7 страница. – Одинаковые одинаково-тупые

– Какие?

– Одинаковые… одинаково-тупые.

– Ну, не перебарщивай, еще не столько выпил.

– Просто я злой!

– Интересно, с чего бы это?!

Глава XVII

Костёр

Костёр горел исправно, я вколол себе две дозы для профилактики, чтобы ночью припадка не случилось. Это конечно больше, чем обычно, но я почувствовал, что так нужно. Гарантий, конечно, никаких, но практика показывает, что шансы есть и хорошие. Мои чувства меня периодически обманывали, где деве – там одна должна была быть, а где одна, там две. Да я и не скрывал, что стал зависимым, как и многие другие. Дозы стали слабее действовать, всё время жутко болел живот, понос, частенько подташнивало, а иногда даже рвало, не пойми чем. Надо полагать желудочным соком. Иногда кровью, но не сильно. Видимо язвы появились, хоть я их ждал куда раньше. И постоянно хотелось спать. У меня промелькнула было мысль не принимать дозу на ночь и спокойно отдать концы во сне, как это должно было быть. Но я прекрасно понимал, что так не будет. В моём случае смерть быстро не приходит и она одна из самых ужасных, что я видел. Умирать было страшно. Но не потому, что жить сильно хотелось, от жизни я уже устал, страшно было за получившееся и недовведенное до конца творение. Я просто не мог бросить всё это, как бы хреново мне не было. Порой моя педантичность вгоняла меня в депрессию. От чего становилось ещё хуже. И обычно я приходил к одному и тому же. Принять дозу и лечь спать, за ночь организм немного отдохнёт и завтра будет легче. Но это всё полная чушь. Каждый раз завтра наступало, а легче не становилось. Так я себя успокаивал, больше надежд никаких не было, и быть не могло. Тупо самовнушение во что-то там. А во что? Я и сам не знал.

Однажды меня спросили, для чего я живу. На что я не знал, как ответить, ибо мне тогда было лет двенадцать. Я и теперь толком не знаю… хотелось в своё время, как всем, как нормальным людям, обзавестись семьёй, детьми. Работу хорошую. Но теперь всё это будто бы перестало иметь значение. Нужно выжить! И сохранить труды. Труды были важнее жизни, вот только доверить их было некому. А даже если бы и было кому, как можно доверить кому-то то, что сидит внутри тебя. Разве что им можно было бы доверить тайну. Но самые надёжные люди, хоть и не признавали всё это, и не предавали, вроде как, однако к ним страшно было обращаться даже за малейшей помощью. Отчего выход был один. Либо пан, либо пропал. Посему я в своё время решил абстрагироваться ото всех. И выиграл в рулетку, если можно так выразиться.

