Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | ||
|
Вероятно, когда американские интеллектуалы признают эти проблемы, они соберут данные, необходимые для оценки своей реальной и потенциальной роли в широкой социальной политике. Возможно, они убедятся в необходимости описать свой опыт подробно. Какую роль они призваны исполнять? С какими конфликтами и фрустрациями им приходится сталкиваться при исполнении своей роли? Какое институциональное давление оказывается на них? Кто, например, определяет их интеллектуальные проблемы? При каких обстоятельствах именно они выдвигают проблемы для исследования? Как влияют на политику такие исследования? Как влияет бюрократизация на взгляды интеллектуалов? Считают ли они, что склонны рассуждать с точки зрения строго ограниченного числа альтернатив, даже при выборе проблем для анализа? Каковы характерные проблемы в поддержании общения между политическими деятелями и интеллектуалами? Можно и дальше продолжить этот перечень вопросов для интеллектуалов, работающих в бюрократии или наблюдающих ее со стороны. Только такая подробная информация даст нам возможность перейти от приблизительных представлений к глубокому и хорошо обоснованному анализу отношения интеллектуалов к социальной политике. Только когда мы получим эти данные в большом объеме, социология знания не будет так часто обращаться к широким обобщениям, которые не были просеяны сквозь сито соответствующей эмпирической проверки.
Но поскольку данных не хватает, обсуждение этих вопросов должно опираться на отдельные опубликованные материалы и на неформальные беседы с интеллектуалами об их опыте участия в государственной политике. Таким образом, мы можем только кратко описать некоторые аспекты роли интеллектуалов: их возможности и пределы, тщетность их усилий и вознаграждение. Наше обсуждение этих вопросов даже не рекогносцировка, которая может определить важные направления для дальнейшего исследования. Мы всего лишь обратимся к избранным аспектам роли интеллектуала, главным образом в правительственной бюрократии5.
Американской торговой палаты, призвавшим заменить такие сладкоречивые выражения, как «система свободного предпринимательства» и «американский образ жизни», точным научным термином «капитализм». Будет ли такое признание классового конфликта означать, что социальный кризис начинает разрушать защиту ложного сознания? — Примеч. автора.
5 Эта статья была прочитана на встрече в Американском социологическом обществе и включала развернутый анализ деятельности интеллектуалов, помогавших определять и осуществлять политику во время Парижской мирной конференции. — Примеч. автора.
Статус интеллектуала и социальная политика
Для наших целей нам не нужно абсолютно точно определять понятие «интеллектуал». Мы будем рассматривать людей как интеллектуалов, поскольку они посвятили себя развитию и формулировке знания. Им доступны накопленные в культуре знания, которые нельзя получить только из непосредственного личного опыта6. Их деятельность может быть профессиональной или любительской, это не имеет значения. Тот факт, что Джон Стюарт Милль провел долгие годы в Ост-Индской компании, не исключает его из числа интеллектуалов.
Следует заметить, что понятие «интеллектуал» относится к социальной роли, а не к личности в целом. Хотя эта роль частично совпадает с различными профессиональными ролями, она не должна отождествляться с ними. Таким образом, мы обычно причисляем учителя и профессора к интеллектуалам. В определенном смысле это может быть верно, но из этого не следует, что каждый учитель или профессор является интеллектуалом. Он может им быть, а может и не быть в зависимости от реального характера своей деятельности. Такое разделение возникает в случае, когда учитель просто передает содержание учебника, без дальнейшей интерпретации или применения. В этом случае учитель не является большим интеллектуалом, чем диктор радио, который просто читает текст, приготовленный для него другими. Он является просто винтиком в механизме, передающем мысли других людей.
Нас будет интересовать определенный класс интеллектуалов: те, кто специализируется в области социального, экономического и политического знания. Это в основном социологи и юристы. Во многих аспектах их роль, особенно по отношению к государственной политике, отличается от социальной роли специалистов в области физических и биологических наук.
