ВВЕДЕНИЕ 23 страница. Терминология в последней главе (§ 1)

Терминология в последней главе (§ 1)

(стр. 137 и след(ующие))

1) Целенаправленные) действия животных (?)

2) субъект невозможен без психики {совершенно «оригиналь­ное» определение субъекта через психику).

Нет, дорогой П. Я., чтобы иметь психику, нужно иметь прежде субъекта!

3) субъект всегда субъект действия, но не всякого, а только целенаправленного,

§2

С. 140: Противоречие становления человека: между новыми общ(ественными) отношениями и био(логическими) — ин­стинкт (ивными) отношениями; происходит отмирание инстинктов etc, это один из «трудных моментов:» становления современного человека (140).

Стр, 147 — вводится понятие плана и далее идет «прокол», нарушение элементарной) логики в рассуждении о роли изменчивости ситуации, которая сливается с рассуждениями об общ(ественных) отношениях etc.

* * *

Психика как субъективность входит в объект(ивную) реаль­ность, независимо от познания ее (психики)!: психика существует до психологии!

Значит, невозможнее, несовместимо с этим представление, что-де ощущение своей психической деятельности (?) есть продукт самопознания («самонаблюдения»), которому учат (воспитыва­ют на образцах) — см, с. 43.

ПРОБЛЕМА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ИСТОРИИ РАЗВИТИЯ

СбВЕТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

-

Я не являюсь историком и никогда бы, конечно, не согласился выступать с докладом на историко-пснхологическую тему, но сегодня я должен буду говорить об истории проблемы деятельно­сти в советской психологии, что для меня, увы, даже, пожалуй, и не история, а скорее то, что происходило на моих глазах.

Развитие советской психологии началось, собственно, с некото­рого события, которое произошло вот здесь, в Институте психологии. И событием этим, как вы знаете, была смена руководства Института и почти полное обновление его состава-Институт в начале 1924 г. покинул проф. Чел па нов, с ним покинули институт и ряд других сотрудников-психологов; в состав Института влились новые люди, до тех пор в качестве психологов малоизвестные и даже вовсе не известные. Я не буду занимать ваше внимание воспоминаниями об этих первых днях и месяцах существования Института впервые под знаменем перестройки психологии на основе марксизма. Об этом, вероятно, надо писать и говорить, пока еще осталось то поколение, на глазах которого это событие развертывалось. Наступали очень большие, быстро идущие перемены. В челпановском Институте стали бегать крысы, их не очень умели сохранять в клетках — передвигалась даже мебель. Исследовались доминантные реакции. Изучались движе­ния, я напомню, что Н, А. Бернштейн начал свою работу по психологии в этом институте в те самые дни 1924 г. Словом, происходили неожиданные, невиданные раньше изменения.

Линия на реактологию Константина Николаевича Корнилова постоянно подчеркивалась, но поиски шли в очень разных направлениях, например в направлении социологизации психоло­гии, И я отдаю себе отчет в задачах, которые ставились в то время Михаилом Александровичем Рейснером, последователем Петра-жицкого, вносившим в эту общую реактологическую линию социологическую струю. Очень быстро начал развивать новые по существу идеи приехавший в том же году в Москву Лев Семенович Выготский, Происходил поиск с такой, я бы сказал, целью, точнее задачей: надо было отыскать в поведении, в реакциях человека то, что специфично для него, что решительно, принципиально отличает человеческое поведение от поведения животных. По-моему, в самом начале 1925 г, Лев Семенович делился с некоторыми своими товарищами схемой перестройки психологии, или, точнее сказать, дальнейшей перестройкой психологии в направлении марксистской психологии. У меня долгие годы хранилась схема, начерченная на листке бумаги Выготским по ходу объяснения своего замысла. Эта схема включала в себя кружки, не всегда законченные, — полу­окружности, в которых стояли важные слова: «человеку «ору­дие», «предмет труда», «продукт». Почему-то мне припоминается сейчас очень ясно «огонь» рядом, под «орудием» — способ»,