Я очень долго не мог заснуть, да и лежать в непривычных американских спальниках было непривычно и неудобно. Где-то под подкладкой ягодицы периодически нащупывали мелкие подлые камушки и горбыли. Крутился, ворочался. Что угодно, только не сон. К двум часам ночи захотелось есть. С едой было туго, пришлось жевать армейские пайки. Ну, хоть вода в машине нашлась.
Долго я просидел, смотря, на беззаботно вьющийся огонь, а потом меня пробрало ностальгией. Почему не растёт трава и когда я последний раз её видел? На счёт первого так и не разобрался, а вот по второму пункту вспомнил, что последний раз я обращал внимание на траву ещё перед самым вторжением иностранных войск. Стоял себе на балконе, курил, потягивал пиво из стаканчика, который, кстати, разбился, когда наш район обстреливала артиллерия. И смотрел на траву с деревьями, которые росли прямо под окном. Да, это был последний раз, когда я обращал внимание на красоту природы. И тут меня понесло дальше. Я вскочил, как ужаленный и начал ходить вокруг “Хаммера” и искать зелёную траву, сорняки, мох и вообще всё, что может расти из-под земли, кроме крестов. Поиски заняли пару минут, но свершилось. Я таки изыскал зелень, пробивающуюся из треснувшего асфальта, покрытого песком разрухи и, не зная названия сия чуда, просто сел рядом и стал на него пристально смотреть да размышлять.
Мысли были разные, и сконцентрировать их не удавалось, да и было лень это делать. Сорняк, сорняк. Всё крутилось в голове. А чуть позже навеяло. Сорняк ассоциировался с лагерем, из которого я так спешно сбежал. Мысли ведь не стоят на месте даже в больной голове? Подсознание уже спало, от чего можно было пофилософствовать, избежав излишнего сарказма. Скажем, с точки зрения западных властей, которые воткнули тут свою демократию, существование таких лагерей банд-формирования, как этот попросту незаконен. А по сему, должен был быть уничтожен. К тому же таких лагерей ведь много по стране. Они время от времени убивают их военнослужащих – реакция властей нуль. Хозяевам плевать на своих солдат, что за них жизни кладут? Или есть высшая цель, чем-то оправданная? Видать политика. Большая и очень сложная, которую конечно знает только тот, кому положено знать. Я понимаю, вертолёт пригнать трудно. Если они неработающих стингеров боятся, что будет с рабочими? Собьют вертушку. С другой стороны, тут не так уж и далеко аэродром возвели. Прислать, какой-нибудь реактивный истребитель и управляемыми ракетами пройтись. Всего-то дел. Но годы идут, а этого не происходит. Значит, либо самолёты у них такие плохие, либо пилоты, либо… это выгодно. Предположим, я живу в своей квартире с котом. Кот полезен, отчасти. Ночью спать ложишься, он приходит, топчется, мурлычет, обнимает и просто приятно. Сравним его с перебежчиками и продажными тварями мира реального. Предположим, есть в доме клопы – народ населения, бесполезные гады, которые едят, размножаются и плохо пахнут. А есть пауки, которые почти не кусаются и живут на полном обеспечении. И уничтожают клопов в своих интересах. Вот пауков и не убивают, когда повсюду клопы. В простонародье – гражданская война. Единственное, что о реальной цели верхушки остаётся лишь догадываться. Но думается, всё равно ничего хорошего там не замышляют и паталогически на такое не способны. Вот сижу я себе и думаю о маленьком зелёном кустике и, казалось бы, что в нём такого. Как человек не тупой, понимаю, что сорняк просто пророс потому, как ему повезло, к тому же дожди на досуге прошли. Ничего необычного. А если с философской точки зрения поглядеть, то можно так углубиться в размышления, что в какой-то момент может даже привидеться связь этого события с окончанием войны. Хотя конечно, война, как таковая, уже завершилась. Осталось лишь дождаться вывода иностранных войск из нашей страны. Ох, Джеймс, может ты и хороший человек на самом деле, от чего мне тебя и жаль.
Думал долго и о разном. В итоге, усталость дала о себе знать. Я один спальник положил под другой и забрался туда, где было помягче. Тёмный экран не заставил себя сильно долго ждать. Конечно не райские кущи, но что-то приятное во всем этом было. Мне вдруг вспомнилось, как в детстве, еще пацанами, ходили в турпоходы и бывали в пионерских лагерях. Тогда мне все это не нравилось, казалось, будто родители пытаются от тебя держаться подальше месяц-другой. Сейчас бы я что угодно поменял на такое времяпрепровождение. Но детство кончилось. Что тут поделаешь?

Мир жесток: я, костер, спальник. Вот так все просто и банально.

Глава XVIII

Воспоминания о былой любви

Утром я проснулся с загадочным чувством озадаченности, Вколол дозу. Нужно было срочно придумать, куда двигать дальше. Сидеть на месте было нельзя, машину будут искать и найдут рано или поздно.

