ГЛАВА 21. Кто? - сипло осведомился динамик.

Обиталище Никиты я нашла сразу. Настя Мартиросян подробно объяснила дорогу. Шикарный дом светлого кирпича, современные стеклопакеты, на входной двери домофон.

- Кто? - сипло осведомился динамик.

- Я.

Дверь немедленно распахнулась. Ну надо же, как просто! В холле лежала ковровая дорожка, стояли кадки с искусственными растениями. Я тихонечко присвистнула. Последнее время все больше попадаю в блочные пятиэтажки с удушливой вонью кошачьей мочи и кислых щей. А здесь даже в лифте витал аромат хороших духов, дорогих сигарет и элитного коньяка. На просторной лестничной площадке оказалось всего две двери. Одна распахнута, на пороге возвышался парень с красивым, но каким-то недобрым и порочным лицом. Безупречные черты портил шрам через всю щеку. физиономия хозяина показалась мне знакомой, где-то я уже видела Такие глаза - круглые и настороженные, как у рыси.

- Никита? - спросила я, выходя из лифта. Парень кивнул и скорей утвердительно, чем вопросительно, сказал:

- Вы Арина от Николая?! Я молча потупилась.

- Пойдемте, - парень повернулся спиной. Потом обернулся, шагнул... и я узнала его. Это Коростылев убегал тогда с площади возле метро "Динамо", оставив там убитого продавца из коммерческого ларька. Он тогда как раз так же откинул голову...

Мы прошли через несколько безупречно обставленных холлов и оказались в огромной комнате, скорей всего гостиной. Не предлагая мне сесть, Никита вытащил небольшой пакетик:

- Первый сорт. Дрянью не торгую. Цена известна? Я отрицательно покачала головой.

- Для кого берете-то? - удивился Коростылев.

- Ничего я не беру.

- Не понял! - Никита быстро спрятал упаковку с наркотиком. - Вы Арина от Николая?

- Нет, Даша от Веры Подушкиной. Никита поглядел на меня в упор своими красивыми, но неприятными глазами.

- И когда же Верушка вам подставку сделала?

- Как раз перед смертью, только мне наркотики без надобности, лучше скажите, вы хорошо знали Веру?

Никита засмеялся. Надо же, внешне парень хорош, хоть на обложку снимай, а смех противный, какой-то квакающий, да и в целом он производит более чем неприятное впечатление.

- Дорогая... - весьма нагло заявил парень, и тут я поняла, что ему не двадцать, а хорошенько за тридцать.

Возле глаз собрались мелкие морщинки, подбородок чуть обвис.

- Дорогая, - продолжал Никита, - гостей не жду, извините, занят.

- А мы с вами знакомы...

- Не припомню...

- Несколько дней назад видела вас убегающим от метро "Динамо".

На лице Никиты проявилась явственно читаемая мысль: "Придавить дуру-бабу прямо сейчас или дать ей высказаться?"

Но потом благоразумие взяло верх, и он с усмешкой заявил:

- "Динамо"? Не бываю там, обознались, наверное.

- Маловероятно, - утешила я его, - есть фотографии. Очень интересные, всего четыре снимка, зато какие! На одном вы вместе с приятелем взламываете ларек, потом тащите продавца, затем убиваете, наконец убегаете прочь. Прямо-таки гангстерский фильм...

Коростылев опустил веки и стал похож на марабу. Потом спросил:

- Сколько хотите?

- В деньгах не нуждаюсь.

- Тогда что?

- Информация о Вере Подушкиной. Никита спокойно возразил:

- Да я о ней мало что знаю. Я развернулась и пошла к двери.

- Погодите, - остановил парень, - куда заторопились? Давайте потолкуем! И тут снаружи позвонили.

- Черт побери! - выругался Никита и пошел к двери, я машинально последовала за ним.

- Кто? - поинтересовался хозяин, глядя в "глазок".

