ГЛАВА 2. В августе 1907 года Екатеринослав во второй раз посетил председатель «Союза русского народа» Дубровин

В августе 1907 года Екатеринослав во второй раз посетил председатель «Союза русского народа» Дубровин. Главной целью его приезда был опостылевший ему доктор Караваев. Пора было покончить с ним раз и навсегда.

С тех пор, как Александр Иванович впервые услышал фамилию доктора, он внимательно следил за ним. Уехав из Екатеринослава, тот стал вести еще более насыщенную общественную жизнь, связав свою деятельность с Всероссийским крестьянским союзом. Во время работы 1-й Государственной думы он помог крестьянским депутатом объединиться во фракцию трудовиков, став ее неофициальным лидером и работая в ряде комиссий. Присутствуя на заседаниях думы, он был в курсе всех обсуждаемых на ней вопросов и выступал в петербургских и екатеринославских газетах с критикой правительства.

Откуда в этом докторе была такая неуемная энергия? Дубровин не сомневался, что Караваев – еврей, хотя внешность у него была чисто славянская, и дал указание своим помощникам основательно изучить его родословную и биографию. Еврейских корней не нашлось, но выяснилось, что со студенческой скамьи, а учился он в той же Петербургской медико-хирургической академии, что и сам Дубровин (Александр Иванович был по профессии детский врач), доктор возлюбил простой народ, в каникулы выезжал работать в самые глухие уезды и везде наводил порядок, не давая покоя местному начальству.

В Департаменте полиции на него хранилась масса доносов и жалоб. Два раза его арестовывали за революционную деятельность, но за недоказанностью вины отпускали. Он не был революционером, но был гораздо опаснее целого отряда бунтовщиков, поскольку своим мирным культуртрегерством вел не менее разрушительную работу в обществе. Дубровин про себя называл его еврействующим русским.

После разгона I Государственной думы не было сомнения, что Караваев будет баллотироваться во II Думу. Александр Иванович дал указание новому председателю екатеринославского отделения «Союза русского народа» Ковалевскому не допустить, чтобы доктор стал депутатом, вплоть до его убийства. Однако они не смогли расстроить его избирательную кампанию, и на выборах тот получил больше всего голосов.

Город ликовал. В день отъезда Караваева в Петербург перед вокзалом была устроена грандиозная манифестация. Видя такой поворот событий, трое членов Союза: Шкляров, Шелестов и Гринев взялись убить доктора по дороге в Петербург. Однако, как доложил потом Ковалевский Дубровину, Шкляров опоздал на поезд, а Шелестов и Гринев не решились действовать вдвоем, так как к Караваеву была приставлена большая охрана из рабочих. «Струсили, – сделал вывод Дубровин. – Трудно представить, чтобы заведующий сыскным отделом мог так оплошать при выполнении ответственного задания».

В новой думе Караваев стал председателям фракции трудовиков, постоянно выступал против решений правительства и критиковал Столыпина, которого Дубровин, с одной стороны, недолюбливал за прогрессивные нововведения, наносившие удар патриархальным устоям России, с другой, – уважал за преданность Николаю II, стремление премьера поддерживать и укреплять самодержавие. Больше всего Александра Ивановича возмущала деятельность Караваева по его избирательному округу, помощь людям, осужденным за участие в революционных беспорядках.

В центре его правозащитных дел были революционеры и евреи. Судьба последних явно не давала Караваеву покоя. Будучи в Думе членом комиссии по свободе совести, он постоянно выступал за отмену законодательных ограничений для них, а также для поляков и армян, которые, по мнению председателя СРН, в большинстве своем тоже были евреи.

Последней точкой терпения Дубровина стало выступление Караваева по поводу речи Столыпина в думе 16 марта 1907 года. На этом заседании премьер-министр представил большую правительственную декларацию, подробно изложив в ней все последние мероприятия правительства и программу, намеченную на ближайшее будущее. Дума внимательно его выслушала, без тех оскорбительных выкриков, которыми обычно сопровождалось каждое его выступление в 1-й Думе, и в конце разразилась громкими аплодисментами. Столыпин выглядел удовлетворенным.

Но не успел он сойти с трибуны, как его место занял социал-демократ Церетели и набросился на правительство с резкой критикой. Вслед за ним и другие представители левых партий, включая кадетов, обрушили на самого Столыпина и правительство потоки грязи. Когда же правые пытались сказать слово, левые отвечали им криком и шумом. Столыпин решил прекратить эту вакханалию, вышел на трибуну и заговорил таким властным, железным голосом, что весь огромный, только что гудевший и стонавший от криков зал в один миг стих.

– Все ваши нападки, – сказал Петр Аркадьевич, – рассчитаны на то, чтобы вызвать у власти, у правительства паралич воли и мысли; все они сводятся к двум словам: «Руки вверх!» На эти слова правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты, может ответить тоже только двумя словами: «Не запугаете!»

