Часть II 9 страница

⁵⁷ Впервые сформулированная теория, очевидно, не осветила этот вопрос. По крайней мере к такому выводу приводят две дискуссии, предполагавшие, что конф­ликт между нормами равносилен безнормности (культурный аспект аномии). Ralph Н. Turner, «Value conflict in social disorganization», Sociology and Social Research, 1954, 38, 301—308; Christian Bay, The Freedom of Expression, не опубликована, глава HI.

Представитель исторической социологии описал основные черты процесса ра­зочарования как в культурных целях, так и в институциональных средствах в конце 30-х годов в Соединенных Штатах, например, об этом свидетельствовали мнения, опубликованные после смерти Джона Рокфеллера. Социолог пишет. «Ясно, что не­согласные с друг другом люди не встречались для обсуждения мер по реформирова­нию общества, но, с точки зрения защитников Рокфеллера и предпринимательства, несогласие было, по-видимому, менее важно, чем доказательство недоверия режиму предпринимательства и отчуждения (особенно на нижних ступенях социальной орга­низации) от целей и стандартов, которые обеспечивают его идеологическую безопас­ность. Согласно критикам, цели и стандарты больше не обладают легитимностью и не могут служить для требуемой лояльности. А когда лояльность нарушена, как могут биз­несмены-предприниматели с уверенностью ожидать рутинной деятельности и реак­ций, которые характеризуют поддерживаемую индустриальную дисциплину? Но в об­личительных речах критиков таилось нечто большее, чем расхождения и неудовлетво­ренность. Если деятельность такого предпринимателя, как Рокфеллер, являлась функ­цией социальной организации, которая сама была причиной недовольства — бедности и безработицы, то ее критики утверждали, что такая организация больше не заслужи­вает поддержки и что «молодые люди» больше не будут равняться на ее культурные стандарты. При соответствующих изменениях (в этом вопросе сами критики расходи­лись) может быть создана новая и лучшая социальная организация. Это было (или мог­ло стать) чем-то большим, чем просто дискуссия; это было планом действия. И по­скольку планировалась деятельность для ограничения масштабов и свободы предпри­нимательства, то его защита журналистами сталкивалась с возражениями. Привержен­ность к риску нуждалась в подтверждении, и каждое новое доказательство, что они рисковали — от сидячей забастовки в Флинте до нового политического и экономичес­кого законодательства в Вашингтоне, — делало задачу безотлагательной». Sigmund Diamond, The Reputation of the American Businessman, 116—117. — Примеч. автора.

подростки, объединяющиеся в банды или становящиеся участниками различных молодежных движений в их собственной субкультуре⁵⁸. Эта реакция на аномию склонна тем не менее к неустойчивости, если толь­ко новые группы и нормы не изолированы в достаточной мере от ос­тального общества, которое отвергает их.

Когда бунт становится всеобщим в существенной части общества, он создает возможность революции, которая преобразует как норма­тивную, так и социальную структуры. Именно в этой связи современ­ные исследования изменяющейся роли буржуазии во Франции во­семнадцатого века значительно расширяют данную теорию аномии. Это расширение точно и кратко изложено в следующей цитате⁵⁹¹

Предполагается, что... слишком большое несоответствие между ожи­данием мобильности и ее реальным осуществлением приводит к состоя­нию аномии, то есть частичной социальной дезинтеграции, отражающей слабость моральных норм. Та же самая деморализация с большой веро­ятностью возникнет, когда de facto существует мобильность, не сопро­вождаемая моральным одобрением; французская буржуазия XVIII века сталкивалась именно с этими двумя видами несоответствий, все больше и больше в течение века.

Полностью независимо от частностей данного исторического при­мера в центре нашего теоретического внимания — общая концепция, согласно которой аномия может привести к двум видам расхождений между объективной степенью социальной мобильности и культурны­ми определениями моральных прав (и обязанностей) для продвиже­ния в иерархической социальной системе. В течение всего времени мы рассматривали только один тип несоответствия, в котором ценное с точки зрения культуры восхождение является социально ограниченным, и может оказаться, что в истории это наиболее частый образец. Но второе несоответствие, как наблюдает д-р Бербер, также приводит к разру­шающему напряжению в системе. Вообще его можно определить как хорошо знакомый образец, хорошо знакомый для американского об­щества, в котором как кастовые, так и общеклассовые нормы при­знаны в обществе, что приводит к широко распространенной амби­валентности по отношению к классовой и кастовой мобильности de facto для тех, кто причислен многими к нижней касте. Фазу демора­лизации, которая вызвана структурной ситуацией такого рода, иллю-

⁵⁸ См. очень полезное исследование: Howard Becker, German Youth: Bond of Free (London: Routledge & Kegan Paul, 1946); S.N. Eisenstadt, From Generation to Generation: Age Groups and Social Structure (Glencoe: The Free Press, 1956), esp. Chapter VI. — При­меч. автора.

