Белый А. Символизм как миропонимание. — М., 1994. Лосев А.Ф. Знак, символ, миф. — М., 1982

Мамардашвили М.К. Пятигорский A.M. Символ и сознание. Метафизические рассуж­дения о сознании, символике и языке. — М., 1997. Свасьян К.А. Проблема символа в современной философии. — Ереван, 1980. Шейкин А.Г. Символ // Культурология. XX век. Словарь. — СПб., 1997. — С. 406-409.

ТРАДИЦИИ И ИННОВАЦИИ. ОБЫЧАИ И РИТУАЛЫ

Любая культура содержит в себе некоторое число функционально раз­личных и векторно разнонаправленных культурных механизмов* работа которых, с одной стороны, делает возможным гармоничное и стабильное существование этой культуры во времени (обеспечивая поведенческие стандарты и ощущение причастности к «своей» культуре определенного людского коллектива), а с другой стороны — гарантирует эволюционное развитие этой же самой культуры (и коллектива), позволяя ей не превра­щаться в строго стационарную, закрытую и тем самым обреченную если не на гибель, то на стагнацию систему.

К числу первых, стабилизирующих культуру механизмов, относится традиция, обычай и ритуал. К числу вторых, принадлежит инновация — механизм, расшатывающий традицию, ставящий под вопрос обычай и мо­дернизирующий или отменяющий ритуал.

Термин традиция — латинского происхождения (от «traditio» —пе­редача, вручение, обучение, предание, повествование, установившееся издавна мнейие и т.д). В этнографии, антропологии и культурологии под этим термином понимается «социальное и культурное наследие, передаю­щееся от поколения к поколению и воспроизводящееся в определенных обществах и социальных группах на протяжении длительного времени» («Культурология. XX век. Словарь»). Механизм традиции выполнял и выполняет важнейшую культурную функцию — он аккумулирует все ценное из числа того, что было наработано, понято, прочувствованно (в производственной, ценностно-смысловой, поведенческой и пр. сферах) людским коллективом как уникальным субъектом культуры, консерви­рует этот «культурный запас» посредством специальных охранительных процедур и форм (табу, запреты, кодексы правил, мифы и т. д.) и передает его от одного поколения к другому.

Термин обычай разные исследователи интерпретируют порой диамет­рально противоположным образом, и все же, если быть корректным (чтоб не смешивать обычай и ритуал), обычаем стоит называть «стереотипизи- рованные формы поведения, которые связаны с деятельностью, имеющей практическое значение» (С.А. Арутюнов). Обычаи есть у людей, принад­лежащих к каждой культуре, они подобны «культурным зарубкам», по которым предпочитает ориентироваться в своем поведении и практике человек, имея, в принципе, возможность в той или иной ситуации посту­пать для достижении своих целей различным образом. Культурная ва­риативность моделей поведения ограничивается обычаем, что играет как положительную (если обычаем стал найденный оптимальный способ дей­ствия, гарантирующий достижение быстрого практического результата), так и отрицательную роль (если «культурная зарубка» обычая заставля­ет индивида или культуру действовать по накатанной схеме, вопреки ее неэффективности при наличных радикальных изменениях конфигура­ции культуры).

Термин ритуал происходит от лат. «ritus» (религиозный обряд, цере­мониал богослужения, установленная форма, принятый порядок и т. п.) и обозначает «только те формы поведения, которые являются чисто знако­выми и сами по себе практического значения не имеют, хотя и могут опо­средованно быть использованы в практических целях (коммуникации, психотерапии и др.)» (С.А. Арутюнов).

