на год деньги зарабатывать, а жена оказывается беременной, да мало ли что бывает в жизни. Вот не так давно положили к воротам мальчика. Сразу видно - из богатых. Пеленки, памперс, распашонка, чепчик - все высшего качества. Да и сам младенец крупный, видно, мать хорошо питалась... А через неделю на наш счет поступила от неизвестного спонсора ну очень внушительная сумма! Вот и думайте, зачем подобным людям от ребенка избавляться.

- И девочку Олю отправили в детский дом?

- Полагается сначала в приемник-распределитель, - пояснила Кочеткова, - но тут Жанна Яковлевна постаралась и сразу оформила ребенка к Мирной. У Анны Степановны хорошие условия, а нам хотелось, чтобы девочке жилось нормально.

Я посмотрела на милое, простодушное лицо. Скорей всего приветливая врач ничего не знает, но Жанна Яковлевна! Носом чую, что не случайно отправила она Полину по этому адресу.

- Все-таки хочется поговорить и с директрисой, - сказала я, - материал очень выиграет от такого интервью.

- Да вы ступайте к ней домой, здесь рядом совсем, через два дома, - и Римма Федоровна объяснила мне дорогу.

Очевидно, дружбой с властями Жанна Яковлевна пользовалась только в служебных целях. Потому что жила она в абсолютно аварийном доме. Объявление возле подъезда взывало: "Жильцы, приближается осенне-зимний сезон. Будьте людями, не бейте окна на лестничных клетках, самим же холодно будет!"

Но обитатели "хрущобы" не собирались внимать жалобному призыву. Практически на всех этажах зияли пустые рамы. Я подивилась подобному поведению, ну не дураки ли, ведь замерзнут! Дверь в квартиру Савостиной выглядела ново и даже щеголевато. Красная обивка из кожи молодого дерматина и "золотой" номер - семьдесят восемь.

Красивая створка распахнулась сразу, и меня впустили, даже не спросив: "Кто там?"

- Не боитесь жуликов? - спросила я, пытаясь развернуться в прихожей размером с птичью клетку.

- Да ну, - махнула рукой Жанна Яковлевна, - покажите, что здесь украсть можно?

И правда нечего. В узкой комнате дешевая болгарская стенка, довольно обтрепанная мягкая мебель, допотопный телевизор "Рубин". На предмет роскоши тянет только аляповатая напольная гжельская ваза с надписью синими буквами на белом фоне: "В день юбилея от коллег по работе".

- Что у вас за проблема? - с готовностью спросила Савостина.

Прежде чем ответить, я внимательно изучила внешний вид хозяйки. Возраст стремительно катится к пятидесяти. Слегка полновата, волос не красит, и шевелюра напоминает шкуру зебры - белые и темные полосы вперемежку. Крупный мясистый нос, полные губы, густые, не тронутые пинцетом брови. Зато глаза удивительно хороши - темные, бездонные, в таких можно утонуть. Причем огромные, занимают почти пол-лица. И вся Жанна Яковлевна производит удивительно располагающее впечатление.

Хочется положить голову ей на плечо и рассказывать обо всех проблемах. Из таких женщин получаются отличные педагоги, врачи, кстати, жены и матери тоже. Но Савостина, судя по всему, живет одна. Да и деньгами в нищей квартирке не пахнет. Хотя, кто знает, может, хранит в банке стеклянной на огороде... Делает же она какие-то гешефты с Мирной, следовательно, не так проста и бедна, как кажется. Я вытащила из сумочки удостоверение МВД:

- Майор Васильева из прокуратуры. Москвичи удивительно юридически безграмотны. Разницы между участковым инспектором, оперуполномоченным и следователем простой человек не видит. А уж чем отличаются органы милиции от прокуратуры, вообще не понятно никому. Но майор из прокуратуры звучит, по-моему, солидно и страшновато.

Очевидно, так же показалось и Савостиной, потому что она села на диван и растерянно спросила:

- Что случилось?

"Надо же, как напугалась", - подивилась я, глядя, как серая бледность наползает на встревоженное лицо хозяйки.

- Что произошло? - повторила Жанна Яковлевна, безотчетно дергая пальцами бахрому накидки.

- Нас интересует полуторагодовалая Оля, найденная возле центра "Милосердие".

- Ах это! - почти радостно воскликнула директриса. - Очень просто, ее подкинули.

Я отметила, что к Жанне Яковлевне вернулся нормальный цвет лица.

- Поподробней, пожалуйста.

Савостина приветливо предложила кофе, и сдобренная растворимым напитком беседа плавно потекла от факта к факту.