^S9ElinorG. Barber, The Bourgeoisie in 18th Gentry France (Princeton: Princeton University Press, 1955), 56. - Примеч. автора.

стрируют примеры межрасовых взаимоотношений не только в различ­ных частях Соединенных Штатов, но и в большом количестве сооб­ществ, когда-то колонизированных Западом. Эти знакомые факты, как и факты о буржуазии старого режима, которые изложила д-р Бербер в своей теоретической интерпретации⁶⁰, по-видимому, с точки зрения социологической теории, хорошо согласуются друг с другом.

Изменение социальной структуры и девиантное поведение

В соответствии с рассматриваемой теорией, очевидно, различные давления, создающие девиантное поведение, будут продолжать ока­зывать воздействие на определенные группы и слои только тогда, ког­да структура возможностей и социальных целей остается неизменной по своей сути. Соответственно, как только происходят значительные изменения в данных структуре и целях, мы должны ожидать соответ­ствующих изменений среди той части населения, которая наиболее сильно подвержена этому давлению.

У нас часто была возможность отметить, что криминальный «рэ­кет» и иногда действующий совместно с ним политический механизм сохраняются благодаря социальным функциям, которые они испол­няют для различных частей основного населения, которое состоит из их признанных и непризнанных заказчиков⁶¹. Следует ожидать, та­ким образом, что как только созданы легитимные структурные аль­тернативы для исполнения этих функций, это приведет к существен­ным изменениям в социальном распространении девиантного пове­дения. Именно этот тезис развивается Дэниелом Беллом в глубокой аналитической статье⁶².

⁶⁰ Поскольку это скорее теоретический вклад, чем специфический, эмпирические
данные, которые имеют непосредственный интерес, — я не делал общих выводов из со­
держательного материала, изложенного Барбер. Она же, обобщая свой материал, делает
следующий предварительный вывод: «Именно жесткость, ригидность классовой систе­
мы ускорила отчуждение этой (средней) части буржуазии от существующей классовой
структуры, к которой она, вплоть до революции, была лояльна более чем другие. Когда
отвергли его право улучшить свое социальное положение, буржуа обнаружил, что дав­
ление конфликтующих моральных норм совершенно невыносимо, и он всецело отверг
свое прежнее осуждение социальной мобильности». Ibid., 144. — Примеч. автора.

⁶¹ См. наблюдения Уильяма Уйта, цитируемые в главе Ш этой книги, и см. даль­
нейшее обсуждение преступления как средства социальной мобильности в главе VI. —
Примеч. автора.

"Daniel Bell, «Crime as an American way of life, «The Antioch Review, (Summer 1953), 131 —154. — Примеч. автора.

Белл отмечает, что «члены воровской шайки имеют в основном иммигрантские корни и преступление (как показательный образец) является средством социального восхождения, позволяющим занять определенное положение в американской жизни». И как социологи, изучающие этот предмет, часто наблюдают, каждая новая иммигран­тская группа оказывается занимающей нижний социальный слой, недавно оставленный иммигрантской группой, которая пришла пе­ред ними. Например, когда итальянцы прожили поколение или два в американской жизни, они нашли «более открытые в большом городе пути от нищеты к богатству, занятые ранее» евреями и ирландцами. И как Белл пишет далее:

Не допущенные к политической карьере (в начале 30-х годов почти не было итальянцев среди городских рабочих и служащих на высокооп­лачиваемой работе, в книгах этого периода невозможно найти обсужде­ние итальянских политических лидеров) и ищущие какие-либо откры­тые средства к успеху, некоторые из них обращались к незаконным спо­собам. В детской судебной статистике 30-х годов самая большая группа нарушителей была итальянцами...

