Понятие о ландшафте

Слово «ландшафт», давшее название целой отрасли географической
науки, первоначально употреблялось для обозначения общей идеи
о взаимосвязанном сочетании различных явлений на земной повер-
хности, и долгое время понятие о ландшафте не имело однозначного
научного толкования со строго ограниченным объемом. Эта давняя
традиция сказывается до сих пор в общем понимании ландшафта,
которое часто встречается в литературе (преимущественно в непро-
фессиональной). Устаревшее «общее» представление о ландшафте,
когда говорят и о «ландшафте группы грибов в лесу», и о «ландшаф-
те Русской равнины», вряд ли приемлемо для современного научного
обихода.

По мере накопления данных о сложности территориальной струк-
туры географической оболочки и развития представлений о разных
уровнях ее внутренней организации все более настоятельной станови-
лась необходимость упорядочения системы природных территориаль-
ных комплексов и в связи с этим самого понятия о ландшафте. В ис-
торическом очерке (см. главу 1) уже были описаны основные этапы
этого процесса. Напомним, что еще в 30-е годы попытки внести
строгое содержание в термин «ландшафт» привели к двум разным
его толкованиям — региональному (или индивидуальному) и типоло-
гическому. Согласно типологическому представлению, ландшафт —
это не конкретный своеобразный участок территории, а «тип» или
совокупность некоторых общих типических свойств, присущих раз-
ным территориям, т.е. по существу отвлеченное понятие.

Типизация явлений, типологический подход к их изучению —
обязательное условие всякого научного исследования, в том числе
и ландшафтного. Но чтобы прийти к понятию о типе, необходимо
изучить некоторое число конкретных объектов. «Тип» не может
появиться как нечто данное, или «готовое», это — результат на-
учного обобщения множества конкретных, или индивидуальных,
ситуаций, реально существующих в природе. Между тем так называ-
емое типологическое понимание ландшафта как бы не оставляет

места для конкретной географической реальности, в нем нет понятия
о тех реально существующих природных территориальных единицах,
или выделах, из которых только и можно путем сравнения и научно-
го обобщения вывести понятие о типе. Кроме того, типологическое
понимание ландшафта не учитывает иерархию геосистем, т.е. их
разноуровенность, наличие различных ступеней территориальной
организации природных комплексов (фаций, урочищ и т.д.), которые
должны типизироваться раздельно. Можно, конечно, употреблять
термин «ландшафт» в типологическом значении, но трудно научно
обоснрвать необходимость такого употребления; притом оно создает
большие терминологические неудобства. Так или иначе нам не
избежать постоянной необходимости прибегать к понятию о конкрет-
ных, т.е. индивидуальных, выделах, из которых складываются типы.
Но для их обозначения пришлось бы придумывать какой-то особый
термин. Не проще ли конкретные территориальные выделы называть
ландшафтами, а их типологические, т. е. классификационные,
объединения — типами ландшафтов, по аналогии с тем, как это
делается в других науках?

Региональная, или индивидуальная, трактовка ландшафта лише-
на противоречий и терминологических неудобств, присущих «типоло-
гическому пониманию». Согласно этой трактовке, ландшафт есть, во-
первых, конкретная территориальная единица; во-вторых, достаточ-
но сложная геосистема, состоящая из многих элементарных геогра-
фических единиц; в-третьих, ландшафт представляет собой основную
ступень в иерархии геосистем.

Указанное представление о ландшафте, намеченное еще
Л. С. Бергом (в более поздних его работах), было четко обосновано
Л. Г. Раменским и развито Н. А. Солнцевым, а также А. А. Григорь-
евым, В. Б. Сочавой, С. В. Калесником и другими географами. Оно
легло в основу наиболее всесторонне разработанной теоретической
концепции ландшафтоведения и было апробировано в ходе много-
численных ландшафтных исследований с прикладными целями.

Ландшафт кратко можно определить как генетически единую
геосистему, однородную по зональным и азональным признакам
и заключающую в себе специфический набор сопряженных локаль-
ных геосистем. Существуют и другие, но довольно близкие определе-
ния, в которых делается акцент на те или иные признаки ландшафта.
Но в силу необходимой краткости любое определение указывает
лишь на самые важные отличительные черты объекта и не раскрыва-
ет всей его сложности. Поэтому обычно определение ландшафта
сопровождается перечнем дополнительных диагностических призна-
ков или условий, которые представляются особенно существенными.