- Никитушка, - послышался старушечий голос, - это я, Леокадия Константиновна, позволь мне, деточка, по телефону позвонить, мой-то сломался... Сделай милость.

- Чтоб тебя разорвало, дуру старую, - тихо ругнулся Коростылев и загремел запорами.

В холл ворвалась группа людей в камуфляже и черных масках. Они как-то разом заорали:

- Лечь на пол!

- Ноги раздвинуть!

- Руки за спину!

- Послушайте, - попыталась я открыть рот, но мне незамедлительно дали чем-то под коленки и со стуком швырнули на ковер. Спустя секунду на вывернутых за спину руках защелкнулись наручники. Никита лежал в той же позе около меня.

- Слушай, - еле слышно шепнул он, - молчи про фотки, а то худо будет.

- Куда уж хуже, - буркнула я.

- А ну заткнулись! - раздался над головой голос, и кто-то пребольно двинул меня в бок ботинком.

- Послушайте, - возмутилась я, - во-первых, позвоните полковнику Дегтяреву, во-вторых, я являюсь иностранной гражданкой, сейчас паспорт покажу!

- Ишь, распелась, - разозлился один из мужиков, пока другие выворачивали на пол шкафы, - молчи лучше, в отделении разберемся.

В этот момент кто-то ухватил меня за волосы и приподнял лицо. Было не больно, а обидно.

- Вы Дарья Ивановна Васильева? - спросил вежливый голос. - Следуйте в машину.

По дороге спутники молчали, но больше не дрались. Я сидела тихо, чувствуя, как дергается ушибленная бровь.

В отделении меня довольно вежливо, но весьма решительно впихнули в небольшую камеру.

- Посидите покуда до выяснения, - коротко сообщил суровый милиционер.

Хорошо хоть наручники сняли.

- Приветик, - раздался тоненький голосок. На деревянных нарах без одеял и подушек лежала прехорошенькая девочка в красной мини-юбке. Густые каштановые волосы падали на очень миленькое личико. Вторая девушка, чуть постарше, полноватая и веснушчатая, добавила:

- Прошу к нашему шалашу. Сигаретки не найдется?

Я развела руками.

- Менты поганые, - лениво процедила хорошенькая. - Ну, давай прописываться.

- Чего? - не поняла я.

- За что огребли?

- Понятия не имею, - совершенно искренне сообщила я, - ворвались, на пол покидали, вон в глаз дали...

- Ну и ну... - пробормотала толстенькая.

- Жрать охота, - сообщила хорошенькая.

- Курить еще больше, - добавила соседка.

- Ладно, - сказала симпатяшка, взбивая кудри, - придется на заработок идти.

Не успела я сообразить, что она имеет в виду, как девочка стала колотить в дверь ногой.

- Хорош, кончай базар, бабы! - раздалось коридора.

- Пусти в туалет! - взвыла девка. Лязгнули запоры, и появился белобрысый милиционер лет тридцати с прыщавым лицом.

- Чего стучишь? - недовольно прикрикнул он на буянку. - Обосралась, что ли?

- Это нам запросто, - захохотала девчонка, выскакивая в коридор.

Дверь закрылась. С полчаса мы сидели в полном молчании. Толстенькая пристроилась на нарах и закрыла глаза. Наконец в коридоре послышались шаги - это вернулась наша сокамерница.

- Во, - сказала она, вытягивая пачку "Золотой Явы", - угощайтесь.

- Ну ты даешь, Ксюха. - восхитилась толстенькая.

- Да что там, - махнула рукой Ксения, - в первый раз, что ли? Только грязный очень, я ему так прям и сказала: "Ты жопу когда-нибудь моешь или просто раз в году лопатой откапываешь?"

Девчонки захохотали в голос. Я вздохнула: да уж, милые порядки в этом отделении. Страшно хотелось пить.

- А воду тут дают? - поинтересовалась я.