«средство». Это обработка с помощью огня. Орудие не только выступало как физический предмет- Орудийность, опосредство­ван ность поведения орудием — вот первое положение* которое легло в основание, дальнейшего развития направления исследова­ний Выготского и его соратников и учеников. Иначе говоря, возникло то направление, которое короткое время именовалось «инструментальная психология, еще до термина «культурно-историческая». Главное было показать, что подобно тому как в истории филогенетического, общественно-исторического разви­тия переход к человеку ознаменовался применением орудий в труде, возникновением трудовой деятельности и общением (вспомните социогенез высших психических функций), в психоло­гии, в психике человека тоже произошли коренные перемены. Меняется структура процессов. Вы знаете, как выражалось это структурное изменение. Не от стимула к реакции, а от стимула через орудие (рисовалось треугольником) к реакции. Реакция эта опосредствована. А вы вдумайтесь в слово «опосредствование». Выготский был ведь очень образованным марксистом. Опосред­ствованное, то что опосредствует — так у Гегеля, и так у Маркса — это то, что (определяет, характеризует. Сказать «опосредство­вание, опосредствовать» — это очень многое сказать.

Начались исследования опосредствованных, прежде всего внешне опосредствованных процессов выбора, внимания, памяти.

Экспериментальных поисков было очень много, гораздо больше по своему числу, чем тех, которые были опубликованы. Искали в очень разных направлениях. Главное внимание уделялось функционированию психологических орудий-средств. Выяснилось, что средства не всегда вещественны и не всегда орудия, скорее именно средства, какие-то инструменты. Они выступили как знаки, как нечто, что представлено в наитнпичнейшей форме, в форме слова. Главная форма существования психологических орудий — это ведь форма словесная- Но выделяя это положение, надо было решать проблему, которая вставала с несколько другой стороны, более содержательно: надо было решать проблему связи знака слова или значения слова с практическими действиями, т, е. с са­мой той внешней деятельностью илит безразлично, внутренней деятельностью, в которой данное средство функционирует. Эта проблема оказалась очень сложной, она остается сложной и до сих пор. Мы только иногда не видим, или не хотим видеть сложности. Очень важный шаг в решении этой трудной проблемы был сделан Выготским в статье, которую цитируют теперь мало и главным образом с критическими оговорками. Но дело обстоит не так просто, дорогие товарищи. Эта статья имела фундаменталь­ное, я подчеркиваю, значение для развития понятия деятельности! Только надо его извлечь из чужой одежды существовавшей тогда терминологии. Эта была терминология, которая была пущена в ход применительно к животным главным образом Кёлером, а применительно к человеку, ребенку немецкими авторами вроде Липмана, Богена и др. (кого-то еще).

Эти авторы вводили термин «практический интеллект». Надо задуматься над тем, что крылось за этим термином, что он рисовал* обозначал. Он рисовал, означал нечто иное, чем сейчас мы привыкли в нем видеть, я бы сказал, видеть стихийно. Давайте вернемся к Кёлеру, потому, что дальше на человеке у Богена и Липмана повторилось то же самое. Что это такое? Я бы сказал так: термин «практический интеллект» и ему подобные термины («ручное мышлением и др.) был употреблен для того, чтобы выделить такого рода процессы поведения, которые не могли быть поняты и очерчены в рамках рефлекторной структуры поведения, в рамках, как тогда говорили чаще, образования навыков. Кёлер определял практический интеллект, понятийно описывал его как такого рода поведение обезьяны, которое соответствует структуре предметного поля, соотношению воспринимаемых предметов; отсюда понятие поля. Гештальтовские концепции тоже здесь, подсказывали именно понятие поля; адекватность структуре поля, восприятию этой предметной структуры (заметьте! с оговоркой, предметной структуры1 которая выступает в своих оптико-пространственно-механических свойствах). Как оно (это поведе­ние — ред,) возникает, не обсуждалось Кёлером, Кёлер прикрывал отсутствие ответа на этот вопрос обращением к такому понятию, как яавтохтонность возникающего действия». Есть соответствие структур внутренних, зрительных и структур внеш­них, поля (внешнего поля), — значит, они возникают автохтонно и не имеют, следовательно, структуры навыков. Спор в интерпре­тации поведения шел в направлении отвергания атомистического, ассоционистического понимания. Но был выделен особый вид действий, — с палкой, с перемещением предметов, — которые, наверное, можно назвать практическими действиями животного, правда, имеющими сложную структуру. Не ответ на толчки, раздражители извне, а на вещи, на соотношение вещей в про­странстве, трехмерных вещей! «Поле» — говорил Кёлер, «мир» сказали бы мы, сказал бы всякий материалист-негештальтовец.

