Quot;Мертвое небо", 1914

Сниженная лексика в поэзии кубо-футуристов выполняет важное задание: она становится знаком, символом текущей исторической реальности, а также показателем отношения к ней. О текущей исто­рической реальностью можно и нужно говорить грубо и даже нецен­зурно, как это, к примеру, делает В. Маяковский в стихах "Нате!", "Вам!" и др.

Футуристы отождествляли поэтическое слово с вещью, приравни­вали его к физическому факту. Отсюда - мысль о том, что "слово-вещь" можно создавать, изобретать. С другой стороны, так же, как у человечества есть прародители (Адам и Ева), так и в языке у всех слов есть некий "прародитель”; некое "праслово". А если так, то все слова - "родственники", особенно близкие по звучанию. К примеру, В. Хлебников выстраивает такие ряды "слов – родственников":

Тело - туша - тень; воскресать - кресало и огниво; дело - душа - день; молодость - молодец - молния; солодка – сладость - солнце - сой - семья - сын - семя - сиять; мерзость - мерзнуть; стыд - стужа; холостой - холод; жить - жечь; горе - гореть - грех - греть; искренний - искра и т.д. и т.п.

Так утверждается единство языка, в котором все слова произошли из одного корня.

На этом строится его теория "корнесловия", согласно которой сближаются, соединяются слова, далекие по смыслу, но близкие по звучанию. Группы идентичных или близких фонем, присущие различным словам, соединяют эти слова в новые семантические группы, создают новые семантические отношения. Значения слов начинают "переливаться" друг в друга, необычайно расширяются, дополняются:

Где быль - лишь радужная боль

О сла ве, о боге, о беге по ве рам,

И где не олений король

Для крали ц ве ты соби ра л ст ар о вера м.

Часто такое сближение, "переливание" смысла строится с использованием имен собственных. У того же Хлебникова такие именами становятся Пушкин, Достоевский, Тютчев:

Но чь смотрится, как Тют ч ев,

Замерное безмерным полня, -…

или:

О Тю тч ев туч! какой загадке

Плывешь один, вверху внемля?..

Такой прием в поэзии называется " анаграммированием ". Нельзя сказать, что до футуристов русская поэзия не знала такого приема, однако последние доводят его до понимания как универсального, структуро- и семантико-образующего. Мастер анаграммированного стиха Владимир Маяковский:

У

Лица.

Лица

У

Догов

Годов

рез-

Че.

Че-

Рез.

"Из улицу в улицу", 1913

Маяковский как поэт будет меняться, но вовсе периоды его творчества принцип анаграммирования останется. И примеру, в поэ­ме "Про это" (1923) можно прочитать:

Пр отиснувшись чудом сквозь тоненький

шну р,

р ас тр уба тр убки ра зинув о ра ву,

пог ро мом звонков г ро мя тишину,

ра зве р г телефон д ре безжащую лаву.

Благодаря отмеченному звуковому комплексу, слова объединяются в единый семантический комплекс, теряют смысловую обособленность, становятся знаками единого мира, в котором синтезировано и физическое, и социальное, и интимное.

С "корнесловием" и анаграммированием связана и футуристичес­кая идея заумного языка. В ее основе - несколько предпосылок.

Во-первых, футуристы считали себя способными переустроить общество, а язык один из элементов этого общества. Значит, именно язык нуждается в переделке в первую очередь. И переделывали, подвергали различным расстройствам, разрушениям, превращая в "разрубленные" слова, причудливые и хитрые звукосочетания, зву­коподражания и т.п.

Во-вторых, поставив во главу угла принцип анаграммирования, футуристы пришли к выводу, что главное в слове - не смысл, не содержание, а звучание, ибо в каждом слове уже заложен образ этого слова, создаваемый звучанием. Вот как, например, объяснял В. Хлебников появление новых, "заумных" слов:

Quot;Возьмем слово лебедь. Это звукопись. Длинная шея лебедя напоминает путь падающей воды, широкие крылья – воду, разливающуюся по озеру. Глагол лить дает лебу - проливаемую воду, а конец слова ядь напоминает черный и чернядь (название одного вида уток). Стало быть, мы можем построить - небеди, небяжеский: "В тот вечер за лесом летела чета небедей".

Осуществляя идею заумного языка на практике, Алексей Круче­ных прибегает к звуковой и графической зауми. Скандальную извест­ность получили такие его строки:

дыр бул щыл

убещ шнур

скум

вы со бу

р л эз

И это еще не все! Процитировав э т о в статье "Слово как таковое". Крученых и Хлебников объявили: "Кстати, в этом пятистишии более русского национального, чем во всей поэзии Пушкина".

Всерьез принимать ни такую "поэзию", ни тем более коммента­рий к ней, разумеется, нельзя. Однако, необходимо иметь в виду: данный пример и другие, ему подобные, были лишь крайним выражением идеи заумного языка.

Игру полусловами и их причудливыми сочетаниями поэт Василий Каменский пытался объяснить, например, так:

Моя поэма - созерцаль,