Как видно уже из этимологии слова «ритуал», оно было изначально тесно связано с религией, с областью символических значений тех или иных действий, совершаемых в коммуникативном и поведенческом про­странстве диалога людей и богов, имеющем сакральный, а не мирской, практический (как у обычая) смысл. Отпочковавшись от религии и рас­пространившись в культуре, ритуал все же сохранил свой статус куль­турной формы, увязывающей в единое целое некое поведение и припи­сываемое этому поведению в высшей степени символическое значение. Ритуал играл и играет роль своего рода «метронома» культуры, раз за­фиксировав в единое действо символы и поступки, он предлагает чело­веку и обществу бороться со стремительностью, неупорядоченностью и незащищенностью жизни в мире путем периодического ухода в это про­странство фиксированного символического смысла, в стабильное и рит­мичное ритуальное время.

Термином *инновация» (от лат. «innovatio» — обновление или пере­мена) обозначается «механизм формирования новых технологий и новых моделей поведения, которые создают предпосылки для социокультурных изменений» (Культурология. XX век. Словарь). Инновационность — это в каком то смысле одна из характеристик Homo Sapiens как вида: человек разумный — самое непостоянное существо в природе, он несет в себе энергию творческой активности, направленную на постоянное обновление и преобразование мира, себя и своей культуры, хотя, в отдельных случаях, культура может существовать и без инноваций. Традиции (этнические, религиозные, поведенческие, поколенческие, профессиональные и т. д.), инновации, обряды и ритуалы существовали в культуре издавна и будут, видимо, существовать всегда. Во времени изменялся только баланс, соотношение этих культурных механизмов в качестве действующих сил, управляющих обществом.

Собственно, история мировой культуры — это в определенном смысле история перехода человека от традиционной культуры ко все более нова- ционным ее формам. Так, традиция господствовала почти полностью на ранних стадиях культурного развития человека. Она целиком опиралась на ритуал и обычай и степень, поэтому скорость инновационных процессов в такой культуре была невелика. Постепенно культура стала более дина­мичной, а явное преобладание инноваций над традицией фактически ус­тановилось в эпоху Нового времени (не случайно названного именно так). Хотя и сегодня существуют общества традиционного типа, но в современ­ном мире чистых образцов таких обществ остались считанные единицы, а те культуры, в которых роль традиции (религиозной) не подлежит со­мнению (Иран, Афганистан и т. д.), сегодня сочетают и истовую верность традиции, и стремительную погоню за инновациями (высокие техноло­гии), что является культурным феноменом современности, еще требую­щим своего осмысления.

Арутюнов Сергей Александрович (р. 1932 г.) — российский этнограф, историк и тео­ретик культуры (более подробную информацию о С. А. Арутюнове см. в разделе <г Межкуль- турные коммуникации»).

Сергей Александрович Арутюнов ВЗАИМОДОПОАНИТЕЛЬНОСТЬ ИННОВАЦИЙ И ТРАДИЦИЙ

О0^00000р0000900000<х>000<хх>000 Ключ к фрагменту: Традиция образует тот внутренний стержень, на котором держится культура в ее развитии во времени. Передача знаний и навыков, состав­ляющая традицию, есть не только у человека, но в зачаточной форме и у чело­векообразных обезьян, однако у человека традиция развивалась в тесной связи с накоплением навыков орудийной деятельности и была дополнена принципиаль­ной ориентацией на создание и впитывание в себя инноваций.

Традиция — это явление, изначально присущее человеку с момента появления его на свет как в филогенетическом (филогенез — процесс раз­вития всех органических форм в течение всего времени существования жизни на земле — К.П.), так и в онтогенетическом (онтогенез — инди­видуальное развитие живого существа, от стадии оплодотворения яйца до окончания индивидуальной жизни — К.П.) смысле. Традиция означа­ет передачу в диахронном плане, от старших к младшим, от поколения к Поколению, от когорты к когорте устоявшихся форм поведения, навыков, понятий, всего, что образует костяк культуры. В зачаточных формах тра­дицию можно наблюдать уже в сообществах приматов, да и других обще­ственных животных, чье поведение регулируется не только врожденным инстинктом, но и навыками, приобретенными путем научения.