Так, согласно Н. А. Солнцеву, для обособления самостоятельного
ландшафта необходимы следующие основные условия: 1) террито-
рия, на которой формируется ландшафт, должна иметь однородный
геологический фундамент; 2) после образования фундамента после-
дующая история развития ландшафта на всем его пространстве

должна была протекать одинаково (в единый ландшафт, например,
нельзя объединять два участка, из которых один покрывался ледни-
ком, а другой нет, или один подвергался морской трансгрессии,
а другой оставался вне ее); 3) климат одинаков на всем пространст-
ве ландшафта и при любых сменах климатических условий он оста-
ется однообразным (внутри ландшафта наблюдается лишь измене-
ние местных климатов — по урочищам и микроклиматов — по фаци-
ям). При таких условиях, как указывает Н. А. Солнцев, на террито-
рии каждого ландшафта создается строго ограниченный набор
скульптурных форм рельефа, водоемов, почв, биоценозов и, в конеч-
ном счете, простых природных территориальных комплексов — уро-
чищ и фаций, рассматриваемых как морфологические части ланд-
шафта.

В определении Н. А. Солнцева подчеркивается, что ландшафт
есть закономерно построенная система локальных ПТК, и это очень
важно. Однако, с другой стороны, всякий ландшафт одновременно
является частью, или элементом, более сложных региональных
единств, и его следует рассматривать как результат развития и диф-
ференциации географической оболочки и ее высших структурных
подразделений. Единство этих двух особенностей ландшафта опреде-
ляет, как мы увидим дальше, его специфическое узловое положение
в иерархии геосистем. Сочетание двух подходов к ландшафту —
«снизу» и «сверху» — позволяет решить проблему однородности
ландшафта, которая долго служила камнем преткновения при его
определении и вычленении в природе.

Поскольку ландшафт расчленяется на различные фации и урочи-
ща, он, конечно, внутренне неоднороден. Однако это не исключает
однородности ландшафта в отношении определенных строго сформу-
лированных критериев. Такими критериями служат прежде всего
зональные и азональные условия, в отношении которых ландшафт
должен быть однородным. Зонально-азональная однородность ланд-
шафта находит свое выражение в единстве геологического фунда-
мента, типа рельефа и климата; она же определяет генетическое
единство ландшафта, поскольку процесс развития ландшафта проте-
кает при одинаковых внешних условиях. Наконец, отсюда следует
единый план внутреннего строения ландшафта: разнообразие его
морфологических частей не означает, что это разнообразие неупоря-
доченно; напротив, при соблюдении всех перечисленных выше усло-
вий набор фаций и урочищ каждого конкретного ландшафта законо-
мерен и специфичен. Каждому ландшафту присущ характерный
сопряженный ряд фаций и урочищ, располагающихся в определен-
ном порядке. Топологический фациальный ряд следует считать од-
ним из главных критериев ландшафта и одним из показателей его
однородности. Таким образом, понятие «однородность» применитель-
но к ландшафту определяется строго заданными критериями и диа-
лектически сочетается с представлением о его разнородности.

Обратимся к примерам, для чего воспользуемся фрагментом

ландшафтной карты (рис. 26) из Атласа Ленинградской области
(1967 г.). Этот фрагмент охватывает части территории пяти лан-
дшафтов, причем различными условными знаками схематично (со-
ответственно мелкому масштабу карты) показаны основные морфо-
логические подразделения ландшафтов — главные типы урочищ,
а в некоторых случаях — так называемых местностей. Все ландшаф-
ты расположены в зоне тайги, в ее южной подзоне и в пределах
Северо-Западной ландшафтной провинции, относящейся к стране
Русская равнина и Восточно-Европейскому сектору. Таким образом,
все ландшафты однородны по зональным и секторным признакам,
чего нельзя сказать об азональных. Поэтому в данном случае разли-
чия между ландшафтами определяются преимущественно азональ-
ными факторами.