Левые партии набросились на него и правительство с новой силой. В их числе был и Караваев. В одном из своих выступлений он отчитал премьера, произнеся чуть ли не революционную речь. Можно ли было и дальше терпеть такого человека? Дубровин опять отправился в Екатеринослав. На этот раз, чтобы не привлекать к себе особого внимания, он приехал всего на несколько часов, без свиты, в сопровождении одного охранника. «Частное» совещание провели в отдельном кабинете вокзального ресторана. Присутствовали Ковалевский, Шелестов, Оливей, протоиерей Балабанов, Гололобов, Образцов, прокурор Халецкий.

Перед тем, как перейти к основному вопросу – убийству Караваева, Дубровин покритиковал собравшихся за то, что их отделение работает крайне плохо. Он достал из портфеля лист бумаги и зачитал сведения об убийствах в Екатеринославе должностных лиц и полицейских чинов за полтора года. Присутствующие хмуро выслушали его, они и сами прекрасно это знали. Дубровин посоветовал им брать пример с других городов, где члены «Союза» сами ведут поиск террористов, наказывая их по своему усмотрению. Причем наказания заслуживают не только преступники, но и полицейские.

– А полицейские-то за что, им и так достается?

– Неужели не ясно, – раздраженно сказал Дубровин, – за трусость и нерешительность, которые и привели у вас к такому разгулу террора. Все это дело рук евреев. Больше терпеть нельзя. За 1 убитого русского надо убивать 2 жидов, за 2 русских – 3 или 4 жидов и так далее, в возрастающей пропорции. Тогда в следующий раз прежде, чем убивать, они задумаются, чем их поступок будет чреват для них самих и соседей по дому. Жаль нельзя проводить погромы.

Александр Иванович задумался, поглаживая свою густую бороду.

– Погромы, – продолжил он, – великая вещь, но они вызывают возмущение в Европе. Да и наши депутаты используют их для завоевания своего авторитета, особенно старается ваш Караваев. Я никогда не прощу вам, что вы позволили ему стать депутатом и не смогли его ликвидировать.

Дубровский говорил все открытым текстом. Ковалевский поспешил заверить его, что теперь они непременно это сделают. Шкляров обещал сам взяться за убийство. Дубровин смерил его презрительным взглядом. Тот смутился: признал свою прошлую оплошность с опозданием на поезд.

На деталях операции останавливаться не стали, решили заняться этим потом, когда Дубровин уедет. Александр Иванович посоветовал исключить исполнителей убийства из членов СРН: если их поймают, не будут обвинять в преступлении всю организацию, как это произошло с убийством депутатов Герценштейна и Иолиса, вокруг которых пресса и общественность подняли грандиозный скандал.

Имея больших покровителей, Дубровин никого не боялся и уже тем более не испытывал угрызение совести, но ему не нравилось, что некоторые либеральные писаки сравнивали действия СРН с терактами эсеров и анархистов, называя «союзников» уголовниками и бандитами. За убийство Караваева Александр Иванович обещал выдать исполнителям денежное вознаграждение в 3 тысячи рублей.

Попутно Оливей пожаловался Дубровину на городского голову Эзау, выгнавшего местное отделение «Союза» из помещения управы. Александр Иванович с ходу предложил прилюдно выпороть его. В угоду столичному начальнику все одобрительно закивали головами, нашелся даже исполнитель – Шелестов. При этом все удивительным образом забыли, что Иван Яковлевич Эзау не только председатель Городской думы, но и крупный предприниматель, основавший в свое время завод, который, несмотря на нового хозяина – Бельгийское акционерное общество, до сих пор называют его именем. Конечно, никто не собирался подвергать Ивана Яковлевича экзекуции, но сам факт, что все согласились с возмутительным предложением Дубровина и никто не посмел ему возразить, говорил о том, какое сильное влияние он оказывал на екатеринославских деятелей.

– Я вами очень недоволен, - сказал им на прощание Дубровин, – и если не выполните данное вам задание, будем разговаривать по-другому.

Через месяц те же люди собрались в гостинице «Дальний Восток», имевшей в городе дурную славу притона, – Ковалевский и Шкляров соблюдали осторожность. Шкляров еще раз повторил, что сам берется за организацию убийства Караваева и отвечает за него головой. Он нашел людей для убийства. Это были чертежник Брянского завода Шальдо, член «Союза», и муж его сестры, безработный Щеканенко. По совету Дубровина, Шальдо исключили из «Союза».

Ковалевский напомнил о предложении Дубровина убивать евреев за каждого русского и зачитал составленный им заранее текст такого письма. Его единогласно одобрили, решив разослать всем, кто подозревается в неблагонадежности, – такой список давно был в совете «Союза».

Шкляров взялся и за это дело: напечатать письма в типографии и организовать их почтовую доставку.

– Эзау не забудьте, – напомнил ему Балабанов.

– Это уж слишком, – возразил Ковалевский, – администрацию трогать не стоит.

– А я бы и Богдановичу послал, – сказал Машевский.

– Зачем?

– За то, что отказывается вступать в «Союз».

– Прошу вас, господа, – взмолился Ковалевский, – Ивана Петровича оставьте в покое. Я его очень уважаю.