У древнейших людей первоначально, видимо, имелись лишь те же за­чаточные формы традиции, что и в сообществах обезьян. Но первые усто­явшиеся формы орудий уже говорят нам о появлении новых традиций, традиций орудийной деятельности. В начале эти традиции передавались неосознанно, научением путем простого подражания, но с усложнением материальной культуры постепенно они все более осознавались и верба- лизировались, т. е. оформлялись словесно.

Совершенно очевидно, что традиция составляла наряду с врожденными навыками одну из основ существования и самовоспроизведения сообществ самых разных гоминид. Но очевидно также и то, что выделение человека из животного царства, в самом начале этого процесса и на всем протяже­нии его культурной (а также и биологической) эволюции произошло лишь благодаря появлению все новых и новых инноваций, определивших нача­ло и последующее развитие орудийной деятельности. (С. 160)

оооооооооооооо^

Ключ к фрагменту: Традиция оформляет и стабилизирует человеческую культу­ру, инновация служит ее развитию. Однако можно ответственно утверждать, что без инноваций та или иная изолированная культура может сохраняться, но ориентироваться целиком на инновации культуре невозможно. Традиция — ус­ловие любой культуры.

оооооооооооооооооооооооооооооо

Любая традиция — это бывшая инновация, и любая инновация в по­тенции — будущая традиция. В самом деле — ни одна традиционная чер­та не присуща любому обществу искони, она имеет свое начало, откуда-то появилась, следовательно, некогда была инновацией. И то, что мы видим ныне как инновацию, либо не приживется в культуре, отомрет и забудет­ся, либо приживется, со временем перестанет смотреться как инновация, а значит, станет традицией. Когда австралопитек только становился че­ловеком, первые проблески человеческой, культурной деятельности были вплетены, как совершенно необычная инновация, в ткань его биологиче­ской активности; с завершением формирования человека почти все грани его деятельности (включая практически вес физиологические отправле­ния) оказались так или иначе оформлены культурно, притом традицион­но. И с тех пор все инновации, крайне редкие вначале и необычайно изо­бильные в наши дни, возникают не иначе, как на фоне давних культурных традиций.

Но равноправны ли члены этой оппозиции: «традиция — иннова­ция?» Бсть общества более традиционные, чем другие, более склонные к инновациям, и по степени этой склонности можно ранжировать их по некоторой шкале. Можно представить себе общество на одном конце этой шкалы, общество, традиционное на 100%, где никогда не проис­ходит ничего нового, где сегодня совершаются лишь те же действия и в тех же формах, какие совершались и вчера. Многие общества — изоля- ты первобытности, островные, лесные или горные, по-видимому неред­ко бывали подолгу очень близки к такому существованию. Отсутствие инноваций означает культурный застой, но не грозит непосредственно самому существованию общества. Однако можно ли представить обще­ство, на 100% инновационистское, где абсолютно все сегодня делается не то и не так, как вчера, а завтра вновь будет по-иному? Абсурдность такой ситуации очевидна.

Итак, первый, достаточно тривиальный, но важный вывод, который можно сделать: традиции могут существовать без инноваций, но не наобо­рот: традиция абсолютно необходима для самого поддержания существо­вания общества: инновация необходима для его развития. (С. 160-161) ооооооосоооооооооооооооооооооо Ключ к фрагменту: Можно различать «сильные» инновации — приживающиеся в обществе и стремительно его изменяющие, и «слабые» инновации — подтачи­вающие традицию раскачиванием ее стереотипов и основ. И те и другие создают динамику культурного развития.

оск>оооо<х>о<хх>оооо<х><>ос><х>оо<хх>о

Инновация, которая, укореняясь, имеет тенденцию превратиться в традицию, имеет решающее значение в эволюции общества: ее можно на­звать «сильной» инновацией. Но и «слабая» инновация, которая не при­живается и отмирает, не безразлична для эволюции. Пускай она отмирает и забывается бесследно, но за время своего бренного существования она выполняет свою работу: расшатывает и ослабляет ткань традиций, дела­ет их более податливыми для более сильных инноваций. Отторгнув одну, другую, третью инновацию, ослабленные в борьбе с ними, традиции оче­редную инновацию отторгнуть уже не могут.