Белл пишет, что именно бывший рэкетир, ищущий респектабель­ности, «оказывал значительную поддержку итальянцам в предвыбор­ной борьбе за место в структуре власти городского политического механизма». А решающее изменение в источниках финансирования городского политического механизма создало контекст, способству­ющий этому альянсу рэкетира и политической организации. Ибо ос­новные фонды, которые ранее приходили из большого бизнеса, были в этот момент перенаправлены от муниципальных к национальным политическим организациям. Один из замещающих источников для финансирования этого механизма был уже под рукой в «новом и час­то нелегально заработанном итальянском успехе». Это хорошо иллю­стрируется карьерой Костелло и его появлением в качестве полити­ческой силы в Нью-Йорке. Здесь ведущим политическим мотивом был поиск входа — для себя и для этнической группы — в правящие круги большого города. Впервые за все время итальянцы достигли суще­ственной ступени политического влияния.

В кратком заключении Белл прослеживает «особую этническую последовательность в способах достижения незаконного успеха». Хотя Данные все же далеки от адекватности, существует некоторое основа­ние для заключения, сделанного Беллом, что «люди итальянского происхождения появились на первых ролях в высокой драме игроков и воров, также как двадцать лет назад дети восточноевропейских евре­ев были наиболее известными фигурами в организованной преступ-

Мертон «Социальм. теория»

ности, а еще раньше люди ирландского происхождения прославились подобным образом».

Но с изменением в структуре возможностей «растущее число ита­льянцев, получивших профессиональное обучение и законный успех в бизнесе... как побуждало итальянскую группу, так и позволяло ей обладать всевозрастающим политическим влиянием; и все больше и больше именно профессионалы и бизнесмены создают модели для итальянской молодежи сегодня (модели, которые едва ли могли су­ществовать двадцать лет назад)».

По иронии судьбы, принимая во внимание тесную связь Рузвель­та с политической машиной больших городов, в конце концов имен­но фундаментальные структурные изменения, выразившиеся в раци­ональных мероприятиях по улучшению культурно-бытовых условий (то, что некоторые называют «система вэлфер»), в основном повлек­ли за собой упадок политической машины. Образно, но по существу верно, можно сказать, что именно система «вэлфер» и появление слоя более или менее включенных в бюрократическую администрацию ученых, которые прямо критиковали реформаторов, практически све­ли на нет власть политической машины. Как заключает Белл:

После рационализации и включения некоторых ранее нелегальных действий в структуру экономики пришло к своему концу время старшего поколения, которое установило свою гегемонию с помощью преступле­ния и обеспечило продвижение групп меньшинств к ведущим социальным позициям, разрушение городской управленческой системы, а также мо­дель преступления, которую мы обсуждали. Преступление, конечно, ос­тается по-прежнему как страсть и желание наживы. Но большая органи­зованная городская преступность, которую мы знали на протяжении про­шедших 75 лет, базировалась на большем, чем эти общие мотивы. Она ба­зировалась на характерных чертах американской экономики, американских этнических групп и американской политики. Изменения во всех этих об­ластях означают, что преступность в той форме, которую мы знаем, также заканчивается.

Нам не нужно искать более подходящее, с точки зрения структур­но-функционального анализа, заключение к этому обзору неразрыв­ной связи социальной структуры и аномии.

VIII. БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ИЛИЧНОСТЬ

Формальная, рационально организованная социальная структу­ра предполагает строго установленный образ деятельности, в кото­ром (в идеальном случае) каждый ряд действий функционально свя­зан с целями организации¹. В подобной организации существует ин­тегрированный ряд должностей, иерархически закрепленных стату­сов. Их неотъемлемой частью является множество обязанностей и привилегий, строго определенных жесткими и специфическими пра­вилами. Каждая из этих должностей содержит сферу вменяемой ком­петенции и ответственности. Авторитет (право руководства), кото­рый проистекает от признанного статуса, является неотъемлемой ча­стью должности, а не частного лица, исполняющего официальную роль. Официальное действие обычно происходит в рамках уже суще­ствующих правил этой организации. Система предписанных отноше­ний между различными должностями предполагает значительную сте­пень формальности и точно определенной социальной дистанции между людьми, занимающими различные должности. Формальность отношений проявляется при помощи более или менее сложного со­циального ритуала, который символизирует и поддерживает подчер­кнутый порядок различных должностей. Подобная формализация от­ношений, которая интегрирована с распределением власти в систе­ме, служит минимизации разногласий благодаря сведению офици­альных контактов к образу действий, который был предварительно определен правилами организации. Таким образом, создается возмож­ность с легкостью предсказать поведение других и стабильный ряд взаимных ожиданий. Более того, формализация способствует взаи­модействию должностных лиц, несмотря на их личные (возможно, недоброжелательные) отношения друг к другу. Таким образом, под-

© Перевод. Черемисинова Е.Р., 2006

¹ Для изучения понятия «рациональная организация» см. Karl Mannheim, Mensch unciGeselhchaft im Zeilalterder Umbaus (Leiden: A.W. Sijthoff, 1935), esp. 28 ft - Примеч. автора.