Во-первых, существует значительная степень неопределенности в исследованиях социолога, поскольку они связаны с проектируемыми действиями. Он сталкивается со значительно большим числом непредвиденных обстоятельств, чем, скажем, инженер-электрик. Последний может предсказать, например, как электронная лампа, изобретенная для определенных целей, будет работать в тех условиях, в которых будет использоваться; предсказания в социальных делах являются только грубым приближением, и большая степень случайности существует даже в определении условий, в которых предложенный план будет реализован. Следовательно, предлагаемые социологами альтернативы не могут обладать авторитетом убедительного
6 Znaniecki, op. tip., стр. 37—38. — Примеч. автора.
предсказания, подходящего для поставленных целей. Экспертное знание здесь состоит скорее в сокращении числа явных ошибок в суждениях. Возможно, эта неопределенность лежит в основе амбивалентного отношения (то безнадежного, то оптимистичного) к способности социолога быть советником.
Во-вторых, этот элемент неопределенности вносит неопределенность и в отношения между экспертом и заказчиком. В оценке компетенции эксперта заказчик не может всегда опираться на результаты, поскольку суждения всегда относительны. Возможно, проблема могла быть решена более эффективно другим специалистом, а возможно, и нет. Существует большая область неопределенности при оценке деятельности эксперта. Следовательно, в роли эксперта присутствует значительный компонент доверия. Должна существовать социальная организация, например, профессиональное сообщество, университет, который подтверждает компетентность и, вероятно, дает заказчику основания в целом доверять эксперту. Но чем меньше определенности в объективных стандартах оценки деятельности эксперта, тем вероятнее влияние личных отношений, чувств и других необъективных факторов на степень доверия заказчика эксперту. На этом фоне нам становится ясна одна из причин досады экспертов, которые видят коллегу с точки зрения формальных норм менее компетентного, чем они сами, но сидящего по правую руку от политического деятеля. Неопределенность в оценке прокладывает дорогу к несоответствию между положением эксперта и его компетенцией. Мы полагаем, что подобные несоответствия чаще встречаются среди социологов, которые служат в качестве советников, чем среди технологов, работающих в областях, где относительную эффективность их работы можно оценить более точно.
В-третьих, эта неопределенность при оценке достижений в социальной области усиливает трудности политических деятелей, которые опираются на суждения экспертов для подбора нового экспертного персонала. Группа советников стремится разрастаться именно таким образом, который отличается от умышленного протекционизма. Для экспертов, работающих в организации, удобно пригласить других экспертов, которых они знают и о которых могут высказать свое мнение на основании непосредственного знакомства. Сеть личных отношений между интеллектуалами служит часто фактором возникновения замкнутой группы, по крайней мере среди самых важных советников.
В-четвертых, интеллектуалы, работающие в социальной области, обращаются к данным и проблемам, которые политические деятели
часто считают прекрасно известными им самим. Именно по этой причине политическому деятелю ясно, что эксперт не более компетентен в обсуждении данных проблем, чем он сам. Когда ученый-обществовед полностью уверен в обоснованности своего совета, это чаще всего относится к мелким вопросам. Когда он поднимает более серьезные проблемы, его знания о них могут оказаться не столь глубокими, как полученные политическим деятелем за долгие годи личного опыта. Может быть, в этом причина незавидной участи интеллектуала в социальных науках, который обречен на муки чистилища, никогда не зная точно, что уготовано ему — рай или ад. Он востребован, но редко считается необходимым. Если его советы не поддерживают точку зрения «людей действия», он может остаться при своих личных переживаниях. Поскольку очень трудно однозначно предвидеть последствия тех или иных политических альтернатив, советами ученых-обществоведов можно легко пренебречь.
И, наконец, интеллектуал, который работает в области человеческого поведения и культуры, изучает альтернативные решения, которые непосредственно и очевидно имеют ценностное значение. В частности, он подвержен нападкам тех людей, интересы и чувства которых были задеты его исследованиями. Этот аспект его работы в сочетании с низким уровнем вероятности его предсказаний, касающихся реализации политических альтернатив, делает его особенно уязвимым и приводит к быстрой смене кадров среди экспертов, которую мы встречаем в бюрократических организациях.
По этим причинам (и по другим, несомненно) интеллектуалы, работающие в социальной сфере, в целом находятся в менее безопасном положении, чем физики или биологи, которые оказывают влияние на государственную политику.