В этом можно видеть исторический смысл и оправдание моды, даже самой нестойкой, эфемерной и нелепой. Уходят в прошлое хиппи, спа­дает волна «джинсового стиля», вышли из моды «водолазки», но они сделали свое дело — расшатали незыблемость твида, галстука, дру­гих респектабельных» форм костюма и в значительной мере подорва­ли ценности того буржуазного истэблишмента, который эта незыбле­мость олицетворяла. Такую же роль в истории искусства сыграли в свое время пуантелизм, дадаизм и другие направления, представляющие в наши дни лишь исторический интерес, не вызывающие даже эпигон­ства, но расшатавшие традиции академизма и тем самым открывшие путь для более плодотворных художественных инноваций современ­ности. (С. 161)

ооо<хх>о<><хх><>о<>оооо<><х><хк>о<><хх>о

Ключ к фрагменту: Сегодня в научной литературе существует большое число оп­ределений термина «традиция». Но слабое место лучших из этих определений — нераспознание наряду с традицией таких форм передачи и реализации группового опыта, как обряд и ритуал, которые следует отличать от традиции.

0<ХХ>0000000<ХХХ>0<Х><Х>0<>0<><><>0<>00

Как и слово «культура», так и слово «традиция» обладает широким се­мантическим полем, имеет множество значений. Слова эти широко упот­ребляются в обыденной речи, им придается аксиологическое, ценностное значение. При этом, тогда как под культурой всегда имеется в виду нечто хорошее, традиции оцениваются амбивалентно, а прилагательное «тради­ционный» нередко служит синонимом косного и устарелого. Терминоло­гическое определение этих слов, естественно, различно в разных дисцип­линах, в которых они могут выступать как термины. <...>

Э.С. Маркарян... определяет традицию как «выраженный в социально- организованных стереотипах групповой опыт, который путем пространст- венно-временной трансмиссии аккумулируется и воспроизводится в раз­личных человеческих коллективах». Определение это очень широко, за рамками его остается помимо комплекса инновации лишь комплекс ин­дивидуальных стереотипов поведения. Что же касается форм окказио­нального нестереотипного поведения, то их можно рассматривать как одноразовые, не рассчитанные на эвентуальную (случайную, а не предна­меренную — К.П.) стереотипизацию новации (например, за неимением табурета или стула сесть верхом на ящик).

В статье Э.С. Маркаряна по существу без дефиниции остались два тесно связанных с традицией понятия — обычай и ритуал, а их определение су­щественно для понимания сущности традиции. Поскольку насчет них об­щепринятой договоренности пока нет, следует дать такое определение.

На наш взгляд, под обычаем следует иметь в виду такие стереотипизи- рованные формы поведения, которые связаны с деятельностью, имеющей практическое значение. Ритуал же объемлет только те формы поведения, которые являются чисто знаковыми и сами по себе практического значе­ния нз имеют, хотя и могут опосредованно быть использованы в практи­ческих целях (коммуникации, психотерапии и др.). Так, например, в оде­жде современных европейцев пальто и другая плечевая одежда у мужчин застегивается направо, а у женщин — налево. Это обычай, ибо в практи­ческих целях как-то застегивать пальто необходимо. А вот одевание ша­почек и мантий судьями и студентами в определенных ситуациях есть ри­туал, ибо практическими потребностями он никак не обусловлен. Или же в традиционной армянской культуре жертвоприношение «матаг» являет­ся обычаем, оформляющим один из путей потребления мяса, а полагаю­щийся при нем надрез уха у жертвы является частью соответствующего ритуала. <...> (С. 161-162) оооосооооооооооооооооооооооооо Ключ к фрагменту: Для того, чтобы дать традиции более строгое определение, следует не относить к ней коллективно накопленную и зафиксированную в ма­териальных носителях информацию, которая находится в местах ее постоянного хранения. К тому же, можно констатировать, что к традиции имеют отноше­ния все обычаи, но не ритуалы.