чиненный защищен от произвольных действий своего начальника, поскольку взаимно признанный ряд правил сдерживает поступки каждого. Специальный процедурный механизм способствует разви­тию объективности и ограничивает «быстрое проведение побужде­ния в действие»².

Структура бюрократии

Бюрократия является идеальным типом такой формальной орга­низации. Во многих отношениях классический анализ бюрократии был сделан Максом Вебером³. Как показал Вебер, бюрократия предполага­ет точное распределение нескольких интегрированных видов деятель­ности, которые рассмотрены как обязанности, неотделимые от долж­ности. В регулирующих инструкциях установлена система разграни­чения типов контроля и санкций. Распределение ролей происходит на основе специальной квалификации, которая определяется через фор­мализованную, объективную процедуру (например, экзамен). В струк­туре иерархически организованной власти деятельность «подготовлен­ных и получающих установленный оклад штатных экспертов» подчи­нена общим, абстрактным и ясно определенным правилам, которые исключают необходимость издания специальных инструкций для каж­дого отдельного случая. Универсальность правил требует постоянного использования категоризации, с помощью которой определенные кри­терии применяются для классификации и соответствующего рассмот­рения отдельных проблем и обстоятельств. Как правило, чиновник получает назначение на должность либо благодаря начальству, либо пройдя объективную экспертизу; он не является избираемым лицом. Степень гибкости в бюрократии достигается с помощью избранных высших функционеров, которые, предполагается, выражают волю элек­тората (например, гражданского общества или совета директоров). Вы­боры высших чиновников предназначены для влияния на цели орга­низации, но технические процедуры для достижения этих целей вы­полняются неизменным бюрократическим персоналом⁴.

² H.D. Lasswell, Politics (New York: McGran-Hill, 1936), 120—121. — Примеч. автора.

³ Max Weber, WirtschaftundGesellschaft (Tubingen: J.C.B. Mohr, 1922), Pt. Ill,chap.
6; 650—678. Краткий итог рассуждений Веберасм. Talcott Parsons, The Structure of Social
Action, esp. 506 ff. Описание, не карикатурное, бюрократа как типа личности см.
С. Rabany, «Les types sociaux: le fonctionnaire», Revue generate d'administration, 1907, 88,
5—28. — Примеч. автора.

⁴ Karl Mannheim, Ideology and Utopia (New York: Harcout, Brace, 1936), 18n., 105 ff.
См. также Ramsay Muir, Peers and Bureaucrats (London: Constable, 1910), 12—13. — При­
меч. автора.

Большинство бюрократических должностей предполагают веро­ятность долговременного пребывания в должности при отсутствии разрушающих факторов, которые могут сократить размер организа­ции. Бюрократия стремится к максимальным гарантиям профессио­нальной безопасности⁵. Функция гарантированного пребывания в должности, пенсий, пособий, возрастающего должностного оклада и упорядоченной процедуры продвижения по службе заключается в том, чтобы обеспечить полноценное исполнение служебных обязаннос­тей, несмотря на посторонние влияния⁶. Главное достоинство бюрок­ратии в ее технической эффективности, она вознаграждается за точ­ное, быстрое и квалифицированное управление, последовательность и ответственность, а также оптимальный ответ на поступивший сиг­нал. Именно бюрократическая структура обращается к полной лик­видации личных взаимоотношений и нерациональных соображений (враждебности, страха, аффективных осложнений и т.д.).