Интеллектуалы в бюрократии и независимые интеллектуалы
Мы можем для удобства классифицировать интеллектуалов как два основных типа: тех, кто исполняет советнические и технические функции в бюрократии, и тех интеллектуалов, которые не служат в бюрократических организациях.
На эти разграничения указывает признание разных «саказчиков» У этих двух видов интеллектуалов: для бюрократического интеллектуала ими являются политические деятели в организации, для кото-
рых он прямо или косвенно исполняет штатные функции; для независимого интеллектуала7 заказчиком является общество.
В первую очередь мы рассмотрим отношение к политике интеллектуалов в государственной бюрократии, уделяя в связи с этим вопросом некоторое внимание независимым интеллектуалам. Мы считаем, что независимый интеллектуал, который временно входит в государственную бюрократию в период социального кризиса, является промежуточным типом.
Вербовка интеллектуалов в государственную бюрократию
Главнейшая черта бюрократизации заключается в рационализации делопроизводства (в определенных пределах), для чего необходимы интеллектуально подготовленные сотрудники. Все больше и больше молодых интеллектуалов в Соединенных Штатах вербуется государственной бюрократией, по крайней мере последние тридцать лет. Два аспекта этого процесса заслуживают внимания: 1) его значение для смены ценностей у молодых интеллектуалов; 2) методы, с помощью которых бюрократия превращает политически мыслящих интеллектуалов в специалистов.
Многие интеллектуалы отчуждены от обязанностей, целей и вознаграждений частного предпринимательства. Этот разрыв с ценностями класса бизнесменов является отражением институциональных нарушений, которые вызывают беспокойство и сомнения. В отказе доверять господствующим структурам власти ощущается пережитой опыт повторной экономической депрессии. Интеллектуалов стали вдохновлять ценности и нормы, которые, как они считают, несовместимы с деятельностью в мире бизнеса. Некоторые из них обратились к преподавательской деятельности, в частности к преподаванию в университетах, которое, по их мнению, дает возможность реализовать свои интеллектуальные интересы и избежать прямой зависимости от «власти бизнеса». Но для многих отчужденных интеллектуалов профессия преподавателя означает скорее по-
7 Понятие «независимый интеллектуал» здесь не применяется в смысле, который был у Мангейма или Альфреда Вебера. Оно относится просто к тем интеллектуалам, которые, помогая формулировать или осуществлять политику в бюрократии, не выполняют штатные функции. Люди из университета или академии также относятся к независимым интеллектуалам, несмотря на их связь с «академической бюрократией». Их роль отличается от бюрократических интеллектуалов, поскольку от них, как правило, не ждут, что они применят свои специальные знания к формированию политики бюрократии. — Примеч. автора.
зицию стороннего наблюдателя, чем участника современного исторического процесса. Они предпочитают находиться не в стороне от истории, а создавать историю, работая в государственной бюрократии, которая, вероятно, приближает их к действительно важным решением.
Вашингтон привлекает интеллектуалов; возможно, это симптом убеждения в том, что центр эффективного управления обществом сместился (переместился, если можно так сказать, с Уолл-стрит на авеню Конституции). Здесь мы говорим нечто противоположное тому, что имел в виду Уолтон Гамильтон, предположивший, что Уолл-стрит превратит свою штаб-квартиру в столицу. Отчужденные интеллектуалы, работающие в правительственной бюрократии, вообще не рассматривают свою карьеру как косвенный вклад в деятельность бизнес-класса. Они, вероятно, рассматривают правительство и свою роль в нем (большую или маленькую) как средство для изменения той системы власти бизнеса, с которой они порвали. Для этих людей государственная служба представляет фронтальное наступление на интересы групп, которые ранее принимали важные решения.
Интеллектуалы, которые ранее могли поручиться за свою преданность политическим движениям, стремящимся изменить нашу экономическую и политическую структуру, сейчас все чаще принимают альтернативную возможность — воплотить эти изменения через установленную государственную власть. Поскольку интеллектуал именно так представляет современную роль правительства, он, вероятно, должен считать себя экспертом по информации, на которой основаны административные решения для нововведений.