- Ага, - ухмыльнулась Ксюша, - нарзан со льдом и крем-соду.

Девки вновь заржали, но тут дверь распахнулась, и прогремел железный бас:

- Васильева, на выход!

В небольшом кабинете с надписью "Начальник" сидели двое - незнакомый мне человек лет пятидесяти и Александр Михайлович.

- Она? - спросил хозяин кабинета.

- Нашлась дорогая потеря, - вздохнул полковник, - сокровище мое... Спасибо, Олег Васильевич.

- Чего уж там, - отмахнулся начальник, потом поглядел на меня:

- Как вы оказались в квартире Коростылева?

Я пожала плечами:

- Совершенно случайно. Пришла к Леокадии Константиновне, а ее дома нет. Позвонила в дверь к соседу, попросила ручку, чтобы записку написать. Он любезно впустил, дал бумагу. Только-только карандаш взяла, слышу, сама Леокадия Константиновна в дверь звонит. Ну я и стала прощаться, а тут ваши ворвались...

- Ну-ну, - явно не поверил Олег Васильевич, - бывают же такие совпадения... Можете идти.

- Сумочку отдайте.

- Виктор! - крикнул начальник. Появился белобрысый милиционер, тот самый, что водил в туалет Ксюшу.

- Отдай гражданочке вещи.

На улице Александр Михайлович сердито стукнул дверцей старенькой машины и весьма нелюбезно рявкнул:

- Ну?

Я вытащила пудреницу и обозрела остатки лица. Выглядело впечатляюще. Правая бровь опухла, и глаз практически закрылся.

- Ну? - повторил полковник. - Рассказывай, зачем и с какой целью явилась к господину Коростылеву

- Говорю же, приходила к Леокадии Константиновне.

- Зачем?

- Хотела нанять ее временной кухаркой, вместо Катерины, - на ходу придумала я, - а то скоро с голоду помрем от Зайкиной вдохновенной стряпни.

Приятель молчал. Краем глаза проследив за дорогой, я поняла, что он везет меня в Ложкино.

Наш дом выглядел как клиника для сумасшедших. По всему холлу разбросаны игрушки, в гостиной сняты шторы, кресла почему-то мокрые, на диване непонятные пятна, в воздухе витает запах вареной рыбы...

Александр Михайлович оторопел:

- Вы затеяли ремонт?

Не успела я ответить, как дверь распахнулась, и в комнату легким аллюром влетел Снап. На спине ротвейлера сидела совершенно счастливая Полина. Девчушка просто заливалась радостным смехом. Сзади бежала темноволосая Энн. Правой рукой она крепко держала вниз головой несчастного мопса.

- Хучик! - закричал полковник и вызволил собачку из цепких детских объятий.

Мопс благодарно взглянул на хозяина и лизнул его в нос.

Очевидно, бедолага провел не лучшие часы своей жизни. Снап принялся носиться вокруг стола, Энн выбежала в коридор и через секунду вернулась, неся несчастную йоркширскую терьершу.

- Ава, - сказала девочка, протягивая мне ошалевшую от такого обращения Жюли.

- Ава! - завопила Поля, погоняя Снапа. Тот с готовностью принялся скакать еще быстрей, наездница упала и издала густой, обиженный вопль.

- Это что. за безобразие, - прогремел в коридоре голос Аркадия, - опять работать не даете! Сейчас запру в комнате...

На пороге возник сын в крайней степени возмущения. Не поздоровавшись, он начал жаловаться. Ольга уехала в институт. Маня отправилась в Ветеринарную академию, Капа понеслась в "Детский мир" покупать необходимую одежду... А Кеша остался дома, чтобы поработать над выступлением, с которым завтра должен быть в суде.

