От переводчика

Трудность текстов Хайдеггера давно стала общим мес­том. Для переводчика эта трудность усугубляется тем, что он сталкивается как с задачей понимания мысли философа, так и с задачей как можно более точного ее воспроизведе­ния на чуждом ей языке, что в случае Хайдеггера особенно важно, ибо его мысль настолько укоренена в родном для него, а следовательно, и для нее (или наоборот) языке, что любое перенесение ее в иную языковую стихию неизбежно и безжа­лостно наносит невосполнимый урон ее полноте и цельнос­ти. Задача переводчика, как нам представляется, состоит в том, чтобы, не гоняясь за призраком адекватности или ее «то­тальной» реконструкции в этой чуждой ей стихии, миними­зировать этот урон, дав читателю только определенные, са­мые общие, самые заметные ориентиры в пространстве или, говоря словами самого Хайдеггера, «округе», «крае» хайдеггеровского мышления.

Переводя мысль Хайдеггера с родного ей немецкого на другой, чуждый ей язык, переводчик сталкивается с еще од­ним весьма примечательным и важным обстоятельством. Дело в том, что мышление Хайдеггера в известном смысле само является переводом, переводом мысли с привычного и устоявшегося языка западноевропейской метафизики, язы­ка понятного и в этой понятности упускающего нечто чрез­вычайно важное (а именно саму мысль) на язык самой мыс­ли, язык хранящий и сберегающий ее, язык, в котором живут. Таким образом, читатель переводов Хайдеггера в опреде­ленном смысле имеет дело с переводом перевода, где пере­водчик не просто переводит с одного языка, немецкого, на другой, например, русский, а пытается помочь читателю уви­деть, как в языке мысли, в данном случае мысли конкретного человека — Мартина Хайдеггера, оживают и обретают но­вые силы и возможности, казалось бы давно затвердевшие и закостеневшие в своей бесспорности, положения, понятия и дефиниции.

Хайдеггер заставляет по-новому зазвучать самые про­стые слова обычной немецкой речи. Более того, они образу­ют своеобразный, присущий только его мышлению, понятийный аппарат, оставаясь при этом (в отличие от специальных философских терминов) общеупотребительными словами живого языка. С другой стороны, хайдеггеровский понятий­ный аппарат формируют и представляющие наибольшую трудность для переводчика слова и выражения, которые яв­ляются результатом собственного языкового творчества Хайдеггера. Несмотря на то, что эти новообразования от­сутствуют в словарном составе немецкого языка, они полно­стью соответствуют его духу, следуют его внутренней логи­ке, которая, как и внутренняя логика любого языка, логика языка вообще, изначальнее и глубже любой формальной ло­гики рода и вида и которая возможна только благодаря тому, что язык, речь, λο′γος проделывает внутри себя определен­ную и решающую работу по истолкованию встречающегося нам сущего.

Поэтому представляется целесообразным пояснить, поче­му при переводе некоторых слов и выражений, особенно важ­ных для понимания предлагаемого текста, переводчиком был сделан тот или иной выбор из нескольких вполне возможных и, быть может, не менее корректных вариантов. Прежде все­го, это касается слова, входящего в само заглавие данного произведения, слова der Satz. Его основными словарными зна­чениями являются «тезис», «положение», «грамматическое предложение», «фраза». Однако это слово производно от гла­гола setzen, «сажать», «помещать», «устанавливать», «пола­гать». В Satz слышится Gesetz («закон», «установление», «уло­жение»), Gegensatz («противоположность»), Einsatz («заклад», «залог»), Übersetzung («перевод», «переложение»). В выраже­нии Der Satz vom Grund обыгрывается одно из самых главных значений Satz: оно есть Grundsatz, «основоположение», «прин­цип». Учитывая все это, переводчик остановил свой выбор на слове «положение», которое наиболее полно передает некоторые важные обертоны, нюансы, характерные для не­мецкого слова Satz. Однако следует отметить, что у слова Satz существует любопытный омоним, позволяющий Хайдеггеру затеять свою любимую словесную игру, исподволь ведущую к открытию в обычных, и даже затертых словах некий но­вый неожиданный смысл: Satz по-немецки означает еще и «скачок», некое мгновенно совершаемое действие, молниеносность которого не позволяет рассмотреть непосредствен­ность его свершения. Как такой скачок и как такое положе­ние Satz есть то, что незримо сопровождает всякий акт мыш­ления, когда бы и где бы он не имел места.