Вскоре многие жители города, среди которых были учителя гимназий и училищ, преподаватели Горного училища, лекторы научного общества, редактора газет, а также целый ряд полицейских чинов получили очень странные письма, подписанные «Группой активной борьбы с крамолой». «Отныне, – говорилось в них, – каждый человек в Екатеринославе, который занимается террором или оскорблением государственных лиц, будет иметь дело с русскими людьми, призванными самим Отечеством навести в городе порядок. За убийство одного городового будут убиты 2 жида, за пристава – 5, за губернатора – 12.

Расправа ждет редакторов газет и чинов полиции, «боящихся крамольников», а также всех, кто сочувствует им и потакает своим молчанием.

В ближайшее время вы получите возможность убедиться в серьезности наших намерений».

Глава городской думы Иван Яковлевич Эзау, получив такое письмо, сразу поехал к губернатору. Тот уже знал о них от председателя научного общества Харитонова. Сам Харитонов и его коллеги были возмущены не только угрозами, но и их ярой антисемитской направленностью. Тон письма прямо указывал на его авторов – «Союз русского народа».

Клингенберг, полностью освоившийся с политической и криминальной обстановкой в Екатеринославе, был недоволен деятельностью этой организации. В этом они сошлись с Богдановичем, который считал, что своими действиями «Союз» вносит только сумятицу в работу полиции и увеличивает в городе преступность. С появлением отдела СРН в городе стали постоянно совершаться нападения на евреев и их избиение. Если же в их число попадали люди, близкие к анархистам и эсерам, то в ответ незамедлительно следовали громкие теракты.

– Как вы думаете отреагировать на эти письма? – спросил Александр Михайлович полковника, срочно вызванного к нему «на ковер». Там же присутствовали Эзау и Харитонов.

– Я бы немедленно запретил деятельность «Союза», но не могу этого сделать по известным вам причинам. Надеюсь, что авторы письма не осмелятся осуществить свои угрозы, а к Вам лично, Иван Яковлевич, мы приставим охрану.

– Вы говорите, не осмелятся осуществить свои угрозы, а их избиение на днях посетителей лавки Спивакова на Меткой улице, а нападение на ателье Рискина, а бомба в магазине Рабиновича?

– Бомбу подложили анархисты. Они перед этим потребовали у Рабиновича выдать им крупную сумму денег, он не выдал, они ему отомстили.…

– Все один черт. В данном случае не вижу никакой разности между действиями этих людей.

– Городская дума сама может принять соответствующие меры: закрыть их газету «Русское дело», запретить занятия боевиков в Потемкинском саду, да и сам боевой отряд распустить.

– Однако, Иван Петрович, – сказал губернатор, – вы не можете отрицать, что революционеры за последнее время поутихли, и в этом немалая заслуга СРН. Они помогают разгонять митинги и сами разбираются с зачинщиками. И купцы просят их охранять базары и пристани, опасаясь взрывов, как это недавно произошло в Одессе на лайнере «Гергий Мерк».

– Полиция в их помощи не нуждается, а анархисты, которые взорвали «Гергий Мерк», нашли способ обойти их боевиков, проникнуть на лайнер и совершить свой теракт. На Брянском заводе сейчас 4000 боевиков, несмотря на это, анархисты убили там Мылова. Вы думаете: за счет чего выросла численность «союзников» на этом заводе? Они стали занимать в цехах самые лучшие места, выживая с завода профессиональных рабочих, тем ничего не остается делать, как вступать в их ряды, чтобы не потерять работу и заработок.

– Вы нас совсем запутали, Иван Петрович. Кто же опасней: анархисты или «союзники»?

– Для меня они все одинаковы.

Богданович по-прежнему многое скрывал от губернатора, который слишком болезненно воспринимал все, что происходило в городе. Последнее время в управление стали поступать жалобы от населения на пропажу ценных вещей во время обысков. Он при­казал произвести расследование. Оказалось, что Шкляров, пользуясь своим положением, выдавал членам боевой дружины удостоверения на право производства обысков. С этими удостоверениями дружинники приходили в участки, брали с собой чинов наружной полиции и вместе с ними производили нужные им обыски, во время которых и происходила пропажа ценных вещей. Богданович категорически запретил начальнику охранки вторгаться в компетенцию полиции. Кроме того, он дал задание проверить, что за народ входит в боевую дружину «Союза». Как он и предполагал, это были люди с уголовным прошлым.

Иван Петрович знал о тайном приезде в Екатеринослав Дубровина, связав появление писем с его приездом: «жиды» и «крамола» – любимые слова председателя СРН. Но с какой целью приезжал сюда Дубровин, пока неизвестно…

– И все-таки я не стал бы сравнивать «союзников» с анархистами, – вывел полковника из размышлений голос губернатора. – Первые как-никак защищают самодержавие, вторые – его разрушают.

– Я говорю только о преступниках, – сказал полковник, недовольный тем, что властям губернатору приходится разъяснять такие очевидные вещи. – Если удастся поймать боевиков, которые избивали в лавке Спивакова евреев, и анархистов, подложивших бомбу в магазин Рабиновича, то тех и других будут судить как людей, совершивших тяжкие деяния, а не как членов какой-то организации. Они представляют для общества одинаковую угрозу.