Но совершенно так же шли опыты и до Богена: доставание, выбор палок разной формы в соответствии с расположением предметов в поле: выкатывание шаров, просовывание предметов; учитыва­лись гораздо больше не пространственные, а физические свойства этих предметов, механическое сопротивление. Даже появилась одно время идея: ребенок-де опережает обезьяну в удельном соотношении учитываемых физических свойств, а не простран­ственных, геометрических, полевых. Я уже сейчас не могу припомнить в деталях шедшую внутреннюю, не очень важную полемику.

Оставался еще один термин — речь. Но, что такое речь? Это коммуникация; это, грубо говоря, общение, одна из форм обще­ния — общение посредством значений, знаков. Это тоже непрямое, это тоже орудийное общение. Что такое речь? — Это общение посредством языка, правда? Так проще всего, без особенных заумных рассуждений можно определить речь. Вот и возник

вопрос о корнях, с одной стороны, практического интеллекта, а с другой стороны, речи, имелись в виду генетические корни человеческой речи, Так и названа была статья Выготского, которая вышла в 1929 г., в самом начале года ',

Как решался вопрос? Давайте теперь освободимся от терминологии исторической. Решался вопрос Выготским следую­щим " образом. Наступает чрезвычайное событие в истории эволюции, которое состоит в том, что, с одной стороны, прежде происходившие независимо от речи общения индивида с другими индивидами, субъекта с другими субъектами, действия и, с другой стороны, общение, существовавшее вне, независимо, вне связи с действием, перекрещиваются. Тогда-то и возникает новое. В терминологии Выготского того времени действие становится оречевленным, а речь — предметно-отнесенной, включенной

в действие: я забыл точное слово, примененное Выготским, но смысл я передал правильно. Давайте подумаем, что лежит за этим? Что все это значит? Не в терминах, а в понятиях. А это значит, как легко понять, следующее,

Практические действия, осуществляемые животным в связях его с предметным миром, превращаются в действия, обязательным условием и конституирующим началом которых является общение. Способ этого общения — язык. А что делается с речью? — Она становится речью посредством языка, т. е, знаков, предметно отнесенных единиц. В статье очень убедительно показано просто путем цитирования специалистов, которые этим занимались, что действительно, когда человекообразная обезьяна действует, то ее, так сказать, уста замыкаются, она не вступает в общение речевого типа, т. е. с помощью голосовых знаков, сигналов и пр. Когда она вступает в общение, то она отбрасывает, образно говоря, палку-орудие. Это разъединено. Также было ясно уже в те годы, что так называемая «речь животных» не имеет предметной отнесенности, т. е. предметного значения. Тогда были уже неудачные попытки Йеркса и Лернеда обучать человекоподобных обезьян человече­ской- речи, т. е, языку, посредством которого осуществляется речь у человека.

Попытки эти, как известно, продолжаются, представьте себе, до нашего времени. Где-то мелькают обещающие результаты, но экспериментальных, эмпирических доказательств возможностей образования речи человеческого типа, т. е, с применением языка, имеющего предметное значение, выработанное в ходе предшеству­ющей истории — таких доказательств и сегодня не существует. Существуют рассуждения, опирающиеся в общем на" шаткие факты. И то, что б свое время было показано Лернедом и вслед за ним еще рядом исследователей, прежде всего американских, с высшими животными, осталось непоколебленным. Мне кажется,

Выготский Л. С. Генетические корни мышления и речи // Естествознание и марксизм. 3929. № ]. С. 106 -133; см.: Вшотсшй Л. С, Собр. соч.: В б т М 1982, Т. 2. С. 89-

что это был второй, оченц важный шаг к понятию деятельности, к его развитию,

Термина «деятельность» еще нет> он еще не выступал, не применялся, а понятие деятельности нашло свое дальнейшее развитие. Здесь я должен сделать остановку, паузу, потому что параллельно, точнее сказать, одновременно, шла работа еще по одному направлению, по несколько другой линии. Эта линия

началась как раз наоборот — прямо с термина «деятельность», не к «деятельности», а я бы сказал, от «деятельности И вы, наверно, сразу узнали, кого я имею в виду. Я имею в виду, конечно, Михаила Яковлевича Басова. Он-то и ввел термин «деятельность» чрезвычайно энергично в 1927—1928 гг. Я нем­ножко поцитирую, это будет короче.