Всю центральную часть рис. 26 занимает Лужско-Оредежский
ландшафт (I)¹. Он расположен на южном склоне Балтийского щита,
перекрытом осадочными толщами протерозоя и палеозоя. Складча-
тое основание лежит на абсолютных отметках около - 400 м и глуб-
же. Коренные породы, формирующие дочетвертичный рельеф струк-
турно-денудационной девонской равнины, представлены красноцвет-
ными песками и песчаниками с прослоями глин старооскольского
горизонта среднего девона. На междуречьях они повсеместно пе-
рекрыты четвертичными отложениями, преимущественно размытой
(абрадированной) верхнечетвертичной мореной (валунным суглин-
ком) мощностью 5—8 м, которая формирует современный рельеф
и служит основной почвообразующей породой. Местами поверх мо-
рены встречаются пятна озерно-ледниковых суглинков и глин. По
характеру рельефа ландшафт представляет собой низменную (пре-
обладающие высоты — около 60—70 м над уровнем моря) плоско-
волнистую моренную равнину, абрадированную озерно-ледниковыми
водоемами, с локальными морфологическими деталями (озерно-
ледниковые впадины, конечно-моренные гряды, озы).

Климат ландшафта можно считать типично южнотаежным уме-
ренно-континентальным (табл. 4). Все природные компоненты в об-
щем достаточно типичны для данной ландшафтной подзоны и про-
винции. Такие компоненты, как почвы и растительный покров,
существенно дифференцируются по фациям и урочищам. Общий
план внутреннего (морфологического) строения ландшафта хорошо
отображается даже на схематичной ландшафтной карте (см. рис.
26). Различные геосистемы локального уровня закономерно сменяют
друг друга по мере ослабления дренирующей роли долин, образуя
следующий ряд:

1) дренированные приречные склоны на бескарбонатном валун-

¹Собственные названия ландшафтов даются в основном по гидрографическим
и орографическим объектам.

ном суглинке с ельниками кисличными и дубравнотравяными¹ на
среднеподзолистых почвах;

2) плоско-волнистые междуречья с кратковременно-избыточным
увлажнением на тех же отложениях, но сверху (0,3—0,8 м) более
легких (двучленных), с ельниками черничными на сильноподзоли-
стых глееватых почвах²;

3) плоские междуречья с длительно-избыточным увлажнением на
тех же отложениях с ельниками долгомошными на торфянисто-

подзолисто-глеевых почвах, переходящими на окраинах болот в со-
сняки сфагновые на торфяно-подзолисто-глеевых и торфяно-глеевых
почвах (9 на рис. 26);

4) верховые болота, занимающие внутренние части междуречий
с постоянным застойным увлажнением (12 на рис. 26).

Кроме урочищ этого основного ряда локально встречаются неко-
торые второстепенные (подчиненные) геосистемы (впадины с о'зер-
но-ледниковыми песками и ленточными глинами, долины рек и ручь-
ев, озера).

К востоку от Лужско-Оредежского ландшафта расположен Тос-
ненско-Волховский ландшафт (II). Он приурочен к древнему пони-
жению в рельефе коренных девонских пород, которые здесь в основ-

ном представлены верхнедевонской карбонатной толщей, повсемест-
но перекрытой четвертичными отложениями. В позднеледниковое
время впадина была занята обширным приледниковым водоемом,
оставившим мощную (до 15 м в центральной части) толщу ленточ-
ных глин. Поверхность ландшафта плоская, слабо террасированная,
преобладающие высоты над уровнем моря — всего 30—40 м. Более
восточное положение по сравнению с предыдущим ландшафтом
сказывается в климате (см. табл. 4): зима несколько суровее (что
особенно заметно по экстремальным температурам), лето теплее;
общая теплообеспеченность увеличивается, но безморозный период
сокращается. Количество осадков существенно не изменяется.

Тяжелые водоупорные грунты и плоский рельеф обусловливают
слабый дренаж водораздельных пространств и развитие заболачива-
ния. Общий план морфологического строения аналогичен тому,
который был описан для Лужско-Оредежского ландшафта, но уро-
чища формируются здесь на ином субстрате и несколько ином
климатическом «фоне». Ленточные глины богаче морены первичными
минералами и микроэлементами; местами сказывается влияние кар-
бонатности коренных пород. В естественном растительном покрове
дренированных урочищ нередко среди господствующих ельников
встречаются широколиственные деревья.