Мозг еще спал, но подсознание хорошо было натаскано и знало свое дело. Оно вело меня вперед, невзирая на страх и риск. Да и куда же без этого? Я с трудом вынул продырявленную крышку бензобака и действительно удостоверился в том, что бак почти полон. Правда пуля пробила пробку насквозь, и резьба пришла в негодность, от чего вернуть ее на место не получилось. Пришлось выбросить, а отверстие законопатить тряпкой, что изыскалась в кабине машины.

Мне часто говорили, что я идиот, но плевал я всем им в лицо, и все же смог наладить рацию на их частоты, оказалось, что заморыши особо-то и не шифровались, я кучу кнопок перебрал, но знания по техническому английскому себя оправдали. Ктобы мог подумать, что в черте города они будут использовать УКВ. Я подумал и был, как всега прав.

Хоть я и понимал английскую разгворную речь через слово, но смог понять, где нужно прятаться от патрулей и беспилотных аппаратов, а главное я знал когда. Как электронные шахматы! Почти. Только тут живые люди. В реальности они куда опаснее искусственного разума. Ибо их действия непредсказуемы. День, не считая припадков, которые вошли в мою жизнь, как нечто обыйденное и соверешнно нормальное в понимании, был достаточно скучным и не привлекательным. Поначалу я съел завтрак туриста, снова обнаруженный мной же в машине. Но познее, к вечеру, я об этом очень сильно пожалел. Голод не давал действенно мыслить, я все еще вел “Хамвей”, но очень устал. Катался я бесцельно, съездил за город, на озеро, искупался, хоть и было холодно, зато это не тот вам вонючий душ. Тот второй все еще спал. Это было подозрительно. В одно время я даже начал сомневаться, не сошел ли я с ума в очередной раз. Нет! Я в этом был уверен, просто кастрофически устал. Нужен был отдых... однако по рации передали, что сегодня ночью город будет усиленно патрулироваться. Я не стал искушать свою, и без того безнадежную судьбу, и решил, что пока товарищ дремлет в летаргическом сне, я без его ведома вернусь в лагерь. Однако без машины, по сему, как стемнело, я припарковался в старом разрушенном гаражном комплексе. Взял сумку, выгреб все из аптечки и перешел поле, по колено, вымазавшись в то, что там было.

На ужин подали опять крысу и десерт. Полбутылки пива, почти без газов. Моча ослиная. Но всё же. Этот рейд удался, и они ограбили очередной плохо охраняемый склад. Говорят, убили троих. Врут наверно, я думаю, что там вообще никого не было. Хотя кого-то они явно завалили. На паре ребят болтались новые шмотки. А у здоровяка появился прострелянный в двух местах бронежилет. Хоть их не трогать местным властям на руку, вечно это продолжаться не может. К тому же конфликт боевых действий себя уже исчерпал, как только мог. И мне кажется, что эту лавочку скоро заморышы прикроют. Пришлют самолёт и разнесут тут всё в клочья. Так сказать шестое чувство. Интуиция проявлялась крайне редко, но я её всегда слушал, и она не раз спасала мне шкуру в том или ином виде. Я решил завтра же с утра свалить отсюда подальше. Пойду в свой одинокий рейд и не вернусь. Вот и всё.

Крыса подошла к своему логическому концу и иссякла. Собственно, как и пиво. Я подумал, раз уж меня сейчас никто не трогает, то не стоит поднимать ажиотаж на счёт морфия. Лучше завтра, а то и гляди, обворуют за ночь и ещё сопрут остальное. Винтовку я разрядил. Патроны спрятал в карман своей новой полукуртки полу-майки, а ствол заначил за пределами этого концлагеря. Под деревом в каком-то мусоре. Закрутил на всякий с случай в пакет и сунул в армейскую сумку. – “Вдруг дождь”. Машина была чуть дальше, за полем. Там начинались гаражи и сто лет никто не ходил. Скорее всего, никто не найдёт, даже если пытать будут. Не успела мысль о дожде улетучиться, как вдалеке сверкнула молния. Спустя полминуты прокатился отдалённый раскат грома. Километров пятнадцать надо полагать. И ветер в нашу сторону, значит, скоро польёт. День промчался скучно и незаметно. Время – такая непосредственная штука.