Мы, конечно, не предполагаем, что такой род мотивации наиболее характерен для интеллектуалов в государственной бюрократии. Можно сомневаться в том, насколько часто он встречается, но для тех, кто изучал наплыв интеллектуалов в государственную бюрократию, особенно перед войной, очевидно, что в определенной степени такая мотивация существует. Отчужденные интеллектуалы, несомненно, противостоят гораздо большему числу специалистов, поступивших на службу в государственную бюрократию, кому якобы безразлична любая данная социальная политика, но кто разделяет чувства и ценности правящих групп. Специалисты рассматривают свою роль просто как проведение в жизнь любой политики, которую определяют политические деятели. Профессиональный кодекс специалиста требует от него занять подчиненное положение по отношению к исполнительной власти. Дух этой зависимости, поддерживаемый чувствами, выражен в формуле: политический деятель определяет цели
(задачи, результаты), а мы, специалисты, на основе экспертного знания указываем на альтернативные средства для достижения этих результатов. Этот профессиональный кодекс является настолько влиятельным и распространенным, что вынуждает специалистов оставаться преданными такому резкому разграничению средств и целей, без признания, что такое разделение ведет к отказу специалистов от социальной ответственности. Они рассматривают результат и цель как завершающую точку в действии. Они могут не увидеть в них возможность дальнейших последствий. Они могут не увидеть, что действие подразумевает эти последствия.
В конце концов, существуют и независимые интеллектуалы, которые во время острых социальных кризисов, таких как война или депрессия, временно вливаются в государственную бюрократию. Эти «временные» бюрократы могут быть как отчужденными от господствующих правительственных групп, так и неотчужденными. Но поскольку они не отождествляют свою карьеру со службой в бюрократии, они, вероятно, менее подвержены бюрократическому влиянию. Для них существует подходящая альтернатива — возвращение к частной жизни.
Таковы возможные направления в изучении вербовки интеллектуалов в государственную бюрократию. Мы легко можем получить данные по объективным критериям их отбора, но интерес к этим материалам вторичен. Нам необходимо узнать классовую принадлежность интеллектуалов, которые нашли свой путь в бюрократии. Когда именно возникают альтернативные возможности в карьере интеллектуала? Что заставляет его предпочесть государственную бюрократию частной? До какой степени отчуждение от ценностей бизнес-класса и их отрицание играют роль в таком выборе? Каковы причины такого отчуждения? Можем ли мы таким образом пролить свет на типичный образец отвержения интеллектуалами номинально господствующих ценностей и соединения своей судьбы с центрами власти? Может ли наплыв интеллектуалов в государственную бюрократию, как барометр, предсказать реальные или приближающиеся изменения во власти? Какие ожидания являются наиболее общими для интеллектуалов, которые стремятся обрести свой духовный дом в бюрократии? Данные по вопросам, подобным этим, представляют собой первый шаг в изучении влияния бюрократической жизни на интеллектуала. Только когда мы соберем эту информацию, мы сможем проверить гипотезу, согласно которой бюрократия вызывает постепенное преобразование отчужденного интеллектуала в аполитичного специалиста, который готов служить любому слою общества, оказавшемуся у власти.
Положение в бюрократии и мировоззрение
Хотя мы описали контраст между отчужденным (но политически мыслящим) интеллектуалом и специалистом в тот момент, когда они вступают в бюрократию, но это различие может сглаживаться все больше и больше за время их службы в бюрократии. Очевидно, что государственная бюрократия оказывает давление на отчужденных интеллектуалов, чтобы подчинить их политике тех, кто принимает стратегические решения. В результате роль ранее отчужденного интеллектуала может стать неотличимой от роли специалиста.