В юго-западном направлении Лужско-Оредежский ландшафт
сменяется Лужско-Плюсским (III). По коренному фундаменту он не
отличается от Лужско-Оредежского, однако четвертичная толща
и современный рельеф имеют принципиально иные черты. Здесь
гряды камовых холмов высотой до 153 м над уровнем моря череду-
ются с впадинами, сложенными озерно-ледниковыми песками и супе-
сями. Характерна большая пестрота и контрастность местоположе-
ний и морфологических единиц ландшафта. В отличие от двух
предыдущих ландшафтов, где в естественном покрове преобладают
еловые леса, в Лужско-Плюсском господствуют сосняки разных
типов — от сухих лишайниковых до заболоченных сфагновых. При-
мечательно наличие флористически обогащенных «лужских боров»,
в которых встречаются даже степные виды. Южное положение
ландшафта ясно отражается в климате: среди рассматриваемых
пяти ландшафтов Лужско-Плюсский выделяется наиболее высокой
теплообеспеченностью и наиболее длительным безморозным перио-
дом. В характере многих фаций наблюдаются признаки перехода
к подтайге.

Верхнелужский ландшафт (IV) также достаточно специфичен.
Подобно Лужско-Оредежскому, это типичная низменная (60—
70 м над уровнем моря) слабодренированная моренная равнина,
абрадированная озерно-ледниковыми водами. Однако коренными
породами здесь служат не пески и песчаники среднего девона,
а верхнедевонские карбонатные породы — известняки, доломиты,
мергели. Благодаря этому обстоятельству морена обогащена карбо-
натами и на ней формируются плодородные дерново-карбонатные,

а также слабоподзолистые почвы. В климате также прослеживаются
изменения в сторону увеличения запасов тепла. В результате здесь
наблюдаются некоторые черты природы, сближающие этот лан-
дшафт с подтаежными. Для плакорных (дренированных) урочищ
в прошлом были характерны еловые леса с участием клена, липы,
вяза, ясеня, дуба, лещины. Но из-за слабого дренажа преобладают
междуречные урочища с заболоченными лесами на темноцветных
дерново-глеевых почвах, обладающих высоким потенциальным пло-
дородием, а глубинные части междуречий заняты огромными бо-
лотными системами.

Наконец, Ижорский ландшафт (V), часть которого попадает
в границы участка, представленного на рис. 26, пожалуй, наиболее
своеобразен. Он приурочен к древнему дочетвертичному плато,
бронированному ордовикскими известняками. Платообразная повер-
хность, выработанная в известняках, приподнята над окружающими
территориями (преимущественно до 120—150 м над уровнем моря).
Коренные породы обычно перекрыты маломощным карбонатным
валунным суглинком. Относительно более высокое гипсометрическое
положение по сравнению с соседними ландшафтами сказывается
в довольно значительном понижении теплообеспеченности, а также
в сокращении безморозного периода и некотором увеличении количе-
ства осадков. Однако богатство субстрата кальцием придает лан-
дшафту более южный, подтаежный, облик. До освоения здесь про-
израстали богатые хвойно-широколиственные леса на почвах дерно-
во-карбонатного типа. Другие характерные индивидуальные черты
Ижорского ландшафта — хороший дренаж, наличие карстовых
форм рельефа, почти полное отсутствие поверхностной гидрографи-
ческой сети (поверхностные воды интенсивно поглощаются трещино-
ватыми известняками). Морфология этого ландшафта сравнительно
простая: доминируют волнистые плакорные урочища, ныне в значи-
тельной степени освоенные. Подчиненную роль играют группы мо-
ренных холмов или гряд, небольшие озовые гряды, понижения,
заполненные озерно-ледниковыми супесями (иногда с озерами),
небольшие болота, а также карстовые воронки и провалы.

Генетические, морфологические и другие различия между описан-
ными ландшафтами находят отражение в степени и характере их
хозяйственного использования, что может служить дополнительным,
хотя и косвенным, диагностическим признаком ландшафта, точнее —
его ресурсного и экологического потенциала. Так, Ижорский лан-
дшафт резко выделяется высокой сельскохозяйственной освоенно-
стью (распахано 30% площади). Второе место занимает Верхнелуж-
ский ландшафт (17%), а остальные сильно отстают по этому показа-
телю (5—8%). В этих цифрах хорошо отражается неодинаковое по
ландшафтам соотношение основных природных факторов земледе-
лия (плодородие почвы, теплообеспеченность, естественная дрениро-
ванность территории, пересеченность рельефа и др.).

