Динамика социально-классовой структуры современного российского обществе

Еще в 1950-1960-х годах югославский политик и учёный М. Джилас, автор книги "Новый класс" высказал предположение, что правящий в социалистических странах социальный слой, названный позже номенклатурой, будет стремиться перейти от коллективного владения государственной собственностью к частной собственности, которая надёжно гарантирует передачу высшего статуса следующему поколению управляющих. В тот период подобная мысль выглядела бессмысленным антикоммунистическим бредом: как могут революционеры, совершившие социалистическую революцию и ликвидировавшие частную собственность, ратовать за её восстановление? Прошло немногим более 30 лет, и прогноз Джиласа оправдался: реформы в Советском Союзе, задуманные для укрепления социализма, привели к "бархатным революциям" в странах Восточной Европы, реставрации капитализма и разрушению СССР. Владение частной собственностью снова стало неотъемлемым правом человека, а бывшая государственная, "общенародная" собственность очень быстро всеми законными и незаконными способами стала превращаться в частную.

Реставрация капитализма в России привела к тому, что смешанная сословно-классовая система расслоения, характерная для социализма, стала постепенно заменяться чисто классовой системой стратификации. Процесс этот ещё не закончился, но контуры новой социальной пирамиды становятся видны все отчетливее. Эта пирамида резко отличается от той, которая сложилась в развитых индустриальных странах, где большинство населения составляет средний класс. В России периода реформ ситуация иная: большинство населения принадлежит к разряду малообеспеченных и бедных и входит в состав низшего класса (70% населения и более). Высший класс составляет 3% населения. Доля среднего класса колеблется от 15% до 28% от общей численности населения.

Следует иметь в виду, что приведенные цифры отражают лишь общие пропорции в социальной иерархии. Реформы в России протекают неровно – продвижение вперед сменяется откатами назад. «Шоковая терапия» начала 90-х годов и «дефолт» 1998 г. привели к снижению уровня жизни большинства населения и не раз «сдвигали» границы между основными классами российского общества. Социологические исследования дают лишь «моментальный снимок» этого сложного и противоречивого процесса становления новой социальной структуры общества.

Так, результаты социологического исследования сбережений населения (проведенного еще до дефолта 1998 г.) по заказу Сбербанка группой профессора Н. Римашевской в 1996 г. – первой половине 1997 г.[lxxxviii] показали следующую картину социального расслоения.

На вершине пирамиды находятся богатые (3% от всего населения) – "новые русские" и сверхбогатые (ок. 2% населения) – "олигархи": предприниматели и высшие менеджеры компаний, работающих на внешний рынок, сбывающие за рубеж нефть, газ, лес, цветные металлы, алмазы и т.д.; руководящий состав крупных банков; руководители предприятий, успешно работающих на внутреннем рынке; представители политической элиты; звёзды спорта и популярной музыки; верхушка организованной преступности. Этот социальный слой владеет почти тремя четвертями (73%) сбережений, имеющихся у населения России, и 80% наличной валюты. У 2% сверхбогатых в руках 52,9% сбережений, они лично или через подставных лиц владеют контрольными пакетами акций крупнейших отечественных компаний и банков, владеют собственностью за рубежом. Для сравнения: у 51,9 % бедных граждан хранится 1,4% сбережений.

Следующая группа – так называемый "средний класс" – составляет 23% населения и включает: различное самозанятое население – мелких и средних предпринимателей, торговцев, "челноков", а также "специалистов" – квалифицированных наёмных работников, занятых на инофирмах, в совместных предприятиях, в банках, на предприятиях топливного комплекса (нефтяники, газовики), в сфере обслуживания слоя богатых и сверхбогатых. Сюда же входит часть профессиональных политиков (например, депутаты Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации), работников аппарата государственного управления, в том числе высший руководящий состав армии и силовых ведомств. По уровню сбережений эта группа включает две подгруппы – высокообеспеченных, составляющих 5,8% от всего населения и имеющих 15,5% сбережений, и среднеобеспеченных, составляющих 18,2% и имеющих 8,7% сбережений.