Описывая процесс, посредством которого интеллектуалы в бюрократии превращаются в специалистов, мы продолжаем развивать нашу гипотезу, согласно которой точка зрения является продуктом социального положения. Интеллектуалы ориентируются на более или менее определенные социальные круги и приспосабливают свои интересы, установки и цели к этим кругам. Требования и ожидания, присущие социальному положению, формируют поведение людей, находящихся в данном положении. Как верно определил Мид, социальная личность возникает благодаря усвоению организованного набора установок других значимых личностей. Более того, это присвоение чужих оценок и ожиданий накапливается постепенно и происходит, как правило, неосознанно, за исключением происходящих иногда конфликтов8. Эта точка зрения на формирование ролевой личности сразу направляет наше внимание на то, что бюрократические и независимые интеллектуалы имеют разных «значимых других»: коротко -говоря, нам нужно рассмотреть различных заказчиков у этих двух типов интеллектуалов и то влияние, которое они оказывают на формирование роли интеллектуала.
Косвенно или непосредственно заказчиком бюрократического интеллектуала является политический деятель, который заинтересован в том, чтобы некоторые расплывчатые или хорошо определенные цели воплотились в программу действия. Требования заказчика к интеллектуалу могут варьироваться, но, в сущности, их можно классифицировать в несколько категорий.
Специфика требований клиентов к бюрократическому интеллектуалу связана с характером деятельности последнего. В крайнем случае политический деятель может просто указать общую область, не определяя сущность решений, которые запланированы. Например, этнические отношения в Европе или состояние морального духа в армии являются такими широко определяемыми областями, о которых нужно собрать дополнительные сведения. К интеллектуалу об-
См.: G.H. Mead. Mind, Self and Society (Chicago, 1934). 4. 3. — Примеч. автора.
ращаются с просьбой собрать данные, относящиеся к этому вопросу, на основе которых позднее может быть принято «продуманное» решение. Из-за недостаточно точной спецификации требований заказчика интеллектуал получает большую свободу действий в определении проблем, подборе соответствующих данных и рекомендации альтернативной политики (временами свобода действий неудобна, она приводит к беспокойству из-за неопределенной ориентации). А иногда заказчик более определенно указывает интересующую его область, в которой должна быть выработана определенная политика, и требует подобрать информацию для этой более ясно определенной области (например, сербо-хорватские отношения в Европе или продукция небольших индустриальных концернов во время войны). Такое сужение области исследований ограничивает свободу действий интеллектуала в определении как сущности практических проблем, так и характера соответствующей вопросу информации. А иногда интеллектуал знакомится с проблемой, которая связана с рядом последовательных решений: во-первых, рассматривается альтернативная политика; во-вторых, принимается особая политика и необходима информация ради осуществления этой политики посредством определенной программы действий; и, наконец, после того как данная программа воплощена на практике, необходимо оценить эффективность программы. Эти стадии в решении вопроса представляют для интеллектуала различные виды проблем. В целом здесь существует обратная зависимость между спецификацией проблемы заказчиком и свободой интеллектуала в постановке политических целей.
Чем раньше бюрократический интеллектуал подключается к этому ряду последовательных решений, тем сильнее его возможное влияние на направленность решения. Когда политический деятель недостаточно четко определяет область исследований, интеллектуал может в своей работе (в определенных пределах) обратить внимание на определенные альтернативы в политике, подчеркивая значение определенных типов доказательств. Так было, например, в случае Четырнадцати пунктов Вильсона, которые были по большей части результатом оценки общей ситуации интеллектуалами, «чьи головы» — по собственным словам президента — «он присвоил». Помогая установить такую широкую политическую структуру, интеллектуал может вызвать определенный контроль снизу. В редких ситуациях такого рода политический деятель может оказаться в печально известном положении француза в 1848 году, который, когда его убеждали не присоединяться к толпе, устремившейся на баррикады, сказал: «Я должен последовать за ними, я их лидер».
Тем не менее наиболее типичны случаи, когда бюрократический интеллектуал призван давать информацию для альтернативной или специальной политики, которая уже предопределена политическим деятелем. От него как от эксперта требуют определить, какие проблемы необходимо принять во внимание в выборе той или иной предложенной альтернативы или при осуществлении специальной политики. Когда к интеллектуалу обращаются на последней стадии в решении проблемы, он в основном рассуждает с точки зрения средств и принимает господствующее определение целей. Его точка зрения становится соответствующей этой политике. Он начинает видеть в общей ситуации только те аспекты, которые непосредственно связаны с предложенной политикой. Он может как осознавать, так и не осознавать, что игнорирует возможные альтернативы в своем исследовании, сосредоточившись на последствиях или способах осуществления ограниченных вариантов, которые были ему предложены. Он может не обратить внимание на факт, что, вглядываясь в одно, мы упускаем из виду другое: что ограничение исследования альтернативами А и В означает пренебрежение альтернативами С и D.
