Эллинская мудрость

Мудрость эллинов связана с конкретным человеческим лицом, в чем заключается еще одно ее важное отличие от мудрости Востока – достаточно анонимной, освященной исключительно авторитетом божества, времени и традиции. Это мудрость конкретной личности, причем не далеко отстоящей во времени и легендарной, а современника.

Мудрец озабочен перипетиями судьбы своего ближнего, он обращается к его жизненным проблемам, желая укрепить его в добродетели. Главный предмет мысли здесь – человеческие нравы, поступки, предпочтения и стремления людей. Эллинский мудрец, разумеется, высказывает не частное мнение, а стремится постичь истину человеческой жизни. Мудрость, в конечном счете, это истина, открываемая человеку Богом и сама по себе она есть божественный дар. (Не случайно мы то и дело встречаем в античности утверждения – исходящие, например, от Пифагора или Ксенофана, – что подлинно мудр только Бог.) Но в то же время эллинский мудрец далек от того, чтобы обосновывать свои суждения непосредственно авторитетом Бога. Это все-таки человеческая мудрость, хотя бы и вдохновленная свыше. Она может быть подвергнута сомнению, уточнению и развитию, как всякое человеческое дело. Античный мудрец готов к диалогу со слушателем, он способен выслушать его сомнения, откликнуться на его соображения и вопросы. Античная мудрость несет на себе печать человеческого общения, она предельно приближена к переживаниям и заботам конкретной личности. Выражается это и в том, что она не ограничивается глубокомысленными сентенциями.

Эллинская мудрость – это прежде всего и по преимуществу мудрость человеческой жизни. Поэтому она выражает себя в жизни и поступках мудреца более, чем в его суждениях. Собственно, сами мудрые суждения теряют почву вне жизни мудреца. Они по существу своему притчевы, рождаясь как своеобразное резюме конкретных жизненных ситуаций. В этом мы также видим глубокое отличие эллинской мудрости от восточной, которая нетерпима ко всякому сомнению, утверждает себя как непререкаемый авторитет и к тому же свидетельствует о реалиях, чрезвычайно отдаленных от непосредственного течения человеческой жизни. Так что на основе обычного жизненного опыта диалог с ней совершенно невозможен. Ее можно лишь принять как откровение, и следовать ей как сакральной истине.

Схематически отличие эллинской мудрости от восточной можно представить в виде нижеследующей таблицы (с. 109).