оооооооооооо<хкхх><>о<х>оо<><х><х>оо

Понятие традиции было бы целесообразнее ограничить лишь той ча­стью культуры, которая более или менее постоянно воспроизводится в общественном сознании и общественном поведении и передается через последнее, и не включать сюда ту часть культуры, которая экстериори- зована (выведена вне самого человека) в хранилищах информации типа книг, картин, перфокарт и извлекается оттуда лишь по мере надобно­сти. Само собой разумеется, что непроходимой грани между этими двумя разделами культуры нет: афоризмы A.C. Грибоедова входят в традицию русского народа, будучи употребляемы и воспринимаемы даже теми, кто не читал его великой комедии, но стихи многих малоизвестных поэтов, интересующие ныне лишь историка литературы, в эту традицию не вхо­дят. Не входят в традицию юридический прецедент или статья закона, которые отдельный адвокат может откопать и использовать лишь раз в десятилетие или реже, но положения воинского устава об отдаче чести и ношении формы, хотя и зафиксированы в статьях, все же входят в тра­дицию» ибо воспроизводятся и передаются в армейском быту постоянно и традиционно и т. д.

Отсюда следует, между прочим, что в традицию входят все обычаи, но не все ритуалы, так как часть их, зафиксированная в протоколе, может воспроизводиться лишь по особым случаям. Так, например, коронование последнего принца Уэльсского или похороны императора Мэйдзи отра­жали давно ушедшие из жизни и воскрешенные по разным источникам специально для этих случаев ритуальные традиции. Так что не всегда тра­диционно то, что «традиционно» выглядит: нередко бывает как раз наобо­рот. (С.162-163)

40000000000000000000000000000Ф

Ключ и фрагменту: Чем более высоким уровнем цивилизации обладает общество, тем большее значение в нем играют инновации, подвергающие общество эволю­ционным трансформациям. Говоря о самих инновациях, допустимо классифици­ровать их типы, принимая во внимание фактор времени: одни инновации «сраба­тывают» в течение года, другие —«■ в течение жизни одного поколения и т. д.

И еще один вывод: если в первобытном обществе почти вся культура действительно традиционна, то чем развитее общество, чем выше в нем степень экстериоризации культуры, тем ниже уровень его традицион­ности, хотя емкость его памяти при этом повышается. Вывод вроде бы и

тривиальный, но только, по определению Э.С. Маркаряна* к нему прий­ти нельзя.

Э.С. Маркарян бесспорно прав в том, что любая традиция была когда-то инновацией, любая инновация в принципе имеет шансы стать традицией и именно в способности усваивать инновации и заключается живучесть, адаптивная лабильность традиции. Следует только различать инновации эволюционные, вводящиеся постепенно и незаметно, и революционные, будь то путем изобретения или заимствования, которые способны привес- ти к разрыву со старой традицией и к основанию новой.

Существенное значение имеет определение времени, потребного для превращения инновации в традицию. Оно, по-видимому, зависит от цик­личности функционирования группы, в которой традиция укореняется. Представляется, что расчет такого времени, если брать этнос, общество в целом, упирается в продолжительность жизни поколения. Если живо еще поколение, пережившее момент введения инновации, иначе говоря, если этот момент еще жив в коллективной памяти общества, то инновацию можно считать, в масштабе этноса, относительно недавней. Эмпирически говоря, это касается инноваций, имеющих возраст около 50-60 лет.

Вторая ступень старения инновации может заключаться в том* что из живой памяти исчез момент введения инновации, но еще хранятся впе­чатления от рассказов очевидцев ее введения. Это примерно удваивает вышеприведенный срок и доводит его до столетия или несколько боль*- ше. После этого обстоятельства инновации основательно выветриваются из памяти общества, и инновация уже окончательно воспринимается как традиция.