Хотя в рассматриваемых примерах широтные изменения климата

не настолько существенны, чтобы вызвать зональную смену лан-
дшафтов, эта смена все же постепенно подготавливается. Количе-
ственные изменения основных климатических показателей по широте
заметить нетрудно (особенно сравнивая данные (в табл. 4) для
Ижорского, Лужско-Оредежского и Лужско-Плюсского ландшаф-
тов), так что полностью исключить в данном случае влияние зональ-
ного фактора на формирование ландшафтов нельзя. Если же про-
должить наш анализ за южную рамку фрагмента ландшафтной
карты (см. рис. 26), то вскоре появятся типично подтаежные лан-
дшафты. В сущности Лужско-Плюсский и Верхнелужский ландшаф-
ты уже имеют переходный зональный характер. Подтаежные же
черты Ижорского ландшафта обусловлены своеобразием его фунда-
мента, т. е. имеют азональную природу.

В горах ландшафты выделяются в пределах отдельных высотных
ярусов. Что касается соотношения между ландшафтами и высотны-
ми поясами, то в сущности пояса надо рассматривать как морфоло-
гические части ландшафтов. Как уже указывалось в главе 2, высо-
тные пояса отнюдь не всегда выражены в виде сплошных полос, они
охватывают участки, генетически разнородные и часто территори-
ально разобщенные. Фрагменты различных поясов нередко образуют
сложную мозаику, сочетаясь в одном ландшафте на разных экспози-
циях и формах рельефа. В условиях относительно простой системы
высотных поясов (например в тундровой, таежной зонах) ландшаф-
ты часто не выходят за пределы одного высотного пояса (горно-
тундрового, горнотаежного). Но в более сложных условиях, при
переплетении контрастных элементов различных поясных рядов,
ландшафт может включать части разных поясов. При этом один из
них может быть доминантным, образуя как бы общий фон ландшаф-
та, а другие — представлены лишь более или менее значительными
фрагментами; но в иных случаях к одному ландшафту относятся
сопряженные участки различных поясов в рамках того или иного
высотного ландшафтного яруса (низко-, средне- или высокогорно-
го). Таким образом, здесь мы видим аналогию с равнинными ланд-
шафтами, в которых определенные урочища могут создавать общий
фон либо разные урочища образуют сопряженные ряды или же более
сложные территориальные комбинации.

Территориальные соотношения между ландшафтами и высотны-
ми поясами на примере бассейна р. Теберды (северный склон Боль-
шого Кавказа) иллюстрирует рис. 27. Легенда картосхемы построена
в виде матрицы, в которой горизонтальным рядам соответствуют
высотные пояса (обозначены арабскими цифрами), а вертикальным
колонкам - ландшафты (обозначены римскими цифрами). На схеме
видно, что некоторые пояса имеют непрерывный характер (во всяком
случае, в границах данной картосхемы), но другие — фрагментарны.
Так, фрагменты пояса темнохвойных лесов приурочены к наиболее
увлажненным долинам и придолинным склонам среднегорья. Наибо-
лее фрагментарным распространением отличаются пояса сосновых

лесов и горных степей: они приурочены к сухим южным склонам,
лежащим в ветровой тени. Участки субальпийского криволесья,
напротив, встречаются только на северных склонах.

Части одного и того же пояса встречаются на разных геологиче-
ских фундаментах и в разных ландшафтах. Большинство ландшаф-
тов, как мы видим, имеют неоднородную высотнопоясную структуру,
хотя один из поясов может играть роль доминантного. Но ландшафт
не должен выходить за пределы одного высотного яруса. Принад-
лежность к конкретному ярусу обеспечивает единство геологического
фундамента, основных климатообразующих процессов и генетиче-
скую целостность ландшафта, а также определенную однородность
его высотнопоясной структуры. Заметим, что каждому ярусу прису-
ща особая часть высотнопоясного ряда, заключающая генетически
и структурно близкие пояса. Это четко прослеживается и на рис. 27.
В матричной легенде ясно обособляются две группы ячеек (кле-
ток) — в правом верхнем и левом нижнем углах. Первая охватывает
всю высокогорную группу геосистем — как ландшафтов, так и высо-
тных поясов, а вторая — среднегорную. Нетрудно заметить, что
среднегорному ярусу присущи горно-лесные высотные пояса (с экс-
позиционными фрагментами горно-степных), тогда как в высоко-
горном ярусе наблюдается особый набор поясов — от субальпийско-
го до нивального. Таким образом, специфика средне- и высокогор-
ных ландшафтов проявляется достаточно ярко через их характерные
высотно-поясные структуры.