Возле душа четверо играли в козла, явно с каким-то новичком. По ходу, это он передо мной сюда заявился. Эти двое по-прежнему резались в карты, но на редкость тихо. Мимо сараев час от часу ходили сторожа с ружьями и снова пропадали в темноте. Для такого отстоя я чувствовал себя довольно уютно. Лучше было только дома. Вот только дома теперь больше не было.

– Ну, что загрустил. Ты вроде как поговорить о чём-то хотел? Сейчас самый подходящий момент.

– Да. Хотя я думал, что ты сегодня уже не появишься…

– Ну-ну, я же обещал. А я весь в тебя, сказал – сделал!

– Смотрю, наконец-то в тебе начали появляться хорошие черты, ещё бы немного манер добавить.

– Даже не знаю, я и так себя неплохо чувствую. Я так понимаю, это будет некая любовная история?

– Ну, что-то вроде. Хотя скорее история разочарований в любви.

– Это как? Я вижу картинку, но всё как-то спутано и непонятно.

– О. Это долгие годы хранилось внутри меня. Настолько долго, что я даже случайно научился забывать.

– Ладно, а в чём суть?

– Ну, суть в том, что была у меня одна девушка. Хорошенькая на первый взгляд, ну, не только по красоте, но и в остальном тоже ничего.

– И что?

– Так вот, жили мы какое-то время. А потом она ушла к другому.

– Блин, классический случай! И что в этом такого?

– Тут дело во мне, я просто не попадал под стандартную марку весёлых тупых парней с большими папиными деньгами. Мне нужна была тишина, уют, домашний очаг и всё такое. И чем скромнее, тем лучше. У меня было много плюсов по сравнению с любым. Надёжность, верность, уверенность в завтрашнем дне и так далее. Но им такое не нравиться! Женщины в своём большинстве хотят, чтобы всё было легко и просто, и весело ещё, при чём, так постоянно.

– Это ты типа учишь меня сейчас, как обращаться с дамами?

– И да, и нет. Если всё удастся, тебе это ещё как пригодится.

– Ну ладно, и что дальше?

– Но, не смотря на всё это, она всё же ушла. Одно время я думал, что из-за моей ущербности. Ну, кому на хрен нужен калека, да к тому ж ещё и бедный, хотя, скорее, среднего класса.

– Это не правильно? Ясное дело, что баба подсознательно думает о том, кто обеспечит её ребёнка или детей, и её саму…

– Так кто же спорит?!

– А в чём тогда дилемма?

– Как посмотреть. Ну, ты сам знаешь, какое у меня здоровье, нет, понятно, что тогда я был куда в лучшей форме. Однако дело не в этом.

– А в чём тогда? Опять в деньгах?

– И да, и нет. Сами они никогда не признаются, чтобы не попортить хорошее впечатление о себе. Хотят, чтоб их всегда любили! Но ведь все это знают и знают, что так не бывает. Единицы может быть… да и то вряд ли. Такой стереотип нынче сложился. Бабы любят деньги – это нормально. Только я не люблю баб, которые любят деньги и это ненормально, потому что эти же бабы считают, что я ненормальный.

– И?

– Со временем я пришёл к простому выводу. Существует всего два правила, как быть “человеком”, причём достойным. Пункт первый – уважать себя, пункт второй – любить другого, безвозмездно. Если нарушить хотя бы одно из этих правил, ты автоматически становишься моральным уродом.

– То есть, если уважать себя, но никого не любить – это как мой стереотип, то выходит, что я моральный выродок?

– Ты учти, что понятие любви, оно растяжимое. И тебе пока что чуждо.

– Ну и что, я всё равно никого не люблю, у меня даже собаки нет.

– Ну вот, вроде понял. А если наоборот, то это будет мой стереотип.

– Ха! Ты тоже моральный урод, круто!