Аркадий хороший отец, любит близнецов и вообще к детям относится терпимо... Но с Анькой и Ванькой постоянно нянчится Серафима Ивановна. Родители получают деток в праздничном, так сказать, виде. Чисто вымытые, накормленные и выспавшиеся близнецы радостно играют с отцом и матерью. Как только детки начинают капризничать, родители немедленно суют их няне. И уж, конечно, им никогда в голову не придет изменить планы из-за того, что некому посидеть с детьми. Ни Ольге, ни Аркадию не приходится нестись сломя голову в ясли и униженно просить у суровой воспитательницы прощение за опоздание. К тому же Анька с Ванькой тихие, беспроблемные дети, говорить они пока не умеют...

Поэтому, оставаясь с двумя бойкими.полуторагодовалыми девочками, Кеша даже и не предполагал, что его ожидает.

Сначала Поля и Энн мирно рисовали в кабинете фломастерами. Потом сын попытался покормить их обедом. Поля вывернула омлет на одно кресло, а другое пострадало от того, что на Энн "усатый нянь" забыл надеть памперс... Следом оказался обмазан горчицей диван, и Аркашка совершенно не понимал, как баночка попала к ним в руки... Измазюкав гарнитур, Энн облизала пальцы. Вопль, изданный ею, оказался настолько ужасен, что кошки унеслись в сад, а собаки, наоборот, примчались в столовую, и девчонки моментально переключились на животных...

- То есть ты утверждаешь, - недоверчиво спросил полковник, - что весь этот разгром устроили две крохотные девочки? А как они содрали занавески?

- Портьеры сняла Оля, - пояснил Кеша, - у нас генеральная уборка, плафоны тоже она скрутила, хотели с Капой помыть, да не успели...

- Кто такая Капа? - продолжал выяснять ничего пока не знающий полковник, поглаживая мелко дрожащего Хуча.

- Американка, третья жена маминого четвертого мужа Гены!

- Понятно, - захохотал Александр Михайлович, - родственнички прибыли. Поэтому мамаша дочек дома и оставила, знает, что за пройды растут!

- Да она их совсем не знает, - отмахнулся Кешка, - только вчера взяла.

- Где?

- В детском доме!

- Объясните, - оживился приятель, - что тут происходит!

Но Кеша наконец заметил мой глаз и заорал:

- Мать! Это что еще такое!

- Так кому объяснять вначале?

- Мне! - воскликнули мужчины в один голос. Я прямо схватилась за голову, но тут из коридора послышался стук, потом громкие вопли. Милые детки обвалили декоративный торшер в виде негритенка, держащего над головой лампу.

Обладающей безупречным вкусом Ольге почему-то нравился этот китч, располагающийся между гостиной и столовой.

Слава богу, подумала я, слушая детский рев и ругань Кеши, теперь лампа разбилась, и можно со спокойной совестью выбросить уродца на помойку.

- Долго ли прогостят дорогие родственники? - поинтересовался Александр Михайлович. - И кстати, как насчет перекусить? Конечно, я понимаю. Катя с Ирой уехали... но, может, бутербродик какой найдется?

- Кеша, - крикнула я, - сделай кофе! Напиток, сваренный сыном, не поддается названию. Не знаю, из каких соображений, но явно не из жадности, сыночек кладет на литровый кофейник две-три чайные ложки ароматного коричневого порошка. Еще ему кажется, что кофе, как суп, должен хорошенько покипеть перед употреблением. В результате в чашках плещется жидкость орехового цвета. Ни сливки, ни сахар, ни шоколадные конфеты с булочками не могут заглушить непередаваемый вкус пойла. Даже Банду, обожающий выхлебывать у зазевавшихся гостей чай и кофе прямо из чашек, при виде Аркадия с кофейником тихо отбегает в угол, всем своим видом как бы говоря: "Это пейте сами". - Растворимый! - немедленно завопил Александр Михайлович, услышав, что Кеша отправился на кухню. - Обожаю растворимый "Нескафе"...

Я усмехнулась про себя и стала рассказывать официальную версию приобретения детей.