Важнейшим и в то же время труднейшим для понимания и для перевода выражением, проходящим сквозь весь предла­гаемый здесь цикл лекций, является выражение Seinsgeschick. Трудность его перевода связана, прежде всего, с тем, что в русском языке вряд ли найдутся эквиваленты, в полном объе­ме передающие все аспекты смысла, вкладываемого Хайдеггером в слово Geschick, все порождаемые им аллюзии. Geschick по-немецки означает «судьба», «рок». Но для Хайдеггера важно подчеркнуть связь этого слова с глаголом schicken: «посылать», «отправлять». Судьба послана человеку с тем, чтобы он, расшифровав послание, осуществил то, что ему предначертано, и тем самым состоялся как человек. Эта задача требует от человека определенных усилий, мас­терства, сноровки. Он должен быть искусным, ловким, уме­лым (geschickt — еще один хайдеггеровский омоним) для того, чтобы принять то, что посылает ему бытие. Хайдеггер чув­ствует глубокую внутреннюю связь между судьбой как тем, что послано, и историей (Geschichte) как тем, что произошло и происходит (geschiet). История определяется судьбой как тем, что посылается человеку и человечеству самим бытием. Поэтому наиболее уместным представляется перевод Seinsgeschick как «бытийный посыл судьбы», что в какой-то степени позволяет приблизиться к смыслу, вкладываемому в это выражение самим Хайдеггером.

У внимательного читателя могут возникнуть вопросы и относительно того, как переданы некоторые другие специ­фически хайдеггеровские термины: в частности выражение Zeit-Spiel-Raum переводится как пространственно-временной зазор, что учитывает одно из значений слова Spiel («зазор», «свободный ход»), в противовес гораздо более распростра­ненному его значению «игра». Хотя несомненно, что для са­мого Хайдеггера в Zeit-Spiel-Raum эта «игра» безусловно при­сутствует. Однако в русском переводе сохранить многознач­ность немецкого Spiel не представляется возможным. Поэто­му переводчик был вынужден предпочесть то значение, ко­торое, как представляется, передает наиболее важный аспект данного выражения. Контекст этого выражения подразуме­вает, что бытие предоставляет (einräumt) сущему некий про­свет (Lichtung), «щель», в которой сущее только и становится сущим, обретая пространство и время.

Далее: в некоторых случаях глагол vorliegen и производ­ные от него das Vor(-)liegende и Vorliegen переводятся не как «наличествовать», а как «предлежать», «пред-лежащее», «предлежание». Это происходит тогда, когда важно подчер­кнуть, что наличное представляет собой нечто, что лежит пе­ред нами (подобно Gegen-stand, «предмету»), с одной сторо­ны, а с другой, что наличное существует раньше, т.е. еще прежде, чем станет предметом нашего представления. Раз уж речь зашла о Gegen-stand, следует отметить, что Хайдег­гер активно использует различные производные от глагола stehen и его претеритных и партиципиальных форм (stand, gestanden). Субстантив das Stehen в предлагаемом тексте пе­реводится как «стояние», указывая на активную форму не­мецкого глагола, a das Stand, несмотря на некоторую неуме­стность латинизма, как «статичность», намекая на пассив­ный характер латинского супина statum.

Необходимо отметить, что крайне редко встречающееся в данном тексте слово Dasein, ставшее одним из главных по­нятий раннего Хайдеггера, в настоящем переводе оставлено в его немецком написании, ибо оно именно в таком виде уже вошло в русский философский лексикон. Хотя немецкий тер­мин в русском тексте может нарушать ткань изложения, в данном случае такое его применение оправдано тем, что, как уже говорилось, оно очень редко используется Хайдеггером в предлагаемом тексте.

В своей работе переводчик использовал достижения уже вполне сложившейся в последние годы традиции переводов текстов Хайдеггера. В частности, вслед за А. Михайловым хайдеггеровское wesen переводится как «бытийствовать». А. Солодовниковой переводчик обязан разобранному выше пе­реводу слова Geschick. Несомненно огромное влияние ока­зала и переводческая деятельность В. Бибихина.

Перевод, как бы искусен он ни был, не может передать живое биение мысли, но он способен указать на содержа­щуюся в переводимом тексте постановку проблем и пути, которыми автор идет к их решению.

О. Коваль, 1999