«Различного рода деятельность организма в окружающей среде, с помощью которой он [организм] устанавливает и выявля­ет свои взаимоотношения с нею, встает перед нами как предмет особого значения, как особая область познания,,,2 И далее: «Предметом анализа становится вся реальная деятельность изучаемого объекта (точнее;, надо было бы сказать субъекта — А. Л*) весь процесс его поведения» э. Но здесь, вот на этой точке начинается развитие в своеобразном направлении с точки зрения понимания источника и, так сказать, самого движения этой деятельности, этого процесса особого значения,

«Лродесс деятельности, — читаем мы, — является равнодей­ствующей, определяемой двумя факторами: социально-биологиче­ской средой и свойствами самого организма»4. Здесь при раскрытии снова выступает та же двухчленная схема: стимул — реакция. Она сохраняется, с ней не происходит никаких метаморфоз. И Михаил Яковлевич пишет: «Наш взгляд на главные пути познания не зависит от того, с каким именно организмом мы имеем дело»5. Здесь может возникнуть разное толкование, поэтому я чуть-чуть расширяю цитирование: «процесс непрерывного развития, усложнения и дифференциации активных функций организма во взаимоотношениях со средой можно представить себе весь от начала до конца, от стадии простейших до стадии человека, оставаясь при этом все время неизменно в плоскости одних и тех же представлений о природе данных явлений»е. Сильнее, прямее высказать мысль, по-моему, не­возможно. «Деятельность имеет свое строение» — это второй или третий фундаментальный тезис, развивавшийся Басовым. Вот здесь уже к понятию деятельности прибавляется понятие «строениям деятельности, ее структуры; и может быть, здесь произойдет переход к развитию самого понятия деятельности,

* Басов tft> Я. Общие осшшы педологии, М,—Л,, ]928. С. 252.

:i Там же. С, 277*

" Там же, С 353+

*Там же.

6 Там же. С. 261.

2R7

переходящего за границы двучленной схемы, — стимул-реакция. Ведь структура деятельности, по словам самого Михаила Яковлевича, есть исходное начало. Анализ структуры деятельно­сти, согласно Басову, есть исходное начало в системе научной психологии, Басов продвигает эту идею, но в своем собственном направлении, я бы сказал, скорее уводящем от развития категории деятельности в психологической науке, Я не буду задерживать вашего внимания на тщательном анализе того, как ведется структурный анализ; я только должен отметить, что анализ этот ведется на основе двух основных, по выражению Басова» структурных элементов: стимула и реакции организма и воздействующей срвды. Их связь есть акт поведения. Ответ же на вопрос о механизме этих связей дает физиология. Это ассоцианистическое представление структуры, И вот я здесь приведу некоторые графические изображения структуры, которые дает Басов. Он приводит пять, а я возьму только три: вторую по степени сложности, потом третью и, наконец, предпоследнюю. Вот вторая по сложности7. Это очень интересная схема, очень

Рис. 3, Схема ассоциативно-детерминированного процесса

интересные структурные представления. Здесь прямая ассоциа­тивная связь* Конечно, эта структура связей отличается от следующей8. Вы видите, здесь связи разнонаправлены, карты

Рис. 4. Смешанная структурная форма

перетасовываются, могут быть перетасованы. Какая разница? Ну это известная вещь, А вот наиболее сложная схема, которую я сокращаю9. Эта такая цепочка; но тут еще включаются дополнительные стимулы, в том числе отвлекающие, мешающие развертыванию цепи по главному направлению, Я повторяю: это

7 Там же. С+ 320, рис. 38. в Там же. С. 325, рис. 42. 5Там же* С. 326, рис. 43.