Эта проблема отношения к политическому деятелю принимает совершенно другую форму для независимого интеллектуала. Его взгляды могут быть определены его положением в классовой структуре, но они менее подвержены непосредственному контролю со стороны специального заказчика. По существу, он подходит к проблемной области абсолютно независимо от предположений и интересов бюрократического заказчика. Он может свободно рассматривать те последствия политических альтернатив, которые бюрократия игнорирует или отрицает. Он не отвергает альтернативы без соответствующей проверки. Но независимый интеллектуал может остаться в мире добрых намерений и плохих программ для действия, поскольку он не должен принимать конкретные решения на основе своей работы. Даже если он формулирует политическую программуреалистично, его точка зрения с трудом доходит до ответственного политического деятеля. Голос интеллектуала, который не находится на бюрократической службе, плохо слышен, когда идет речь о влиянии на государственную политику.
Интеллектуал, который действительно заинтересован в дальнейших социальных инновациях, сталкивается с дилеммой, которая возникает из всего вышеизложенного. Достаточно точно ее можно выразить в афоризме: того, кто вводит новое, не слушают; тот, кого слушают, новое не вводит. Если интеллектуал должен играть важную роль, применяя свои знания на практике, возрастает необходимость его участия в государственных бюрократических структурах. Однако
такая роль требует от него отказаться от преимущества изучать политические возможности, которые он считает значительными. С другой стороны, если он останется независимым ради сохранения полной свободы выбора, у него не будет ни ресурсов для осуществления своих исследований в полном масштабе, ни какой-либо серьезной возможности представить их в качестве основания для работы политических деятелей.
Нет необходимости говорить, что мы встречаем абсолютную честность и у бюрократических, и у независимых интеллектуалов. Существенное различие лежит в их взаимоотношениях с заказчиком и соответствующем влиянии, которое играет роль при определении значительных, по их мнению, проблем. Оба типа интеллектуалов могут быть абсолютно честны, когда сами определяют проблемы. Но, принимая или отвергая определения проблемы, они принимают важные и часто различные ценностные решения. Приведем пример. Как бюрократический, так и независимый интеллектуал может работать в одной и той же проблемной области: расовая сегрегация в северных индустриальных центрах. На уровне сбора информации оба типа интеллектуалов могут прийти к одним и тем же заключениям: что большая часть негритянских рабочих имеет низкие моральные и низкие производственные показатели, очевидно в результате продолжительной дискриминации. Исследователи могут также согласиться, что значительное число белых рабочих возражает против любых предложений ликвидировать сегрегацию. Различие между точкой зрения и исследованиями у бюрократических и независимых интеллектуалов может проявиться на следующем этапе, когда формируется политика и на основе ее создается программа. Политическая линия может быть определена для интеллектуала следующим образом: как мы можем сделать сегрегацию терпимой (хотя она и неприятна) для негритянских рабочих? В соответствии с этим бюрократический советник может указать, что определенные типы пропаганды, направленные на негритянское население, могут поднять моральный дух, хотя и без ликвидации сегрегации. Таким образом, исследования бюрократического интеллектуала служат осуществлению предопределенной политики. А независимый интеллектуал не испытывает необходимости ограничивать свое исследование этим направлением. Он может изучать средства для ликвидации расовой сегрегации без заметного ухудшения морального состояния белых рабочих. Другими словами, он может сомневаться в господствующей политике, исследуя ее последствия и рассматривая способы осуществления альтернативной политики. Следует заметить, что мы не сомневаемся в пригодности этих двух типов исследований, но использоваться они будут для разных целей. Очень важно осознавать,
Дата публикования: 2014-11-04; Прочитано: 238 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!