Полный ряд ярусов и поясов — снизу доверху — служит диагно-
стическим признаком не ландшафта, а региональных систем более
высокого ранга, а именно ландшафтных округов, которые рассмат-
риваются в главе 6, посвященной физико-географическому райони-
рованию.

Внимание ландшафтоведов давно привлекает вопрос об основной
ступени, или единице, в иерархии природных территориальных ком-
плексов (геосистем). Хотя отдельные специалисты отрицали необхо-
димость подобной «узловой» категории, опыт исследовательской
работы и практической деятельности ландшафтоведов свидетель-
ствует о реальности основной единицы и об ее важном значении для
упорядочения как разнообразных фактов, относящихся к ландшаф-
товедению, так и его теоретических основ. Такой единицей и служит
ландшафт, занимающий узловое положение на стыке геосистем ре-
гиональной и локальной размерностей.

В главе 2 уже были определены принципиальные различия между
региональными и локальными геосистемами и установлено место
ландшафта как низового региона, завершающего систему региональ-
ной дифференциации эпигеосферы. К этому можно добавить, что
изучение региональных и локальных физико-географических единиц
требует применения разных методов: если локальные ПТК изучают-
ся обязательно в натуре, т. е. путем полевых исследований, включая
стационарные наблюдения и ландшафтную съемку, то познание

высших физико-географических единств основывается, главным об-
разом, на применении камеральных методов исследования, на анали-
зе и обобщении литературных источников, карт, дистанционных
снимков. Особенность ландшафта состоит в том, что его познание
требует применения наиболее широкого комплекса методов — как
полевых, так и камеральных.

А. А. Григорьеву принадлежит мысль о том, что ландшафт — это
наименьшая территориальная единица, сохраняющая все типичные
для данной зоны, области и вообще более крупной, чем ландшафт,
региональной единицы, черты строения географической среды. Ана-
логичные соображения высказывал В. Б. Сочава. Сравнивая ланд-
шафт с региональными системами высших рангов, мы видим, что
последние, представляя собой более или менее сложные территори-
альные сочетания разнородных ландшафтов, гетерогенны в зональ-
ном и азональном отношениях. Поэтому ни одна из высших катего-
рий физико-географического районирования не может служить фи-
зико-географическим эталоном, т. е. олицетворять собой специфиче-
ское территориальное сочетание и региональных, и локальных осо-
бенностей природы, а тем самым представлять характерный местный
комплекс природных условий жизни и деятельности людей, конкрет-
ную местную природную среду.

С другой стороны, как отметил В. Б. Сочава, отдельные урочища
или другие локальные геосистемы не дают полного представления
о местной структуре географической среды и в силу этого не могут
рассматриваться как основные таксономические единицы в ланд-
шафтоведческой иерархии. В мозаике фаций или урочищ можно
встретить системы, не типичные для данного региона и не дающие
всестороннего представления о своеобразии местной природы. В тай-
ге, например, в благоприятных местоположениях встречаются фации
с широколиственными лесами, а в неблагоприятных — «тундрови-
ны», как бы переносящие нас в тундру. Даже такие типичные и ши-
роко распространенные урочища, как болотные в тайге или овраж-
ные в степи, сами по себе еще не дают полной, целостной картины
местной природы. Лишь все урочища или фации, взятые в совокуп-
ности, в характерных территориальных сочетаниях, площадных со-
отношениях и взаимных связях, т. е. как единый ландшафт, создают
целостное представление о физико-географической специфике той
или иной территории.

Изучение локальных геосистем как таковых, вне ландшафта как
целого имеет мало смысла, ибо они значительно более открытые
системы, чем ландшафт, и существуют лишь как его части во взаи-
модействии с другими, сопряженными локальными геосистемами.
Любая фация или любое урочище обязательно предполагает нали-
чие определенного другого или нескольких других урочищ и фаций.
В самом деле, фация средней части склона существует только пото-
му, что есть фации нижней и верхней частей того же склона. Вер-
шинных фаций не бывает без склоновых, овражных урочищ — без

водораздельных, холмы предполагают наличие котловин и т. д. Та-
ким образом, основным объектом ландшафтного исследования долж-
ны быть не отдельные морфологические части ландшафта, а их
сопряженные системы в пределах такой территории, которая доста-
точна для выявления их закономерных сочетаний, а это и есть ланд-
шафт.