Рис. 5. Промежуточная структурная форма между ассоциативно-детерминированным и ап-перцептивно-детермикированным процессами

скорее движение от понятия деятельности, потому что это возвращение по существу к поведенческим, в широком смысле слова, реактологическим, ассоцианистским по своему духу конструкциям, Конечно, сделанное Басовым гораздо больше того, о чем я говорил в контексте только развития понятия деятельно­сти. Его вклад в целом остается значительным и важным. Но то, о чем я говорил, касается только судьбы, истории понятия деятельности. Вот там как-то шло к термину деятельности, он не был сразу найден, а здесь от термина деятельности к каким-то совсем иным представлениям, о механизме, о типе связи —

к ассоцианизму.

Я перехожу к следующему моменту в развитии понятия деятельности, я должен вернуться к работам Выготского. К 30-му году внимание Выготского центрировалось, как всем это известно, на открывшейся перед ним перспективе конкретно-психологиче­ского изучения зкакоиой структуры сознания. Произошел свое­образный переворот, который тоже был не постепенным движени­ем, а действительно, движением, включающим в себя события, а не скольжение, медленное и плавное эволюционное изменение. Событие это (вот здесь уже у меня почти мемуар, хотя и хорошо документированный литературными источниками) произошло в ходе развития известной работы Сахарова. А событие, переворот заключался вот в чем. Перед Сахаровым была поставлена Львом Семеновичем (Сахаров уже занимался лонятиями) задача, типичная для того времени, — исследовать опосредствованную структуру обобщения, опосредствованность этого процесса сло­вом, знаком, а именно искусственным знаком — словом. Для этого была избрана методика Аха. Так стояла задача. И были даже восторги, вот, смотрите, даже в этих тонких процессах нужно опосредствующее звено, психологическое орудие. Бессмыс­ленный, но все-таки знак, знак без фиксированного значения, и все-таки действует: как карточка для запоминания, так и искусственное слово для этого тонкого интеллектуального, мыслительного процесса. А исследование объективно переверну­лось: задача-то была не использовать слово для решения

поставленных целей; оказалось, что задача, которую решали испытуемые, заключалась в том, чтобы овладеть значением неизвестного им слова, раскрыть значение — все дело оказалось в этом. И уже это исследование было изложено Выготским в «Мышлении и речи# как исследование строения, развития строений значений, понятий 10. Это был переворот, который сделал не субъект исследования, а исследование. Вы ведь хорошо знаете, товарищи, как важны перевороты этого рода, Мне припоминается термин, который бытовал в одной маленькой лаборатории. Говорили так: «Ну это исследование все-таки дохлокошечноеа — как дохлую кошку за веревку тянут, так оно и идет, т. е. вы командуете исследованием и исследование движется. А нужно обязательно стремиться к тому, чтобы исследование шло и вами, исследователем, командовало. Не из головы, а из логики объективного процесса, который вы исследуете, идет следующий шаг, следующий переход. Вот это и произошло на моих глазах. Центр сместился: встала проблема структуры значения, единицы сознания, Определяющей связь психических, познавательных процессов между собой; раскрывшаяся перспектива, которая, по-моему, высшей точки своей достигла у Выготского в положении, которого я что-то не вижу на страницах нашей отечественной литературы. Это представление о характеристике обобщения по двум как бы измерениям; Выготский образно говорил так; по меридианам и параллелям одновременно. Это, пожалуй, даже для логики того времени было серьезное обогащение. Человек видит через призму значений мир, действует в соответствии с этими значениями, воспринимает в системе значений, категоризует предметы, придает инвариантность этому миру, обобщает и уясня­ет, делает предметом своего сознания внутренние переживания. Надо понять человеку, что человек влюблен, назвать, означить это. Тогда-то и происходит изменение уровня поведения влюблен­ности и даже самого переживания. Это было очень патетично, но это великолепное поле, которое открылось, как бы отодвинулось на второй план, оставило в тени исходную капитальную проблему человеческого сознания, специфически человеческой формы психи­ки и практики, специфически человеческой, орудийной, трудовой. Выготского ни на одну минуту не оставляло сознание этого. Возникали вопросы, а не выступает ли значение, понятие как продукт общения с другими людьми, нет ли здесь как бы воспроизведения старых уже тогда идей так называемой француз­ской социологической школы, которая включала в свои пред­ставления то обстоятельство, что понятия, преломляющие челове­ку мир, с помощью которых он общается и т. д., осмысливает действительность, — это продукты общественного сознания, потому что эти понятия, эти значения развиваются исторически, принадлежат обществу и т. д. Не происходит ли таким образом

lq Выготский JJ. С. Мышление и речь. М.—Л., 1934; см. также Выгот­ский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2. С 118—184.