Наконец, основание пирамиды составляет «низший класс» - 71% населения, в который входят малообеспеченные – 19,1% населения (1,9% сбережений) и просто бедные -51,9% населения. В группе бедных 40% семей не имеют никаких сбережений, а 24% – сбережения в сумме не более 1000 руб. на семью. По социальному составу эта группа включает: рабочих и служащих бюджетной сферы, государственных предприятий, колхозников, научных работников, преподавателей вузов, основную массу военнослужащих, а также сотрудников милиции.

Первое, что бросается в глаза при анализе современной социальной пирамиды – это значительная дифференциация доходов. Уровень дифференциации доходов показывает децильный коэффициент, для расчёта которого сумма доходов 10% населения, имеющего наивысшие доходы, делится на сумму доходов 10% самых бедных. По данным Госкомстата, этот показатель в первом по­лугодии 1997 г. составил 13,1 в среднем по России. По данным группы профессора Римашевской на конец 1996 г. доходы 10% самых богатых в 20,5 раза превосходили доходы 10% самых бедных. В развитых капиталистических странах децильный коэффициент колеблется в пределах 7-10. По расчетам Госкомстата России, в 1980-х годах в СССР этот коэффициент составлял 3 –5 единиц.

Проблема бедности превратилась в острейшую социальную проблему современной России. Именно бедность ограничивает доступ значительной части населения к ресурсам социального развития (качественному образованию и здравоохранению, интересному и высокооплачиваемому труду, содержательному отдыху). Бедность мешает полноценной социализации детей и молодежи, вызывает в обществе социальную напряженность и препятствует нормальному ходу реформ.

Официальная российская статистика исходит из концепции «абсолютной бедности», согласно которой к бедным относят граждан с доходами ниже стоимости прожиточного минимума, который определяется как стоимость «потребительской корзины» - минимального набора продуктов питания, непродовольственных товаров и услуг, необходимых для сохранения здоровья человека и обеспечения его жизнедеятельности, - плюс обязательные сборы и платежи. Такая методика оценки бедности была введена в 1992 г., когда в результате «шоковой терапии» средние доходы населения упали в 2-3 раза. До 1992 г. для оценки состояния бедности использовался другой показатель - «минимальный потребительский бюджет», который почти в два раза превышал (в сопоставимых ценах) стоимость новой потребительской корзины.

По данным Госкомстата России доля бедных в составе населения, рассчитанная по макроэкономическим показателям, колебалась в течение последних четырех-пяти лет в пределах 25-30% (в 2002г. – 25%). В то же время, оценка уровня бедности на основе выборочных обследований домашних хозяйств, которая также проводилась Госкомстатом, дала другие результаты – в 1997-2000 годах численность населения с доходами ниже прожиточного минимума составила 50%.[lxxxix] Так выглядит проблема бедности на основании официальных статистических данных. Эти данные противоречивы, но при любых методах оценки проблема бедности – это проблема десятков миллионов граждан России.

Следует иметь в виду, что оценка бедности всегда носит условный, конкретный характер. Она зависит от экономического развития страны, уровня жизни населения и сложившихся стандартов потребления, так, что «бедный» в одной стране может выглядеть «богатым» в глазах «бедных» другой страны.

В мировой науке и практике существует три основных подхода к определению бедности. Абсолютная бедность имеет место тогда, когда душевые доходы ниже прожиточного минимума. Относительная бедность - это неспособность семьи обеспечить себе сложившиеся в данном обществе стандарты потребления (например, когда семья не может обеспечить себя предметами длительного пользования). Субъективная бедность определяется на основе собственных оценок населением своего материального положения. В международных исследованиях, проводимых ООН, статус бедных получают только те семьи, которые соответствуют одновременно всем трем типам бедности.