В начале XIX в. такие явления культуры, как театр «бунраку» и «ка- буки», ряд бытовых вещей, как платок типа «фуросики» и т. д. в Японии воспринимались уже как всецело традиционные, хотя время их появле-: ния -г- XVII-XVIII вв. В настоящее время в той же Японии столь же тра­диционным стал столетней давности европейский костюм из визитки и «штучных» полосатых брюк в качестве церемониального и траурного. Можно привести и множество других примеров.

Указанные сроки максимальны. Когда речь идет о традициях малых групп с более быстрой обновляемостью состава, например о традициях отдельных воинских частей или учебных заведений, то для превраще? ния инновации в традицию достаточно одного срока обновляемости, т. е. 5-10 лет, а иногда даже 2-3 года. Кроме того, вышеприведенный расчет происходит из высокого уровня семейной межпоколенной пе­редачи информации. В случае, если этот уровень падает, т. е. возрас­тает информационный барьер между поколениями «отцов» и детей»* ♦дети» будут склонны воспринимать как традицию то, что их еще жи­вые и активные «отцы» все еще помнят как инновацию. Понятно, что

чем больше инноваций в обществе, и в особенности в молодежной суб­культуре, тем короче сроки превращения инноваций в традиции. Ины­ми словами: чем гуще «дождь» инноваций, тем короче срок «замерза­ния», превращения в традицию тех из них, которым удается избежать отторжении и забвения.

Стало быть, эфемерные, слабые инновации играют, помимо роли расшатывателей иммунитета традиций, о которой говорилось выше, еще и роль ускорителей вживания, превращения сильных инноваций в традиции. Чисто количественно увеличение притока инноваций, как эндогенных (имеющих внутреннее происхождение — К.П.), так и экзогенных (имеющих внешнее происхождение — К.П.), следова­тельно, обязательно должно давать качественные изменения в плане обогащения общества новыми традициями. Как кажется, эмпириче­ские наблюдения почти повсеместно подтверждают это предположе­ние. (С. 163-164)

оооооооооооооосооооооооооооооо

Ключ к фрагменту: В современности инновации гораздо быстрее приводят к из­менениям в обществе, нежели это было ранее, и этому очень способствует та­кой культурный феномен, как «мода». Многообразие традиций в современности столь же велико, как и в прошлом, и разные традиции изменяются с разными скоростями. Магистральная традиция современности — урбанизация и инду­стриализация, возможно, не последнее слово в истории человеческой культуры. Вполне можно предсказать такие условия функционирования этой традиции, которые приведут к появлению инновации, направленной против тенденций со­временной цивилизации.

<Х>000000000<Х><Х><Х><ХХ>0<>0<ХХХ><><>0

Принципиальное различие между традиционалистскими общества­ми доиндустриальной эпохи и современными обществами заключает­ся, по-видимому, не в том, что в современном обществе одновременно действует ряд разнородных традиций. Разнородные традиции сосуще­ствовали и в далеком прошлом, отражая классовые, сословные, кас­товые и прочие деления общества (например, традиции феодальны? и крестьянские). Различие состоит в том, что если ранее для кардиналь­ных изменений в технологии производства и жизнеобеспечения требо­валось время жизни нескольких поколений, то ныне такие изменения могут произойти и происходят несколько раз в пределах жизни одно­го поколения.

Этническая традиция, изменяющаяся гораздо медленнее, в таких ус­ловиях может определять лишь ту часть культуры, которая сравнительно мало зависит от изменений в технологии производства: например, опре­деленную предпочтительность тех или иных занятий и вообще стержне­вую часть системы ценностных ориентаций; многие ценности семейного

быта; язык и метаязыковые формы коммуникаций; автостереотипы и сте­реотипы межэтнических отношений; значительную часть музыкально-хо- реографической, орнаментальной и вообще народно-художественной тра­диции; домашнюю кулинарию: навыки организации пространства (т. н. проксемику); бытовую обрядность и т. д.