– Нет, не круто, я не всегда был таким. Пока я над этими правилами не задумывался, всё само собой получалось. Однако она запрещала мне уважать самого себя. И тогда я стал сильнее любить её, это как, если человека лишить зрения, он начинает лучше слышать. Но благодаря всему этому я стал тем, кто я есть. Жёсткой скотиной, ну, а дальше ты и сам знаешь…

– Уродом.

– Уродом я был, я стал моральным уродом. В квадрате, если нравиться. Суть в том, что когда ты кого-то любишь, тебе есть с чем сравнивать. А именно пункт первый. Больше начинаешь разбираться в людях, узнаёшь что-то новое, пусть даже и неприятное о других и о себе тоже.

– То есть, ты хочешь сказать, что она сама превратила тебя в морального урода и из-за этого же бросила? Это же нонсенс?!

– Собственно говоря да, но я это называю несколько иначе. Это факт.

– Жестоко.

– Жестоко другое, тот к кому она ушла, тот ещё аморальнее урод, он из твоей категории, любить не умеет. Однако у него более примитивный мозг, хорошо подвешенный язык и видимо, ещё более подвешен...

… – Ну, как человеческий фактор, это просто какое-то паскудство.

– Согласен, наполовину. Но всё ещё сложнее, как она сказала, его она любит, а со мной хочет быть, потому что я надёжный и всё такое.

– Простите босс, но, по-моему, это какое-то блядство!

– Короче, она сама не знала, что ей надо.

– Но тогда ведь выходит, что она не моральный урод, но поступок по истине аморальный.

– И это ещё не всё. Там был не один поступок.

– Но я же вижу твоё отношение к людям, таких, как она ты безо всяких колебаний относишь к моральным уродам, но сам при этом говоришь, что это не так. Как понять этот маразм?

– Дело в том, что я её люблю. Или любил, я уже и сам не знаю, что есть истина. Прикол в том, что ты тоже. Так запрограммирована твоя личность. Просто ты этого пока не знаешь.

– Блин, это конечно для меня новое чувство, но я думаю, если бы любил кого-то, то знал бы об этом. Или хотя б догадывался.

– Не факт.

– То есть ты хочешь сказать, что я всё же не моральный урод?

– Да, и не физический тоже. По этому, когда меня не станет, будь самим собой и главное, соблюдай эти два простых правила.

– Эм… Что тут скажешь?

– Я хочу, чтобы после войны ты её нашёл, я знаю, что она жива и адрес дам. Справки как-то наводил.

– Ты с ума сошёл? Как ты себе это представляешь? Я такой прихожу, привет Саша, а вот и я. И у нас любовь-морковь с первого взгляда. Да мы друг друга знать не знаем!

– Кретин! Ты забыл? Ты – это я. Только исправленная и дополненная версия.

– Но я её не знаю.

– Я тебе расскажу.

– А ты всё знаешь?

– Достаточно, чтобы ты смог дальше сам продвигаться. Заодно и с другими людьми пообщаешься. А то всё со мной да со мной. Сам себе сынок, что ли…

– Не, ну чего? С тобой не соскучишься!

– Это другое. И меня надолго не хватит. Тут ты, как у себя дома. Война. Потом придётся забыть про неё. А там… там для тебя будет “terra incognito”. Кстати, всё это тоже является частью моего хитроумного плана.

– Каким боком? Я думал, это просто розовые сопли для тех, кому за тридцать.

– Нет, тем самым и я с твоей помощью в итоге добьюсь того, что не получилось сделать при жизни и ты подрастёшь, поумнеешь и сам встанешь на ноги. Это надо сделать!

– Сам не знаю отчего, но интересно стало. Ладно, рассказывай.