С ростом бюрократизации становится очевидным для всех, кто хочет видеть, что управление людьми в очень значительной степени определяется их социальными отношениями по поводу средств про­изводства. Это больше не может выглядеть только догмой марксизма, это — упрямый факт, который должен быть признан всеми, совер­шенно независимо от их идеологической принадлежности. Бюрок­ратизация сразу делает очевидным то, что первоначально было туман­ным и непонятным. Все больше и больше людей обнаруживают, что для того, чтобы работать, они должны быть кем-либо наняты. Для того, чтобы работать, человек должен иметь инструменты и оборудо­вание. Но инструменты и оборудование все в большей степени нахо­дятся в распоряжении бюрократии, частной или государственной. Следовательно, человек должен быть нанят бюрократией ради досту­па к инструментам, ради работы и ради возможности жить. В этом смысле бюрократизация влечет за собой отделение человека от средств производства (на современном капиталистическом предприятии или на государственном коммунистическом предприятии образца 50-х годов), а в постфеодальной армии бюрократизация влечет за собой полное отделение человека от орудий уничтожения. Типично, что ни рабочий не имеет больше собственных инструментов, ни солдат — собственного оружия. И в этом специфическом смысле все больше и

⁵ E.G. Cahen-Salvator предполагает, что бюрократический персонал состоит в
основном из тех, кто ценит безопасность превыше всего. См. его кн. «La situation
materielleet morale desfonclionna'ms», Revue politique et parlementaire ( 1926), 319. —При­
меч. автора.

⁶ H.J. Laski, «Bureaucracy», Encyclopedia of the Social Sciences. Эта статья написана
скорее сточки зрения потитолога, чем социолога. — Примеч. автора.

больше людей становятся рабочими либо в «синих воротничках», либо в «белых воротничках», либо в «крахмальных рубашках». Так, напри­мер, создается новый тип научного работника как ученого, «отделен­ного» от своего специального оборудования, — в конце концов, фи­зик не владеет своим собственным циклотроном. Для того чтобы осу­ществить свое исследование, он должен быть нанят бюрократией, распоряжающейся лабораторными ресурсами.

Бюрократия — это такая администрация, которая почти полнос­тью избегает публичного обсуждения своих методов, хотя возможны случаи публичного обсуждения ее политики⁷. Полной секретности не придерживается ни государственная, ни частная бюрократия. Пола­гают, что она необходима для охраны ценной информации от част­ных экономических конкурентов или от иностранных и потенци­ально враждебных политических групп. И хотя, возможно, не час­то, но так называемый шпионаж среди конкурентов существует и в системах частного экономического предпринимательства (простой или сложно организованный), и в системах национальных государств. Но если необходимо публично защищать основу всех решений и по­литики, то должны быть обнародованы и смета расходов, и список заказчиков, и новые технологические процессы, и производственные планы — все, что обычно рассматривают как существенные секреты частной экономической бюрократии.

Дисфункции бюрократии

В предыдущем рельефном очерке подчеркнуты позитивные дости­жения и функции бюрократической организации и почти полностью отброшены внутреннее напряжение и деформация подобной структу­ры. Тем не менее общество в целом явно подчеркивает несовершен­ство бюрократии, о чем говорит тот факт, что «мерзкий гибрид», «бю­рократ» — стал эпитетом, бранным словом.

Переход к изучению негативных аспектов бюрократии возможен благодаря применению таких понятий, как «вышколенная недееспо­собность» (Веблен), «профессиональный психоз» (Дьюи) или концеп­ции «профессиональной деформации» (Варно). «Вышколенная неде­еспособность» относится к такому положению дел, при котором спо­собности должностного лица функционируют как «несостоятельность» или «мертвая зона». Действия, которые основаны на обучении и навы­ках, успешно применяемых в прошлом, могут в итоге превратиться в

' Weber, op. cit., 671. — Примеч. автора.

несоответствующие реакции при изменившихся обстоятельствах. Не­достаток гибкости в применении навыков, воли в меняющихся усло­виях, приводит к более или менее серьезному несоответствию обстоя­тельствам⁸. Воспользуемся примером с птичьего двора, приводимым в этой связи Берке. Легко приучить цыплят воспринимать звук колоколь­чика как сигнал к получению корма. Тот же самый колокольчик может быть использован в час, роковой для приученных цыплят, чтобы со­звать их, когда им будут рубить головы. Вообще если человек предпри­нимает меры в соответствии со своими прежними знаниями, не пони­мая, что новые условия существенно отличаются от старых, то именно высокое качество обучения может привести к принятию неверной про­цедуры. Вновь вернемся к Берке, к его почти эхолалической фразе: «Люди могут оказаться непригодными из-за их подгонки к негодной пригодности»; их обученность становится неполноценностью.

Понятие профессионального психоза, используемое Дьюи, осно­вано во многом на сходных наблюдениях. Как результат ежедневной рутины люди вырабатывают особые предпочтения, антипатии, при­страстия и акценты⁹. (Дьюи использует термин «психоз» для обозна­чения «ярко выраженной характерной особенности ума».) Этот пси­хоз развивается из-за требований, предъявляемых к человеку особой структурой его профессиональной роли.