Заметим, что отдельные фации и урочища, по замечанию
Н. А. Солнцева, не оригинальны. Сходные фации и урочища мно-
гократно повторяются, индивидуальные черты у них отступают на
последний план, и исследуются эти геосистемы, как правило, в типо-
логическом разрезе. Это значит, что географ не должен изучать
каждую конкретную фацию, каждое конкретное урочище, достаточно
выбрать по нескольку представителей из каждого типа. При изуче-
нии высших региональных единств, напротив, необходимо применять
индивидуальный подход, а типологический подход играет второсте-
пенную роль или практически вовсе теряет значение. Имея дело
с ландшафтами, приходится обращать внимание как на индивиду-
альную специфику каждого из них, так и на типологические осо-
бенности различных групп ландшафтов, и трудно сказать, что важ-
нее в данном случае. При изучении ландшафта, следовательно,
в наибольшей степени сочетаются оба подхода к изучению геосистем.

Внутри ландшафта наблюдается более тесная сопряженность
между различными геосистемами, чем вне его. В. Б. Сочава считает,
что ландшафт представляет собой систему, имеющую свой тип
регионального метаболизма — малого, регионального, круговорота
вещества и энергии. Это значит, что интеграционные процессы
в ландшафте выражены сильнее, чем в крупных региональных
системах — физико-географических странах, секторах и др. Поэтому
никакая другая геосистема, кроме ландшафта, не представляет
лучших возможностей для изучения процессов географической ин-
теграции и дифференциации.

Основные свойства геосистем, их структура, функционирование,
динамика, эволюция наиболее полно раскрываются при изучении
ландшафтов. В комплексах этого ранга можно проследить сложные
и разнообразные потоки вещества и энергии, и соотношения между
вертикальными и горизонтальными системами географических свя-
зей. Если первичной ячейкой для анализа вертикальных связей
служит фация, то горизонтальные связи можно выявить лишь при
изучении ландшафта как целого, т.е. присущих ему сопряженных
фациальных рядов. Подобные ряды, специфические для разных
ландшафтов, служат основой для познания интеграционных процес-
сов в геосистемах.

Ландшафт — значительно более автономная и более устойчивая
система, чем фация или урочище. Он труднее поддается преобразо-
ванию, чем его морфологические части. Это обстоятельство имеет
важное практическое значение в связи с проблемами оптимизации

растущего хозяйственного воздействия на природный комплекс
(о чем подробнее говорится в последней главе книги).

С социально-экономической точки зрения ландшафт представля-
ет собой низовой природно-ресурсный экологический район. Выде-
ление ландшафта по принципу зонально-азональной однородности
обеспечивает охват всех природных ресурсов в их характерном,
специфическом территориальном сочетании. Каждый ландшафт за-
ключает индивидуальный комплекс природных ресурсов — тепловых,
водных, минеральных, биологических. Тем самым он обладает опре-
деленным хозяйственным и экологическим потенциалом, например
сельскохозяйственным, энергетическим, рекреационным и т. д. На
этом основании В. Б. Сочава, В. Б. Четыркин и другие исследователи
пришли к заключению, что ландшафт — это такой природный ком-
плекс, в отношении которого можно ставить вопрос о едином направ-
лении хозяйственного развития, что он «представляет собой наи-
меньшее пространство, на котором могут быть осуществлены едино-
образные приемы хозяйственного использования» ' и может рассмат-
риваться как «базовая категория при... разработке рекомендаций по
комплексному учету природных условий в региональном планирова-
нии хозяйственной деятельности»².