«Прожиточный минимум», определяющий верхнюю границу бедности, в разных странах рассчитывается по-разному. В США, например, за основу прожиточного минимума берется стоимость типичного уровня жизни американской семьи из 4-х человек (работающий муж, неработающая жена, мальчик 12 лет и девочка 8 лет). В состав бюджета включается стоимость товаров и услуг, которые имели место по крайней мере, у половины обследованных семей. В 1996 г. этот минимум составлял в расчете на месяц для одинокого человека 666 долларов и 1337 долларов для семьи из 4-х человек.

В Великобритании потребительская корзина включает расходы на питание, алкогольные напитки и табачные изделия, оборудование и содержание жилья (мебель, электроприборы, коммунальные услуги, телефон и др.), организацию отдыха и путешествия, содержание автомобиля и пользование общественным транспортом.

Во всех странах Европейского Союза минимальный потребительский бюджет равен 50% среднего дохода населения. А вот, в ряде бывших социалистических стран восточной Европы (Болгарии, Венгрии и др.) в силу ограниченных финансовых возможностей, верхняя граница бедности устанавливается гораздо ниже (иногда в несколько раз) минимального потребительского бюджета или минимальной заработной платы. В странах Ближнего зарубежья – Украине, Белоруссии, Молдове, Казахстане – бедность оценивается примерно по той же методике, что и в России.

Более полную и подробную информацию о численности и социальном составе российских бедных дают специальные исследования. Крупнейшими научными центрами России, которые занимаются комплексным изучением проблем уровня жизни и доходов населения являются Всероссийский центр уровня жизни при Минтруде России и Институт социально-экономических проблем народонаселения РАН.

Так, по данным Института социально-экономических исследований РАН[xc] в истекшем десятилетии численность бедного населения колебалась в пределах от 30 до 60 млн. чел. Учитывая, что российский уровень прожиточного минимума обеспечивает лишь физическое выживание, в среднем, около 45 млн. российских граждан находятся в крайне тяжелом положении - они либо выживают, либо переходят в слой маргиналов и постепенно опускаются на социальное дно.

Социальный состав российских «бедных» выглядит следующим образом.

В демографическом плане доля супружеских пар с детьми и другими родственниками в составе бедных – 50,8%; доля неполных семей, которые также могут включать в свой состав других родственников – 19,4%; доля детей до 16 лет - 27,3%; доля лиц пенсионного возраста – 17,2%; доля лиц трудоспособного возраста – 55,5%. Если же взять долю демографических групп бедных в составе всего населения, то российские бедные - это 52,4% (более половины!) от общей численности детей в возрасте до 16 лет, 39,5% от общего числа женщин и 35,6% от числа мужчин.

В социально-профессиональном плане к основным группам взрослого бедного населения относятся следующие: более одной трети (39%) – это работающие, около одной пятой (20,6%) – пенсионеры, 3% - безработные, 5,3% - домохозяйки, включая женщин, находящихся в декретном отпуске по уходу за ребенком.[xci]

Обращает на себя внимание самая большая по численности группа - «работающих бедных». По мнению многих специалистов – это чисто российский феномен. Если работник трудится полный рабочий день и при этом не может себе обеспечить минимум средств существования – это означает, что он оказывается неспособен обеспечить даже простое воспроизводство своей рабочей силы, и это означает также, что работник поставлен в условия, когда он, как рабочая сила, непременно начнет деградировать.

Существование бедных слоев населения всегда сопровождается интенсивными процессами нисходящей социальной мобильности, в результате которой часть бедных постепенно утрачивает связи со своей социальной группой, превращается сначала в маргиналов, а затем – в пауперов, то есть опускается на «социальное дно». О «социальном дне», о его размерах, структуре мало что известно, хотя все знают о том, что оно существует.

Первое серьезное исследование «социального дна» в России было проведено Институтом социально-экономических исследований РАН в апреле 1996 г. в шести крупных городах: Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Красноярске, Воронеже и Екатеринбурге.

Результаты исследования показали,[xcii] что «социальное дно» - это 10% городского населения России, или 10,8 млн. человек, в составе которых 3,4 млн. человек – нищие, 3,3 млн. – бомжи, 2,8 млн. – беспризорные дети от 6 до 17 лет и 1,3 млн. человек – уличные проститутки от 14 лет и старше.