И у Веблена, и у Дьюи используемые понятия относятся к фунда­ментальной амбивалентности. Любое действие можно рассмотреть с точки зрения «того, что достигается», и «того, что не удается достичь». «Способ видеть также является способом не видеть — фокус на объекте А предполагает пренебрежение объектом В»¹⁰. Вебер, обсуждая этот вопрос, почти исключительно интересуется тем, что бюрократическая структура достигает: точность, надежность, эффективность. Та же са­мая структура может быть изучена с другой точки зрения, предпола­гающей амбивалентность. Что мешает организации, запланирован­ной для достижения этих целей?

По причинам, которые мы уже указывали, бюрократическая струк­тура оказывает постоянное давление на чиновника для того, чтобы он был «методичным, предусмотрительным, дисциплинированным». Если бюрократия должна действовать успешно, она обязана достичь вы­сокой степени надежности поведения, исключительной степени конформности по отношению к предписанным образцам действия.

⁸ Для дальнейшего обсуждения и применения этих понятий см. Kenneth Burke,
Permanence and Change (New York: New Republic, 1935), pp. 50 ff.; Daniel Warnotte,
«Bureaucratie et Fonctionnarisme», Revue de I'Institut de Sociologie, 1937, 17, 245. — При­
меч. автора.

⁹ Ibid, 58—59. — Примеч. автора.

¹⁰ Ibid, 70. — Примеч. автора.

И из этого следует фундаментальное значение дисциплины, которая может быть развита так же сильно в религиозной и экономической бюрократии, как и в армии. Дисциплина может быть эффективной только в том случае, если идеальные формы поддерживаются силь­ными чувствами, которые влекут за собой преданность обязанностям, тонкое восприятие ограничения власти и компетенции и методичное исполнение рутинных обязанностей. Эффективность социальной структуры зависит в конечном счете от группы участников, вдохнов­ленных соответствующими установками и чувствами. Как мы увидим, для внушения и укрепления этих чувств в бюрократии существуют определенные мероприятия.

Иногда можно заметить, что для обеспечения дисциплины (не­обходимой надежности реакций) эти чувства даже более сильны, чем это формально необходимо. Существует, так сказать, запас прочнос­ти в воздействии, которое оказывается на бюрократа для подчинения его формальным обязанностям. Это во многом похоже на заложенные инженером при проектировании опор моста добавочные денежные выплаты (смету, преувеличенную из предосторожности). Но именно это усиление ведет к перенесению чувств с целей организации на от­дельные детали поведения, требуемые правилами. Строгое соблюде­ние правил, первоначально задуманное как средство, превращается в самоцель, происходит хорошо известный процесс замены цели, из-за которого «техническая ценность становится конечной ценностью»". Дисциплина, легко интерпретируемая как конформизм к регулирую­щим инструкциям в любой ситуации и не рассматриваемая как мера, запланированная для специальной цели, тем не менее становится непосредственной ценностью для бюрократа в организации, с кото­рой связана его жизнь. Такой акцент, возникающий из замены пер-

¹¹ Этот процесс часто наблюдают в различных контекстах. Одним из его аспектов является гетерогония целей Вундта, другим — парадокс следствий Макса Вебера. См. также исследования МакИвера по трансформации цивилизации в культуре и замечание Лассуелла, что «человек отличается от животного своей неограниченной способностью достигать запланированной цели». См.: Merton, «The unanticipated consequences of purposive social action», American sociolodical Review, 1936, 1, 894—904. С точки зрения психологичес­кого механизма, этот процесс наиболее полно проанализирован Гордоном Олпортом, в обсуждении «функциональной автономности мотивов» Олпорт уточняет ранние форму­лировки Вудворта, Толмена и Вильяма Стерна и приходит к формулировке процесса с точки зрения индивидуальной мотивации. Он не рассматривает те фазы социальной структуры, которые ведут к «трансформации мотивов». Формулировка, принятая в этой главе, таким образом дополняет анализ Олпорта; одна подчеркивает психологический механизм, другая рассматривает напряжение в социальной структуре. Конвергенция пси­хологии и социологии в этом центральном понятии наводит на мысль, что возможен концептуальный мост между двумя дисциплинами. См.: Gordon W. Allport, Personality (New York: Henry Holt & Co., 1937), chap. 7. — Примеч. автора.