Рассматривая различные ландшафты, например с точки зрения
условий развития сельскохозяйственного производства, мы замеча-
ем, что каждый из них в этом отношении представляет своеобразную
целостность, определяемую специфическим сочетанием региональ-
ных и локальных условий. К региональным («фоновым») характери-
стикам ландшафта относятся, в частности, общие агроклиматиче-
ские условия — тепло- и влагообеспеченность, которые зависят от
положения ландшафта в системе зон, подзон, секторов и высотных
уровней (ярусов). Локальные условия (точнее локальное разнообра-
зие) определяются морфологией ландшафта и выражаются в зако-
номерном наборе участков, различающихся по микроклиматам, ук-
лонам поверхности, естественной дренированности, почвенным раз-
ностям и другим местным особенностям. Эти участки, соответствую-
щие морфологическим подразделениям ландшафта, с сельскохозяй-
ственной точки зрения представляют собой типы земель, или естес-
твенных угодий, и в совокупности образуют земельный фонд данного
ландшафта. Агропроизводственное значение ландшафта состоит,
следовательно, в том, что, с одной стороны, в нем находит выраже-
ние определенная общая региональная специфика природных усло-
вий, а с другой — характерная структура земельного фонда, позво-
ляющая разрабатывать конкретные дифференцированные рекомен-
дации по рациональному использованию земель.

Это можно проиллюстрировать на примерах нескольких ланд-

¹ Сочава В. Б. Введение в учение о геосистемах. Новосибирск, 1978. С. 170.

² Крауклис А. А., Снытко В. А. Изучение функциональных взаимоотношений
между географическими фациями в ландшафте/ Структура, динамика и развитие
ландшафтов. М., 1980. С. ПО.

шафтов, схематически отображенных на рис. 26. Наиболее высоким
сельскохозяйственным потенциалом среди них выделяется Ижорский
ландшафт, что определяется прежде всего плодородием дерново-
карбонатных почв. Кроме того, сельскохозяйственному освоению
здесь способствуют хороший дренаж (отсутствие переувлажнения
земель), платообразный рельеф с небольшими уклонами,
благоприятствующий созданию крупных полевых массивов, хотя
общая (фоновая) теплообеспеченность несколько понижена по срав-
нению с соседними ландшафтами. На втором месте следует поста-
вить Верхнелужский ландшафт. Почвы здесь также плодородны,
тепла даже больше, чем в Ижорском ландшафте, поверхность
ровная, удобная для распашки, но обширные площади междуречных
урочищ подвержены длительному переувлажнению и не могут быть
освоены без осуществления сложных и дорогостоящих мелиоратив-
ных мероприятий.

Лужско-Плюсский ландшафт по сельскохозяйственному потенци-
алу значительно уступает предыдущему. Он характеризуется боль-
шой пестротой земельного фонда, связанной с пересеченностью
камового рельефа, наличием крупных площадей заболоченных уро-
чищ, а также болот. Общий «фоновый» недостаток — бедность почв,
преимущественно песчаных по механическому составу. Позитивный
природный фактор — относительно повышенная теплообеспечен-
ность, но в силу особенностей структуры земельного фонда сельско-
хозяйственная освоенность имеет выборочный характер и пахотные
земли разбросаны небольшими массивами.

Не останавливаясь подробно на двух других ландшафтах, отме-
тим лишь, что их сельскохозяйственный потенциал очень невысок.
По фоновым характеристикам климата и почв эти ландшафты
можно отнести к «средним», т. е. типичным для северо-запада южной
тайги и вполне пригодным для сельскохозяйственного освоения.
Однако морфологическое строение их таково, что они могут быть
использованы лишь выборочно. Значительная часть территории за-
нята заболоченными урочищами, а освоение обширных систем водо-
раздельных торфяников практически исключено. В результате сель-
скохозяйственное освоение приобрело здесь типично приречный ха-
рактер. Описанные различия между ландшафтами хорошо отра-
жаются в показателях их современной распаханности, которые ранее
уже были приведены.

Таким образом, необходимость выделять в иерархии геосистем
основную, или узловую, единицу диктуется не только теоретическими
соображениями, но имеет и глубокий практический смысл. Ланд-
шафт играет как бы организующую роль в необозримом многообра-
зии геосистем различных уровней и рангов. По мнению В. Б. Сочавы,
в ландшафте совмещаются все частные (отраслевые) системы рай-
онирования, т. е. с ландшафтом совпадают районы климатические,
геоморфологические, почвенные и другие, и представление о лан-
дшафте тем самым имеет организующее значение не только для

собственно физической географии, но и для отраслевых физико-
географических дисциплин.