Групповая традиция изменяется быстро и легко. Для нее часть тради­ций заменяется модой, действующей на протяжении ряда лет или даже десятилетий. Эта мода присуща и разделяема для некоторого ряда смеж­ных когорт, который в быту условно называется, скажем, «поколением таких-то годов», но на самом деле меньше, чем поколение. Такая большая когорта может сменить свою моду по мере своего взросления, может сохра­нить привязанность к ней на всю жизнь, но в любом случае сохраняются межкогортные различия в ориентациях и формах поведения, лежащих за пределами общеэтнической традиции.

В пресловутом конфликте «отцов и детей» чаще всего «детей» обвиня­ют в отказе от традиции «отцов» и чаще всего несправедливо: традиции они продолжают те же самые, но моду исповедуют другую. <...>

Помимо этнической традиции, в еще более широком плане существу­ют традиции регионально-эпохальные. При этом, если применительно к моде ее масштаб — это годы, максимум десятилетия, то эпоха тради­ции охватывает столетия. В этом смысле можно говорить о традици­ях эпохи Ренессанса, первоначального накопления, Великих географи­ческих открытий и т. д. Разумеется, традиции, характерные для этих эпох, охватывали не все население региона (в данном случае Европы), но так или иначе оказывали свое воздействие регионально на всех. На протяжении двух последних веков одной из важнейших традиций тако­го рода была все более широко распространяющаяся и усиливающаяся традиция ориентации на урбанизацию и индустриализацию всех сто­рон жизни, охватывающая как производство, так и потребление. В то же время не исключено, что в обозримом будущем для решения ком­плекса встающих перед человечеством проблем: энергетических, про­довольственных, проблем охраны окружающей среды и др. — в ряде регионов мира во многих видах деятельности необходимо будет перейти к политике достаточно широкой дезиндустриализации и дезурбаниза­ции Как в сфере производства, так и еще более в сфере потребления и жизнеобеспечения: потребуется отход от традиций ориентации на рост потребления энергии и сырья и ряда других традиций сходного поряд­ка. <...> (С. 164-165)

Источник: Арутюнов С.А. Традиция и инновация. Взаимодополнительность иннова­ций и традиций // Народы и культуры: развитие и взаимодействие. — М., 1989. — С.,160-165.

Вопросы для самопроверки:

1. Традиция — это результат индивидуального или коллективного опыта?

2. Какой культурный механизм противостоит традиции?

3. Чем отличается обычай от ритуала?

4. Что такое традиционное общество?

5. Какие культуры можно отнести к инновационному типу?

Дополнительная литература по теме:

Арутюнов С.А. 0 вхождении инновации в традицию //Советская этнография. — 1981. — № 1-2.

Гофман А.Б. Традиции// Культурология. XX век. Словарь. — СПб., 1997. — С. 480-481.

Ерасов Б.С. Обычай // Культурология. XX век. Словарь. — СПб., 1997. — С. 328-330.

Маркарян Э.С. 0 генезисе человеческой деятельности и культуры. — Ереван, 1973.

Мириманов В.Б. Первобытное и традиционное искусство. — М., 1973.

МостоваЛ.А. Инновации //Культурология. XX век. Словарь — СПб., 1997.— С. 147-148.

Николаев В.Г. Ритуал // Культурология. XX век. Словарь. — СПб., 1997.—-С, 381-383.

Русские: семейный и общественный быт. — М„ 1989.

Судьба традиций в искусстве XX века. — М., 1994:

Тоффлер Э. Третья волна. — М., 2002.

Традиция в истории культуры. — М., 1978.

Этика и ритуал в традиционном Китае. Сборник статей. — М., 1988.