«Социальное дно» России имеет преимущественно «мужское лицо» - среди его обитателей две трети – мужчины и одна треть – женщины. Средний возраст нищих и бомжей – около 45 лет, беспризорников – 13 лет, проституток – 28 лет. Большинство нищих и бомжей имеют среднее и среднеспециальное образование, а 6% нищих, бомжей и проституток – высшее. Три четверти обитателей социального дна (71%) лишены постоянного жилья, две трети (62%) не имеют родных и близких, одна треть (30%) – фактически изолированы от общества.

Российское «дно» социально опасно – его обитатели склонны к насилию и связаны с преступным миром. 85% беспризорников и 34% бомжей имеют холодное оружие, 28% - огнестрельное. Криминальные структуры контролируют проституцию и нищенство. По данным Комитета социальной защиты г. Москвы, средний доход бездомного попрошайки составляет 1 тыс. руб. в день. Преступный мир привлекает представителей социального «дна» к наркобизнесу и для выполнения «грязной и опасной работы».

«Социальное дно» в России – это изолированный, замкнутый мир, социальные контакты с которым происходят, главным образом, по линии правоохранительных органов. Более двух третей его представителей побывали в милиции, а почти четверть – отбывали срок в тюрьме. Исследование показало, что обитатели «дна» способны на активные социальные действия и готовы к социальному взрыву. По отношению к государственным структурам только проститутки настроены лояльно и снисходительно – о остальные (беспризорники, нищие, бомжи) озлоблены.

По данным исследования самая большая вероятность оказаться на «социальном дне» у одиноких пожилых людей (72%), у пенсионеров (61%), у инвалидов (63%), у многодетных семей (54%), у безработных (53%), у матерей-одиночек (49%), у беженцев (44%), у переселенцев (31%). Угроза обнищания нависла над целыми социально-профессиональными группами. По экспертным оценкам для учителей, низко квалифицированных работников (в том числе крестьян), инженерно-технических работников, творческой интеллигенции, научных работников угроза нищеты составляет 24-32%.

Размеры «социального дна» прямо связаны с долей бедных в составе населения – с увеличением числа бедных возрастает и поток людей, которых оно засасывает. Масштабы социального дна в России примерно в два раза выше, чем, например, в США и Великобритании. Вместе с тем, сегодня внимание и реальная помощь обитателям «дна» со стороны общества крайне ничтожна и к тому же направлена не на причины его возникновения, а на следствия. Частная благотворительность носит эпизодический характер, а официальная государственная помощь явно недостаточна – на всю страну имеется около 30 ночлежных домов.[xciii] Для решения проблемы нищеты необходима общенациональная социальная программа, которая включала бы в себя не только реабилитацию тех, кто уже оказался на «социальном дне», но и комплекс превентивных профилактических мер, предотвращающих его пополнение.

Бедность и нищета являются острыми социальными проблемами, однако процессы вертикальной социальной мобильности ими не исчерпываются. Интенсивная вертикальная мобильность в современном российском обществе не является однозначно восходящей или нисходящей - она ведет и к изменению социального статуса прежних социальных слоев и групп населения и возникновению новых, не существовавших ранее. Большая часть средних и низших слоев бывшего советского общества (рабочих, крестьян и интеллигенции), которая сохранила свою связь с государственным сектором, опустилась вниз по ступеням социальной иерархии. На верхних и средних ступенях общественной лестницы разместились новые социальные слои – крупные и средние предприниматели, использующие наемную рабочую силу; наемные работники частного негосударственного сектора; индивидуальные предприниматели; высокооплачиваемые специалисты - работники инофирм и процветающих отечественных предприятий.