– Ну, начнём по порядку… – и время растянулось, как резина, до поздней ночи Женя разговаривал сам с собой. Благо, что на него уже никто не обращал внимания. Дружба дружбой, а табачок врозь. Исходя из этой поговорки, люди в большинстве своём просто обходили его стороной, то ли из-за ненадобности, то ли просто так. Неадекватных придурков в лагере и без него хватало. Возможно, даже думали, что он переборщил с дозой. Правда никто не знал ничего наверняка и все ходили стороной, несмотря на то, что его знаменитая койка “Ночи стингеров”, заляпанная кровью, стояла чуть ли не рядом со столовой. Да-да, койку ему всё же прежний хозяин оставил. Нашёл себе место получше. Хотя, кто знает, может здоровяк словечко какое, замолвил, А вообще, здоровяк – этот, конечно бесспорно мужик суровый, но не такой уж и плохой, коим хочет казаться. К тому же у него не особо выходит скрывать свою душевную доброту. Хорошего человека должно быть много. Прямо вот как-то так. Не больше, ни меньше. В самую точку.

Предыстория

Часть VII

– Спорю, ты снова будешь напрашиваться в друзья!

– Ну, и когда уже? – навязчиво спросил Влад.

– А ты не боишься ответственности?

– Нет!

– Ты же понимаешь, что это не из двух голых девок одну выбирать. Или даже из толпы. Там принятие решения – фактор времени. А тут другое…

– Как-то последнее время никто больше не собирается, не заметил?

– Да… есть немного. – Грустно произнёс Женя и добавил: – Хотя недавно к Тоше заходил. Посидели, выпили, поговорили о всяком разном.

– Но согласись, это уже всё не то.

– В целом ты наверно прав. Говорим реже, говорим меньше, а отдачи разговоры вообще не дают никакой. Раньше помогало. Легче было, что ли. А может мы постарели.

– Ой, ну, так уж и постарели?!

– Ну, я в моральном смысле. Для людей! – И про себя добавил, – “А для меня и в физическом плане тоже”. Затем оторвал взгляд от пластикового стаканчика, продолжил: – Да, детство кончилось. Все сводят к этому. Все стареют, заводят семью. И так далее, это называется белый круг, если мне память не изменяет…

– Чё это за херня?

– Скажем так. Есть белый человек. То есть человек, который себя таковым считает. Хотя им может быть и чёрный, это просто метафора такая. И этот человек создаёт вокруг себя соответственно круг, такой же белый, как и он сам. В этом кругу всё хорошо и всё правильно. А все остальные находятся там, за чертой. И эти белые люди идут за грань и заставляют, и вынуждают других людей, не похожих на них просвещаться, что ли. Просвещённых принимают в свой белый круг, а остальных, да, лучше и не знать, что делается с остальными людьми.

– И?

– И мне кажется, что именно это и происходит. Все стали белыми, а я остался за чертой. Они меня уговаривают, стань умнее, стань взрослее, и давай к нам! И бла-бла-бла. Они все думают, что их точка зрения идеальна. А я думаю, что из-за их идиотизма Мир однажды рухнет. Кто же прав на самом деле – не знаю. Может судьба человечества именно в этом и заключается. Вот так по тупому размножаться, да в благах материальных пребывать? Тем не менее, считаю в свою защиту один детский довод.

– Какой?

– Тогда, давно ещё, все клялись, давали обещания. Как правило, либо по поводу любви, либо о дружбе не разлей вода. И мне давали и я давал. Я ещё ни одного до сих пор не нарушил, блядь! Ни один из них до сих пор ни одного обещания не сдержал, а мне говорят, что я конченый.

– Я бы никогда не смог кинуть. – Как-то отстранённо сообщил Влад смотрящей на него стене.

– Поверь, все говорили то же самое. Ты ещё просто слишком молод, не в обиду, но пройдёт год-другой, и ты станешь такой же скотиной, как и большинство. Зачем мне брать с тебя обещание, которое ты сам не знаешь, не нарушишь ли?

– Я не такой уж и малой, чтобы не отвечать за свои слова.

– Взрослые тоже врут, осознанно и неосознанно. И другой раз врут по более детей. Отсутствие друзей, как таковых, на мой взгляд, следующий естественный шаг в развитии эволюции человека-придурковатого.