усвоение понятий, не становится ли оно фактором развития, ведущей силой этого развития? Нет! Выготский неустанно повторял: «За сознанием лежит жизнь». Эта идея постоянно повторялась, но проблема заключалась не в этом, проблема заключалась не в понимании, не в осознании этой истины;.проблема заключалась в том, чтобы повести исследование в этом направлении. Следовательно, не от сознания, вторичным так называемым влиянием по отношению к процессу практическому, а напротив, от процессов практических, внешних, к порождению сознания, а не просто, конечно, интериоризации внешних процессов, вещи, которая тогда была достаточно известна и выдвигалась многими авторами. Надо было решить альтернати­ву (в ходе развития исследования, я подчеркиваю!): что является движущейся силой развития этих познавательных по преимуще­ству отношений и что ими движет? Выготский отвечал (не думаю, что это исчерпывающий ответ) так: это эмоции, эмоциональная сфера, это аффект. Проблема номер один, первая по очередности — это проблема аффекта и интеллекта, иначе говоря, сознания, познавательной характеристики сознания и эмоциональных про­цессов, эмоциональных явлений сознания. Об этом Выготский писал в самой последней написанной и опубликованной известней­шей работе «Мышление и речья. Последними были написаны предисловие — вводная глава — и я мысль и слово» — заключительная. Порядок был хронологически такой, это были самые поздние его написанные, отделанные, тщательно отредакти­рованные сочинения. Там н дается эта идея — за интеллектом аффект. В последней главе великолепный образ: мысль соверша­ется в слове, а не живет просто в слове, Совершается в слове. Она истекает, как облако истекает каплями дождя; а что же движет этим облаком? Каким ветром оно движется? И ответ был дан: это эмоциональные отношения, эмоциональные побуждения; это эмоции11. И насколько мне известно, самые последние устремле­ния Выготского продолжались по этой линии — аффект и интеллект. Мы не знаем, какое последнее слово было сказано Выготским потому, что его книга, которую он задумал посвятить Спинозе и назвал ее «Психофизиология аффектов» 12, осталась незаконченной и оборванной, менее, по-видимому, чем на половине.

Другая альтернатива состояла в том, чтобы вернуться к практическим действиям. По линии этой второй альтернативы и возник еще один как бы побочный, параллельный что ли, цикл исследований, который возвращал концепцию в целом к идее порождения и развития сознания в практических действиях. Эта группа исследований велась в некотором отдалении даже и территориально, Я имею в виду начавшуюся работу московских психологов, приехавших на Украину, в Харьков, которые занялись

11 Выготский Л. С. Собр. соч. Т. 2. С. 356, 358.

12 См.: Выготский Л. С. Собр. соч. Т. 6. С. 91—318.

решением именно этой, названной мной задачи. Среди этих психологов я должен назвать самого себя, увы! без этого не обойдешься, Александра Владимировича Запорожца, который сделал очень много в Харькове и образовал ядро харьковской психологической школы, как ее стали потом называть; Петра Яковлевича Гальперина; очень существенную роль сыгравшего Петра Ивановича Зинченко, Лукова, Асннна (я называю без всякого порядка и системы), Концевую, и еще одно имя я хочу назвать. Я называл его, по-моему, только один раз в публикациях, в приложении последней книжки гз — Это Анатолий Розенблюм, К сожалению, он умер очень рано, едва поработав три-четыре года. Он тоже внес существенные разработки, идеи, представле­ния.