ментальное поле культуры

Ментальным полем культуры (от лат. «mens» — разум, дух, образ мыслей) в культурологии именуется совокупность смыслов всех отдель­ных видов человеческой деятельности в их взаимодействии. Все области культуры так или иначе контактируют друг с другом и все они ориен­тированы на реализацию каких-либо ценностей, норм, правил мышле­ния и поведения. Ментальное поле культуры возникает как единство ментальных полей (ценностно-смысловых ориентаций), возникающих вокруг отдельных культурных форм, перенося смысл от одних форм к другим и создавая единую «смысловую среду». Благодаря образованию ментального поля имеющие различное происхождение культурные фе­номены «увязываются» вместе, обретают единый контекст и включа­ются в общую, сглаживающую противоречия систему смыслов/Можно сказать, что ментальное поле культуры — это «дух культуры» — тот общий круг характерных переживаний, жизненных установок, пред­ставлений людей, который определяет их коллективное видение мира и самосознание. Проекцию объективно существующего ментального поля на психику людей в культурологии называют ментальностью или мен­талитетом. Ментальности включает в себя социально-психологиче- ские установки, автоматизмы и привычки сознания, способы видения мира, представления людей, принадлежащих к той или иной социально- культурной общности. В то время как всякого рода теории, доктрины и идеологические конструкции организованы в законченные и продуман­ные системы, ментальности диффузны, разлиты в культуре и обыденном сознании. По большей части они не осознаются самими людьми, обла­дающими этим видением мира, проявляясь в их поведении и высказы­ваниях как бы помимо их намерений и воли. Ментальности выражают не столько индивидуальные установки личности, сколько внеличную сторону общественного сознания, будучи имплицированы в языке и дру­гих знаковых системах, в обычаях, традициях и верованиях.

Исследование ментальностей первоначально было инициировано в рам­ках этнологии, которая с помощью этого термина пыталась описать особен­ности сознания людей традиционных обществ (Леви-Брюль). В 20-30 го­дах XX столетия во Франции возникла историческая школа «Анналов», которая, сориентировав исторические исследования в область социально- культурной проблематики, поставила вопрос о расширении области иссле­дования ментальностей с первобытной на средневековую и новую историю.

Приоритетным направлением исследований «Анналов» ментальности, однако, стали только начиная с 60-х годов XX столетия когда вначале в западном, а затем во всем европейском гуманитарном знании произошел так называемый «историко-антропологический поворот» — возник ин­терес к исследованию человека, его представлений и образа жизни. Сре­ди исследователей ментальностей можно назвать таких представителей школы «Анналов», как Л. Февр, М. Блок, Ф. Бродель, Ж. Дюби, Ж. Ле Гофф и др.

В отечественной науке проблема ментальностей поднималась в творче­стве М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Вяч. Вс. Иванова, Б.А. Успенского, В.Н. Топорова, А.Я. Гуревича и др.

Марсель Мосс (Marcel Mauss, 1872-1950 гг.) —; французский социальный антрополог, этнолог, культуролог. Работа о коллективно внушенной мысли о смерти написана Мос- сом в 1926 году и представляет собой яркую попытку описания ментальности предста­вителей традиционных обществ (Более подробно о М. Моссе см. в разделе «гФизическая культура»).

Марсель Мосс ФИЗИЧЕСКОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ИНДИВИДА КОЛЛЕКТИВНО ВНУШЕННОЙ МЫСЛИ О СМЕРТИ (АВСТРАЛИЯ, НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ)

<...> Как я отмечал, в очень многих обществах навязчивая мысль о смерти, имеющая чисто социальное происхождение, без всякой примеси индивидуальных факторов, способна произвести такие умственные и фи­зические разрушения, так подействовать на сознание и тело индивида, что вскоре вызывает его смерть без каких-либо внешних или поддающих­ся обнаружению нарушений. Я обещал представить подкрепленные до­кументами факты, доказательства и если не анализ, то, по крайней мере, его попытку. Предлагаю их для обсуждения и критики. Но вначале опре­делим проблему.