– Но ты же общаешься со всеми. С Тошей, с Вано, с Димоном…

– Димон наркоман! – Резко выкрикнул Женя.

– Тише! Ты людей всех разбудишь.

– Понимаешь, они все считают этот период в своей жизни нелепым, детским, не ответственным, а следовательно, всё это не считается. Выходит, что либо это я не вырос до сих пор, либо все люди сволочи! И идут все они на хер! Лично я думаю, что второе. Честь превыше всего! Она делает человека человеком, а не обезьяной. И Дарвин идиот. Вот поэтому они сейчас все там, а мы вот тут с тобой сидим, ты своей тощей задницей на моих перчатках, а я вообще стою.

– Ну, ты загнул, хотя в этом наверно есть логика. Хоть мне и кажется, что ты во многом сам являешься виной своих проблем, особенно на личном фронте, но буду мудаком, если не соглашусь. Я вот лично никогда не придам. Ни тебя, ни… чёрт, больше кажется некого. Таньку что ли…

– А ты её ещё не предал?

– Нет пока. Да и не собирался.

– Хм, отчего-то мне кажется, что ты и сам не знаешь, что будет дальше?

– Ясно не знаю. Но хочу, чтобы всё было хорошо.

– Перестань тогда заниматься ерундой. У тебя всё есть. Нужно просто брать и спокойно жить себе. Ты наверно уже четвёртый или пятый, кому я говорю нечто подобное. Однако ни один из вас мой совет не только не слушал, но и не собирался этого делать о приоре.

– Да знаю я. Но мне драйва не хватает.

– Чего не хватает?

– Драйва, движухи какой-то. Тебе тоже нужно перестать пороть херню. Кстати! Я наверно тоже далеко не первый, кто тебе об этом напоминает, однако думается, что ты об этом и сам знаешь.

– Знаю. Как ты там сказал, про драйв? Видимо мне тоже этого не хватает. – Они посмеялись немного, затем Женя сделал снова понурое выражение лица и сказал: – Интересно выходит. Я, по жизни несчастлив и всем говорю, как жить, что счастье оно под носом лежит, и его просто нужно брать, меня никто не слушает и вообще некоторые личности считают за идиота. Они все счастливые и везучие, все меня учат жизни и уму-разуму, говорят, чтобы стать счастливым нужно много учиться и работать. Я их не слышу и мне даже противно. Замкнутый круг.

– А знаешь, что вас отличает? – Задумчиво произнёс Владик.

– Ну?

– В отличие от них, ты это знаешь.

– К гадалке не ходи! Наливай, а то заговорил меня, аж в горле пересохло…

– Жека, ты так и не ответил на мой вопрос. А ещё я считаю, что ты самый крутой в мире манипулятор. Я сам чуть не забыл про то, что спрашивал.

– А-а… ты на счёт этого. – Женька сделал искусственную паузу, а потом продолжил, церемониально приподняв руки: – Чёрт, как бы мне грустно не было это признавать, но отныне и на веки ты мой друг. – Влад невесело улыбнулся. Видимо сказалась усталость и количество выпитого спиртного. Женя подошёл к нему ближе, наклонился и шёпотом сказал: – Если ты наутро ничего не вспомнишь, я второй раз предлагать не буду.

– Я не забуду. Не переживай.

– А я и не переживаю. С чего бы…

Глава XIX

Начало конца

Глаза не очень хотели открываться, слиплись. Однако было через-чур холодно и, вслепую найти куртку вряд ли бы получилось. Она в коем-то веке просохла, так что пришлось вставать. На часах было 6:30. Я не помню, когда последний раз поднимался в такую рань. Наверно, когда у меня ещё была работа. Ох, когда же это было?!