Началось все дело очень просто, с исследования самых обыкновенных практических действий у детей, развития у ребенка так называемого наглядно-действенного интеллекта. Делались опыты так: ребенок должен был действовать, решать практические задачи то один на один с этой задачей, то в присутствии экспериментатора, а еще один вариант — в присутствии другого ребенка и с некоторым естественно возникавшим разделением функций. Вот здесь-то пришлось перейти к термину «действие», который отчетливо вырисовывался с самого начала работы; и одновременно с этим к термину «деятельность». Первоначально говорилось так: «осмысленная деятельность», потом термин «осмысленная» стал отпадать, осталось «деятельность». Возникли вопросы двоякого порядка: L Деятельность и действие. 2+ Струк­тура действия, в смысле: цель, условия и зависимость от них, так сказать, психических аффектов. Я бы назвал сразу две работы, сделанные в эти годы: 1931, 1932, 1933 и 1934. Я хочу обратить внимание на кандидатскую диссертацию П. Я, Гальперина, защищенную уже в 1936, а "подготовленную, следовательно, в 1934—1935 гг. «Психологическое различие орудий человека и вспомогательных средств животных м. Суть заключалась в том, что был прослежен метаморфоз во внешней практической деятельности, возникающий в связи с применении орудия. У животных, и у детей с самого начала, у малышей, орудия как бы действуют по логике натуральной, биологической, а затем орудия детерминируют строение действия. Ярче всего это было видно, очень смешно, в таких опытах. Делался из дерева четырехгранный колодец, туда засыпались неудобные предметы шарообразной формы. А в руки давалась лопаточка, ручка которой находилась под прямым углом к плоскости. Надо было достать предметы из

13 Леонтьев А. Я, Деятельность. Сознание. Личность. 2-е нзд. 1977. С 235—302,

'*См+: Гальперин П. Я- Функциональные различия между орудием и сред­ством // Хрестоматия по возрастной и педагогической психологин. I. Работы

советских авторов периода 1918—1945 гг< // Под ред. И. И. Ильясова, В, Я. Ляу-дис. JVL, 1980. С. 195—203.

колодца. Сначала ребенок действовал лопаточкой как рукой. А потом появлялась эта отработка с подсказкой или без нее. Теперь действовал лифт, появилась идея необходимости перпенди­кулярного движения. Я об этом писал на других примерах, наивных, насчет ложки, которая вначале действует, как горсть, а потом наоборот — рука действует так, как это определяется логикой, требованиями, диктуемыми самим инструментом- Чтоб вас немножко развлечь, полминутное отступление. В Ленинграде, на Невском, в магазине, я видел следующее. Продавалась ложка для малышей —- она была изогнута под прямым углом к ручке, т. е, стало быть, можно было продолжать логику действия как рукой. Надставлялась, однако, штука в виде ложки, а успех полный. Инструмент, как видите, не для развития, а для остановки, для фиксации сложившихся двигательных механизмов.

Очень важна работа Петра Ивановича Зинченко о непро­извольном запоминании. Я имею в виду особенно первую публикацию, которая появилась только, к сожалению, в 1939 г. |В Она защищалась где-то, по-моему, в 1938 или в 1937, ну, словом, примерно в то же время, что и диссертация Петра Яковлевича, если мне не изменяет память. В чем был пафос? Занимает предмет место цели — один эффект, занимает структурное место условия — другой эффект: в этом была сущность, главное, для нас, по крайней мере.

Так возникло представление и вместе с тем членение, выделились понятия собственно деятельности, мотива, дальше — цели, условий; ну словом, этот первоначально выраженный арсенал тех понятий, которые я описывал неоднократно в послед­ние годы, а впервые — несколько раньше. Так или иначе, понятие деятельности теперь получило свое выражение в терминах; деятельность, действие, операция и т, д. Стали работать этим инструментом в несколько неожиданных, нелабораторных услови­ях, например в исследованиях в парке культуры и отдыха им. Горького в Москве, это уже было чуть попозже. Ну, а все остальное вы знаете. Но дело в том, что здесь также шел параллельный процесс, и я должен фиксировать одну, на мой взгляд, начальную линию (меня поправят историки, знающие больше в этом). Я имею в виду появление в 1934 г. в журнале «Психотехника» важнейшей статьи Сергея Леонидовича Ру­бинштейна, в которой он трактовал значение трудов Маркса для психологической науки16. Надо сказать, что и в дальней­ших исследованиях и работах Сергея Леонидовича Рубинштейна к положениям этой статьи постоянно происходило возвращение,