Негосударственный, частный сектор в современной России уже охватывает все основные сферы жизнедеятельности общества. Здесь находятся добывающие, обрабатывающие отрасли, торговля, образование, сфера обслуживания, печать, средства массовой информации. Сюда в негосударственные структуры переливаются, как правило, наиболее квалифицированные кадры из тех же «бывших» рабочих, крестьян и интеллигенции. При этом многие работники предпочитают находиться сразу в двух секторах, оставляя за собой места в государственных учреждениях и рассматривая их как форму социального страхования.

В прежнем правящем слое произошел процесс расслоения. Одна часть партийно-государственных функционеров сохранила свои места во властных структурах или вошла в новые представительные органы. Другая часть "обуржуазилась", используя свою монополию на распоряжение государственными ресурсами и информацией, а также общее несовершенство хозяйственного законодательства, для конвертирования государственного имущества в частную собственность. Третья часть функционеров опустилась по социальной лестнице вниз, обретя статус профессиональных специалистов.

Структурные изменения, которые произошли в российском обществе с начала 90-х годов, активизировали те основания стратификации, которые в прежние советские времена, хотя и существовали, но не могли проявляться широко и открыто.

В ходе перестройки и последующего развала Советского Союза усилилась этническая сегрегация представителей нетитульных национальностей, которые сдвинулись на относительно более низкие ступени общественных лестниц. Примером может служить социальный статус лиц, так называемой «кавказской национальности» и другой «иностранной» рабочей силы из ближнего зарубежья в г.Москве.

Усилилась стратификация по профессиональному признаку: усложнился набор профессий, изменилась их сравнительная привлекательность в пользу тех, которые обеспечивают более солидное и быстрое материальное вознаграждение. Удлинился список "альтернативных профессий" (например, биржевых брокеров, мелких «торговцев-челноков», профессиональных нищих, проституток обоего пола и т.п.). Происходит оформление нового социального слоя – безработных, лишенных и собственности, и стабильных рабочих мест. Внедряется двойной стандарт в систему доступных образовательных сертификатов – российских и западных.

В культурно-символической иерархии на верхние ступеньки поднимаются группы, объявившие себя носителями западной теории и методики проведения рыночных реформ; другие, сделав политическую карьеру, называют себя "избранниками народа" и вершат судьбы России; третьи считают себя "бизнесменами" («новыми русскими») и выделяются демонстративно дорогим образом жизни.

Изменения не обходят стороной и физико-генетическую стратификационную систему. Так, наблюдается сильная коммерциализация групп, обладающих особыми физико-генетическими данными (физическая сила, выносливость, внешняя привлекательность) - формируются наемная армия и профессиональный спорт, самостоятельными сферами занятости становятся проституция и рэкет. Усиливается также социальная значимость возрастных, поколенческих различий – старшие поколения, занимавшие в советские времена верхние ступени социальной иерархии практически во всех сферах жизни общества, опускаются вниз, уступая свои места представителям молодого и среднего поколений.

Развитие новых общественных отношений резко активизирует проявление двух закономерных тенденций. С одной стороны, радикальные изменения в формах собственности, затрагивающие коренные интересы населения, открывают неизвестную прежде свободу в действиях, создают возможности для более полной реализации личности; с другой - усиливают ее социальное отчуждение. Резкое падение уровня жизни широких слоев населения, сопровождавшее российские реформы 90-х годов, привело к тому, что новыми открывшимися возможностями и свободами рыночной экономики смогли воспользоваться лишь немногие, – а именно, те, кто уже имел на тот момент отношение к властным структурам или контролю над финансовыми и товарными потоками.

В заключение необходимо сказать, что процесс перехода от сословно-классовой системы стратификации, сложившейся при социализме, к классовой системе расслоения, характерной для капитализма, еще не завершен, поскольку не завершен процесс перераспределения власти и собственности. В современном российском обществе сосуществуют две системы социальной стратификации: прежняя, сословно-классовая (номенклатурная), построенная на иерархии власти и формальных административных рангах, и новая, классовая, основанная на собственности и доходе. Дальнейший ход этого процесса во многом будет зависеть от политических и экономических условий развития России в ближайшем будущем.