Ну, раз уж на ногах, то и спать перехотелось. Часовой стоял неподалёку, опустив голову и опёршись на свой винчестер. Стоило полагать, что ружье находилось на предохранителе, хотя, кто его знает. Надо было потихоньку собирать свои манатки. Я пошёл в сарай с душем. Собрал всю одежду, одел ненаглядную пошарпанную сыроватую косуху. Она хоть и висела под крышей, тем не менее, влажность была в ударе. И вдруг заметил пропажу. Майки не стало! В прочем она и не нужна была, хоть на свежем воздухе и было весьма не комфортно. Погода шептала свое. Зато главное никто не тронул. Мои носки! В ботинках, протёрлась подошва, и были ужасные мозоли. За ночь всё немного зажило, но дальше без носков была бы верная смерть, как бы банально это не выглядело.

Я нашёл чей-то полиэтиленовый пакет и поменял его на украденную майку. Сложил всё барахло в него. Всевозможную дребедень, включая нерабочие агрегаты я по выбрасывал прямо в душевой, ай-да кому пригодится. Затем вспомнил про военную сумку, но в лагере появляться с ней не хотел. Пришлось сбегать переложить вещи. Я побродил какое-то время по лагерю туда-сюда без особых целей, заглянул было к мясникам, но тех не было на месте. Проведал адскую псину. Странно, но её тоже не было на месте, Возможно, повели кормить. Хотя зачем? Ведь можно этой бешеной твари кинуть кусок и в тарелку возле будки. В общем одни догадки. Что тут скажешь. Своя маленькая страна – свои большие правила. Не особо-то и хотелось вникать в подробности местного быта. Я ещё пошатался какое-то время и во время пересменка у охраны, проскочил наружу не замеченным.

Двойник по ходу ещё спал. Иначе стал бы трепаться. А ещё я на удивление хорошо себя чувствовал. Утреннего припадка не случилось. Такое бывало и раньше, но крайне редко. Недоброе предчувствие всё не покидало меня. Было семь часов, проснулся повар и пошёл на склад за мышами. За углом громко храпели бородатые мужланы, кто-то зевнул. Я переложил морфин поближе, в передний карман, чтобы не забыть.

Некоторое время я просто посидел на земле под каким-то деревом с пожухлой листвой, бесцельно разглядывая небо, параллельно ощущая себя неким якутским шаманом. Кажется, сегодня будет жарко. Пока и не скажешь, но день – он ведь большой и всё возможно. Из крайности в крайность в прочем, как всегда! Проснулся напарник с каким-то агрессивным матерным диалектом.

– Что случилось?

– Ай, сон приснился дурацкий.

– Хм… странно, я думал, что ты снов либо не видишь, либо их нет вовсе.

– Всё у меня есть! Я ведь сущность, точнее личность. А личность, как осознание своей сущности – это и есть некая живая субстанция, пусть пока без ног и рук, да и не важно! Вы, людишки, даже не удосуживаетесь помыслить о том, что вся вселенная может являться живым организмом, просто находится в ином виде либо измерении…

– Может и так, но всё же подсознание оно ведь у нас одно на двоих. Или ты хочешь сказать, что оно со сновидениями никак не связано?

– Не знаю. Смотря, что считать сновидениями…

– А что снилось?

– М-м… бред твой любовный.

– Что-то конкретное, или так?

– Конкретное, только не понятное мне. Я во сне сам могу что-то решать, выбирать, делать. И от этого меняется всё, что будет дальше.

– Ну, я тоже так могу, иногда.

– Ага, иногда! А я постоянно!

– Я же говорил, что ты круче меня должен получиться. Просто какие-то индиговские заморочки! Тебе нужно привыкнуть. В жизни так всегда. Начинаешь привыкать к одному, вдруг все меняется, недаром говорят: – век живи, век учись.

– А я не хочу учиться, я итак знаю слишком много, для моей бестелесной оболочки. Вернее будет сказано, что я хочу знать все, но взаправду мне лень ещё чему-то учиться. Однако впитываю все, как губка.

– Не переживай сильно по этому поводу, скоро всё изменится.
– А что мне переживать? Я и так по сравнению с тобой, как бог!